. Гоголиные выводки я встречал часто и один раз видел, как гоголь-утка
везла на своей спине крошечных гоголят, покрытых сизым пухом, и плыла с ними
очень быстро. Я слыхал об этом прежде от охотников, но, признаюсь, не вполне
верил.  Невольно представляется вопрос: отчего бы и  другим уткам  не делать
того  же?  Отчего именно гоголиной  утке  нужна такая особенность, тогда как
гоголята проворнее всех других утят?

     Ко всему  мною сказанному  надобно  прибавить,  что  гоголи встречаются
всегда в небольшом числе и не везде, а только на водах  довольно глубоких  и
рыбных и  что различия утки от селезня в цвете перьев я никогда не  замечал.
Гоголи пропадают осенью очень  рано.  Мясо их  нестерпимо воняет рыбой и  на
вкус горько и противно. Жирных гоголей я не видывал.

     В заключение  повторю, что описанная мною утка есть настоящий гоголь со
всеми  его  замечательными особенностями,  а называемые  иногда  большого  и
малого рода гоголями утки-рыбалки - не что иное, как гагары.


        "4. ЛЫСУХА, ИЛИ ЛЫСЕНА (Водяная курица)"

     Гоголем заключилось отделение  уток.  Лысуха, или лысена, по устройству
своего  тела,  особенно шеи и головы,  по  беловатому,  острому,  совершенно
куриному носу,  даже по своему неровному  плаванью и  непроворному  нырянью,
несмотря на постоянное пребывание на мелкой воде, отличается от утиных пород
и по справедливости может назваться водяною курицею. Имя лысухи, или лысены,
без  сомнения,  дано ей потому, что у  ней на лбу лежит как будто припаянная
белая,  гладкая  бляха,  весьма  похожая  на  большую,  очищенную  от шелухи
миндалину,  отчего голова  издали кажется лысою.  Эта белая, будто костяная,
бляха  есть  не  что  иное,   как   мясистый   нарост,   покрытый   крепкою,
скорлупообразною кожею.  Все лысухи без исключения,  и  самцы и самки (между
которыми различия я никогда не  замечал), имеют эту бляху,  которая лоснится
на  солнце.  Наружною величиной лысена  в перьях не меньше средней утки,  но
собственно телом - немного больше чирка: цветом  издали вся черная, а вблизи
черновато-сизая или дымчатая; ноги  хотя торчат  в заду, как у нырка, но все
не так, как  у гагар и  гоголя;  она может на них  опираться  больше других,
настоящих уток-рыбалок,  и  даже  может  ходить. На ногах  у лысены,  повыше
первого  сгиба,  из-под мягких  сизых перьев  лежат желто-зеленые поперечные
полосы в полпальца шириною;  зеленоватый цвет  виден даже на последнем сгибе
ног до самой лапы; он  проглядывает сквозь свинцовый цвет,  общий ногам всех
лысен; лапы их  на солнце  отливают грязно-перламутровым  глянцем; перепонка
между  пальцами  толстая,  вырезанная городками, отчего они  и  не могут так
ловко плавать, как другие утки. Все ноги их исчерчены правильными беловатыми
линиями,  поперечными  и продольными,  образующими  маленькие  квадратики  и
городки; нижняя  сторона лап темно-свинцовая;  хвост самый короткий, темный.
Надобно  заметить,  что  одно  только  устройство ног заставляет  причислить
лысуху   к  породе  уток-рыбалок;  во  всем  остальном,  кроме   постоянного
пребывания на воде, она не  сходна с ними. Летают лысухи плохо и поднимаются
только в крайности: завидя какую-нибудь опасность, они, покрикивая особенным
образом, как будто стоная или хныкая,  торопливо  прячутся  в камыш,  иногда
даже пускаются в бег,  не  отделяясь от  воды и хлопая  по ней крыльями, как
молодые утята;  то  же делают,  когда  хотят  подняться  с воды,  покуда  не
разлетятся  и  не  примут  обыкновенного  положения  летящей  птицы.  Весной
появляются довольно  поздно и пропадают  рано  осенью: прилета и  отлета  их
стаями  и  даже парами я  не  замечал. Обыкновенное  местопребывание лысух -
стоячие воды, пруды и озера с камышами; они любят  держаться на мелкой воде,
даже  у  самых берегов,  потому  что  их  пища  преимущественно  состоит  из
насекомых,  водяных трав  и  даже  тины,  для  чего нужно  им доставать дно.
Впрочем,  питаются и рыбой,  если она попадется,  и  всегда ею  пахнут, хотя
гораздо  менее  уток-рыбалок. К  осени  лысены бывают очень жирны  и были бы
довольно  вкусны,  если  б не  рыбный  запах,  который, однако,  значительно
уменьшается, если содрать с лысены кожу и потом уже ее жарить.

     Я уже сказал, что нашел однажды пловучее гнездо гагары; точно такого же
устройства попалось мне гнездо и лысухи.  Оно  держалось довольно  высоко на
воде,  мало в нее погружаясь. Лысена  плавала кругом.  Гнездо было  свито из
сухой осоки и особенной породы  мягкого, толстого, также сухого камыша. Одна
сторона гнезда, по  которой взлезала и слезала лысена, была  обмята и пониже
других.  Дно гнезда  внутри  и  круглые  боковые стенки почти  доверху  были
вымазаны и даже промазаны очень гладко, искусно и  прочно собственным  калом
лысухи,  отвердевшим,  как  каменная  штукатурка  (*  Что  эта  обмазка  или
штукатурка есть не что иное, как помет  лысены - убедиться нетрудно,  сличив
обмазку с  свежим пометом, которого всегда бывает довольно на верху гнезда);
на дне лежала настилка из черных  перьев и темного пуха, выщипанного матерью
из  своей  хлупи,  и,  наконец,  девять  яиц   (немножко  поменьше  куриных)
прекрасного темно-сизого, слегка  зеленоватого цвета с глянцем,  испещренных
белыми крапинками. Очевидно было, что гнездо прикреплялось к камышу  (тем же
самым калом), и очень крепко, потому что верхушки двух перерванных камышин и
одна выдернутая или перегнившая у корня,  плотно  приклеенные к боку гнезда,
плавали вместе с ним  по воде,  из чего можно заключить, что когда гнездо не
было оторвано от камыша, то воды не касалось. Я собирал тогда яйца всех птиц
и  без  памяти обрадовался  такой  редкой находке. Я  взял  бережно  гнездо,
поставил его в лодку и поспешно поплыл домой: лысуха, покрикивая, или, лучше
сказать,  похныкивая,  провожала  меня  чрез  весь  пруд,  почти  до  самого
мельничного  кауза  (*  Кауз -  дверцы, в  которые течет  вода  по трубам на
водяные колеса. Около Москвы называют его дворец (дверец?)).

     Маленькие цыплята  лысены  бывают покрыты  почти черным пухом.  Мать не
показывает к  детям такой сильной горячности,  как добрые  утки  не рыбалки:
спрятав  цыплят, она не  бросается на глаза  охотнику, жертвуя собою,  чтобы
только отвесть его в другую сторону, а прячется вместе с детьми, что гораздо
и разумнее.

     Охотники редко без особенных причин стреляют лысух, и потому  они очень
смирны; мясо их  незавидного  вкуса, даже и черный пух не так длинен и густ,
как пух уток-рыбалок.  Впрочем, он им не так нужен,  потому что лысухи много
времени проводят сидя  и даже ходя  по плоским берегам пруда или озера, а не
беспрестанно  плавают  по воде.  Чуваши, мордва и татары  охотно едят лысух,
если они им попадутся, и мне случалось дарить их  этим лакомством. В местах,
где  я  живал  в  Оренбургской  губернии,  лысены  водятся  во  множестве  и
составляют какую-то  необходимую  принадлежность  прудов  и  озер.  Было  бы
странно  подойти или  подъехать к камышистому пруду  и  не  увидеть  на  нем
порывисто двигающихся  в разных направлениях черных кочек с белыми костяными
бляхами,  чем  кажутся  издали  лысены,  и  не услышать их  тихого,  грустно
хныкающего голоса: картина была бы неполна.


        "РАЗРЯД III"


        "ДИЧЬ СТЕПНАЯ, ИЛИ ПОЛЕВАЯ"


        "СТЕПЬ"

     Собираясь говорить о степной дичи, я  считаю нужным рассказать все, что
знаю о месте ее жительства.

     Слово степь имеет у нас особенное  значение и  обыкновенно представляет
воображению   обширное   пространство   голой,   ровной,   безводной  земной
поверхности; многие степи  таковы действительно, но в Оренбургской губернии,
в    уездах    Уфимском,   Стерлитамацком,   Белебеевском,    Бугульминском,
Бугурусланском и  Бузулуцком (*  Последние три уезда отошли  теперь ко вновь
учрежденной Самарской губернии), степи совсем не таковы: поверхность земли в
них  по большей  части  неровная,  волнистая,  местами довольно лесная, даже
гористая, пересекаемая  оврагами  с родниковыми ручьями,  степными речками и
озерами.  Всякое пространство ковылистой нови,  никогда  не паханной  земли,
иногда  на несколько  сот  верст в окружности, а иногда небольшое, зовут там
степью. Такие  степные места, как следует по-настоящему называть  их, бывают
чудно  хороши  весной  своею  роскошною,  свежею  растительностью.  Сочными,
пышными, высокими травами и цветами покрыта их  черноземная  почва, особенно
по  долинам  и  равнинам  между  перелесками.  В  благоприятный год  степные
сенокосы обильнее и лучше заливных  лугов. Только по скатам величавых горных
хребтов,  которые вдоль  по  рекам,  речкам  и суходолам перерезывают иногда
степные сырты и увалы, попадаются горные породы мелкорослых трав: особенного
вида  приземистый, рассыпчатый ковыль, сизый  горный шалфей, белая низенькая
полынь, чабер и богородская трава. Особенным  ароматом наполняют они воздух,
и кто не ночевывал летом в  наших степях на покатостях горных кряжей, тот не
может  иметь понятия  о благорастворенном, мягком, живительном  их  воздухе,
который  здоровее  даже  лесного. Целебные качества степных трав и  степного
воздуха  очевидно  доказываются  удивительным восстановлением  телесных  сил
кочевых  башкирцев,  которые  каждую  весну  выезжают  в свои  степные  кочи
исхудалые, изможденные голодною зимою, и также исцелением множества больных,
уже  приговоренных к  смерти  врачами.  Да  не  приписывают  этого исцеления
употреблению одного кумыса: он мало оказывает пользы без степного корма  для
кобыльих  маток, без  степного воздуха, без жизни в степи.  Рано весной, как
только сойдет снег и станет обсыхать ветошь,  то  есть  прошлогодняя  трава,
начинаются палы, или степные пожары. Это обыкновение выпаливать прошлогоднюю
сухую  траву  для того, чтобы  лучше росла  новая,  не обходится  иногда без
дурных  последствий. Чем ранее начинаются  палы,  тем  они менее опасны, ибо
опушки лесов еще сыры, на низменных местах стоят лужи, а в лесах лежат сувои
снега. Если же  везде сухо,  то степные пожары производят  иногда  гибельные
опустошения:  огонь, раздуваемый  и  гонимый  ветром,  бежит  с  неимоверною
быстротою, истребляя на своем пути все, что  может гореть: стога зимовавшего
в  степях  сена, лесные  колки  (*  Колком называется,  независимо от  своей
фигуры, всякий отдельный лес; у псовых охотников он носит имя острова), даже
гумна с хлебными копнами, а иногда  и самые деревни. Для отвращения подобных
бедствий лет сорок или пятьдесят тому назад  в общем  употреблении было одно
средство:  предварительно  опалить  кругом  стога, лес, гумна  и  деревню. Я
своими глазами  видал,  как целые  толпы крестьян и крестьянок, с  метлами в
руках, производили  такое  опаливание;  они  шли по обеим  сторонам  нарочно
пущенного  и бегущего, как  ручей, огня, тушили его боковые разливы и давали
ему надлежащее направление. При сильном ветре, обыкновенно бывающем весною и
усиливающемся от  пожаров, особенно если  трава суха,  это предохранительное
опаливанье - дело довольно затруднительное.  Случалось, что не могли сладить
с огнем, и он  уходил в  поле, так что самая предосторожность производила ту
же  беду, от которой защищались. Таким же  образом выжигают залежи, поросшие
высоким  бастыльником, и  прошлогоднюю жниву.  Это делается  не столько  для
удобрения земли, сколько для того, чтобы легче было пахать яровую пашню, ибо
на  плодоносной почве густая прошлогодняя жнива бывает выше колена. Не входя
в рассуждение о неосновательности причин, для которых выжигают сухую траву и
жниву,  я  скажу только, что палы в  темную  ночь представляют  великолепную
картину: в разных местах то стены, то реки,  то ручьи огня  лезут на  крутые
горы, спускаются в долины и разливаются морем по гладким равнинам.  Все  это
сопровождается шумом, треском  и тревожным криком  степных птиц. Хорошо, что
степные места никогда  не  выгорают все дотла, а то  негде было  бы водиться
полевой  птице.  Мокрые долочки,  перелески и  опушки  лесов  с нерастаявшим
снегом, дороги,  в колеях которых  долго  держится сырость, наконец речки  -
останавливают и прекращают  огонь, если нет  поблизости сухих мест, куда  бы
мог он  перебраться и  даже перескочить. Это перескакиванье в ночной темноте
бывает также очень живописно. Огонь, бежавший широкой рекою, разливая кругом
яркий свет  и  заревом отражаясь на темном небе, вдруг начинает  разбегаться
маленькими ручейками; это значит, что он встретил поверхность земли, местами
сырую, и перебирается по  сухим верхушкам травы;  огонь слабеет  ежеминутно,
почти   потухает,   кое-где    перепрыгивая    звездочками,   мрак   одевает
окрестность... но  одна  звездочка перескочила на сухую  залежь, и мгновенно
расстилается широкое пламя, опять озарены  окрестные места, и снова багряное
зарево отражается на темном небе.

     Сначала  опаленные  степи и поля представляют печальный,  траурный  вид
бесконечного пожарища; но  скоро иглы  яркой  зелени,  как щетка,  пробьются
сквозь черное покрывало,  еще скорее развернутся они разновидными листочками
и лепестками, и через неделю  все покроется свежею зеленью; еще неделя, и  с
первого взгляда не  узнаешь  горелых мест. Степной кустарник,  реже  и менее
подвергающийся огню,  потому что  почва около  него бывает  сырее: вишенник,
бобовник  (дикий персик)  и  чилизник  (полевая  акация) начинают  цвести  и
распространять  острый  и  приятный  запах;  особенно  роскошно и благовонно
цветет  бобовник: густо  обрастая иногда  огромное  пространство по  отлогим
горным  скатам,  он  заливает  их сплошным  розовым  цветом (* Плоды  дикого
персика  состоят  из  небольших бобов,  с серебряный  пятачок  в окружности,
сердцеобразной фигуры. Орехи, имеющие вкус горького миндаля и, вероятно, все
его  качества,  заключены  в жесткой  и крепкой  скорлупе,  покрытой  сверху
мохнатою  зеленоватою  кожицею. В  Оренбургской  губернии бьют из них масло,
вкус которого и запах так пронзительно остры, что  одну  ложку его кладут на
бутылку макового  масла,  и этого  достаточно, чтобы сообщить  целой бутылке
очень  сильный,  приятный  и  ароматический  вкус;  если  персикового  масла
положить  более,  то  оно производит  желудочные  и головные  боли),  промеж
которого виднеются иногда  желтые полосы или  круговины цветущего чилизника.
По другим местам, более отлогим, обширные пространства покрыты белыми, но не
яркими, а как будто матовыми, молочными пеленами: это  дикая  вишня в цвету.
Вся  степная   птица,  отпуганная  пожаром,  опять  занимает  свои  места  и
поселяется в этом  море  зелени, весенних  цветов,  цветущих кустарников; со
всех  сторон слышны: не  передаваемое  словами чирканье стрепетов, заливные,
звонкие  трели кроншнепов,  повсеместный  горячий  бой  перепелов,  трещанье
кречеток. На восходе солнца, когда ночной туман садится благодатною росою на
землю,  когда все  запахи цветов и растений  дышат  сильнее,  благовоннее  -
невыразимо очаровательна прелесть весеннего утра в степи... Все полно жизни,
свежо, ярко, молодо и весело!.. Таковы степные места в Оренбургской губернии
в продолжение мая.

     Если лето дождливо, то роскошная растительность сохраняет свою свежесть
до  начала июля  и  достигает великолепных размеров; но  если июнь сух, то к
концу его травы начинают сохнуть, а ковыль развивать понемногу  свои пуховые
нити. К концу же июня, к Петрову дню, поспевает ранняя полевая клубника;  но
самый раст ее бывает около летней  Казанской, 8 июля. Эта чудная, ароматная,
превосходная вкусом и целебная для здоровья ягода родится в некоторых местах
в удивительном изобилии: в голой, чистоковылистой  степи  ее мало, но  около
перелесков, по долинам и залежам, когда они закинуты уже года три или четыре
и начинают лужать, клубника родится сплошная и, когда созреет, точно красным
сукном покрывает  целые загоны. В  июле поспевает  полевая вишня; места, где
растет  она, называются  вишенными  садками;  они  занимают иногда  огромное
пространство и сначала  еще  ярче краснеют издали, чем  клубника,  но спелая
ягода  темнеет и получает свой  собственный, вишневый цвет. Русские  туземцы
только сушат полевую клубнику для продажи и для употребления во время поста,
а все азиатские  племена приготовляют  из нее пастилу, которая бывает  очень
вкусна,  если  сделана  из  отборных  спелых  ягод: она известна под  именем
татарской  пастилы. Вишню  также сушат,  а  большие  садки  отдают  на  съём
приезжающим нарочно  для этого  промысла верховым торгашам, которые нанимают
кучу всякого народа, набирают вишен целые десятки возов,  бьют морс и увозят
в  больших сорокоушах:  из  этого морса выгоняется  превосходная  водка.  Но
прежде  нашествия  человеческого нападают на ягоды птицы: тудаки, стрепета и
тетерева со своими выводками. Последние исключительно питаются ягодами, пока
ягоды  не  сойдут,  и в это  время мясо молодых тетеревов  получает отличный
вкус.

     Осенью  ковылистые   степи  совершенно  изменяются  и   получают   свой
особенный, самобытный, ни с чем не схожий, чудный вид: выросшие  во всю свою
длину  и  вполне  распушившиеся  перлово-сизые  волокна  ковыля  при  легком
дуновении  ветерка  уже колеблются  и  струятся мелкою,  слегка  серебристою
зыбью.  Но  сильный   ветер,  безгранично   властвуя   степью,  склоняет  до
пожелтевших  корней  слабые,  гибкие  кусты  ковыля,  треплет  их,   хлещет,
рассыпает  направо  и  налево,  бьет  об  увядшую  землю,  несет  по  своему
направлению,  и   взору   представляется   необозримое   пространство,   все
волнующееся  и все как будто текущее в  одну  сторону.  Для непривычных глаз
такое зрелище сначала ново и поразительно,  никакое течение воды на  него не
похоже; но скоро своим однообразием оно утомляет  зрение, у  иных производит
даже головокружение и наводит какое-то уныние на душу.  Степные же места  не
ковылистые в позднюю  осень имеют вид еще более однообразный, безжизненный и
грустный,  кроме  выкошенных  луговин,  на  которых,  около  круглых  стогов
потемневшего от дождя сена, вырастает молодая зеленая отава; станицы тудаков
и стрепетов любят бродить по ней и щипать молодую траву, даже гуси огромными
вереницами, перемещаясь с одной воды на другую, опускаются  на такие  места,
чтобы полакомиться свежею травкою.

     Необходимая принадлежность степей Оренбургского края с весны до поздней
осени  -  башкирские ночи,  с их  многочисленными стадами  мелкого  скота  и
конскими  табунами. Как  только покажется подножный корм, башкирцы, все  без
исключения, со  всеми своими семействами,  здоровые и больные, со всем своим
скарбом, переселяются  в степь.  Выбирают  привольное  место,  не  слишком в
дальнем расстоянии  от  воды  и леса, с изобильными  пастбищами  для  скота,
ставят  войлочные свои шатры, вообще известные под именем калмыцких кибиток,
строят  плетневые шалаши  и водворяются в  них.  Тогда-то степи населяются и
принимают свой первобытный образ, бледнеющий с каждым годом. Здесь утонули в
траве  рассыпанные  стада  баранов,  овец  и  коз,  с  молодыми  ягнятами  и
козлятами,  матки  которых  всегда  ягнятся   на  траву;  далеко  слышно  их
разноголосное блеянье.  Там бродят и  мычат стада  коров; там пасутся и ржут
конские  табуны;  а  вот  появляются на концах  горизонта, то с одной,  то с
другой  стороны, какие-то  черные движущиеся  точки: это остроконечные шапки
башкир. Иногда  такие  точки помелькают  на крайних  чертах  горизонта  и  -
пропадут;  иногда  выплывают  на  степь, вырастают и  образуют целые  полные
фигуры всадников, плотно приросших кривыми ногами  к  тощим, но  крепким, не
знающим  устали, своим иноходцам (* В  породе башкирских лошадей очень много
попадается иноходцев, почти всегда  головастых, горбатых и вообще невысокого
достоинства относительно  резвости бега; но  они очень  покойны для верховой
езды, и башкирцы очень любят на них ездить): это башкирцы, лениво, беспечно,
всегда шагом  разъезжающие  по