Сергей Тимофеевич Аксаков.
        Записки ружейного охотника Оренбургской губернии.
        Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах

---------------------------------------------------------------
 Изд:  Москва, Издательство "Правда", 1987
 OCR: Arch Stanton (mailarch@hotmail.ru), 30 april 2002
---------------------------------------------------------------


        " * ЗАПИСКИ РУЖЕЙНОГО ОХОТНИКА ОРЕНБУРГСКОЙ ГУБЕРНИИ * "


        "ВСТУПЛЕНИЕ"


        "ТЕХНИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ РУЖЕЙНОЙ ОХОТЫ"

     Я  думал сначала говорить подробно в моих  записках  вообще  о ружейной
охоте, то есть не только о стрельбе, о дичи, о ее нравах и местах жительства
в  Оренбургской  губернии, но  также о  легавых собаках,  ружьях,  о  разных
принадлежностях  охоты  и  вообще  о  всей  технической  ее  части.  Теперь,
принявшись за  это  дело, я увидел,  что в продолжение  того времени, как  я
оставил  ружье, техническая часть ружейной охоты далеко ушла вперед и  что я
не  знаю ее  близко и подробно в настоящем,  современном положении. К  чему,
например,  говорить  теперь  о  прежних  славных породах  собак,  об  уменье
выдерживать  и  соблюдать  их,  когда  самые  породы уже  не  существуют?  О
дрессировке,  которая  уже  изменилась,  потому  что  изменились  требования
охотников?  О  знаменитых ружьях  Моргенрота,  Штарбуса, старика Кинленца  и
Лазарони, когда  ружья их сохранились  только как  исторические памятники, в
оружейнях  старых охотников?  Итак, обо всем этом я  скажу  кое-что  в самом
вступлении; скажу  об основных началах, которые никогда  не  изменятся и  не
состареются, скажу  и  о  том,  что заметила  моя  долговременная опытность,
страстная  охота  и наблюдательность. К  тому же книжка моя  может попасть в
руки охотникам деревенским, далеко живущим от столиц и значительных городов,
людям  небогатым,  не  имеющим  средств  выписывать  все  охотничьи  снаряды
готовые,  прилаженные  к  делу  в   современном,  улучшенном  их  состоянии.
Признаюсь, именно им  желал бы я быть  хоть несколько полезным. Меня утешает
мысль, что  добрый совет по части технической может так  же  пригодиться им,
как  и наблюдения над нравами дичи  или заметки и указания в самой стрельбе.
Для них собственно пишу я  это вступление. Я не знаю, кого назвать настоящим
охотником, - выражение, которое будет нередко употребляться  мною: того  ли,
кто,  преимущественно  охотясь  за  болотною   дичью  и  вальдшнепами,  едва
удостоивает своими  выстрелами  стрепетов,  куропаток и молодых  тетеревов и
смотрит  уже  с  презрением  на всю остальную дичь, особенно на крупную, или
того, кто,  сообразно временам года, горячо гоняется за всеми породами дичи:
за болотною, водяною, степною и лесною, пренебрегая всеми трудностями и даже
находя наслаждение в преодолении этих  трудностей? Я не беру на себя решение
этого  вопроса,  но  скажу,   что  всегда  принадлежал  ко  второму  разряду
охотников, которых нет  и быть  не может  между постоянными жителями столиц,
ибо  для  отыскания  многих пород  дичи надобно ехать  слишком далеко,  надо
подвергать  себя  многим  лишениям  и  многим  тяжелым трудам. Прежде  число
второго  разряда   охотников  было   несравненно  значительнее;  теперь  же,
напротив,  решительное  большинство  на  стороне  первых.  Требования  этого
большинства нынешних охотников относительно качества ружей весьма отличны от
прежних;  из  сего непосредственно следует,  что  и ружейные лучшие  мастера
приготовляют  ружья сообразно  настоящим  требованиям  большинства,  то есть
приготовляя ружья предпочтительно для стрельбы мелкой дичи. Итак, к делу.


        "РУЖЬЕ. РУЖЕЙНЫЙ СТВОЛ"

     Для охотников, стреляющих влет мелкую,  преимущественно болотную птицу,
не  нужно  ружье, которое бы било дальше пятидесяти  или, много,  пятидесяти
пяти шагов: это самая дальняя мера; по  большей  части  в  болоте приходится
стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что,
впрочем,  всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее  дробь кучею,
даже невыгодно  для  мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если
возьмешь очень верно  на близком  расстоянии, то непременно разорвешь птицу:
надобно  только,  чтоб ружье ровно  и  не  слишком широко  рассевало  во все
стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в  охоте такого рода, и чтоб
заряд  ложился,  как  говорится,  решетом.  Нельзя  не   заметить  странного
обстоятельства, что редко одно и то же ружье бьет одинаково хорошо и крупною
и мелкою дробью.

     Распространение двуствольных ружей,  выгоду которых объяснять не нужно,
изменило  ширину  и длину стволов, приведя и ту и другую почти в одинаковую,
известную меру.  Длинные стволы и толстые  казны,  при  спайке двух стволин,
очевидно неудобны по  своей тяжести и неловкости, и потому нынче употребляют
стволинки короткие  и умеренно тонкостенные;  но при всем  этом  даже  самые
легкие,  нынешние,  двуствольные  ружья  не   так  ловки  и  тяжеле  прежних
одноствольных  ружей, назначенных собственно для стрельбы в болоте и в лесу.
Вообще надобно сказать, что, несмотря на новое устройство, впрочем давно уже
появившееся,  так называемых полуторных и  двойных камер в казенном  щурупе,
несмотря на новейшее изобретение замков  с пистонами, - старинные  охотничьи
ружья  били  кучнее, крепче  и дальше нынешних ружей, изящных  по отделке  и
очень  удобных для  стрельбы мелкою дробью мелкой дичи, но  не  для стрельбы
крупной дробью  крупной  дичи.  Если  я  ошибаюсь,  то не  по пристрастью  к
старине, а, может  быть, по недостаточным или ошибочным опытам над нынешними
ружьями. Впрочем, мое мнение разделяют многие охотники.

     Отличный  бой ружья  - дело неопределенное,  не приведенное в  ясность.
Всем охотникам известно,  что двуствольные ружья, при  одинаковых условиях в
отделке  и  в доброте  стволин,  почти всегда  бьют  неодинаково: один ствол
лучше, другой хуже. Я никогда  не  мог разрешить  себе этой задачи, да и  ни
один  ружейный   мастер   мне   не  объяснил  ее  удовлетворительно.  Лучшее
доказательство,  что  мастера сами не знают причины, состоит в том,  что  ни
один из них не возьмется сделать двух стволин одинакового боя, как бы они ни
были сходны  достоинством  железа. Причины  далекобойности  ружей, по мнению
охотников,  заключаются  в  следующих качествах стволов:  1)  в  мягкости  и
ровности слоев железа; 2) в  длине ствола и его узкости; 3) в толщине стенок
казны  и 4) в длине  казенного  щурупа  и в числе нарезанных  на нем винтов.
Первая  причина  мне  кажется  основательнее других, да и  ружейные  мастера
всегда ею  объясняют  свои неудачи  в  приведении  иных ружей  в  цель;  они
говорят, и  можно с ними согласиться, что от мгновенного, ровного нагреванья
ствола придается большая сила вылетающей дроби, для чего необходима ровность
слоев железа. Защитники второй причины утверждают, будто в длинной  стволине
порох воспламеняется  весь до вылета  дроби,  тогда  как  в короткой  он  не
успевает  весь вспыхнуть и уцелевшие зерна выкидываются и падают вниз, и что
заряд дроби, долее  идущий  в  стволе, в насильственно-стесненном положении,
долее не разлетается в  воздухе, чему содействует и узкость стволины. С этим
согласиться нельзя.  Неверность таких предположений  всего лучше объясняется
опытом: кто  из охотников не видал  ружей с чрезвычайно  короткими стволами,
которые  бьют отлично хорошо:  кучно,  далеко и крепко? Что  же  касается до
выкидыванья невоспламенившихся зерен пороха, то оно всегда бывает одинаково,
длинна ли, коротка ли стволинка. Я делал многие опыты: подстилал полотно под
ружейные  дула  разной длины - результат выходил один  и тот же.  Объяснение
третьей  причины  состоит  в следующем. Говорят, что  толщина стен  казны, у
которой  при  выстреле нагреваются  только  первые,  ближайшие  слои,  -  от
противодействия остальной, ненагретой массы железа усиливает бой заряда. Это
мнение разделяют многие опытные охотники и очень уважают казнистые стволины.
Что  касается  до  четвертой  причины,  то  есть до  глубины винтов  и длины
казенного  щурупа,  то, не  умея объяснить  физических  законов,  на которых
основано его  влияние на заряд, я скажу только, что многими опытами убедился
в действительной зависимости ружейного боя от казенника:  я потерял  не одно
славное ружье, переменив старый казенный шуруп на новый, по-видимому гораздо
лучший. Итак, диковинный бой иных ружей остается необъяснимою загадкой. Могу
только дать искренний совет охотникам: не переделывать даже и безделиц в тех
ружьях, которые отлично бьют. Я испортил один раз необыкновенно далекобойное
ружье  только тем, что  перепаял  на нем цель, для чего надобно было  слегка
нагреть конец ствола.

     Из всего  сказанного мною следует,  что  в выборе  ружья  ничем  нельзя
руководствоваться, кроме опыта, то есть надобно пробовать, как бьет  ружье в
цель мелкою и крупною дробью, как рассевает дробь, глубоко ли входят дробины
в доску и какая доска, мягкая или  жесткая? Мера должна быть всегда средняя:
сорок пять шагов  для  бекасиной и  шестьдесят  -  для  самой  крупной,  или
гусиной, дроби. Не худо также попробовать  предварительно ружье на птице,  а
потом уже его покупать. Едва ли  нужно говорить о том, что в ружейном стволе
не должно быть: расстрела, выпуклостей, внутренних раковин, еще менее трещин
и  что  казенный  щуруп  должен  привинчиваться  всеми цельными винтами  так
плотно, чтоб дух не проходил.


        "ЛОЖА, ПРИКЛАД, ШОМПОЛ, ИЛИ ПРИБОЙНИК"

     Без сомнения, ловчее стрелять  из  ружей  с  кривыми  ложами,  то  есть
погнутыми несколько вниз: ибо, прицеливаясь, не нужно слишком вытягивать шею
и слишком низко опускать голову на щеку  приклада  для скорейшего  отыскания
цели.  Конечно,  можно  привыкнуть стрелять из ружей и с прямыми ложами. Эту
привычку  еще  легче  получить человеку,  у которого шея  коротка: последнее
обстоятельство  ясно указывает на  то, что ружье,  ловкое в прикладе одному,
может  быть  неловко  другому.  Впрочем, под словом  прямая  ложа не  должно
разуметь совершенную прямизну: все ложи  охотничьих ружей несколько кривы, и
меньшую кривизну уже  называют прямизною.  Итак,  попробовав  несколько  лож
разной  кривизны,  охотник  должен  выбрать  ту, которая придется ему ловчее
других,  снять  с  нее лекало (выкройку) и по  нем  заказывать себе ложи. По
моему мнению, чем кривее ложа, тем лучше, разумеется до известной степени. С
прямою ложей неизбежно  неестественное  стягиванье шеи; к чему же насиловать
себя для получения дурной и безобразной привычки? Притом приклад кривой ложи
будет  приходиться прямо  ложбиной, то есть  углублением средины,  в плечную
кость, ляжет плотно и не станет двигаться  с места или вертеться. Неминуемый
толчок  от  выстрела  только  прижмет  приклад  к плечу, и  скула  охотника,
следственно и голова не почувствуют никакого сотрясения,  неприятного и даже
болезненного,  если  стреляешь много.  Я  не  один раз испытал,  что  ружье,
которое несколько отдавало  с прямою  ложею, с кривою совершенно переставало
отдавать.

     О  шомполе,  или  прибойнике,  нечего  распространяться.  Можно  только
посоветовать, чтоб к  тонкому концу  его  никогда не  привинчивать железного
крейцера  (двойной штопор), это  может  портить  ружье, и  чтоб  косточка па
противоположном конце его была как можно шире.


        "ЗАРЯД"

     Каждое  ружье  имеет  свой  собственный, особенный заряд, которым  бьет
лучше,  чем  зарядом  несколько  поменьше или  побольше.  Найти  меру  этого
настоящего  заряда довольно трудно и требует иногда  много времени и хлопот.
Можно  попасть  на  него  случайно,  даже  с  первого раза,  но  это  редкое
исключение.  Я, напротив, убедился, что иные охотники целый  век стреляют не
настоящими зарядами, особенно  любители  одной  болотной  дичи:  ружье  бьет
мелкою дробью хорошо - о чем же тут хлопотать? Пословица, не всегда верная в
приложении  к  жизни, говорит,  что  "от добра добра  не ищут". Но  охотник,
стреляющий  крупною  дробью  сторожкую и  крепкую  к  ружью крупную дичь  на
далеком  расстоянии,  необходимо  должен  отыскать меру  полного  настоящего
заряда для  своего ружья.  Положительных правил для такого  отыскиванья нет.
Вычисление меры заряда по  ширине ружейного дула неверно;  обсыпанье со всех
сторон  калиберной пули  порохом -  также:  ибо величина  заряда  зависит от
толщины  стен ружейного ствола и  его длины,  от  толщины  казны и  от длины
казенного  щурупа,  а  всего больше  - от качества железа,  то  есть  от его
хрупкости,  мягкости,  плотности,  тягучести  и  упругости. Настоящий  заряд
как-то чувствуется.  Звук его густ, полон  и приклад ружья  не  толкнет,  не
отдаст, а только плотнее прижмется к плечу и щеке стрелка, тогда как большой
заряд,  не в  меру, даст толчок  и в  плечо и в щеку, так  что от нескольких
выстрелов кожа на скуле щеки покраснеет и даже лопнет. Я не только видал это
на других, но  и сам ходил по нескольку месяцев с подбитою скулою, продолжая
от жадности стрелять из ружья большими  зарядами и всякий  раз  сбивая щеку.
Несправедливо говорят, что будто ружье отдает и малыми зарядами: малый заряд
тогда  только  отдает, когда  дроби будет положено больше, чем пороху; малый
заряд  слышен по  жидкости звука выстрелов, похожих на хлопанье арапника или
пастушьего  кнута, по слабому действию дроби и  по тому, что при  стрельбе в
цель дробь всегда обнизит,  то есть ляжет ниже  цели. Для  отысканья полного
настоящего  заряда я  предлагаю  следующий  способ:  сделать мерку,  которой
внутренняя ширина равнялась бы внутренней ширине ружейного ствола, а глубина
была  бы  в  полтора раза против ширины;  если ружье  с кремнем, то  надобно
прибавить  столько лишнего  пороха,  сколько может поместиться на полке, для
чего  достаточно насыпать мерку  пороху верхом, а  дроби  в гребло; если  же
ружье с  пистоном, то насыпать  мерку  в гребло поровну и  пороха и дроби. Я
разумею порох хороший; если же порох дурен, то его надобно  класть несколько
побольше,  чем  дроби. Еще  должно заметить,  что заряд мелкой  дроби  будет
тяжеловеснее заряда крупной,  хотя  оба сделаны по одной мерке. В этом можно
убедиться,  взвесив оба заряда,  вес которых  должен  быть всегда  одинаков,
какого  бы сорта  дробь  ни была (*За  основание должно  принять  вес заряда
мелкой дроби);  следовательно, крупной дроби надобно  прибавлять от  двух до
четырех   дробин  сверх  меры.  Такой  заряд,  пригодный  только  для  ружей
небольшого  малопульного калибра,  бывает  иногда с первого  раза впору,  по
большей части несколько маловат, но никогда велик;  для широкоствольного  же
ружья он будет чрезмерно велик, а для узенького - слишком мал; но по  заряду
в  ружье среднего  калибра уже  можно  сделать  приблизительно  заряд и  для
широкого  и для узенького ствола. Таким  зарядом  надобно начать стрелять  в
цель; если звук выстрела не густ, не полон,  приклад не плотно прижимается к
плечу, дробь не глубоко входит даже в  мягкое дерево и ложится  пониже цели,
то заряд мал: прибавляя  понемногу пороху  и дроби, вы, наконец,  непременно
найдете настоящий заряд.

     У  простых  охотников  есть  ружья,   которые  отдают  всегда,  всякими
зарядами; мне  попадались такие  ружья с подушечками  на прикладах, чтоб  не
сбивать  щеки. Они  били  отлично. Я  имел  терпение  долго  пробовать их  и
убедился, что  они точно отдают всякими  зарядами. Причину  этого, по  моему
мнению, надобно  искать в  несоразмерности  казенника с  стенками  ружейного
ствола. - Для предохранения ружейных стволов от ржавчины не нужно вымазывать
их  на зиму деревянным  маслом,  а всего  лучше:  выстрелить  раз  из чистых
стволин и,  не продувая их, заткнуть суконными  пробками и  повесить в сухой
комнате.  Весной стоит  только  промыть  стволы теплою  водой.  Замки  можно
смазывать деревянным маслом.


        "ПОРОХ"

     Порох   приготовляется  разного  качества:  винтовочный,  полированный,
мушкетный   и  пушечный.   Первый,  то  есть  винтовочный,  лучше   всех   и
предпочтительно употребляется охотниками: он должен быть мелок, не очень сер
и не  слишком  черен; он  должен не  марать рук, вспыхивать мгновенно  и  не
оставлять  после себя  угольной  копоти или сажи.  Для пробы можно  насыпать
маленькую  щепотку  пороха  на  лист белой  бумаги  и  зажечь  его: если  не
останется никакого следа, то порох хорош. В  полированном порохе нет никакой
надобности; по  мнению моему и многих охотников,  он  слабее винтовочного  и
больше  пачкает  ружья,  хотя на  взгляд  чище  и  глянцевитее.  По нужде  я
употреблял мушкетный порох,  но  клал его одною  хорошею  щепоткою больше  в
каждый заряд.


        "ДРОБЬ, КАРТЕЧЬ, ПУЛЯ, ЖЕРЕБЬЯ"

     Дроби считается двенадцать нумеров. Сверх того, есть дробь крупнее 1-го
нумера  и  называется  "нуль",  или  "безымянка";  есть мельче 12-го нумера,
носящая немецкое имя: "дунcт". Русские продавцы называют последнюю: "дунец",
производя это слово от глагола дунуть, то есть дробь так мелка, что дунешь -
и разлетится. Забавно, что это совпадает со смыслом немецкого слова. - Дробь
1-го  нумера называется гусиною; 2-го нумера - крупною утиною; 3-го нумера -
утиною; 4-го нумера - мелкою утиною; 5-й и 6-й  нумера не имеют особых имен,
происходящих  от  птицы;  7-й  и  8-й  нумера  называются  крупною и  мелкою
рябчиковою дробью, а 9-й нумер  - бекасиною, или бекасинником. Остальные три
сорта дроби  называются  по нумерам; 10-й нумер  обыкновенно, а  11-й  очень
редко  употребляются для гаршнепов и  самых  крошечных  куличков; 12-й нумер
решительно не употребителен, и я не знаю  даже, приготовляют ли  его теперь.
Дунста особо не льют, а отсевают  из мелких сортов дроби, если кто  закажет;
да он  совсем  и  не нужен:  им  можно  бить птицу только  в  самом  близком
расстоянии.  Из  любопытства я  пробовал  стрелять  дунстом:  если заряд  не
разорвет птицу,  то убивает ее,  как будто палкой, не делая ран. Я застрелил
однажды  в августе  дунстом  молодого,  но уже большого косача, сидевшего на
низеньком дубке, шагах в пятнадцати от меня. Косач не пошевельнулся, умер на
сучке и упал как сноп, только пух и перья полетели кругом. Когда я взял  его
за ноги и тряхнул, то весь бок, в который ударил заряд, дочиста облетел, как
будто  косач  был ошпарен  кипятком, и не только посинел,  но даже почернел:
раны - никакой, крови - ни капли.

     Картечь есть не что иное,  как маленькие пулечки  или огромные дробины,
несравненно крупнее безымянки; впрочем, величина их бывает различная, смотря
по  надобности;  самую  крупную  картечь  употребляют  для  зверей,  как-то:
медведей,  волков,  оленей  и  проч.,  а   маленькую  -  для  больших  птиц,
собравшихся в  стаи, для лебедей, гусей, журавлей и дроф. Картечь может быть
так  крупна,  что заряд в харчистое,  то  есть  широкоствольное, ружье  весь
состоит из осьми  пулечек; самой  же мелкой картечи  идет на  заряд  того же
ружья от двадцати до двадцати пяти штук. Для того, чтоб картечь долее летела
кучей,  завертывают или завязывают ее  в  тряпку, даже заклеивают в бумажный
патрон.

     Пули  известны всем. Надобно  прибавить,  что только теми  пулями можно
бить верно, которые  совершенно  приходятся по  калибру  ружья.  Впрочем, из
обыкновенных  охотничьих  ружей, дробовиков, как их  прежде называли,  редко
стреляют пулями: для пуль есть  штуцера и  винтовки.  Эта  стрельба мне мало
знакома, и потому я об ней говорить не буду.

     Вместо пуль и картечи, большею частию  за неименьем их, употребляют для
стрелянья зверей жеребья, то есть нарубленные кусочки свинцового прута, даже
меди и железа. Последние  два металла неудобны. Во-первых, они легки и силою
пороха относятся в сторону от цели, отчего  могут быть употреблены с успехом
только  в  близком  расстоянии.  Во-вторых,  они  жестки  и  царапают стенки
ружейного ствола. Свинцовые  жеребья  старин