ранцузском, - родилась здесь, и ее родственники все еще владеют землями вдоль Ривер-роуд, за Сент-Джон-Байю.
     Мой долг, как младшего сына в семействе, время от времени навещать их.
     Это сообщение вызвало новый поток оживленных замечаний со стороны шевалье, любившего порассуждать о Франции, Луизиане и Наполеоне. Амелия не проронила ни слова. Только плотно сжатые губы выдавали ее состояние. Деверелл не переставал гадать, насколько близка она была с Мейтлендом. Неужели тот явился сюда из-за нее? Слишком странное совпадение, а если вспомнить все вопросы, на которые он не получил тогда ответа...
     Он пытался защитить Кокрина, за ним следили и в конце концов похитили и бросили на борт голландского судна. Почему? Кому он так помешал? Еще одно совпадение?
     Виги и тори вечно на ножах, и их схватки в парламенте временами причиняют Англии куда больше вреда, чем Бонапарт. Может, именно тогда они чего-то не поделили? Но на время войны все свары затихли, и кто знает, вдруг ему удастся разгадать эту загадку?
     Деверелл незаметно сделал знак Стэнфиллу, и оба отошли к небольшой нише между двумя гигантскими пальмами в горшках, оставив Амелию с Мейтлендом и шевалье.
     - Так ты потребовал ее присутствия из-за Мейтленда? Интересно, какая часть из всего, что он наплел, - правда? - пробормотал Деверелл.
     Виконт беспечно пожал плечами:
     - Нас интересуют только его связи и вытекающая из них польза. Мейтленд тоже может пригодиться.
     - Как все мы.
     Стэнфилл слегка наклонил голову, но тут же отвел глаза, притворившись, будто наблюдает за танцующими.
     - Орел, о котором уже шла речь, летает куда быстрее, чем это представлялось возможным, - прошептал Стэнфилл, едва шевеля губами, и, наклонившись якобы для того, чтобы поближе рассмотреть кружевной побег пальмы, добавил:
     - Он уже здесь. Тебя вызывают на корабль.
     Значит, все интриги ни к чему не привели. Как только армия Джэксона войдет в Новый Орлеан, битва неизбежна.
     Деверелл отыскал глазами Ами. Та по-прежнему стояла на месте с приклеенной к губам улыбкой. Прекрасная статуя в летящих шелках... Вот она обрадуется, когда узнает, что он бежит из Нового Орлеана! Но он не собирается оставлять ее в лапах таких подлецов, как Алекс Мейтленд!
     Беседа, и без того тянувшаяся довольно вяло, угасла почти сразу же после ухода шевалье. Алекс подступил ближе, и Амелия невольно поежилась, ожидая потока обличений.
     - Давайте покончим с любезностями и перейдем к делу, - пробормотал сэр Алекс и, несмотря на легкое сопротивление, увлек Амелию в центр зала. - Вы здесь с Девереллом, под чужим именем, в то время как весь Лондон считает вас женой дона Карлоса. Умоляю, просветите меня, какие события привели вас из Испании в Новый Орлеан. Я сгораю от любопытства.
     - Не сомневаюсь, - улыбнулась Амелия, позволяя ему закружить ее в вальсе. У нее начиналась мигрень, и единственным желанием было очутиться в маленьком домике, где она по крайней мере могла скрыться от назойливых глаз и нескромных расспросов. Как посмел Холт притащить ее сюда, выставить напоказ, дать всем понять, что теперь она его любовница! Но почему, почему она не может ненавидеть его? Если быть до конца честной, приходится признать, что он служит своей стране. Жестокий рок сделал их врагами.
     Вальс сменился контрдансом, но Мейтленд не отпустил ее. Почему она воображала когда-то, что влюблена в него? Он кажется таким ничтожным по сравнению с Девереллом! Бледное подобие мужчины, терзавшего ее безнадежными мечтами о жизни, которой никогда не будет, о счастье, которое ей не суждено. Даже когда танец закончился и Мейтленд, усадив ее в укромном уголке, принес бокал пунша и улыбнулся той самой улыбкой, которая неизменно согревала ее, она ни на минуту не подумала, будто между ними еще что-то возможно.
     С той самой ночи, когда был уничтожен Бель-Терр, она твердо знала, что влюблена в Холта Брекстона, человека, царившего в ее снах с той самой поры, когда Амелии было семнадцать лет. Хоть бы Кит когда-нибудь простил ее за это, ибо сейчас он наверняка винит Деверелла за налет на остров.
     Отчужденность между ней и братом.., что может быть страшнее? Деверелл сообщил ей, что Кит сейчас в Новом Орлеане и выдает себя за богатого виргинского торговца.
     - Но почему? - недоуменно спросила она. Ответом послужил злобный смех.
     - Потому что, сокровище мое, - бросил он, сверкая глазами и бесстыдно разглядывая ее грудь, - это позволяет ему вращаться в тех же кругах, что и я, а следовательно, таким образом легче меня убить.
     - Убить?
     - Да, но не стоит волноваться из-за подобных пустяков. Я не намереваюсь сразу сдаваться.
     - А тебе не приходило в голову, - язвительно заметила она, - что я беспокоюсь за него?!
     Последнее время ее гнев лишь забавлял его, и это, вероятно, было к лучшему, поскольку теперь он постоянно выводил ее из себя. Необходимость скрываться и вести уединенную жизнь в доме на Рампарт-стрит, а также его теперешняя манера держать ее на почтительном расстоянии бесили девушку. Почему он не хочет снова обнять ее, как на Бель-Терр, - с нежностью и состраданием, так похожими на любовь? Он словно боится подпустить ее чересчур близко. А вдруг она заглянет за крепостную стену, которую он так успешно возводил вокруг себя все эти годы, и узнает, что небезразлична ему?
     Господи, как было бы чудесно разрушить все преграды и разделить с ним все радости и невзгоды!
     - Мадам Камбр, - учтиво пропел сэр Алекс, - вы не подарите мне еще один танец?
     - К сожалению, сэр Алекс, я очень устала.
     Но его улыбка не дрогнула.
     - Последний, мадам Камбр. Самый последний.
     Вспомните, ведь когда-то вы так симпатизировали мне, что даже в гости заглянули.
     - Ах да, одолжить книгу.
     - И только за этим? - загадочно обронил Мейтленд. - Мне всегда казалось, что настоящая причина была иной.
     Амелия небрежно пожала плечами и протянула ему руку.
     - Не понимаю, с чего вы это взяли, сэр Алекс.
     - Неужели? - усмехнулся он, подавшись вперед, и Амелии почему-то стало неприятно. Чего он добивается? - Думаю, вам просто не хочется признать правду.
     Но вас можно понять. Это все проделки Девила. Подходящее для него прозвище, не так ли? Зато он, похоже, пользуется неотразимым воздействием на прекрасный пол, что иногда крайне раздражает.., мужчин.
     Впервые за все время их знакомства этот обычно сдержанный, вежливый человек невольно выдал, какая злоба им владеет, и Амелия смутилась еще больше.
     - Сэр Алекс, - упрекнула она, отнимая руку, - сегодня ваши манеры оставляют желать лучшего, и...
     - Манеры? Бросьте, мадам, вы уже не наивная лондонская мисс и не можете не понимать, что вас вряд ли считают невинной жертвой! Всему городу известно, кто и где вас содержит! И не стоит так яростно сверкать глазами. Мне совершенно безразличны ваши эмоции, а кроме того, у меня несколько другие пристрастия.
     Амелия вспомнила, что рассказывал о нем Деверелл, и, в свою очередь, холодно отпарировала:
     - В таком случае не воображайте, будто мне интересны ваши пристрастия, сэр Алекс. Здесь не время и не место для подобных разговоров, и, признаюсь, я больше не желаю слышать ничего подобного.
     - Вот как? А если я скажу, что ваш любовник - жестокий убийца и вам следует знать, на что он способен? - выпалил сэр Алекс с такой ненавистью, что у девушки мороз прошел по коже.
     - Повторяю: я не хочу ничего слышать...
     - Естественно. Чего еще и ожидать. Но все это правда. Расспросите как-нибудь о Роджере Уикеме, - прошипел Мейтленд, ласково касаясь ее щеки. "Уж лучше бы ударил!" - Он не сможет отрицать, что убил его, так же наверняка, как если бы сам спустил курок. Напрасно загубленная жизнь человека, обещавшего так много... Но вы побледнели, мадам. Неужели он посмеет причинить зло и вам?
     В этот момент Амелия увидела, как Деверелл выходит из зала вместе с виконтом. Негодяй! Бросил ее на растерзание Мейтленду! Похоже, он уже забыл, с кем приехал сюда, а ведь как настаивал... О, она сейчас взорвется! А сэр Алекс, похоже, поставил своей целью запугать ее, несет какой-то вздор! Она сама слышала, что сэр Уикем застрелился в библиотеке после ужасного скандала, разразившегося еще до ее приезда в Лондон!
     - Прошу извинить, сэр Алекс, - сухо перебила она и, делая вид, что не обращает внимания на его протянутую руку, проплыла мимо. Становилось поздно, и головная боль усилилась, а Деверелла нигде не было видно.
     Он пропал вместе с лордом Стэнфиллом, и Амелия неожиданно решила уехать одна. Пожаловавшись Мариньи на мигрень, она попросила нанять ей экипаж.
     - Видите ли, я не хочу беспокоить месье д'Авриля, это всего лишь легкое недомогание...
     Расстроенный Мариньи настоял на том, чтобы отвезти ее домой в своем экипаже, и, лично усадив Амелию, приказал подложить ей под ноги нагретые кирпичи.
     - Надеюсь, вы быстро поправитесь, мадам, - улыбнулся он на прощание.
     Амелия грустно вздохнула. Разве можно выздороветь, если болезнь неизлечима?
     Сидя в карете, уносившей ее по улицам города, она тихо плакала о том, что судьба то и дело наносит ей удар за ударом.
     Тилли помогла ей раздеться, что-то жизнерадостно щебеча. Постоянная болтовня хоть и раздражала, но помогала отвлечься, а кроме того, горничная принесла ей горячего шоколада и уложила в постель.
     - Не годится ездить одной по ночам, мадам, - пожурила хорошенькая мулатка. - Месье Мариньи был так добр, что помог вам, верно?
     - Разумеется. Можешь идти, Тилли. Я хочу спать.
     В последний раз оглядев комнату и пожалев, что в постели нет грелки, Тилли все же нашла время приложить к ее ступням нагретый кирпич, завернутый во фланель, и потушила лампу. Теперь на пол падал единственный луч от свечи в коридоре.
     " Далеко за полночь Амелия услышала шаги Деверелла и стук входной двери. Он остановился в дверном проеме, и Амелия затаила дыхание, притворяясь спящей.
     Неужели сэр Алекс прав и он действительно убийца? Она хорошо знает, на что способен Деверелл. Но убийство?
     Нет, конечно, нет. Все могут подтвердить, что лорд Уикем покончил с собой, а бабушка с негодованием опровергала иные версии. Но все же временами Амелия гадала, так ли все было на самом деле.
     - Как ты себя чувствуешь, любимая? Голова прошла? - медовым голосом осведомился он, и Амелия поняла, что ей наконец-то удалось рассердить его.
     - Нет, мне хуже, - с горечью сообщила она. - Пожалуйста.., к утру, может быть, станет легче.
     - Не сомневаюсь!
     Он шагнул к кровати и навис над Амелией.
     - Черт побери, почему ты не сочла нужным сказать, что уезжаешь?
     - Ты был занят, - пробормотала она, стараясь не смотреть на него, не поддаться чарам его близости А вдруг он выплеснет свой гнев на нее? - Месье Мариньи был так любезен, что предоставил мне свою карету.
     - Это я успел узнать, после того как битый час разыскивал тебя! Мне уже мнилось, что тебя похитили!
     Амелия перевернулась на спину, пытаясь разглядеть его в полумраке.
     - Похитили? Но кому я нужна? Кто пойдет на такое и почему?
     - Кто? Любой мужчина, у которого в жилах течет горячая кровь, любовь моя, - коротко усмехнулся он. - Или в самом деле понятия не имеешь, как выглядела сегодня? Будь ты проклята! Думаешь, я не видел тебя с Мейтлендом? И не помню, как ты рвалась за него замуж?
     Амелия лишилась дара речи. Впервые за яростными несправедливыми обличениями, за хриплыми проклятиями она увидела куда больше, чем хотел признать Холт.
     И протянула руку, робко, нерешительно, боясь, что он не допустит ее прикосновения или сделает вид, что ничего не замечает. Мышцы под ее пальцами казались туго скрученными узлами, и она вновь подивилась заключенной в них мощи, способной на жестокость и нежность, ласки и наказание. Этот человек может одним ударом убить врага и потратить часы на то, чтобы терпеливо приводить в этот мир одного цинка за другим. Она мигом забыла о своем гневе, желании уколоть и вместо этого тихо спросила:
     - Ты тревожился за меня?
     - Если тебе нравится слышать это, да, тревожился, черт побери! Именно этого ты добивалась?
     - Да, но только если это правда.
     Последовало долгое молчание. До нее донеслись легкий запах коньяка и негромкий смешок.
     - Правда, цыганочка. Чистая правда.
     На этот раз, когда он обнял ее, Амелия не сопротивлялась и припала к нему с готовностью, удивившей обоих.
     Желание вспыхнуло в нем с такой силой, что Холтдаже не потрудился сбросить одежду и только позднее, когда они, измученные, тяжело дыша, оторвались друг от друга, разделся, лег рядом и прижал ее к себе. И не выпустил, даже когда заснул. Амелия долго не шевелилась. Дождется ли она когда-нибудь слов любви от Холта? Ах, она уже отчаялась их услышать! Но может, он молчит, потому что она никак не осмелится признаться?
     Она повернулась лицом к нему, коснулась губами губ и прошептала:
     - Я люблю тебя...
     Но единственным ответом был мерный звук его дыхания.

Глава 25

     Жан Робер Мари Юмбер, уроженец Франции и ветеран войн во Франции и Ирландии, поднялся при Наполеоне из самых низов до генеральского чина. К сожалению, именно император я вился причиной падения Юмбера, еще до того как сам плохо кончил, но ничто не могло сломить духа французского простолюдина. Бывший генерал едва избежал ареста. Местом его ссылки стал Новый Орлеан, незадолго до того, как вошел в состав Соединенных Штатов.
     Высокий, представительный мужчина, он вызывал невольное уважение у окружающих, почти не появлялся в обществе и предпочитал кафе и кабаре, где и свел знакомство с обитателями Баратарии.
     Кит Силвер сидел в уголке кабаре "Терпинс", обычном месте встреч с Лафитом и его людьми. Он уже успел представиться владельцу, месье Терпину, американским торговцем, обсудил за партией в пикет угрозу британского вторжения, а тем временем люди, с которыми он сражался бок о бок почти четыре года, тактично игнорировали его, делая вид, что не знакомы. Однако все ждали прибытия Юмбера.
     За соседними столиками разместились Жан и Пьер Лафиты, вместе с Белюшем, Домиником Ю, своим банкиром Жаном Батистом Совинье и Винсентом Гамби по прозвищу Рваный Нос: бедняга лишился самого кончика в одном из сражений. Атмосфера царила напряженная: кто-то приветствовал, кто-то отвергал слухи о приближении Джэксона. Наконец пришел Юмбер, на голову возвышавшийся над субтильными креолами. Оглядевшись, он подсел к братьям Лафит. Перед ним немедленно возник стаканчик с огненным зельем. Пригубив немного, генерал снова обвел взглядом зал.
     - Мы здесь все патриоты, я полагаю, - начал он, - и должны выказать наше почтение генералу Джэксону.
     Он увидит, что мы вполне способны оборонять город, ибо каждый человек рвется стать защитником Нового Орлеана. Пока силы неравны: врагов слишком много... - И, помедлив, торжествующе добавил:
     - Зато мы превосходим британцев верностью и храбростью!
     Послышались оглушительные аплодисменты, приветственные крики, и Кит улыбнулся. У Юмбера поистине дар вести за собой людей. Вполне можно понять, как человек столь скромного происхождения дослужился до высокого чина.
     А познакомившись с генералом Джэксоном, осознал, почему этот человек заслужил восхищение таких закаленных воинов, как Юмбер и Сен-Жеме, ветеранов бесчисленных кампаний. Прибыв в Новый Орлеан больным, еще не оправившимся от последствий лихорадки, Джэксон диктовал план сражения, лежа на диване в гостиничном номере на Ройал-стрит.
     Британцы выиграли бой при Лейк-Борн и теперь захватили озера и водные пути к Новому Орлеану. Согласно закону о воинской повинности, Джэксон призвал под свои знамена каждого, способного держать оружие, если не считать британских подданных.
     В третий и последний раз Жан Лафит и его сподвижники вызвались стать добровольцами. Джэксон принял их предложения и отдал командование артиллерией в руки Доминика Ю и Ренато Белюша, людей, которых еще недавно называл мерзкими разбойниками.
     Юмбер был пожалован чином бригадного генерала.
     Назначение отнюдь не было синекурой, созданной в угоду былому храбрецу. Юмбер стал главой отряда конных разведчиков - специального корпуса, предназначенного для ежедневных объездов окрестностей и схваток с вражескими пикетами. Для Юмбера, ненавидевшего англичан, новая служба стала великолепной возможностью свести старые счеты. Для Кристиана же Кортленда, пылавшего злобой и обидой только на одного британца, война была единственным способом отомстить.

***

     Несмотря на принятые американцами предосторожности, британским разведчикам удалось разыскать неохраняемое судоходное русло и проскользнуть под покровом темноты в мутный рукав реки. В ночь на двадцать второе декабря, после долгих трудов, они захватили небольшой отряд противника в устье реки Бьенвеню.
     Оттуда они долго путаными протоками добирались до суши и наконец причалили во владениях плантации Вильере. Здесь они застали врасплох и взяли в плен подразделение милиции, и до Нового Орлеана дошли вести о появлении вражеского авангарда всего в девяти милях от города.
     По случайности Кит беседовал с Джэксоном как раз в тот момент, когда в дом ворвались чумазые и запыхавшиеся Огюстен Руссо и Филипп Вильер, сообщившие генералу о вторжении британцев.
     Джэксон мигом взметнулся с дивана и стукнул кулаком по столу.
     - Клянусь небесами, они не будут ночевать на нашей земле!
     Потом, немного успокоившись, призвал адъютантов и объявил:
     - Джентльмены, британцы уже здесь! Сегодня вечером мы с ними сразимся.
     Для Кита, посланного с депешами, не было новости приятнее. Холодный дождь исхлестал дороги, колеса фургонов и копыта коней вязли в непролазной грязи. Кит поскакал вдоль берега, объезжая озерца и заболоченные места, и наконец добрался до места назначения, промерзший и забрызганный с головы до ног.
     - Майор Планше, - воскликнул он, протягивая пакет, - вы должны как можно скорее вернуться в Новый Орлеан! Британцы высадились!
     Растерявшийся Планше показал гонцу на камин и, наскоро пробежав глазами приказ, велел адъютанту выстроить солдат и идти маршем на Новый Орлеан.
     - Если понадобится, мы всю дорогу будем бежать, - резко добавил он.
     К полудню батальон Планше, действительно пробежав всю дорогу, вошел в город. К нему присоединились другие подразделения, выстроившиеся на Плас д'Армс.
     Под покровом темноты и желая застать врага врасплох, небольшая армия разделилась на отряды и при свете луны пошла в бой. Знаком к началу сражения послужил выстрел с американской шхуны "Каролина", вставшей на якорь напротив британского лагеря. Англичане бросились врассыпную, но быстро опомнились, и атака американцев была встречена мушкетным огнем. Пули свистели мимо головы Кита, кто-то рядом с ним вскрикнул. Знакомая сцена.., правда, не на палубе корабля, а на суше, но от этого не менее опасная.
     То там, то здесь вспыхивали рукопашные поединки, и не успели американцы оттеснить оккупантов, как прибыли британские подкрепления и битва разгорелась с новой силой. Темноту то и дело разрывали вспышки огня, почти мгновенно исчезавшие.
     Несмотря на жуткий холод, пронизывающий почти до костей, Кит упрямо рвался вперед, сквозь ледяную грязь, плескавшуюся за сапоги. Один раз он поскользнулся, инстинктивно поднял шпагу, чтобы отразить удар штыка, и увидел при очередном разрыве снаряда, что вокруг, насколько хватало глаз, люди сражаются не на жизнь, а на смерть. Отчаянная, свирепая драка то затихала, то вновь разгоралась бесконечными волнами. Кит сам не заметил, как очутился на краю поля, покрытого смятыми, растоптанными стеблями сахарного тростника. Тяжело дыша, не соображая, что теперь делать, он огляделся и понял, что бой откатился дальше. Но тут откуда-то слева донеслись безошибочные звуки драки.
     Изо рта Кристиана вырывались белые клубы, хотя по лицу катился пот. Он провел ладонью по глазам, чтобы прояснить зрение, и тихо рассмеялся, узнав одного из людей, катавшихся по замерзшей земле. Наконец-то!
     Он разжал рук