ерзительно, и я не позволю вам ставить меня в подобное положение!
     - Не позволите? Вы?! Вряд ли вы, в своем положении, имеете право что-то запрещать или позволять, мисс Кортленд.
     Холодный тон противоречил бешенству, полыхавшему в его глазах, хотя голоса он не повысил.
     - Если вам так противны мои поцелуи, не стоило звать меня в укромный уголок.
     - Я пригласила вас сюда, чтобы высказать свое мнение, а вовсе не напрашиваться на ласки! Неужели вы так тщеславны, что считаете, будто каждая женщина, которая заговаривает с вами, на самом деле просто заигрывает? Как банально!
     Он вдруг выпустил ее руку и хрипло засмеялся.
     - Значит, вы не собирались танцевать со мной? Но и я не собирался приглашать вас на вальс!
     - Позвольте в этом усомниться! Второго такого самонадеянного человека, как вы, я просто не знаю! Это был ваш замысел с самого начала! Опозорить меня перед людьми! Не хотите же сказать, будто ваша бабушка...
     - Иисусе! Бабушка! По ее словам, именно вы потребовали начать танцы вальсом! Мне следовало бы сразу распознать, чьих это рук дело! По какой-то непонятной причине она желает, чтобы мы подружились.
     - Боюсь, тут ее ждет разочарование, милорд.
     - Похоже, вы правы.
     - Завтра весь Лондон будет шептаться о нас. Если вы и не нанесли непоправимого вреда моей репутации, то, уж конечно, дали пищу злословию. Вам следует гордиться собой, милорд, ибо вы, вне всякого сомнения, преуспели в своих намерениях.
     Глаза Холта чуть заметно сузились.
     - И каковы, по-вашему, мои намерения?
     - Отомстить, разумеется, и только потому, что, по-вашему, именно я - причина ссоры между вами и бабушкой. Очевидно, вы так и не простили меня за появление в Англии.
     Несколько долгих мгновений он молчал, прежде ,чем небрежно пожать плечом и тихо обронить:
     - Похоже, вы куда более наивны, чем я предполагал, мисс Кортленд.
     - Ну, не настолько я наивна, чтобы не распознать низость, когда сталкиваюсь с таковой.
     - Вы это так называете? - фыркнул он. - Похоже, вы путаете месть или низость с куда более примитивными инстинктами, но я ничуть не удивлен.
     Девушка неуверенно нахмурилась.
     - Не понимаю...
     - Разве? А мне кажется, вы не так глупы.
     Он протянул руку и бесцеремонно коснулся ее щеки.
     - Бедная маленькая колонистка! Позолоченная птичка в клетке, простой воробей, превратившийся, как по волшебству, в яркую колибри.., и все же не вылетевшую из клетки.
     Правда, чистая правда... О Господи, он каким-то образом понял беспокойные порывы, тревожные желания, которыми она не делилась ни с кем. И все же постоянно ощущала, что оказалась в ловушке. В шелковой паутине роскоши и благодарности. И он это знает.
     Судя по тому, как иронически дернулись ее губы, каким пренебрежительным стало выражение глаз, Холт понял, что попал в цель.
     Повернувшись, он шагнул к двери и неслышно закрыл ее за собой.
     Она вдруг вспомнила сны, преследовавшие ее по ночам все эти годы. Неосуществимые желания, неотвязную боль, так часто будившую ее. Бессвязные грезы волновали Амелию; неразличимый во мраке незнакомец тем не менее обещал несказанные наслаждения, так и не познанные ею, и это с каждым разом все больше тревожило.
     Только теперь до нее дошло, что голос из темноты принадлежал Девереллу, как и руки, касавшиеся, но никогда не утолявшие голода, а чувство опасности, неизменно сопровождавшее сны, тоже исходило от него.
     Не обращая внимания на тихие звуки музыки, проникавшие сквозь дверь, девушка стояла, словно пригвожденная к месту, прислушиваясь к неслышному грохоту разлетевшихся в прах иллюзий.

Глава 6

     По залу порхали мелодии Моцарта, перебиваемые громкими, пронзительными голосами полупьяных гостей. Холт шагнул к высокой стеклянной двери, ведущей на веранду. Погода выдалась необычайно теплой для сентября, и в доме было невыносимо душно и несло смешанными запахами духов и пота.
     Бабушки нигде не было видно, что, впрочем, и неудивительно: теперь она всячески будет избегать внука, пока его гнев не сменится легким раздражением. Что же, весьма мудро. Ему, как и каждому человеку, не слишком нравится оставаться в дураках, а такой удар по самолюбию снести нелегко. Подумать только, девица искренне оскорблена его ошибкой. Черт бы ее побрал: взирает на него брезгливо, как на гнусную жабу. Ни одна женщина до нее так к нему не относилась. Он не привык к подобному обращению!
     Нет, он не настолько тщеславен, чтобы считать, будто все женщины от него без ума, но и далеко не так наивен, чтобы пренебрегать авансами молодых особ, польщенных вниманием богатого знатного поклонника.
     Одно это означало, что сезон для них будет успешным, чтобы не сказать более, и немало заботливых мамаш из кожи вон лезли, чтобы заполучить его для своих дочерей, зачастую не слишком красивых. Одно это убеждало Холта, что его считают завидным женихом, хотя перспектива поймать графа Деверелла в сети брака оставалась крайне сомнительной.
     Но эта маленькая выскочка из колоний в ужасе съеживается от его прикосновения и в штыки встречает всякую попытку завести беседу. Можно подумать, она царица бала и признанная красавица! Нищенка, без гроша в кармане, живущая благотворительностью, и к тому же почти старая дева! Двадцать один год - возраст опасный.
     Ей давно пора быть замужем, иначе скоро ее начнут лицемерно жалеть, считая лежалым товаром!
     Интересно, что за игру она затеяла? Действительно ли терпеть его не может или разыгрывает обычный спектакль кокетки, желающей поймать завидную добычу?
     Разве мало он встречал женщин, разыгрывавших безразличие? Не такой уж глупый план. Наживка притворного равнодушия всегда манит неопытных мужчин. Вот именно, неопытных. Не таких, как он, искушенных в хитростях противоположного пола!
     Положив сжатый кулак на каменные перила, он молча рассматривал раскинувшийся внизу сад. Бикон-Хаус.
     Прихоть бабушки. Такое безрассудство вполне в ее духе!
     Слишком велик, слишком стар, чересчур дорого обходится, а по комнатам и коридорам гуляют сквозняки.
     Правда, у бабушки есть собственное состояние, и, нужно отдать должное, она не притронулась к деньгам, посылаемым ей раз в месяц через поверенного. Это немало удивляло Холта, ибо леди Уинфорд была настоящей мотовкой и проклятая благотворительность стоила ей куда дороже, чем это чудовищное строение.
     - Милорд?
     Холт неохотно обернулся и уже хотел было бросить что-то резкое, как узнал рыжеволосого мужчину с военной выправкой.
     - Лорд Кокрин! А я думал, что вас перевели на Балтику!
     Капитан Томас Кокрин, сын шотландского графа, покачал головой и мрачно улыбнулся:
     - В свете моей нынешней непопулярности у парламента сомневаюсь, что в ближайшее время такое случится.
     - Позор! - искренне воскликнул Холт. - Лично я считаю, что любой человек, которого Наполеон называл "морским волком", достоин командовать флотом.
     Кокрин встревоженно огляделся, словно боясь, что их подслушают, и тихо попросил, выговаривая слова с сильным шотландским акцентом:
     - Я видел, как вы танцевали, и решил потолковать с глазу на глаз. Мы можем где-нибудь уединиться?
     - Похоже, сегодня ночь разговоров по душам. Да, я знаю такую комнату.
     Сейчас им двигало нескрываемое любопытство. Кокрин был известен всем морякам как блестящий тактик и смелый морской офицер, по праву именуемый покровителем морей. И уж конечно, он ни в коем случае не заслуживал такого унижения от господ лордов Адмиралтейства.
     Закрыв за собой дверь гостиной, в которой еще недавно беседовал с мисс Кортленд, Холт показал на небольшой столик у стены, заставленный хрустальными графинами с жидкостями, отливавшими топазами и рубинами.
     - Бренди или портвейн?
     - Спасибо, ничего. Деверелл, я в затруднении, и только вы можете мне помочь.
     Со стороны Холта было бы бестактно заявить, что он ненавидит затруднения, особенно чужие, поэтому он молча направился к столу и налил себе бренди. Почувствовав пристальный взгляд Кокрина, он тем не менее не торопясь сделал несколько глотков, прежде чем осведомиться:
     - Надеюсь, не случилось ничего серьезного и никакая дама не поклялась вам отомстить?
     Не обращая внимания на шутливый тон, Кокрин подступил ближе и взволнованно прошептал:
     - Меня хотят убить.
     - Насколько я понял, вы не имеете в виду наполеоновские легионы, - заметил Холт, подняв брови, и уже серьезнее добавил:
     - Это из-за ваших политических взглядов на реформы? Если так, члены парламента в мое отсутствие окончательно рассвирепели...
     - Нет, дело не в этом. Я изобрел новое оружие для борьбы с Наполеоном, - пробормотал Кокрин и, опасливо оглядевшись, выпалил:
     - На прошлой неделе в меня стреляли... пуля прошла в волоске от головы. Вчера я едва не погиб под колесами экипажа, запряженного четверкой коней. Кучер и не подумал остановиться. Поверьте, все это не случайно.
     - С кем еще вы говорили об этом? И кто послал вас ко мне?
     - Не имею права говорить. Поскольку принц и его военные советники не заинтересовались моим изобретением, им, вероятно, все равно, что будет со мной. Правда, они потребовали моего молчания.
     Холт задумчиво вертел бокал, любуясь шелковистыми потеками янтарной жидкости по стеклу.
     Кокрин рассеянно запустил пальцы в волосы и подступил еще на шаг.
     - Три года назад вы были при Экс-Роудс и признали, что идея хороша.
     - Ах да. Огненные корабли.
     - Ничего подобного. Корабли-снаряды, вернее, корабли-вонючки. Я работал над изобретением... Вы, наверное, знаете, что мой отец - известный химик. Так вот, я до тонкостей разработал все детали. И знаю, как создать судно, нагруженное начиненными серой ядрами.
     Стоит взорвать одно, как от детонации начнут разлетаться остальные и с гибельной точностью попадать во вражеские войска. Если все сделать точно, три корабля сумеют поразить шестьюстами снарядами с горящей серой площадь в половину квадратной мили. Этого достаточно, чтобы вывести из строя французские эскадроны.
     От едкого запаха они побегут сломя голову. И тогда можно высаживать солдат и занимать освободившиеся территории. Да что там - хоть все побережье!
     Холт отставил бокал и, хотя видел преимущества изобретения Кокрина, все же осторожно заметил:
     - Припоминаю, как горячо вы...
     Кокрин нетерпеливо отмахнулся.
     - Все шло прекрасно, пока этот идиот, адмирал Гамбье, не попытался обвинить меня в некомпетентности.
     Вы, разумеется, знаете эту историю.
     - Да, как и то, что французы установили боновое заграждение, чтобы остановить ваши суда.
     - Я усовершенствовал свое изобретение, и на этот раз никакие боны не спасут французов. Только представьте, Деверелл, это необратимо изменит ход войны в нашу пользу и уничтожит наполеоновские войска.
     - Почему же принц остался безразличен?
     Кокрин, пренебрежительно фыркнув, сверкнул блестящими синими глазами. В этот момент рыжий великан казался куда моложе своих тридцати шести лет.
     - Проклятые советники... Вы знакомы с сэром Уильямом Конгривом, его сыном и герцогом Йоркским? Они считаются великими экспертами морского дела... Господи Боже мой, те еще эксперты! Единственными людьми, верно оценившими возможности и перспективы таких судов, были адмиралы лорд Кейт и лорд Эксмут. Они прямо объявили, что мой план имеет немало достоинств, хотя и признали, что такие смертоносные устройства, мягко говоря, не совсем обычны. Подумать только, они волновались о том, что если враг раздобудет документы, то может использовать изобретение против нас. Любому здравомыслящему человеку зарыдать хочется над их ограниченностью! Узколобые, жалкие кретины! Стоит им... - Он осекся, тяжело вздохнул и поморщился. - Но я пришел не за этим. Не волнуйтесь, от меня никто ничего не узнает. Честно говоря, я с ними согласен: опасность измены существует. И Наполеон в отличие от нашего принца сразу распознает все выгоды такого оружия.
     - Но если французам ничего не известно, кто пытается расправиться с вами?
     Кокрин развел руками. Лоб и раскрасневшиеся щеки блестели от пота, губы нервно дернулись.
     - Вот я и прошу помочь мне узнать, кто это. Я почти никому не доверяю. Но вы - дело другое. Мы вместе сражались, были братьями по оружию, и вы вступились за меня, когда Гамбье привлек меня к трибуналу после катастрофы в Экс-Роудс.
     - Я всего лишь сказал правду, - возразил Холт.
     Мелодия вальса ворвалась в сознание и на секунду отвлекла его от суровой действительности. Неудачи сегодняшнего вечера отошли на второй план. Даже на сердце не так саднило от откровенного презрения мисс Кортленд. Сейчас главное - история с Кокрином. Весьма неприятно, если он окажется прав. Узнай французы о новом методе ведения боя - и мгновенно воспользуются возможностью отомстить англичанам.
     - В Англии есть немало людей, которые предпочли бы видеть меня мертвым, чем позволить Бонапарту выведать тайну изобретения, - неожиданно громко высказался Кокрин. Бедняге столько пришлось пережить, что он уже ничему не удивлялся: голос казался совершенно бесстрастным. - Представляю, как обрадовались бы французы.
     Холт согласно кивнул.
     - Кто еще знает о вашей работе, если не считать принца и его окружения?
     - Никто. Я ни с кем не откровенничаю., Что же, яснее и намекнуть невозможно.
     - Не представляю, чем я мог бы помочь, но для начала постараюсь провести расследование, - решил наконец Холт.
     В глазах Кокрина мелькнуло облегчение, но больше он ничем не выказал своей радости, только вежливо обронил:
     - Я ценю вашу помощь, Деверелл.
     - Думаю, будет лучше, если нас никто не застанет за разговором. Если выведаю что-нибудь, немедленно сообщу.
     Они вышли из комнаты по отдельности. Первым удалился Кокрин. Холт налил еще бренди и уселся в кресло, пытаясь определить, насколько велика грозившая шотландцу опасность. Он знал Кокрина уже лет пятнадцать и сражался вместе с ним при Экс-Роудс, когда ослиное упрямство и тупость адмирала Гамбье привели англичан к полнейшему фиаско. За глупость одного человека Англия расплатилась целым флотом. Какие люди погибли!
     Кокрин разделил позор с адмиралом, но в отличие от последнего не вышел сухим из воды. Пережитое унижение подорвало его позиции в парламенте как независимого члена и ярого реформатора, избранного жителями небольшого городка Хонитон. Кроме того, он успел приобрести немало политических недругов, всячески задерживавших его новое назначение. Поэтому можно с уверенностью заключить: кто угодно может покушаться на жизнь Кокрина.
     Внимание Холта привлек раздавшийся у двери тихий шорох. Стиснув ножку бокала, он настороженно вскинул голову. На пороге показалась знакомая фигура.
     - Вот ты где! Сбежал, как...
     Леди Уинфорд бросила на него внимательный взгляд.
     - Тебе нехорошо?
     - С чего это вдруг такое беспокойство, бабушка?
     Леди Уинфорд махнула рукой.
     - Сама не знаю. Просто ты внезапно исчез. Растворился в воздухе... Кстати, где Ами?
     - Не имею ни малейшего понятия, кто это и где находится...
     - Амелия. Мисс Кортленд. Она была с тобой.
     - Не стоит смотреть на меня так настороженно. Клянусь, что не прикончил ее.
     - Разве ты не с ней был тут?
     - Собственно говоря, - начал он, притворяясь, что не понял истинного смысла расспросов, - мы перекинулись несколькими словами, и она ушла.
     - Вот как, - обронила бабка. В наступившем молчании шум из-за стены показался еще назойливее. Почтенная леди вздохнула так глубоко, что кружева на лифе затрепетали. - Я ожидала лучшего отношения с твоей стороны, Холт. Ты напугал ее?
     - Спешу заверить, - сухо процедил он, - что это она перепугала меня до смерти. Она не из тех, кого легко сломить.
     - Тут ты прав, - восторженно засмеялась леди Уинфорд. - Амелию никак не назовешь жеманной, чопорной дурочкой! Я очень ею довольна! Она так старается угодить мне, прекрасно учится, хватает все на лету и к тому же добрая и милая девочка. Истинное утешение! Не могу понять, почему ты так ее невзлюбил!
     - Сначала я принял юную леди за воровку, она же ничего не сделала, чтобы разуверить меня в обратном - скорее, подтвердила мои подозрения.
     - Понятно.
     Глаза пожилой дамы, только сейчас счастливо блестевшие, словно потухли. В эту минуту своей склоненной набок головой и пристальным взглядом она как нельзя более напоминала любопытную птичку.
     - И ты до сих пор настроен против нее?
     - Я этого не сказал.
     - Но подразумеваешь. О, ты иногда так напоминаешь своего отца! Тот иногда предубежденно относился к чудесным людям, и если уж ополчится на кого-то, только трагедия или несчастье были способны изменить его мнение! Но сейчас не время и не место спорить на эту тему. Пойдем в зал. Гости жаждут услышать о твоих подвигах в Саламанке. Правда, что ты захватил важный стратегический пункт?
     - Не я один, - пробормотал внук, послушно позволяя вести себя за руку.
     Ладошка, сжимавшая его пальцы, вдруг показалась совсем хрупкой и невесомой, а кожа - тонкой и высохшей, как пергамент, сквозь который просвечивали синие вены - свидетельство прожитых лет. Однако нельзя было отрицать, что старушка бодра и кипит энергией, которой Холт прежде не замечал. Она легко разрезала толпу, временами останавливаясь, чтобы представить внука очередному гостю: грациозная, изящная, истинная grande dame, какой ее знали в обществе.
     Как она умела меняться: секунду назад легкомысленная вздорная особа, готовая отдать последние деньги на идиотскую благотворительность, мгновенно превращалась в воплощение величественной аристократки. Это раздражало и одновременно умиляло Холта, и он внезапно понял, до какой степени истосковался по бабушке. В конце концов она - единственная его родственница, оставшаяся от всей семьи, упорно стремившейся к саморазрушению и погибели. Фамильная черта, что тут поделать!
     Тысячи свечей освещали бальную залу, бросая отблески на золото и серебро, подчеркивая блеск собрания. На дамских нарядах и мужских галстуках переливались драгоценности, а сами женщины в многоцветных платьях напоминали экзотических птиц. Стены были затянуты тканым шелком; развешанные повсюду цветочные гирлянды издавали сладостные ароматы, перебивавшие запахи еды и дорогих духов. Двери и окна были широко распахнуты, но, несмотря на это, в зале стояла ужасная жара.
     Умело скрывая нетерпение, Холт обменивался вежливыми словами с приятелями и знакомыми вдовствующей графини. Интересно, куда это пропала мисс Кортленд? Ее нигде не видно. Оригинальная особа! Большинство женщин на ее месте наверняка воспользовались бы возможностью подцепить жениха. Жаль, что он ошибся, предполагая, что именно она просила начать танцы вальсом. Зря поверил намекам бабки. Очевидно, последняя замыслила показать ему мисс Кортленд с самой выгодной стороны, но напрасно она старается. Все бабкины махинации ни к чему не приведут. Мисс Кортленд сделала все, чтобы усугубить и без того невысокое мнение о себе. Если она и намеревалась втереться к нему в доверие, очевидно, выбрала неверный метод: решила показать, что не выносит его.
     Ново, пожалуй, оригинально, но не слишком удачно. Пока что она добилась одного: Холт почему-то сознает, что не оправдал ее ожиданий, и от этого мерзко на душе. И хотя он терпеть не мог истерического поклонения героям, людям, которые всего лишь выполняли свой долг, все же не мог отделаться от неприятного ощущения того, что мисс Кортленд видит печальную истину за блестящим фасадом, понимает, какая гнусность - все эти войны. Знает, как он ненавидит кровь, грязь, смерть, бесполезные жертвы, гибель людей под палящим солнцем, когда командирам приходится посылать солдат на смерть под пушечную канонаду и свист пуль...
     Но вместо привычного восхищения он встретил прямой оценивающий взгляд зеленых глаз, проникший за воздвигнутые им барьеры и на какой-то короткий тревожащий миг увидевший Холта таким, каким он был на самом деле: беззащитным и уязвимым. Не слишком утешительное чувство.
     - Деверелл