ла не слишком крупная. Вдоль стен, будто однорукие стражи, вытянулись игральные автоматы. В центре зала двумя рядами стояли четыре стола для игры в крап, два стола с рулеткой, три - для игры в блэк-джек, стол для баккара, колесо фортуны и большой круглый покерный стол. В задней части казино в нише находилась комната для игры в кено <Кено - игра типа лото, бинго и т.п.>.
     Интерьер казино, форма служащих, многочисленные стилизованные рисунки на стенах - все соответствовало названию заведения и должно было напоминать о 1898 годе - времени золотой лихорадки на Аляске. Перед зданием клуба на улице высился стофутовый тотемный столб - огромный, в зазубринах фаллос, покрытый, словно презервативом, светящимися неоновыми трубками.
     Недавно Мэйджорс задумал новый проект - гонки на собачьих упряжках, с искусственным снегом, эскимосами и прочими соответствующими прибамбасами.
     Он намеревался осуществить его на рождественской неделе, когда жизнь в казино Лас-Вегаса замирает. Даже самые заядлые игроки, пропащие люди, проводили праздники дома со своими родными, и любая затея, способная привлечь сюда целые семьи, стоила пристального внимания и энергичной разработки.
     Наверное, немного преждевременно так говорить, но последнее изобретение Мэйджорса, его детище - покерный турнир, который должен начаться завтра и закончиться в ближайшие выходные, в День труда, - оказалось весьма удачным еще до того, как состязания начались. Весть о таком исключительном событии разнеслась со скоростью света, и любители покера съехались со всей страны, как мухи слетаются на мед.
     Мэйджорс задумчиво курил; взгляд его упал на высокого пожилого мужчину с мягкими длинными седыми волосами и маленькой острой бородкой, одетого в белый костюм из плотного шелка и с черным галстуком-шнурком на шее. В его фигуре Бренту почудилось нечто знакомое. Что-то до боли знакомое некогда в прошлом.
     Когда мужчина повернулся и стал пробираться сквозь толпу с ловкостью и изяществом, совершенно необычными для человека его возраста, в голове Мэйджорса будто что-то щелкнуло и память подсказала ему: Эндрю Страдвик. Полковник.
     Мэйджорс последовал за ним, но не успел сделать и двух шагов, как путь ему преградила какая-то пара.
     Ему пришлось притормозить и пропустить их, а когда - он смог двигаться дальше, полковник уже растворился в толпе.
     Мэйджорс снова остановился, ругаясь про себя на чем свет стоит. С досады он вцепился зубами в сигару. И тут увидел приближающегося Сэма Хастингса, начальника местной службы безопасности.
     Сэму было примерно столько же лет, сколько Мэйджорсу. Этот гигант, производивший обманчивое впечатление медлительного человека, обладал мгновенной реакцией, быстрым и четким умом в тех случаях, когда это было необходимо, и отличался необыкновенной мягкостью и тактом, какие часто свойственны крупным мужчинам.
     Когда Мэйджорс занял пост управляющего, все работники службы безопасности "Клондайка" носили ярко-красную форму конной полиции и были так же хорошо заметны, как и шлюхи, заигрывающие с посетителями. Пришлось срочно положить конец этой нелепой традиции. Правда, несколько охранников в форме Брент все же оставил. Они следили за порядком в казино и на улице, а красный мундир полицейского символизировал власть и силу.
     Прежде чем Сэм успел открыть рот, Мэйджорс спросил:
     - Видел того типа с бородой в белом костюме?
     Сэм уставился на него блестящими карими глазами.
     - Да, Брент, видел. А что?
     - Это Эндрю Страдвик. Слышал о таком?
     - Полковник? Конечно, слышал. Старый шулер, один из самых известных и изворотливых. Хитрый черт. Правда, встречаться мне с ним не приходилось.
     И фотографии не видел. Как думаешь, что он здесь делает?
     - Именно это мне и самому очень хотелось бы узнать. Еще раз увидишь его здесь, задержи. Хочу сказать ему пару слов.
     - Ладно, Брент, сделаем... Гарольд послал меня за тобой. Только что подъехал лимузин из аэропорта.
     Мэйджорс коротко кивнул. Его голова все еще была занята мыслями о неожиданном появлении в казино Эндрю Страдвика. Наконец он на некоторое время отложил размышления о шулере в сторону и быстро зашагал к конторке портье. Через большие стеклянные двери было видно, что перед входом стоит черный лимузин, а швейцар выгружает багаж.
     - Фотограф на месте? - спросил Мэйджорс.
     Гарольд мотнул головой в сторону стоящего неподалеку мужчины с фотоаппаратом в руках.
     Швейцар уже вкатил в вестибюль тележку с чемоданами, а следом за ним вошла, держась за руки, молодая пара: она - очень юная, хорошенькая пепельная блондинка, а он - красавец со жгучими черными глазами. Мужчина деловито оглядывался по сторонам, изучал интерьер и расположение различных заведений клуба.
     Мэйджорс сделал шаг вперед и приветливо произнес:
     - Мистер и миссис Грин? Меня зовут Брент Мэйджорс, я управляющий "Клондайка". Рад приветствовать вас в Лас-Вегасе.
     Грин опешил, но в то же время не смог скрыть, что весьма польщен подобным приемом. Он переглянулся с женой и пробормотал:
     - Мы не ожидали...
     - Джордж, отнеси багаж мистера и миссис Грин в номер для новобрачных, - приказал Мэйджорс подошедшему рассыльному.
     - Нет-нет, мы не заказывали... - испуганной скороговоркой выпалил Пол Грин.
     - Не волнуйтесь, мистер Грин, - мягко прервал его Мэйджорс, - эта услуга за счет клуба. Ведь у вас медовый месяц, не так ли?
     - Да, но...
     В этот момент фотограф щелкнул аппаратом, вспышка ослепила молодых. От неожиданности они чуть не подпрыгнули, а новобрачная испуганно прижалась к мужу.
     - Не считайте это чистым альтруизмом с нашей стороны, мистер Грин, - улыбнулся Мэйджорс. - Завтра ваша фотография будет украшать все газеты под броскими заголовками типа "Молодожены мистер и миссис Грин проводят неделю в гостях у "Клондайка" по приглашению администрации". Как видите, обычная реклама для создания достойного имиджа. - Мэйджорс учтиво поклонился Дебби. - Добро пожаловать в "Клондайк", миссис Грин. Мы рады сообщить вам: пока вы гостите у нас, все здесь, кроме игровых столов, оплачивает клуб. Если повезет, о нас еще не раз напишут в прессе. Кто-нибудь из вас прежде бывал в Вегасе?
     - Нет, - ответил за обоих Пол. - Могу я спросить вас кое о чем, мистер Мэйджорс? В вашем городе игральные автоматы стоят повсюду, буквально на каждом шагу. Это первое, что бросилось в глаза, лишь только мы вышли из самолета. Если вы скажете, что их не установили в ванных комнатах, я буду очень удивлен. Или все же установили?
     Мэйджорс расхохотался, запрокинув голову.
     - Пока нет. Но поверьте, нам предлагали, и не раз. Правда, до сих пор удавалось устоять перед подобным искушением, - ответил он и, заметив, что рассыльный Джордж нетерпеливо переминается с ноги на ногу, добавил уже более официальным тоном:
     - Джордж покажет вам ваши апартаменты. И запомните: все за счет нашего заведения. Если возникнут вопросы, любые, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.
     Мэйджорс проводил взглядом удаляющуюся пару.
     Стоявший неподалеку Сэм Хастингс задумчиво протянул:
     - До чего лакомый кусочек эта девочка.
     Мэйджорс кивнул, не слишком прислушиваясь к его словам, и, помахав рукой, направился к своему кабинету.
     - Брент! Подожди минутку!
     Он тут же остановился, развернулся кругом. От звука этого голоса радость переполнила его, кровь побежала быстрее. К нему приближалась женщина. Линда Фостер. Светлая мулатка. Кожа у нее не шоколадная, а чуть коричневатая, и черты лица правильные, почти европейские. Ей двадцать восемь лет, у нее острый ум и роскошное, сводящее с ума тело. Глядя на нее, Мэйджорс всегда вспоминал - надо сказать, с некоторым стыдом - замечание, которое когда-то отпустил его многоопытный дядюшка: "Брент, мальчик мой, если тебе придется трахаться с негритянкой, выбирай ту, что посветлее. Они гибкие, как норки, и знают толк в этом деле". Да, они это действительно знают, дядюшка был прав!
     Линда улыбалась, но выражение лица у нее было встревоженное.
     - Жаль, что приходится сообщать тебе плохие новости, Брент, но Джей Ди опять дурит. Если так пойдет, то он не сможет выступать вечером.
     Мэйджорс шумно выдохнул и выругался:
     - Черт побери! Где он?
     - В гримерной, изрядно налакался и ругается последними словами, накидывается на каждого, кто по неосторожности приблизится к нему.
     - Пойдем посмотрим, что там творится. Может, нам удастся привести этого сукина сына в надлежащее состояние.
     Он сердито зашагал через холл, энергично переставляя длинные ноги. Линда ухватила его за руку и чуть не вприпрыжку, чтобы не отстать, поспешила за ним.
     Нона Эдриан, зевая, вышла из спальни и взглянула на часы, стоящие на телевизоре. Сегодня ей на работу в "Клондайк" во вторую смену, так что впереди еще целый час.
     Она почувствовала, что замерзает, и поплотнее закуталась в халат. В гостиной было прохладно. Нона подошла к кондиционеру. Ну конечно, установлен на восемнадцать. Работа Лэша, ясное дело. Он терпеть не может жару, а на улице сейчас, пожалуй, не меньше тридцати восьми градусов.
     Лэш, Лэш...
     - Черт побери, у нас кончается кофе, Нона! - крикнул он из кухни. - Пойдешь на работу, купи.
     Ага, разбежалась.
     - А почему бы тебе самому не купить? - огрызнулась Нона, оглядываясь по сторонам в поисках сигареты. - Целыми днями торчишь здесь, небось уже всю задницу себе отсидел. - Она отыскала полупустую пачку, вытащила из нее сигаретку и прикурила.
     Нона услышала звук отодвигаемого на кухне стула и обернулась. В дверном проеме нарисовался Лэш.
     Уолтер Лэшбрук. Смуглый брюнет, мощный, волосатый, словно обезьяна. Могучая грудь густо заросла шерстью, грубой и жесткой, как у животных; крепкие руки тоже сплошь покрыты жесткой кудрявой растительностью. На нем были только трусы, мужское добро выпирало, будто увесистый кулак.
     Он вынул изо рта недокуренную сигарету и свирепо посмотрел на Нону.
     - Ладно тебе ныть. Не будь дурой. Знаешь ведь, я занят...
     Лэш запнулся, взгляд его потемнел: Нона нарочито небрежным жестом распахнула халат. Подобное зрелище всегда действовало на него одинаково - он терял способность говорить и думать о посторонних вещах.
     В свои тридцать пять лет Нона выглядела великолепно, и она прекрасно это знала. А Лэшу полезно лишний раз напомнить, насколько он сам похож на обезьяну, если он вдруг невольно забудет об этом. К тому же красота была не единственным ее достоинством. Нона работала кассиром в казино. Меняла фишки на деньги, выплачивала выигрыши счастливчикам и ежедневно имела доступ к сорока тысячам долларов.
     Нона выжидательно разглядывала выпуклость на трусах Лэша, но он развернулся и тяжело потопал на кухню. Нона усмехнулась и расстегнула заколку, поддерживающую волосы. Рыжеватые локоны рассыпались по плечам. Она тряхнула ими и снова заколола.
     У нее были прекрасные плечи. Все мужчины говорили ей это, даже Лэш, а от него комплимента дождаться - что у скупердяя доллар выпросить. Грудь у нее была большая и высокая; Нона всегда носила одежду, выгодно подчеркивающую ее прелести, особенно в "Клондайке". Мужчинам нравятся женщины с объемистыми дынями за пазухой и пышными буферами, они любят как бы случайно касаться их, пожирать взглядом или украдкой тянуть руки и как бы невзначай ласкать их. Они считают, что таким образом успокаивают расшатавшиеся нервы, а возле игровых столов нервы у людей взвинчены до предела.
     Нона сделала последнюю затяжку, затушила сигарету и тоже пошла на кухню. Лэш сидел за столом и читал газету; тут же стояла пепельница, полная окурков (вид столь же привлекательный, что и у кучки собачьего дерьма), и чашка с остывшим кофе.
     - Есть хочешь? - поинтересовалась Нона. Он ведь сам себе ничего не сделает.
     - Ага. Поджарь-ка яичницу. - Он встряхнул газету и перевернул страницу. - Где бы раздобыть деньжат, детка?
     Нона достала сковороду с длинной ручкой и поставила на плиту.
     - Как это "где раздобыть"? Да я же отдала тебе все деньги два дня назад! Все! Что, уже все просадил?
     - Ничего я не просадил! Но мне нужно как можно больше, чтобы сработал мой план. Я же говорил тебе.
     Нона потянулась к холодильнику за яйцами.
     - Да, говорил, но не слишком распространялся.
     Я ничего не поняла и теперь не понимаю.
     - Господи Иисусе! Да смени же пластинку! Мы обсуждали эту тему миллион раз! - рявкнул Лэш. - Я расскажу тебе все в деталях, когда придет время. Но не раньше! Не начинай опять этот дурацкий разговор, не лезь!
     - Буду лезть, - спокойно заявила Нона, разбивая яйца над сковородкой, - пока ты не объяснишь, в чем дело. Имею полное право.
     - Нет у тебя никаких прав! Кроме одного: закрыть пасть и молчать в тряпочку! - завопил Лэш. Потом - махнул рукой и ухмыльнулся, уже совеем по-доброму. - Правда, у тебя ведь голова работает только в одном направлении.
     Уолтер обладал удивительной способностью мгновенно переходить от неистовства к безмятежному добродушию. Когда он не хмурился и не сердился, можно было назвать его почти красивым. Такой тип мужчин, с впалыми щеками и грубоватыми чертами лица, всегда нравился Ноне, она находила его очень привлекательным.
     - Правильно, в одном, - кивнула она. - Я хочу убраться из этого города. И если у меня это когда-нибудь получится, ноги моей здесь больше не будет.
     Никогда не вернусь. Никогда.
     - Все так, куколка. Только сейчас ты здесь. Соберем урожай с этого дерева и смоемся. Смоемся из города и вообще из этой проклятой страны! Как насчет Испании? Или Южной Америки?
     - Южная Америка? - Нона подозрительно посмотрела на него. - Судя по всему, то, что ты собираешься провернуть, - дельце опасное, слишком опасное. А в Южной Америке тебя запросто разыщут и приволокут обратно.
     - Ну ладно, ладно. Да мы сможем поехать куда угодно. У тебя будет все: дорогие шмотки, денег полный кошелек, любые машины. Все, что пожелаешь, кроме мужиков. Для этого занятия у тебя есть я, правильно?
     Нона подошла к нему и поцеловала влажными губами.
     - Верно, для этого у меня есть ты, Лэш. - Она лениво шлепнула его по рукам, которые принялись ощупывать и оглаживать ее. - Прекрати. Яичница подгорит.
     Он со вздохом отпустил ее.
     - Ладно, детка, вернемся к нашему разговору. Капуста нужна. Я тут недавно пересчитал: у меня всего двадцать пять баксов. Этого недостаточно.
     Нона нахмурилась.
     - Раньше пятницы мне не заплатят. А воровать фишки каждый день я побаиваюсь.
     - Мы же с тобой договорились, куколка. Ты взялась за это дело!
     Она разрезала яичницу пополам, разложила на тарелки и подтолкнула одну из них Лэшу.
     - Сделать тебе тост?
     Он кивнул и стал ковырять в тарелке вилкой.
     - Знаю, что ты думаешь обо мне, Нона, но я стараюсь выполнять свою часть работы по-честному.
     Небось считаешь, что и сама могла бы вынести эти фишки оттуда без моей помощи? Думаешь, мне очень нравится наряжаться старухой и шнырять по женским туалетам? Перед тем как идти на дело, мне каждый раз приходится так тщательно выбривать физиономию, что рожа потом неделю болит!
     - Да знаю, знаю. - Нона чуть не прыснула, но подавила смех и отвернулась. Закинула хлеб в тостер, зажгла газовую конфорку и поставила на плиту кофейник, потом подошла к стене и записала в висевшем там блокнотике "кофе", чтобы не забыть купить.
     Всякий раз, когда она представляла Лэша в бабьих тряпках, не могла удержаться от смеха. Он напяливал на себя длинное старушечье платье с подложенными в нужных местах подушечками, чтобы создать образ тучной и неповоротливой особы и заодно скрыть свою мускулистую фигуру; надевал на свои огромные лапищи перчатки, а на голову - седой парик; пудрил и румянил лицо и красил губы. В казино нелепые, странные, мягко говоря, люди - что мужчины, что женщины - кишмя кишели, поэтому он не привлекал никакого внимания. Но сам Лэш был уверен, что все вокруг потешаются над ним. А самым мерзким, отвратительным для него был последний этап операции, когда приходилось заходить в женский сортир, где Нона тайком отдавала ему украденные фишки. В постели Лэш не отличался особой стеснительностью, даже наоборот. А вот во время этих тайных встреч всегда отворачивался, если женщины усаживались на толчке, а дверь в кабинку оставляли открытой.
     А Лэш продолжал бубнить:
     - Да что тебе, трудно, что ли? Ты же хитрая бестия. Мужики во все глаза пялятся, как трясутся твои сиськи, и всем наплевать, что в это время вытворяют твои руки.
     "Опять пудришь мне мозги, - подумала Нона. - Сколько же ты мне лапши навешал за эти годы!"
     - А если меня поймают? Что тогда? - резко обернулась она к Лэшу.
     - Черт тебя побери. Нона, придержи язык! - Он оглушительно хлопнул ладонью по столу. - Просто не попадайся, и все!
     - Отлично. Значит, по-твоему, ты в последнее время влез в дерьмо по уши, потому что некому было твердить тебе изо дня в день: "Не попадайся, не попадайся"?
     - Да не будь ты дурой! Прекрасно понимаешь, о чем я говорю! - Он указал на тостер. - Кажется, готовы.
     Нона обернулась, вытащила кусочки поджаренного хлеба, намазала их маслом, положила на тарелку и поставила ее на стол, затем села напротив Лэша.
     - По-моему, Мэйджорс что-то почуял. Он далеко не дурак. Я собиралась тебе рассказать... - Нона устало пожала плечами, - Последнее время он что-то слишком внимательно наблюдает за мной. Знаешь, смотрит с таким подозрением...
     - Да он просто пялится на твой бюст, детка, - похотливо ухмыльнулся Лэш.
     - Это у тебя вместо мозгов бюст, - огрызнулась Нона.
     - Значит, на пуговку твоей блузки, - злобно процедил Лэш. От его добродушия сразу не осталось и следа.
     Он откусил приличный кусок тоста. Нона прекрасно видела, что ее несговорчивость раздражает его; Уолтер сидел насупившись, между черными бровями залегла глубокая вертикальная складка. Это дельце, или как там его лучше назвать, слишком важно для него, чертовски важно. В конце концов Лэш расскажет ей обо всем, если она будет держаться за него. И она будет, потому что для нее это не менее важно, без всякого сомнения. Если дельце выгорит, она избавится от всего дерьма, в котором оказалась, от липких рук, лапающих тайком и открыто, от непристойных предложений, от свиданий по принуждению. Нона работала в игровом зале, и все это было частью ее работы.
     В ее обязанности входило не только обслуживание посетителей в кассе. Приходилось еще всячески угождать субъектам, сорящим деньгами направо и налево, иногда даже помогать им отнести вещи в номер. Ей не слишком это нравилось, особенно когда попадались совсем уж мерзкие типы, но она мирилась с некоторыми издержками. Иногда ее приглашали к себе симпатичные парни, но гораздо чаще это были мужики с отвисшими животами и тонкими как палки ногами, дряблые и ни на что не годные. Над их съежившимся отростком приходилось изрядно потрудиться, чтобы привести его в рабочее состояние.
     Естественно, Лэш знал, что другие мужчины время от времени укладывают ее в постель, но редко заговаривал на эту тему. Нона вообще подозревала, что ему это безразлично. Он и вида не подавал, что хоть немного беспокоится по такому поводу. Она частенько спрашивала себя, любит он ее или нет на самом деле. Лэш так редко выдавал свои чувства. Нона от души надеялась, что эта его новая идея не несбыточная мечта, не журавль в небе. У него в голове всегда было полно гениальных планов, но, как правило, на деле ничего путного не получалось. Правда, таким воодушевленным она его раньше никогда не видела.
     Лэш продолжал:
     - Ты в самом деле считаешь, что Мэйджорс что-то заподозрил? - В его голосе прозвучала нерешительность, словно он и в самом деле обеспокоился. - Ты заметила что-то конкретное? Или он просто подолгу смотрит на тебя без всякой причины?
     Нона какое-то время обдумывала ответ, поджав губы.
     - Я это чувствую. У меня такое странное ощущение иногда возникает, будто мурашки по спине пробегают, особенно если под платьем спрятана пара стодолларовых фишек. А когда оборачи