не  мог  ни  на  чем
сосредоточиться, и вот тогда он увлекся автогонками. Вы, наверное, заметили,
что ему нравятся хорошие машины. Он всегда ездил  очень  быстро,  но  умело.
Поэтому никто не удивился, что он выбрал именно этот  способ  развеять  свое
горе.
   - Я понимаю. И, надо полагать, он тоже разбился?
   - Он не раз попадал в аварии, - нетерпеливо сказала Лаура. -  Автогонщики
часто бьются. И только когда он чуть не погиб, он словно  прозрел,  осознав,
что у него есть дочь и жизнь еще не кончена.
   - Я по-прежнему не понимаю, какое  это  имеет  ко  мне  отношение,  -  со
вздохом сказала Тони.
   - Да неужели? Ну, так я вам объясню. Вы немного похожи на Элизу. Она тоже
была блондинкой с голубыми глазами.
   - У меня глаза не голубые, а зеленые.
   - Да, но это не так уж важно. Главное, что вы несколько похожи на  Элизу.
Вы приехали сюда с Полем как его невеста и поэтому напоминаете Раулю о  всем
происшедшем. Я  думаю,  ему  показалось  забавным  использовать  вас,  чтобы
немного смягчить боль, принесенную ему Полем и Элизой!
   Тони почувствовала что  во  рту  у  нее  пересохло  и  язык  отказывается
повиноваться. С каждым словом Лауры постепенно исчезали жизнь и надежда. Она
не могла представить, что кто-нибудь может быть таким  злобным  и  жестоким,
как эта женщина, хотя, возможно,  она  и  не  понимала  всей  глубины  своей
жестокости.
   Неужели это и было причиной, почему граф удерживал ее в замке? Неужели он
использовал ее, чтобы смягчить боль, причиненную ему Элизой?  И  неужели  он
также хочет уничтожить и Поля, используя в качестве орудия  деньги?  Ведь  в
это время Поль, возможно, сидит в тюрьме  за  преступление,  которое  он  не
совершал. Она здесь ничего об этом не будет знать,  ведь  сюда  не  приходят
английские газеты. В конце  концов,  граф  отсутствует  уже  давно.  Что  он
делает? Может ли быть, что он действительно занят работой?  Или  его  отъезд
имел более скрытые причины? Может быть, он просто смеялся над ней? Как  было
глупо думать, что им двигали какие-либо более добрые чувства!
   Лаура,  видимо,  сказала  все,  что  хотела.   Неспешной   походкой   она
направилась к увитой зеленью арке, ведущей из беседки в сад.
   - Я вижу, наконец-то мне удалось заставить вас  прислушаться  к  здравому
смыслу, - с удовлетворением изрекла она. - Я пойду, а то вернется графиня  и
будет настаивать, чтобы я осталась к обеду. Мне совсем не хочется  сидеть  с
вами за одним столом, сеньорита.
   Тони, точно онемев, ничего не могла ответить, и  Лаура  ушла,  не  сказав
более ни слова. Оставшись одна, Тони  посмотрела  на  свое  шитье  невидящим
взглядом. Она испытывала потрясение и боль и от всего  сердца  раскаивалась,
что не поехала с графиней и Франческой. Если бы  она  была  с  ними,  ей  не
пришлось бы все это выслушать, но разве это принесло  бы  ей  счастье?  Ведь
рано или поздно Лаура нашла бы способ сказать ей  правду  и  о  Поле,  и  об
Элизе, и о Рауле, и чем дольше она была бы в неведении,  тем  более  сильным
был бы этот удар, хотя ей трудно было представить  себе  что-нибудь  больнее
сегодняшних  слов  Лауры.  Вся  непрочная  оборона  Тони  была  разрушена  с
неумолимой решительностью, и надежд у нее более не оставалось. Но  какой  же
бессердечной нужно быть, чтобы прийти сюда  и  говорить  такие  вещи!  Такая
женщина никогда не смогла бы полюбить человека, подобного Раулю,  она  не  в
состоянии была бы дать  ему  ту  теплоту  ответного  чувства,  которой,  как
полагала Тони, ему так не хватало. Ведь несмотря на все свои недостатки,  он
был истинным мужчиной из плоти и крови, а Лаура просто помешалась на деньгах
и власти, которые ей дало бы положение графини делла Мария Эстрада.
   Она понимала, что хотела сказать Лаура. Все было очень просто: граф из-за
Поля потерял жену, и результатом этого были шрамы не  только  телесные.  Он,
очевидно, страдал так сильно, что готов был использовать  все,  что  угодно,
чтобы уменьшить горечь утраты. То,  что  Тони  не  имела  к  этому  никакого
отношения, было ее собственным несчастьем. Если бы  она  не  согласилась  на
безумный план Поля, она никогда не встретила бы графа, никогда не  оказалась
бы вовлеченной в эту драму. Ей некого было винить, кроме самой себя.
   Когда графиня и Франческа вернулись, Тони уже решила, как  ей  поступить.
Она уедет сегодня же и никому ничего не скажет. Она оставит  только  записку
Франческе, которую та прочтет, когда Тони уже будет далеко от замка Эстрада.
Нельзя было рисковать и рассказывать о своих планах. Хотя девочка ничего  не
рассказала тогда графу, но сейчас она, может быть, это сделает.
   За обедом Тони в присутствии графини и Франчески делала вид, что  ест,  а
затем попросила ее извинить, сославшись на головную боль. Она  поблагодарила
их за участие, чувствуя стыд, что собирается  уехать  так  скоро,  но  потом
взяла себя в руки  и  вспомнила,  почему  ее  попросили  стать  гувернанткой
Франчески. У себя в комнате она быстро уложила все вещи, чувствуя себя такой
несчастной, что хуже не могло и быть. Надев брюки  и  свитер,  она  оставила
жакет сверху на груде вещей. Затем села  и  в  ожидании,  пока  все  в  доме
успокоится, взяла ручку и бумагу и стала думать, что написать  Франческе.  В
конце концов, она написала, что уезжает и не хочет, чтобы ее  удерживали,  и
что она напишет подробно, когда приедет в Лондон. На конверте Тони подписала
имя Франчески.
   Казалось, целая вечность прошла, пока замок  наконец  не  затих.  Никогда
прежде Тони не слышала так отчетливо все звуки и шорохи ночи. Несколько  раз
она замирала, когда ей чудились шаги, но потом все стихало. Замок заснул.
   Она взглянула на часы.  Только  что  пробило  полночь,  до  прихода  слуг
оставалось семь часов и не более восьми до того,  как  Франческа  встанет  и
обнаружит записку.
   Открыв дверь комнаты, она постояла немного, прислушиваясь,  не  раздастся
ли где-нибудь посторонний звук, а  затем  взяла  свои  чемоданы  и  жакет  и
положила конверт, адресованный Франческе, в карман. Крадучись, она прошла по
коридору, миновав спальню графини, и спустилась по лестнице. Без  света  все
казалось незнакомым и призрачным,  и  только  по  памяти  она  смогла  найти
дорогу. В холле на столике тускло горела лампа, и она  положила  конверт  на
медный поднос подле нее. Затем она  открыла  дверь  в  коридор,  а  потом  и
наружную дверь дома.
   Двор был пуст, и только откуда-то издалека доносился лай собаки, которая,
наверное, услышала ее шаги. Стараясь держаться на всякий случай в тени, Тони
направилась к гаражу. Она знала, что шофер не запирает гараж, и  взять  одну
из машин не составляет труда.
   Дверь гаража представляла значительные трудности. Она скрипела на петлях,
и Тони застыла в страхе, услышав этот звук.  Но  кроме  лая  собаки,  других
посторонних звуков не было  слышно.  В  гараже  стоял  огромный  лимузин,  в
котором изредка  ездила  графиня,  так  стоял  также  запыленный  лендровер,
которым пользовалась прислуга для поездок за покупками в Перейру. Хотя брать
машину  без  спроса  Тони  было  неприятно,   она   решила   воспользоваться
лендровером, менее шикарным из двух машин. Ключ зажигания был на  месте,  но
двигатель оказался капризным, и ей  не  сразу  удалось  завести  машину.  От
нервного  напряжения  руки  ее  дрожали,  когда  она  выезжала  из   гаража,
направляясь по перекидному мосту прочь от замка.
   Сориентировавшись, Тони повернула на  восток,  к  Перейре.  Эстрада  была
всего лишь рыбацким поселком, а в Перейре она сможет легко затеряться.
   Лунный свет заливал дорогу, но ей все равно  было  немного  страшно.  Она
никогда раньше не ездила ночью, да и вообще не водила машины с тех пор,  как
разбились в катастрофе ее родители. И что она будет делать,  если  лендровер
сломается или кто-нибудь попытается остановить ее? Она попыталась  отвлечься
от неприятных мыслей, подумав о  чем-нибудь  другом,  например,  о  Лондоне.
Совсем неплохо было бы вновь оказаться в своей  комнате,  которую  владелица
обещала  оставить  ей  за  чисто  символическую  плату.  Она  сможет   вновь
повидаться со своими подругами. Даже в агентстве, может быть, будут рады  ее
видеть.
   И только щемящая боль в сердце предупреждала ее, что не все будет просто.
Нелегко будет забыть Эстраду, замок, графиня, Франческу - и Рауля.
   Тони испытывала острое чувство потери, когда думала о Рауле, о  том,  как
он отреагирует, узнав, что она уехала. Он недооценил ее, если решил, что она
смирится и будет покорно ждать, пока он придет и овладеет ею. Она с  горечью
улыбнулась. Овладеет!  Какое  странное  слово  -  несовременное,  совсем  не
подходящее для графа.
   Дорогу перед самой машиной перебежал кролик, и Тони так  испугалась,  что
резко повернула руль, чуть не свалив лендровер в кювет. Это  встряхнуло  ее,
вернув к реальности. Нельзя отвлекаться, когда ведешь машину. На  то,  чтобы
раскаиваться и сожалеть, у нее скоро будет много времени.
   Приближалась Перейра, и Тони снова бросила взгляд на  часы.  Было  только
половина третьего, и первый поезд мог пойти  не  раньше,  чем  через  четыре
часа. Она подъехала к вокзалу и поставила машину в стороне в надежде на  то,
что полицейские поленятся идти к ней и спрашивать,  что  она  тут  делает  в
такую рань. Пальцы ее, так долго сжимавшие руль, онемели и плохо  слушались,
когда она закуривала сигарету.
   Ничто так не мучительно, как долгие бессонные часы перед восходом солнца,
проведенные в раздумьях. Весь мир как будто  спит,  только  она  бодрствует.
Тони наблюдала, как  солнце  медленно  окрашивало  небо  розовым  светом,  и
почувствовала, как у нее на  глаза  навертываются  слезы.  Наверное,  она  в
последний раз видит восход солнца в Португалии. Вот отчего было  сейчас  так
тяжело на сердце.
   Оставив лендровер, она взяла чемоданы и вошла в здание вокзала. В  дверях
стоял сонный португалец.
   - Простите, вы говорите по-английски?
   - Немного, - сказал он, равнодушно глядя на нее.
   - Вы не могли бы мне сказать, когда отходит поезд в Лиссабон?
   Человек посмотрел на станционные часы.
   - Через час, а билет у вас есть? Тони покачала головой.
   - Пойдите и выпейте пока  чашечку  кофе,  -  проговорил  он  нехотя.  Она
кивнула в знак благодарности и пошла в буфет.
   Поезд опаздывал, и хотя она понимала, что не может  его  пропустить,  она
безумно волновалась и все время смотрела, не преследуют ли ее, не  наблюдают
ли за ней.
   В Лиссабон она приехала уже в середине  дня,  усталая,  разгоряченная,  в
подавленном состоянии. По пути поезд делал  остановки  на  каждой  маленькой
станции, и солнце безжалостно било в окна. Зайдя в  станционный  буфет,  она
съела сэндвич и выпила чашку кофе. Не то, чтобы  она  была  голодна,  но  та
слабость, которую она испытывала, во многом объяснялась тем, что  она  давно
не ела.
   Найдя в кошельке несколько мелких монет, Тони позвонила  в  аэропорт.  Ей
предложили билет на вечерний рейс, и она с  благодарностью  согласилась.  По
крайней мере, ей не придется тратить свои скудные средства на номер в отеле.
   Она провела несколько часов в  тени  Национальной  библиотеки,  а  потом,
наскоро перекусив, взяла такси и поехала в аэропорт. Глаза ее  слипались,  а
чемоданы, казалось, становились тяжелее  с  каждым  шагом.  Огни  аэропорта,
яркие и бездушные, притягивали ее к себе, и  словно  во  сне,  она  вошла  в
здание и  присела,  ожидая,  когда  объявят  ее  рейс.  Но  как  только  она
устроилась в кресле самолета, то позволила себе расслабиться и  забыть  хоть
на время все свои заботы.
   Стюардесса не будила ее, пока самолет не приземлился в аэропорту Лондона,
и к этому времени Тони уже ничего не чувствовала.

Глава 8

   Миссис Моррис очень удивилась, увидев Тони.
   - О, мисс Морли! -  воскликнула  она,  -  я  никак  не  ожидала,  что  вы
вернетесь домой раньше, чем через шесть месяцев, как вы и говорили.
   Тони вздохнула.
   - Моя работа там закончилась, - сухо сказала Тони. - А что случилось?  Вы
сдали мою комнату?
   - Ну, можно и так сказать.
   Тони почувствовала себя смертельно усталой.
   - Что это значит, миссис Моррис? Как мне вас понимать?
   Миссис Моррис сложила руки на своей костлявой груди.
   - Видите ли, мисс, моя дочь Сандра ушла от мужа. Они поссорились, как это
часто бывает, и я разрешила ей пожить у вас в комнате.
   - Понимаю, - Тони сгорбилась. - Все понимаю. А  как  же  мои  вещи?  -  В
комнате, когда она уезжала, оставалось несколько книг и фотографий, а  также
кое-какие вещи, которые она хранила у себя, когда после смерти родителей  их
дом был продан, - Я их положила в большой чемодан, который храню в  кладовке
под лестницей. Я ведь не могла предположить, что вы вдруг явитесь, как  снег
на голову, никого не поставив заранее в известность.
   Тони почувствовала себя ужасно одинокой. Ее комната всегда казалась  Тони
тихим оазисом в бурном море жизни. Теперь у нее и это ее отобрали.
   - Да, миссис Моррис, - сказала она устало, - вы не  могли  знать,  что  я
вернусь. - Она оглянулась. - У вас есть другая комната?
   - Сейчас, к сожалению, нет. Господин из номера 10, может быть, через пару
дней съедет, и тогда вы можете занять эту комнату.
   - А до этого? Что вы предлагаете мне делать до этого?
   - Ну, я не знаю, мисс, - ворчливо ответила миссис Моррис. - Разве  вы  не
можете пойти в отель? Я хочу  сказать:  ведь  вы  только  что  вернулись  из
Португалии, вы там работали - вы ведь вернулись  не  без  гроша  в  кармане,
правда? Тони чуть не заплакала. Ей хотелось крикнуть миссис  Моррис,  что  у
нее не было никакого права сдавать ее  комнату  без  разрешения,  пока  Тони
платила за нее, что она не имела права трогать  ее  вещи,  заталкивая  их  в
какой-то  сундук  в  кладовке  под  лестницей.  Но  она  слишком  устала   и
расстроилась. Снова берясь  за  чемоданы,  она  лишь  отрицательно  покачала
головой и, не произнеся ни слова, открыла входную дверь.
   - Так вы хотите занять комнату мистера Бейли, если  он  съедет,  мисс?  -
крикнула ей вслед мисс Моррис.
   Тони не оглянулась. Ей казалось, что все  рушится,  земля  уходит  из-под
ног, и она боялась, что если она еще немного поговорит с миссис  Моррис,  то
окончательно потеряет контроль над собой. Поэтому она вышла, села в автобус,
доехала до вокзала Виктория  и  оставила  чемоданы  в  камере  хранения.  Ей
предстояло найти себе работу и жилье.
   Уже к вечеру она нашла и то и другое. Молодоженам, живущим в  Бейсуотере,
нужна была няня к их трехлетней дочери Сьюзан. Хотя  агентство  посылало  им
трех кандидатов, Мейсоны решили, что они им не подходят. Они  хотели,  чтобы
няня  была  молодая,  и  Тони  им  понравилась.  Они  взяли  ее  с  месячным
испытательным сроком, предложили отдельную комнату с телевизором  и  ванной;
при этом на ее попечении была только Сьюзан. У них была и другая прислуга, и
Тони считала свою работу просто синекурой.
   И в самом деле, дни, которые последовали за этим, были для нее спокойными
и  относительно  счастливыми.  Она  немного  восстановила  прежнее   чувство
уверенности в себе. С Мейсонами было довольно  легко  ладить.  Диана  Мейсон
была манекенщицей, а так как она была  хороша  собой,  то  Тони  подумала  с
облегчением, что ее муж вряд ли  обратит  внимание  на  няню  своей  дочери.
Несмотря  на  свою  внешность,  Диана  относилась  к  людям  с  теплотой   и
дружелюбием и очень быстро поняла,  что  ее  новая  гувернантка  не  так  уж
спокойна и счастлива, как могло бы показаться. Что-то в широко расставленных
глазах Тони, где иногда отражалась боль, говорила Диане, что девушка недавно
пережила  эмоциональное  потрясение.  Тони   стала   молчаливой,   держалась
отчужденно, и Диана часто задумчиво наблюдала за ней, не стремясь доискаться
причин. Тони была довольна этим. Она не желала делиться пережитым с  кем  бы
то ни было.
   Сьюзан была маленькой рыжеволосой девочкой, совсем не капризной.  Иногда,
конечно, она выкидывала фортели, но это случалось очень редко. Эндрю  Мейсон
был адвокатом, практика его росла. Это была очень хорошая, спокойная  семья,
и Тони благодарила за это судьбу. Вся атмосфера в доме Мейсонов  действовала
на нее успокаивающе, и через пару недель она здесь совершенно освоилась.
   Если она и позволяла себе  когда-нибудь  думать  о  Рауле,  то  всегда  с
каким-то страхом, что в один прекрасный день он найдет  ее  и  отомстит,  ей
очень хотелось спросить  Эндрю  Мейсона,  не  слышал  ли  он  что-нибудь  об
разбирательстве дела Поля Крейга, обвиняемого португальским графом, но  сама
же распекала себя за вою глупость. Ну как она могла задать такой вопрос?
   И все же это ее очень беспокоило. Дни шли, волнение не проходило,  и  она
решила, что, наверное, следовало бы позвонить Полю  и  узнать,  как  обстоят
дела.
   Как-то вечером, когда Мейсону ушли в театр, Тони  почувствовала,  что  не
может больше оставаться в неведении. Она нашла номер Поля в телефонной книге
и позвонила. Ей ответил женский голос.
   - Алло? Кто это?
   - Я... Поль Крейг здесь живет? - заикаясь, спросила Тони.
   - Кто ее спрашивает? - Голос звучал холодно.
   - Знакомая, - коротко ответила Тони. - Он дома?
   - Да, он здесь. Вы хотите с ним поговорить? Хотела  ли  она  этого?  Тони
заколебалась.
   - Я.., то есть, да, если можно.
   Она услышала приглушенные голоса, очевидно, спорившие о чем-то,  а  потом
голос Поля:
   - Слушаю, кто это?
   - Это я, Тони.
   - Тони? Господи, откуда ты явилась?
   - Ты сам знаешь, откуда.
   - Но ведь ты исчезла три недели тому назад!
   - А ты-то откуда знаешь?
   - Откуда я знаю? Боже правый, я это прекрасно знаю. Ведь мой дядя все это
время мечет здесь громы и молнии.
   - Рауль? - тихо спросила Тони.
   - Рауль, кто же еще? Ты теперь так его зовешь?
   - Перестань, Поль! - воскликнула Тони, чувствуя неловкость.  -  Но  ты..,
скажи мне, твой дядя угрожал тебе преследованием?
   - Преследованием? - Поль был потрясен. - Господи, он угрожал мне всем  на
свете, но преследовать меня? Да за что же, разве я виноват  в  том,  что  ты
исчезла!
   - Не в этом дело. Дело в деньгах, как с ними?
   - О каких деньгах ты говоришь?
   - Ты разве сам не знаешь? О той сумме, которую Рауль тебе дал,  когда  ты
уезжал из Эстрады.
   - А, ты имеешь в виду те деньги? - Поль говорил теперь довольным тоном. -
Никогда не ожидал, что Рауль может быть таким  щедрым!  Очевидно,  он  очень
хотел, чтобы я уехал.
   Тони ничего не понимала.
   - А он уехал обратно в Португалию?
   - Еще нет, а что?
   - Просто мне интересно, - ответила Тони, немного дрожа.
   - Эй, погоди, а адрес-то у тебя какой? -  торопливо  воскликнул  Поль.  -
Ради Бога, не вешай трубку! Скажи мне сначала адрес.
   - Зачем?
   - Для дяди Рауля, конечно. Он хочет поговорить с тобой.
   - А я этого не хочу, - резко ответила Тони. Так, значит, все это время он
ее обманывал! Он никогда и не собирался подавать в суд.
   - Погоди, Тони! Эй, послушай!
   Но Тони уже положила трубку, и какое-то время сидела,  чувствуя,  как  ее
охватывает прежнее волнение.  Не  совершила  ли  она  ошибку,  вернувшись  в
Лондон, туда, где он непременно будет ее искать, если  и  в  самом  деле  он
приезжал за этим? Ведь она могла уехать в Лидс, Бирмингем или даже в  Глазго
- куда угодно! Видно, сама судьба помогла ей, когда миссис Моррис отдала  ее
комнату своей дочери. Если бы не это, Рауль уже нашел бы ее там  и  тогда  -
что тогда?
   Погода ухудшалась, и опять похолодало. Осень яростно брало свое, и  улицы
были засыпаны опавшими листьями. Тони повела Сьюзан в зоопарк. Закутавшись в
теплые пальто и обвязавшись  шарфами,  они  смотрели,  как  играли  медведи,
отделенные от зрителей рвом. Интересно, неожиданно подумалось Тони,  что  бы
она испытывала, если бы привела сюда своего ребенка? Конечно,  все  зависело
от того, кто был бы его отцом. А раз она вряд ли когда-нибудь выйдет  замуж,
то, вероятно, никогда этого и не узнает.