я.
   Ну зачем мучиться сомнениями? - сердито спросила она себя,  вновь  берясь
за работу. Почему не принять вещи такими, как они есть? Ну что она ко  всему
цепляется? Почему так не уверена в себе?
   Дэниел вернулся после обеда. Из соседнего кабинета до нее  доносился  его
разговор с Энн, и вскоре Шарлотта услышала, как за Энн закрылась  дверь.  Ее
так и подмывало встать, пройти к нему в кабинет и удостовериться в том,  что
вчерашний вечер не был сном, но она вдруг стала страшно застенчивой  и  даже
робкой.
   - Ты занята? - раздался ласковый голос, и она вздрогнула.
   Он подошел и встал около ее стола, но  не  наклонился,  как  обычно.  Она
посмотрела на него снизу вверх с пересохшими губами и комом в горле.
   Ну вот, сейчас он ей скажет, что вчерашний вечер был ошибкой, что...
   - Я тебе вчера говорил, как мне с тобой хорошо? - мягко спросил он.
   Она не смогла скрыть радостного облегчения.
   - А.., а в суде все в порядке? - чуть слышно спросила  она,  не  придумав
ничего лучшего.
   - Мы выиграли. - Помолчав с минуту, он усмехнулся:
   - Пожалуй, ты права. Офис не самое подходящее место для личных дел.
   Она посмотрела на него снизу вверх. Он так  улыбнулся,  что  ею  овладело
сумасшедшее желание поделиться с ним своими чувствами, рассказать  ему,  как
плохо ей только что было и в каком она была замешательстве, но вместо  этого
она нетвердо произнесла:
   - Я тут изучала дело Филдинга. Мне кажется, я  нашла  прецедент,  который
может нам оказаться полезным.
   - Да? Отлично. Бери бумаги и пошли ко мне. Посмотрим.
   Стол у него был намного больше, чем у нее;  подставив  к  нему  стул,  он
жестом пригласил ее сесть.
   Она села и только тут заметила папку, и взгляд ее случайно  скользнул  по
титулу - на обложке стояло имя Патриции Уинтерс.
   - К тебе заходила миссис Уинтерс, - вспомнила она, отчаянно  стараясь  не
выдать своего волнения.
   - Я знаю, Энн уже говорила. Голос у него  вдруг  стал  сердитым,  но  она
решила идти ва-банк.
   - Что-то она очень уж зачастила. Проблемы с завещанием мужа?
   Она ждала его ответа затаив дыхание, с бьющимся сердим, сердясь  на  себя
за трусость. Зачем она пытается поймать его? Почему не спросит напрямую?
   Он так долго молчал, что она уже и не надеялась услышать ответ. А  может,
это ей только показалось? Может, он понимает, чего она добивается? А  может,
он знает: она уже в курсе, что дело о завещании давно закрыто?
   Она уже начала клясть себя за собственную глупость, как  он  вдруг  резко
сказал:
   - Что-то в этом роде.
   Она с недоверием посмотрела ему в лицо, затем на папку.  Он  открыл  ящик
стола, сунул туда папку и запер его, и сделал это так резко,  словно  ударил
ее.
   Шарлотта не хотела верить. Все произошло так  быстро  и  ложь  так  легко
слетела с его губ! Он ей  солгал.  Ну  почему  он  не  придумал  чего-нибудь
другого? Если уж ему так нужно ее обмануть, он мог  бы  сочинить  что-нибудь
более правдоподобное. Ну, например, что у него новое дело Патриции  Уинтерс.
Но он даже не потрудился прикрыть свою ложь.
   Он еще что-то говорил, но она, как громом пораженная,  не  слышала  почти
ничего.
   Он ей солгал холодно и преднамеренно. Но почему?  Почему?  Потому  что  с
Патрицией Уинтерс его связывают вовсе не деловые отношения и  он  не  хочет,
чтобы Шарлотта знала правду?
   Каким-то чудом ей удалось не выдать  своих  чувств,  и  она  даже  начала
отвечать ему впопад, хотя внутри у нее все кипело.
   Она встала и направилась к себе в кабинет, он попытался  удержать  ее  за
руку, а она с трудом подавила в себе желание выдернуть руку и сказать, чтобы
он больше до нее не дотрагивался.
   - Сегодня меня пригласили на ужин, - сказал  он.  -  Но,  может  быть,  в
субботу или в воскресенье...
   - Нет.
   Она выпалила это так резко, что он  помрачнел  и  долго  смотрел  на  нее
прищуренными глазами.
   - Что-то случилось, Шарлотта? Вчера вечером.., если я обидел тебя, если я
слишком тороплю события...
   Ее начинало трясти. Он говорил  так  искренне...  Еще  чуть-чуть,  и  она
закричит от муки и начнет обвинять его за причиненную боль и будет говорить,
что он ей нужен только весь целиком, что короткий роман тайком - не для нее.
   От тоски и стыда на глаза ей навернулись горячие слезы. Надо  уходить,  а
то она не совладает с собой. Несмотря на  отчаяние  и  чувство  собственного
ничтожества, она каким-то чудом сдержала себя и резко повторила:
   - Нет, нет, все в порядке. Она повернулась и быстро пошла  прочь,  но  он
опять поймал ее за руку.
   - Шарлотта, в эти выходные...
   - Я не могу. Я... У меня другие планы, - солгала она хриплым голосом.
   Она не могла смотреть ему в глаза, опасаясь выдать свое страдание.
   Он выпустил ее руку и холодным, чужим голосом сказал:
   - Так, понятно. Что ж, может, как-нибудь в другой раз.
   Бросив папку себе на стол, Шарлотта тут же удалилась в туалет, в котором,
к счастью, никого не оказалось, и оставалась там до тех пор,  пока  дрожь  в
теле не прекратилась, а под ложечкой не перестало сосать.
   Она посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась тому,  как  разительно  она
отличается от своего утреннего изображения.
   Дэниел виноват, но не только он. Она сама поддалась минутной  слабости  и
дала ему понять, что желает его.., что хочет его...
   Но тогда она ему верила. Верила во что? Что она  единственная  женщина  в
его жизни?.. Что их связывает нечто особенное?
   Какой же она была дурой!

Глава 8

   Нет, так нельзя, она не может, как последний трус,  сунуть  заявление  об
уходе, мрачно решила  Шарлотта  после  того,  как  все  выходные  провела  в
пережевывании  последних  событий.  К  тому  же  в  субботу   она   получила
уведомление от  банка,  по  которому  выходило,  что  из-за  высоких  ставок
процента долг ее почти не уменьшился, и это удручало ее.
   Так что бросать работу она не может ни с моральной, ни с финансовой точек
зрения. Надо просто стиснуть зубы и продолжать работать.
   В понедельник она появилась в конторе бледная и с запавшими глазами.
   В последнее время на нее так много свалилось вдобавок к  уже  пережитому,
что силы ее оказались на исходе и вся она была как открытая рана.
   Но все-таки удача улыбнулась ей - Дэниел  с  коллегой-адвокатом  уехал  в
Лондон.
   - Еще один клиент обратился к нам после шумихи вокруг "Витала", - пояснил
ей Ричард, когда  она  пришла  на  службу.  -  Как  ты  себя  чувствуешь?  -
поинтересовался он. - Не слишком ли усердствуешь?
   Шарлотта покачала головой.
   Она пообедала с Маргарет, которая все время жаловалась на "детскую".
   - Временами они ведут себя хуже детей.
   - Может, само слово "детская" плохо влияет на них. Как  говорится,  худая
кличка накрепко прирастает, - предположила Шарлотта.
   - Гм, может, ты  и  права.  А  может,  я  просто  старею.  Кстати,  когда
возвращается Дэниел?
   - Не знаю, - ответила Шарлотта так коротко и  резко,  что  Маргарет  даже
нахмурилась.
   Шарлотта не могла ни спать, ни есть. Но хуже всего было то, что  тело  ее
вело себя так, словно врагом его была она, а не Дэниел.
   Ночью она просыпалась, вспоминая вкус его губ и до боли желая быть  рядом
с ним.
   Днем было легче. Днем она еще как-то  держала  себя  в  руках,  постоянно
напоминая себе о Патриции Уинтерс; ночью  же  она  оказывалась  беззащитной.
Ночью чувства брали над  ней  верх  и  мучили  ее  снами,  воспоминаниями  и
желаниями, настоянными на любви и страсти.
   Ничего удивительного, что в конторе заметили ее  состояние.  Но  как  она
себя ни уговаривала, забыть Дэниела она не  могла  Он  вернулся  неожиданно,
посреди недели, на день раньше  назначенного  срока,  и  показался  Шарлотте
столь же удрученным, как и она сама. Он не улыбался, как обычно, и  глаза  у
него были холодными и пустыми. Словно на автопилоте.
   - Ты на машине? - спросил он у Шарлотты, входя в ее кабинет.
   Она кивнула, и он коротко сказал:
   - Мне нужна и машина, и ты.
   И, не дав ей времени опомниться,  вышел,  явно  не  сомневаясь,  что  она
последует за ним.
   Прежде чем сесть в машину, она неуверенно посмотрела на Дэниела.
   - Нет, веди ты, - сказал он и тихо добавил:
   - Джон Бэлфор умер прошлой ночью. Мне позвонили в Лондон  сегодня  утром.
Последние несколько дней он себя нехорошо чувствовал, и я на  всякий  случай
оставил в доме престарелых свой лондонский  телефон.  Как  душеприказчик,  я
обязан присутствовать при осмотре его вещей...
   Он выглядел уставшим и подавленным, и, отпирая машину, Шарлотта подумала,
что он потерял не просто клиента, а человека, на  которого  смотрел  как  на
друга.
   Она молча села в машину.
   - Я выехал первым поездом. Да,  конечно,  я  мог  бы  съездить  домой  за
машиной, но далеко не уверен, что сейчас я самый безопасный водитель в мире.
   - Джон много для тебя значил? - осторожно спросила Шарлотта.
   - Да. Если угодно, он был последней ниточкой, связывавшей меня с  Лидией.
Они были близкими друзьями. Возможно, они даже, любили друг друга, не знаю.
   Шарлотта сама вспомнила дорогу к дому престарелых. Пока  они  ехали,  она
всем  своим  существом  ощущала  присутствие  Дэниела,   хотя   он   молчал,
погруженный в мысли о Джоне Бэлфоре.
   Сочувствие оттеснило досаду на задний план. Может,  он  и  не  любит  ее;
может, он и обманул ее, но к умершему он испытывал самые искренние чувства.
   Их  провели  в  комнату  Джона  Бэлфора,   без   хозяина   она   казалась
погрустневшей и какой-то пустой. Если уж даже она, всего один  раз  видевшая
Джона, так резко чувствует его  отсутствие,  то  каково  сейчас  Дэниелу?  -
подумала Шарлотта, молча наблюдая за ним.
   - У него было мало вещей, - говорила сестра-хозяйка. - Только то, что  вы
видите, и то, что в столе, ну и, конечно, мебель - мы разрешаем им захватить
кое-что из дома. Так им легче привыкать к новому месту. Да,  и  вот  ящик  с
бумагами.
   Сестра-хозяйка вышла. Наблюдая за тем, как Дэниел  осторожно,  будто  ему
больно  к  ним  прикоснуться,  просматривает   ящики   большого   старинного
письменного стола, Шарлотта все пыталась понять, зачем он ее сюда притащил.
   - У него.., была большая семья? - неуверенно  спросила  она,  подавленная
молчанием, в котором было столько грусти и боли.
   - Только дальние родственники. Вещи его пока можно перевезти  ко  мне,  у
меня места хватит.
   Вынув какой-то ключ  из  ящика  стола,  он,  хмурясь,  осмотрелся,  затем
подошел к кровати, наклонился и вытащил тяжелый деревянный сундук.
   Кто-то принес им поднос с чаем, и Шарлотта налила две  чашки.  Перед  его
печалью настороженность и обида на время отступили на задний план.
   Нескрываемое горе Дэниела не могло не растрогать. Оно проявлялось в  том,
как он дотрагивался до серебряной оправы фотографий, в  осторожности,  почти
благоговении, с каким он перебирал содержимое ящика.
   Дай Бог, чтобы с ее вещами когда-нибудь обращались с такой же любовью.  К
горлу у Шарлотты подкатил ком.
   Вдруг Дэниел замер с  пачкой  писем  в  руках,  и  лицо  его  было  очень
грустным.
   - Что случилось?.. Что это? - спросила Шарлотта.
   Он покачал головой.
   - Письма Лидии. Это ее почерк. Странно, как совсем по-другому мы  смотрим
на любовь того, кого знаем и любим.
   Логика и опыт работы подсказывают мне, что эти  письма  нужно  в  крайнем
случае сохранить, если не прочитать, и все же  инстинкт  и  чувство  говорят
мне, что это слишком личное..,  что  это  предназначалось  только  для  глаз
одного человека и что никто, кроме этого человека, не должен их видеть.
   Ты знаешь, отец хотел, чтобы я стал барристером, - продолжал рассказывать
он. - Но Лидия отсоветовала. Отец даже  с  ней  поругался  из-за  этого.  Он
думал, что она отговаривает меня только потому, чтобы и я, теперь уже третье
поколение, продолжал начатую  ею  практику.  Но  дело  было  в  другом.  Она
считала, что у меня не  тот  характер,  что  я  не  обладаю  непредвзятостью
мышления, столь необходимой для хорошего барристера. Она знала  меня  лучше,
чем я сам.
   Он посмотрел на пачку писем в руках, и Шарлотта, вдруг почувствовав,  что
он сейчас сделает, с волнением сказала, повинуясь скорее  инстинкту,  нежели
логике:
   - Сохрани их. Может, ты слишком привязан к ней, чтобы  прочитать  их,  но
вспомни о будущих поколениях. Они ведь не знали ее лично.  Вспомни  о  своих
детях, внуках... Подумай о том, чего ты их лишаешь, уничтожая эти письма.
   Он помолчал и поднял на нее глаза.
   - Дети? -  Голос  его  звучал  горько,  почти  сердито.  -  Я  как-то  не
подумал... - Он замолчал и опять посмотрел на письма, а затем, к  ее  ужасу,
вдруг протянул их ей и сказал:
   - Хорошо, тогда ты решай.
   Он бросил ей письма, и она неуклюже подхватила пачку.
   - Но я не могу... Я не... - заикаясь, начала она. - Это ведь не мое...
   - Ты женщина, - сказал он. - Да к тому же адвокат. Будь ты  Лидией,  чего
бы ты хотела?
   Он отвернулся и стал просматривать другие бумаги.
   Здесь что-то не так, засомневалась Шарлотта. С какой стати он доверяет ей
такое?
   Она знала, как много значила для него двоюродная бабка. Как сильно он был
к ней привязан. И вдруг он предоставляет ей, человеку, которому не  доверяет
как адвокату и которого не уважает как  женщину,  право  принимать  подобные
решения... Она посмотрела на Дэниела. Но он все еще стоял к ней спиной.
   Надо возражать, Лидия ведь была  его  бабкой,  но,  заметив,  как  дрожит
бумага в его руке, она почувствовала нежность и любовь.
   Она сунула пачку писем в сумку, висевшую у нее на плече,  и  выпила  чай,
дав Дэниелу время взять себя в руки.
   Он заговорил минут через тридцать.
   - Думаю, все, - сказал он. - О похоронах позаботится сам дом.
   Он  не  притронулся  к  чаю,  но  Шарлотта  не  стала  ему  напоминать  и
спрашивать, зачем ему понадобилась ее помощь, - ведь она просто была с ним.
   Они молча отправились к машине, а когда она уже отпирала  дверцу,  Дэниел
грубовато сказал:
   - Спасибо.
   За что? - чуть не спросила она, но слова замерли у нее в горле, когда она
увидела  его  таким,  каким  никогда  не  помышляла   увидеть:   ранимым   и
подавленным.
   - Боюсь, придется просить тебя подбросить меня  до  дому,  -  сказал  он,
когда она отперла машину.
   - Хорошо, - согласилась Шарлотта. - Но я не знаю, где ты живешь.
   Выражение его лица озадачило Шарлотту. Откуда столько горечи и боли?  Что
такого она сказала? Скорее всего, он просто так сильно переживает за Джона и
Лидию.
   - Действительно, откуда  тебе  знать?  -  вдруг  сказал  он  без  всякого
выражения, и она поняла, что дело не в Лидии и  Джоне.  Поворачивая  ключ  в
замке зажигания, она все думала и думала, почему ее столь невинное замечание
причинило ему такую боль.
   Дэниел показывал дорогу ясно и точно, ехать было легко: Он жил  в  другом
конце города, совсем не респектабельном, с удивлением отметила она про себя.
Довольно далеко от центра, за цепочкой деревушек, окружавших город.
   - Извини, что заставляю тебя тащиться в такую даль, -  сказал  он,  когда
они миновали маленькую деревушку. - Надеюсь, я не нарушаю  твоих  планов  на
вечер?
   Шарлотта покачала головой.
   - Здесь налево, - Дэниел указал на узкую дорогу.
   Дорога была неровной, словно ею пользовались только местные фермеры.
   Шарлотта уже и не знала, чего ожидать: стилизованного  городского  домика
или комфортабельного коттеджа в  викторианском  стиле  посреди  лугов,  того
самого уютного семейного домика, о которых пишут в объявлениях.
   Но то, что она увидела, поразило ее: обновленный и расширенный амбар.
   - Я купил его в одну минуту, по велению сердца, - пояснил Дэниел,  словно
прочитав ее мысли. - Я увидел его три года назад и сразу  влюбился  в  него.
Его  новые  владельцы,  купившие  его,  чтобы  полностью  переделать,  вдруг
надумали  уехать  за  границу.  Отсюда  он  не  представляет  собой   ничего
особенного,  но  если  посмотреть  на  него  с  другой  стороны...  Сплошная
стеклянная стена. Там южная сторона, и виды оттуда потрясающие.  Здесь  даже
свет какой-то необычный. А летом здесь как  в  сказке,  благодаря  сочетанию
солнечного света и старинного леса.
   Фасад с маленькими затемненными окнами был выстроен  из  мягкого,  теплых
цветов кирпича. К дому вела  мощенная  булыжником  подъездная  дорожка;  они
обогнули  дом,  и  поверх  ухоженной  живой  изгороди  ей  открылся  вид  на
живописный, в деревенском стиле садик с  газоном  и  отцветающими  клумбами,
которые летом, видимо, благоухали старомодными вечнозелеными растениями.
   Она остановила машину и сидела, дожидаясь, когда  Дэниел  выйдет,  но  он
вдруг повернулся к ней и срывающимся от волнения голосом предложил:
   - Давай поужинаем вместе, Шарлотта.
   Поужинать вместе?
   Это предложение застало  ее  врасплох,  и  сердце  у  нее  начало  бешено
колотиться, а чувства рванулись к нему навстречу.
   Она  ощущала  тепло  его  тела  и  какой-то  особый  мужской  запах;  она
чувствовала его усталость, а  по  глазам  и  сжатым  губам  поняла,  сколько
страданий ему принес сегодняшний день.
   Ему не хочется оставаться одному.
   Она  чуть  не  выпалила,  что  она   не   успокаивающее   лекарство   для
расходившихся нервов, но здравый смысл удержал ее.
   Пальцы  ее,  словно  обладая   собственной   волей,   отстегнули   ремень
безопасности, выключили  зажигание  и  открыли  дверцу;  а  ноги,  столь  же
независимые, как и руки, вдруг  вынесли  ее  на  дорожку  около  машины.  Не
понимая, что с ней происходит, она заперла машину.
   - Сюда, - указал Дэниел на вымощенную булыжником дорожку, и они подошли к
дому с другой стороны.
   Дневной свет начал тускнеть, но его было еще достаточно, чтобы она смогла
в полной мере оценить то, о чем говорил ей Дэниел, и у нее даже  перехватило
дыхание.
   Архитектор умело  встроил  между  балок  из  старинного  дуба  и  мягкого
деревенского кирпича целую стеклянную стену, и твердость  стекла  смягчалась
деревом и кирпичом, и старина  очень  гармонично  сочеталась  с  современным
дизайном. Дэниел отпер дверь.
   - Входи, - пригласил он,  включая  свет,  и  Шарлотта  прошла  за  ним  в
просторную кухню.
   Здесь архитектор тоже оставил на виду балки и кирпич, мебель была сделана
из некрашеного неполированного дуба.
   Пол из каменных, чуть покосившихся  от  времени  плит  почему-то  не  был
холодным. Она без труда представила себе  здесь  дружную  семью  -  как  они
живут, смеются и любят этот дом, построенный на контрастах.
   Но вот Патрицию Уинтерс ей здесь было представить нелегко.
   - Каков твой приговор? - мягко спросил  Дэниел,  и  она,  с  зардевшимися
щеками, переполошилась, почему-то решив, что он  прочитал  ее  мысли.  Но  в
следующую секунду поняла, что он говорит о доме, а не о Патриции Уинтерс.
   - Он.., он.., великолепен, - пробормотала она.
   Он улыбнулся.
   - Это еще что! Подожди, вот увидишь вид, открывающийся сверху,  -  сказал
он. - Начинаешь испытывать что-то вроде благоговения. Особенно утром,  когда
всходит солнце...
   Они смотрели друг на друга и не могли оторвать взгляд...
   Губы у Шарлотты пересохли, а сердце подкатило к  самому  горлу  и  билось
быстро-быстро. Она начала дрожать мелкой дрожью.
   Ей просто кажется или она на самом деле  чувствует  запах  кожи  Дэниела?
Судорога прошла по ее телу.
   - Ладно, раз уж ты согласилась со мной отужинать, посмотрим,  есть  ли  у
нас что-нибудь съестное.
   Светские, даже банальные слова, но сказаны они были  так,  как  будто  он
притронулся пальцами к ее воспаленной коже.
   Он открывал дверцу холодильника, говорил  что-то  о  спагетти,  она  сама
что-то тихо отвечала ему дрожащим голосом, словно это была вовсе не  она,  а
кто-то другой. Затем он начал вытаскивать из холодильника  продукты,  а  она
все стояла, как прикованная, не в силах пошевелиться.
   Что с ней происходит? Сколько раз оставалась она с ним  наедине,  но  так
она себя никогда не чувствовала. Ну