ла головой, хотя мнения своего у нее не
было.
     Диваныч пришел без денег,  но со своим  стаканом - сдавал его напрокат.
Алкаши,  которые  побогаче, попросят распить  бутылку,  глоток отольют.  Там
глоток, здесь глоток, а ему  больше  и не  надо, организм слабый, многого не
требует. Плеснула ему и Аглая и поплелась домой.
     Во  дворе  механически обошла  иностранный  джип на  высоких  колесах с
заляпанным  грязью номером. С  некоторых пор  во дворе всегда стояли  джипы,
"мерседесы", "вольво" и прочие иномарки заказчиков ТОО "Фейерверк". За рулем
увиденного Аглаей вездехода сидел мордоворот. Когда Аглая проходила мимо, он
закрыл лицо газетой "Известия", и  морды стало  не видно, только уши торчали
из-за  краев  газеты в разные стороны. Но  он мог  бы не закрываться.  Аглая
давно ничего не нужного ей не замечала, а замеченное немедленно забывала.
     Аглая прошла к  себе. Пронесла свою сумку сперва на кухню, но там  было
грязно и неуютно, решила поесть в гостиной. На  журнальный столик  постелила
газетку  "Долговский вестник".  Расположила  на  ней чекушку, стакан, черный
хлеб на разделочной доске, два крутых яйца, сваренных еще утром, лук и соль.
Уютно устроилась, налила себе треть граненого стакана. Взглянула на Сталина.
Он стоял, заросший пылью и паутиной. Ей показалось, что он смотрит на  нее с
укоризной. "Стой  себе", - сказала она и махнула рукой.  Газета лежала перед
ней  в развернутом виде -  первая  и четвертая  страницы текстом  кверху. На
первой  - вести  из  Москвы:  президент встречался  с  министром  юстиции  и
обсуждал  вопросы  политического экстремизма. Мэр  Москвы  решил построить в
столице самое высокое в  мире высотное  здание.  В  детском  саду обнаружено
взрывное устройство с начинкой  из  смеси гексогена с  тротилом.  Из местных
сообщений  -  отчет о подготовке  к  выборам районной администрации.  Власть
небольшая,  всего-то в пределах района, а сколько страстно желающих и на все
готовых!  У  Аглаи  в  глазах  рябило  от  количества  политических  партий.
Коммунисты,    социалисты,    монархисты,   либералы,   демократы,   кадеты,
социал-демократы,  либерал-демократы,   члены   союзов  борьбы  за  свободу,
патриотических сил,  белые,  зеленые,  голубые и всякие прочие  направления,
цвета и оттенки. Люди, входившие в эти партии, союзы, движения,  объединения
или блоки, отличались друг от друга не больше, чем долговские куры, меченные
чернилами  разного  цвета.  Цвет  снаружи  разный,  а  внутри интерес  один:
пробиться к кормушке и по возможности ею завладеть.
     Между прочим,  местных политиков с  местными  курами первым сравнил наш
Адмирал,   автором  временно  выпущенный   из   виду.  Впрочем,  Адмирал  (к
описываемому  времени уже  совсем старенький) имел в виду не только  местных
политиков, когда говорил: они все из одного инкубатора.
     Но  хотя  и  из одного  инкубатора, Аглае ближе других были те, которые
продолжали  себя  называть  коммунистами.  Они  во  главе  со  своим лидером
Александром  Жердыком имели большие  шансы на  победу на  выборах. Правда, и
соперники  у них были тоже  не слабые. Конституционных демократов  вел в бой
бывший  следователь  КГБ  Коротышкин. Независимым  кандидатом  объявил  себя
Феликс Булкин,  которого в  печати  называли то крупным предпринимателем, то
уголовным авторитетом, причем звание "уголовный авторитет" употреблялось как
официальное  и  не хуже других. А  бывший  парторг маслозавода Пыжов  шел на
выборы   во  главе  местного  отделения  блока  "Отчизна".  Все  они  сулили
избирателям  одно и то же:  большие  зарплаты  и  пенсии,  дешевые квартиры,
бесплатную  медицину,  борьбу  с  коррупцией  и  порядок.  Коммунисты манили
социальной  справедливостью,  а  Булкин  обещал пенсионерам  бесплатный суп,
каждой бабе по мужику и каждому мужику - по бутылке.
     На последней странице были новости спорта, астрологический  календарь и
объявления, по которым глаз Аглаи равнодушно скользил:
     "Белю потолки и клею обои."
     "Продается авто "опель-кадет" с запасным комплектом резины."
     "Индийский чародей Бенджамин Иванов - высшая магия."
     "Моментальная  привязка  и  приворот  любимого навсегда  методами  вуду
зомбирования. Полное избавление мужа  от любовницы и возврат в дом. Гарантия
- 100%."
     "Недорого. Стрижка, щипка, тримминг собак."
     "Освящаю  помещения,  жилые   и  офисные,   дома,  участки,  мебель   и
автомобили. Священник отец Дионисий."
     И стихами:
     "Доктор Федор Плешаков лечит алкоголиков. Эспераль, торпедо, код.  Пить
не будешь целый год."
     Аглая задумалась,  не посетить ли  доктора Плешакова. Но не пить  целый
год...  возможно  ли  это?  Она махнула  рукой  и стала  читать  дальше  про
распродажу шуб и дубленок, остекление окон, бурение скважин,  удаление зубов
без боли, циклевку  полов и восстановление  девственности (надежно,  дешево,
конфиденциально).


Глава 3

     Сидя  на диване, она  задремала,  и  опять появились  маленькие  не  то
тараканы, не  то мыши,  не  то  помесь того  и  другого.  Они  корчили рожи,
скалились, смеялись, а когда Аглая  спросила их, кто они, появился маленький
Диваныч и сказал:  "Жиды". И тараканомыши стали совсем нахально смеяться,  а
Диваныч, стуча  по  столу  стаканом,  запел:  "Сердце  красавицы  склонно  к
измене...".
     Мышетараканы   исчезли,  Диваныч  растворился   в  воздухе,   но   стук
продолжался. Аглая подошла на цыпочках к двери и спросила негромко:
     - Кто там?
     Оттуда ответили:
     - Жиды.
     - Кто? - удивилась она.
     - Жиды, -  повторил мужской голос.  Аглая  откинула  щеколду и  увидела
перед собой молодого человека в драповом длинном пальто, с  велюровой шляпой
в руке.
     Она заглянула за его плечо и спросила:
     - А где остальные?
     - Кто? - не понял пришедший.
     -  Вы сказали,  что вы... -  она замялась, не желая  произносить слово,
которого в своей речи все-таки избегала.
     -  Жердык,  -  представился пришедший.  -  Александр  Петрович  Жердык,
секретарь райкома партии.
     - Какой партии? - настороженно поинтересовалась Аглая.
     - Разумеется, коммунистической, Аглая Степановна, -  внушительно сказал
Жердык.
     - А разве еще есть коммунистическая партия? - спросила она.
     - Конечно, есть, - сообщил  Жердык.  - Она растет и крепнет.  Разрешите
войти?
     Она прошла в гостиную, и он за ней. Ей было неловко за беспорядок.
     При виде  Сталина гость  не  остолбенел,  как это  бывало с  другими, а
осмотрел  статую  уважительно, слегка поклонился ей, повернулся и поклонился
Аглае: - Спасибо, - сказал он тихо, но  от души. - Спасибо. Скоро  мы вернем
товарища Сталина на его законное место.
     Даже  эти  слова не произвели на  нее никакого впечатления.  Он  сел на
валик дивана и, растягивая шляпу на колене, начал смущенно:
     - Аглая Степановна, мы все о вас знаем.
     Она и на это не отозвалась.
     - Мы знаем все о вашем героическом прошлом, о  вашей  принципиальности,
несгибаемости...
     - Ага, - сказала она, кивая.
     -  Ну,  сейчас вы,  может быть,  немного и  согнулись, но вы  в этом не
виноваты,  - горячо сказал Жердык.  - Такие  времена. Кого  угодно  согнут и
поколеблют уверенность. Чуждые России люди захватили власть. Выхватили у нас
из рук то, за что вы всю вашу жизнь боролись. И что же нам делать?
     - И что же нам делать? - повторила Аглая.
     -  Нам есть что  делать, Аглая Степановна, - убежденно сказал Жердык, -
нам очень есть что делать. Посмотрите сами. Когда мы были у власти, люди нас
не любили. А теперь они сравнивают  и видят, что было при коммунистах  и что
есть сегодня. Нищета, проституция, безработица, разоренная армия,  бастующие
шахтеры,  голодные учителя. Воровство, коррупция, горячие точки и терроризм.
Народ возвращается к нам, Аглая Степановна.
     - Хорошо, - отозвалась она равнодушно.
     - Но нам нужна ваша помощь.
     - Моя? - вяло удивилась она.
     -  Ваша,  Аглая  Степановна! Ваша помощь.  Ваш  громадный  жизненный  и
политический опыт, неукротимая энергия.
     - Энергия? - возразила она. -  Откуда? Я  старуха. Древняя,  слабая.  -
Посмотрела гостю в глаза, подумала и призналась: - Пьяница.
     Жердык покивал головой печально.
     - Да. Слышал. Немного  злоупотребляете. Но мы вас вылечим. Правда,  тут
понадобится  ваша собственная  воля  к  победе.  - Жердык вскочил  на  ноги,
отбежал к  Сталину и  стал  говорить из-под него, как бы  и его  привлекши в
союзники.  - Аглая  Степановна, опомнитесь.  Отряхните с себя  оцепенение  и
становитесь в строй. Родина, партия ждут вас!
     - А что я должна делать? - спросила она без интереса.
     -  Выступать  перед  трудовыми  коллективами, участвовать  в  митингах,
демонстрациях... Пошлем  вас в  Москву для  участия в акциях  всероссийского
масштаба, в пикетах, уличных шествиях. Согласны?
     - Не знаю, - замялась Аглая. - Как-то неожиданно. А за это... за это не
посадят?
     - Что?  - переспросил  удивленно  Жердык. -  Аглая  Степановна,  вы  же
партизанка! Отважная женщина! Да и о чем вы? Посадить заслуженного человека,
извините, вашего возраста... За что? У нас ведь все-таки демократия.
     -  Демократия? - Она  посмотрела на него с сомнением. - И что? И никого
не сажают?
     - Аглая Степановна, - улыбнулся Жердык, - так это же гнилая демократия.


Глава 4

     16 апреля 1995 года доктор Плешаков записал у себя  в книге регистрации
пациентов:  "Ревкина  Аглая   Степановна,  80  лет,  обратилась  по   поводу
хронического алкоголизма. Жалуется  на общую слабость, головные боли, боли в
области  печени,  также   на  кислый  вкус  во  рту,   отсутствие  аппетита,
галлюцинации и потерю интереса  к  жизни. Ввиду преклонного возраста принято
решение  о  психотерапевтическом лечении.  Проведено  ложное  купирование  с
введением  внутривенно физиологического раствора. Больная предупреждена, что
в течение ближайшего года прием даже  незначительной  порции алкоголя  может
привести к летальному исходу".
     Результатом посещения  доктора  Плешакова  было то,  что  Аглая бросила
пить.  А  заодно  и курить.  Совершенно  бросила и  то,  и  другое  - и сама
удивлялась, как легко ей  это далось. И уже  через несколько дней  заметила,
что в  трезвой жизни есть  много  хорошего. Сознание прояснилось.  Перестали
посещать ее тараканы,  мыши и мелкие члены  Политбюро. Стала ориентироваться
во времени и пространстве. Появилось ощущение смысла жизни и желание  что-то
делать, вернулось  чувство нужности партии, Родине и народу. И с новой силой
полюбила  она  Сталина, с  новой силой  возненавидела  тех, кого  ненавидела
раньше.
     Радуясь  своему новому  состоянию,  она старалась  регулярно  питаться,
совершала получасовые прогулки  перед  завтраком  и  после обеда,  принимала
прохладный душ. И наладилась  ездить по призыву и  за счет  партии в Москву,
участвовать в митингах, демонстрациях, пикетах,  где неизменно  появлялась с
портретом Сталина.  Не с  тем, что стоял  у нее  в  комнате.  С цветным. Где
Сталин в фуражке, в кителе с погонами и орденами.
     Можно сказать, это было ее второе рождение.


Глава 5

     Вечерело, когда к дому 1-а по Комсомольскому тупику подошел неприметный
в сумерках  господин в мышином пальто и  шапке  из  меха "пыжик натуральный,
артикул 4/6", держа в руках "дипломат" с двумя цифровыми замками.
     - Бабули, не здесь ли проживает Иван Георгиевич Жуков? - обратился он к
старухам на лавочке.
     -  Иван   Георгиевич?   -   переспросила   одна   из  старух.   -   Это
Ванька-бомбешник, что ли?
     -  Бомбешник?  - поднял брови господин.  - А что,  все  знают,  что  он
бомбешник?
     - А  как  же не знать, - сказала старуха, - ведь мы же здесь все живем,
соседи, чай. Все друг про дружку знаем.
     - Да? - удивился он. -  От ваших  знаний,  бабули,  кому-то  могла быть
большая польза.
     - Чего? - Вторая старуха приложила кривую ладонь к тугому уху.
     - Я спрашиваю, -  повысил голос пришедший, - где  же он проживает,  ваш
бомбешник?
     Прежде, чем ответить на вопрос, старухи тут  же, перебивая друг дружку,
объяснили  пришедшему, что  проживает Ванька в  полуподвале, как спустишься,
сразу направо, и попутно изложили пришедшему всю Ванькину биографию. Когда и
при  каких  обстоятельствах родился и  у каких родителей, какой был красивый
мальчик  до  армии  и  какой стал  некрасивый  после. И  про  родителей  его
рассказали, и про бабку, которая за ним ухаживает: и готовит ему, и стирает,
и по делам его с большими сумками куда-то все ездит и привозит ему какие-то,
как они сказали, запчасти.
     - Значит, бабка там тоже с ним? - спросил пришедший.
     - Бабки  нет, - сказала первая старуха, - бабка-то в Москву поехала  за
запчастями. Уж три дня как поехала, и все нету.
     - И что же, теперь за ним никто не ухаживает? - спросил пришедший.
     -  Ну почему ж, -  отвечала  та же старуха.  - Мы  ухаживаем, в магазин
ходим, стираем, он нам плотит за это.
     - Богатый? - спросил приезжий.
     - Да  уж не бедный.  Он за эти  за бомбы-то хорошо  получает. К  нему ж
клиенты-то подъезжают на этих, как их...
     - На сердимесах, - подсказала вторая старуха.
     - Не на сердимесах, а на мердисесах.
     - Что в лоб, что по лбу, - отозвалась вторая старуха.
     - И на  джинах,  и на каляках,  - уточнила первая  старуха, имея в виду
джипы и кадиллаки, и тем поставила вторую старуху на место.
     Пришедший поблагодарил бабушек за подробную информацию и  пошел дальше.
Ступени  в  полуподвал  были  кривые,   скользкие,  лампочка  отсутствовала,
пришедший спускался осторожно, держась рукой за сырую шершавую стену.
     Спустился,  нащупал  обитую  рваным  войлоком  дверь,  но  прежде,  чем
постучать, переложил портфель из  правой  руки  в левую, а правой  придержав
шапку, приткнул глаз к замочной скважине.
     Впрочем,  ничего интересного  он не узрел, кроме сырой узкой комнаты  с
ободранными  обоями,  стола, освещенного лампой с низко опущенным  оранжевым
абажуром, сутулой спины в сером свитере и седой головы.
     Не  отрывая глаза от  скважины, господин  постучал два раза, потом три,
потом один  раз и,  увидев,  что  сидевший за столом  развернулся и  едет  в
коляске ему навстречу, отпрянул от двери.
     При  виде  Ваньки  всего,  как   он  есть,  пришедший  испытал  желание
попятиться,  но его учили  владеть собой во всех обстоятельствах, и он собой
овладел.
     Наставив на гостя  пластмассовую ногу,  Жуков мерцал одним глазом, и  в
мерцании этом таилось сомнение.
     - Вы от Иван Иваныча?
     - Да нет, - сказал незнакомец, - пожалуй, сам от себя. Разрешите войти?
     - Вас кто-нибудь направил ко мне?
     -  Почему вы думаете, что меня кто-то  должен направить? Неужели  я  не
могу прийти сам от себя?
     - Но от кого-то вы узнали, как ко мне надо условно стучать.
     -  Ну, знаете, тайна эта к  числу непостижимых никак не  относится. Все
подпольщики-любители  придумывают  одну  и  ту  же  формулу  стука.  Сначала
тук-тук,  потом  тук-тук-тук и еще раз  тук. И все.  Никакого  разнообразия.
Разрешите войти? - повторил он.
     Ванька, подумав, откатился к столу и только после этого сказал:
     - Войдите. Закройте дверь на задвижку. Стойте, где стоите. Кто вы?
     -  Сейчас  скажу. - Нежданый  гость снял  шапку,  обнажив  лысое  темя,
покатое,  загорелое и  растресканное,  как старая черепица.  - Только  вы не
пугайтесь  и не совершайте  поспешных действий. Я уполномоченный  или, проще
сказать, начальник местного отделения ФСБ, кагебешник по-вашему.
     - Вы хотите меня арестовать? - тихо спросил Ванька.
     - Ну что вы! -  улыбнулся пришедший. - Если арестовать,  я бы  вряд  ли
пришел один. Тем более сюда. Ваша лаборатория  числится  у  нас  как  "Малая
Хиросима".  Как  вам,  кстати, название?  Так вот, у  меня никаких  зловещих
намерений относительно вас не имеется, а совсем даже наоборот...
     - Хотите, чтобы я вам рассказал о своих клиентах?
     - Не скрою, было бы интересно. Но в данном случае я вам хочу рассказать
кое-что о наших клиентах.  По крайней  мере об одном из них. У нас,  как  вы
знаете, недавно прошли выборы районной администрации. И наше население очень
дружно,   в  едином,   как  говорится,   порыве   выбрало   себе   молодого,
энергичного...
     - Вы имеете в виду Саньку?
     - Ну, вы  нашего руководителя можете называть и Санькой по праву бывшей
дружбы, а для меня он теперь Александр  Петрович, хотя и  я с ним  в далекие
юные годы тоже имел честь встречаться. Но  все это  чушь. Я просто хотел вас
спросить.  Вы хорошо  помните  время,  когда  в  Москве  снимали  комнату  у
диссидентской старушки и как Жердык к вам туда приходил?
     - Вам надо, чтобы я на него настучал? - спросил Ванька иронически.
     - Какое гадкое слово! Хотя укоренилось.  Так вот, я сам хочу вам кое на
кого настучать. Позвольте все-таки к вам приблизиться?
     - Ну приблизьтесь, - разрешил Ванька. - Но учтите, что...
     - Уже учел, - поспешно заверил гость.
     Приблизившись,  он  поискал глазами  стул, но, не  найдя  его,  сел  на
зеленый ящик, вроде патронного, положил шапку на стол,  портфель  на колени,
щелкнул замками, достал красную картонную папку, развязал  шелковые тесемки,
достал из красной  папки другую, желтую, и со словами "я думаю,  вам было бы
интересно"  протянул  ее  Ваньке.  Это  были  ксерокопии  старых  рукописных
текстов. Донесения агента по кличке "Сердце красавицы", или сокращенно "СК",
выглядели приблизительно так:
     "...давал мне читать книгу Орвелла "1984". Когда я ему вернул книгу, он
спросил:  ну как?  Я сказал, что  книга сильная,  но ужасы, описанные в ней,
кажутся мне  слишком надуманными и  неправдоподобными. Он спросил меня, а не
кажется ли мне жизнь в Советском Союзе похожей на ту, что описана у Орвелла.
Я сказал, что  не кажется,  у нас нет такого тотального  контроля над каждым
человеком,  нет и быть не может. Он мог бы быть в Германии или Англии, но не
у  нас,  где благодаря  характеру  народа  всегда был есть и  будет  бардак,
который является наиболее эффективной формой неосознанного саботажа. С  этим
мнением  он  согласился,  но  настаивал  на  том,  что  пророчества  Орвелла
гениальны. Давал читать мне "Архипелаг ГУЛаг" и  тоже  спрашивал  мнение.  Я
сказал, что книга замечательная, документальная,  но некоторые факты кажутся
мне не совсем достоверными. Он стал со  мной  спорить, говоря, что это книга
необычайной художественной силы, что, может быть, во всей мировой литературе
нет ничего равного ей по  силе. Я спросил: это даже лучше "Войны и мира"? Он
сказал - да, лучше "Войны  и мира". Я  сказал, это уж слишком, он сказал, ах
слишком, в таком случае я  тебе вообще ничего давать  не буду. Но  уже через
полчаса предложил  мне  почитать книгу югославского автора Милована Джиласа,
говоря,  что  это  тоже очень  сильная  книга, даже сильнее, чем  "Архипелаг
Гулаг"..."
     Ванька  читал донос, единственному своему глазу не веря, читал  о  том,
как  слушал  Би-би-си  и "Немецкую  волну",  называл Брежнева  маразматиком,
считал, что книги  Брежнева вряд  ли писал  он сам, возмущался, что Брежневу
дали  Ленинскую премию по литературе и орден Победы,  соглашался с Рейганом,
что  Советский Союз  империя зла,  хвалил джинсы  "Леви  Страус",  негативно
отзывался о  колхозной  системе, утверждал,  что  Ленин  умер  от  сифилиса,
уверял, что Сталин  - незаконный сын  генерала  Пржевальского,  и шутил, что
Сталин - гибрид Пржевальского и лошади Пржевальского и похож на них обоих.
     Затем  Ванька  прочел  про  то, что он  рассказывал анекдоты о Чапаеве,
показывал  фотографию  академика Сахарова,  с которым  якобы  лично общался,
радовался победе  канадцев над  нашей хоккейной сборной  и  самое  главное -
изготовил  копировальную  машину,  на  которой  размножал  "Хронику  текущих
событий".
     Ванька  читал, низко склонивши  седую голову  и вертя ею,  когда