ских комиссаров в  России
кончилась.   Арестовывайте  командиров,  комиссаров,  бросайте
оружие и переходите в плен. Вас ожидают хорошие условия, и все
вы  пойдете по  домам,  чтобы  мирно трудиться.  Отправляясь в
плен,  имейте при  себе смену чистого белья,  мыло,  котелок и
ложку".

   Я  почувствовал что-то неладное и обернулся.  Шурка сидел в
траве бледный, с перепуганными глазами.
   -- Толик, -- сказал он, -- а я же, по-ихнему, жид...

        3. Болик пришел

   Все  это  время  я  умирал  от  горя:  будь  я чуть старше,
записался  бы  в  добровольцы  или,  как  Болик,  хотя  бы  на
строительство  оборонительных  сооружений,  а там, смотришь, и
остался бы их оборонять.
   И вдруг по нашему кутку разнеслась новость: Болик пришел. Я
кинулся  к  нему. Мама его копошилась над ним, он ел картошку,
давился, рассказывал:
   -- Рыли ров,  длинный, гадюка, через все поля. Народу тыщи,
профессора всякие,  девчонки.  Кашу из котлов давали. "Мессер"
как налетит,  как даст из пулеметов --  смотрю,  мой профессор
лежит и стекол в очках нет... А я в сене прятался.
   Потом  появились  немецкие  танки, и все побежали кто куда.
Болик  шел через леса и поля, спасался от "мессеров" в болоте.
Его  трясло, било, когда он говорил о них, он ненавидел немцев
так, что заикался:
   --  Летит  прямо на тебя, нацелится, вот ты ему нужен, твоя
смерть  --  и  никаких,  хоть кричи, хоть плачь, хоть падай...
Ладно,  братцы,  по секрету: вот теперь мы достанем пулеметик,
установим  на  чердаке, и когда они пойдут -- эх, как чесанем:
"Ы-ы-ы-ы-ы-ы!"
   Тетя Нина,  его мать,  плакала от  радости,  что он  живой,
отмыла,  нарядила в чистый костюмчик, дала денег на кино, и мы
с  Боликом пошли на пару в кинотеатр на Крещатике на "Праздник
святого Иоргена".  Обхохотались там  до  слез  над  проделками
Игоря   Ильинского,   хотя   за   стенами   слышались  сирены,
раздавались взрывы: сеанс во время налета не прекращали.
   Вышли, купили мороженого, шатались по Крещатику, и было нам
хорошо,  и  ничего-то  мы  на знали: что Киев уже обречен, что
видим  Крещатик последний раз, что Болика завтра же эвакуируют
с остатками училища и он опять исчезнет, даже не попрощавшись.
   А  по  Крещатику  кричали  громкоговорители: "Говорит Киев,
говорит  советский Киев! Родина, ты слышишь? Киев есть и будет
советским!"   Киеву  отвечала  Москва:  "Вы  вновь  воскресили
бессмертные  традиции  героики  Великого Октября и гражданской
войны.  Вы  не  одиноки. С вами Красная Армия, с вами весь наш
советский народ".
   Домой  мы  шли  против  потока  войск, видимо, отступавших.
Красноармейцы  были усталые, запыленные. А на тротуар высыпали
бабы,  смотрели,  скрестив  руки,  вздыхали,  сморкались, тихо
плакали.  У  столба стоял дряхлый старичок с палочкой, плакал,
говорил парню, игравшему "полечку":
   -- Голубчики, возвращайтесь, возвращайтесь...
   Очень народ плакал, провожая отступающие наши войска.
   Сквер  на  нашей  площади был  забит сидевшими и  лежавшими
усталыми красноармейцами.  Один водился с пулеметом "Максим" и
мы подсели и стали внимательно смотреть. Он сказал:
   -- Сынки, я вам дам рубль, а вы принесли бы молока.
   Мы помчались к моей бабке,  она разохалась, не взяла рубля,
вручила  нам  кувшин  с  молоком.   Красноармейцы  подставляли
котелки, мы наливали, но что это -- капля в море.
   Мой  дед  вез  по  улице  хлеб.  В  магазинах хлеб  уже  не
продавали,  а  распределяли по  спискам.  Каждая  семья  сшила
мешочек,   написала  чернильным  карандашом  свою  фамилию,  в
магазине делили хлеб по  этим мешочкам,  а  мой дед подрядился
развозить  тачкой.  Нас  распирала жажда  деятельности,  и  мы
кинулись  толкать  тачку,   стучали  в  квартиры,   опорожняли
мешочки. С тачкой сложно было лавировать по улице среди идущих
войск.
   -- А что, хлопцы, дело табак? -- сказал дед. -- Киев сдают.
   Мы возмутились:
   -- Ого, дед, еще знаешь, какой бой будет!

   -- Какой там бой,  --  махнул дед рукой.  -- Вы посмотрите:
куды им воевать?
   Уставшие,  измордованные  лошаденки  тянули  военные  фуры,
орудия,  просто телеги.  Красноармейцы были в  корке от  пыли,
заросшие,  израненные. Некоторые, видно, до крови разбив ноги,
шли босиком,  перекинув ботинки через плечо. Шли, сгибаясь под
тяжестью мешков, скаток, оружия, звякая котелками.
   -- О  несчастные  расейские  солдаты,  --  пробормотал дед,
снимая шапку.

        ОТ АВТОРА

   Эта  глава воспоминаний ни в малейшей степени не претендует
на  какое-либо  обобщение.  Здесь только несколько штрихов для
лучшего  понимания  некоторых  событий,  для лучшего понимания
характера  мальчишки,  о  котором  я пишу. Он очень многого не
видел и еще больше не понимал. Ему было всего двенадцать лет.
   Теперь, с расстояния пройденных лет, легче разбираться, кто
был   кто  и   что  было  что,   радоваться,   досадовать  или
возмущаться,  почему было так, а не иначе. Но я рассказываю не
так,  как должно было быть,  а так,  как было.  Как по крайней
мере   виделось  моему  герою.   Еще   в   небытии  скрывались
Сталинград,   падение  Берлина  и   все  другое.   Надвигалась
мощнейшая лавина фашизма,  и  неясно было,  как ее остановить,
можно  ли  ее  остановить,   сыпались  бомбы,   листовки  "Бей
жида-политрука",  восемьдесят три  дня шла непрерывная оборона
Киева,  партизаны экипировались и уезжали на возах в лес, Иван
Свинченко бросал оружие и шел домой, красноармейцы с разбитыми
ногами шли  босиком,  дед  Семерик ждал  немцев,  Болик  хотел
строчить  из  пулемета,  и  среди  всего  этого  --  я,  очень
маленькая  козявка.  Нетерпеливому читателю,  готовому  уже  к
каким-то выводам и  обобщениям,  я  бы советовал не делать их,
чтобы не оказаться в положении деда Семерика.
   Слушайте лучше, что было дальше.

        ГЛАВА ПОДЛИННЫХ ДОКУМЕНТОВ

+------------------------------------------------------------+
|                           ПРИКАЗ                           |
|   Жителям (всем лицам) запрещено выходить на улицу от 18 до|
|5 часов по немецкому времени.                               |
|   Нарушители этого приказа могут быть расстреляны.         |
|                                         Комендант г. Киева.|
+------------------------------------------------------------+
   ("Украинское слово", 29 сентября 1941 года.)

   Из объявления:

+------------------------------------------------------------+
|   "Все мужчины в возрасте от 15 до 60 лет обязаны явиться в|
|жилуправление своего района..."                             |
+------------------------------------------------------------+
   ("Украинское слово", 30 сентября 1941 года.)

   Заголовок подвальной статьи в газете:

              "САМЫЙ БОЛЬШОЙ ВРАГ НАРОДА -- ЖИД"
   (Там же, 3 октября 1941 года.)

+------------------------------------------------------------+
|   Въезд  лиц, не проживающих в Киеве, строго воспрещен. Кто|
|прибыл  в  Киев после 20 сентября, обязан немедленно выехать|
|из  города.  Кто  по  уважительным причинам хочет остаться в|
|городе, должен получить на это разрешение коменданта города.|
|Это  разрешение выдается в отделе пропусков, ул. Коминтерна,|
|‘ 8.                                                        |
|   Кто без разрешения будет пребывать в городе до 15/X -- 41|
|г., подлежит суровому наказанию.                            |
|                                           Комендант города.|
+------------------------------------------------------------+
   ("Украинское слово". 9 октября 1941 года.)

   Из статьи "Задачи украинской интеллигенции":

+------------------------------------------------------------+
|   "Наша      задача     --     восстановить     разрушенную|
|жидо-большевиками украинскую национальную культуру".        |
+------------------------------------------------------------+
   (Там же, 10 октября 1941 года.)

   Объявление коменданта:

+------------------------------------------------------------+
|   В  качестве  репрессивных  мер  по  случаю  акта саботажа|
|сегодня 100 жителей города Киева были расстреляны.          |
|   Это -- предупреждение.                                   |
|   Каждый  житель Киева является ответственным за каждый акт|
|саботажа.                                                   |
|   Киев, 22 октября 1941 г.                                 |
|                                           Комендант города.|
+------------------------------------------------------------+
   ("Нiмецько-фашистський   окупацiйний   режим  на  Укpaiнi",
збiрник документiв i матерiалiв. Киiв, 1963. Стр. 45.)

+------------------------------------------------------------+
|                           ПРИКАЗ                           |
|   Всех   голубей   в   городе  и  пригородной  полосе  надо|
|немедленно уничтожить.                                      |
|   Кто после 26 октября будет держать еще голубей, тот будет|
|РАССТРЕЛЯН как саботажник.                                  |
|                                 ЭБЕРГАРД, комендант города.|
+------------------------------------------------------------+
   ("Украинское слово", 25 октября 1941 года.)

   Из номера в номер газета печатает, как призыв, в рамках:

+------------------------------------------------------------+
|   Фюрер немецкого народа сказал:                           |
|   "Миллионы  немецких  крестьян и рабочих наилучшим образом|
|выполняют свои обязанности".                                |
|   Украинцы,  выполняйте и вы свою обязанность и старательно|
|работайте!                                                  |
+------------------------------------------------------------+
                             (Там же, 22 октября 1941 года.)

   Фюрер Адольф Гитлер сказал 3 октября 1941 г.:

+------------------------------------------------------------+
|   "Мы ставим весь континент на служение нашей борьбе против|
|большевизма".                                               |
|   Украинец,  твое  место  --  рядом с Германией в борьбе за|
|лучшую Европу!                                              |
+------------------------------------------------------------+
   (Там же, 25 октября 1941 года.)

   Объявление коменданта:

+------------------------------------------------------------+
|   Случаи  поджога  и  саботажа, распространяющиеся в городе|
|Киеве, заставляют меня принять решительные меры.            |
|   Поэтому  сегодня расстреляно 300 жителей Киева. За каждый|
|новый  случай  поджога  или  саботажа  будет расстреливаться|
|значительно большее число жителей Киева.                    |
|   Каждый  житель  обязан  обо  всяком подозрительном случае|
|немедленно сообщать в немецкую полицию.                     |
|   Я буду любой ценой и всеми способами поддерживать порядок|
|и спокойствие в Киеве.                                      |
|   Киев, 2 ноября 1941 г.                                   |
|                                                   ЭБЕРГАРД,|
|                           генерал-майор и комендант города.|
+------------------------------------------------------------+
   ("Нiмецько-фашистський  окупацiиний  режим на Украiнi", зб.
док. i мат. Киiв. 1963. Стр. 46.)

   Приказ генерал-лейтенанта Байера от 6 ноября 1941 г.:

+------------------------------------------------------------+
|   Все  имеющиеся  у  штатского  населения  валяные  сапоги,|
|включая  и детские валенки, подлежат немедленной реквизиции.|
|Пользование  валяными сапогами запрещается и должно караться|
|так же, как и недозволенное ношение оружия.                 |
+------------------------------------------------------------+
   ("Киiв  --  герой",  збiрник  матерiалiв  про подвиг киян у
Великiй Внтчизнянiй вiини. Киiв, 1961, стр. 234.)

   Объявление комиссара города:

+------------------------------------------------------------+
|   Согласно  договоренности  с  штадткомендантом, сообщается|
|населению  г. Киева, что штатские лица имеют право пребывать|
|на  улицах  только  с  5  час.  до  17 час. 30 мин. Комиссар|
|города.                                                     |
+------------------------------------------------------------+
   ("Нiмецько-фашистський окупацiиний режим на Украiнi", зб.
   док. i мат. Киiв. 1963. Стр. 55.)

   Объявление коменданта;

+------------------------------------------------------------+
|   В  Киеве злонамеренно повреждены средства связи (телефон,|
|телеграф,  кабель). Потому, что вредителей далее нельзя было|
|терпеть,  В  ГОРОДЕ  БЫЛО РАССТРЕЛЯНО 400 МУЖЧИН, что должно|
|явиться предостережением для населения.                     |
|   Требую еще раз обо всех подозрительных случаях немедленно|
|сообщать   немецким  войскам  или  немецкой  полиции,  чтобы|
|преступники по заслуге были наказаны.                       |
|   Киев, 29/ХI -- 1941.                                     |
|                                                   ЭБЕРГАРД,|
|                           генерал-майор и комендант города.|
+------------------------------------------------------------+
   (Там же, стр. 60.)

        ПО НЕМЕЦКОМУ ВРЕМЕНИ

   Сто  заложников, триста заложников, четыреста заложников...
Это была уже война, объявленная целому городу.
   Заложников брали  по  ночам,  наугад оцепив любой  квартал,
именно столько,  сколько указано в объявлениях,  в конце этого
повествования я еще расскажу, как раскапывали рвы с их телами.
Однажды брали днем на Крещатике, прямо на тротуарах.
   Крещатик дымился, но пешеходное движение по нему открылось.
В  самом  начале  Крещатика уцелел  чудом  небольшой квартал и
здание думы на площади Калинина, похожее на оперный театр. Вот
это здание с запозданием взорвалось и запылало.  Тогда фашисты
стали хватать всех,  кто  подвернулся под  руку на  Крещатике,
сажали в машины и отправляли в Бабий Яр.

   На   Куреневке,   над  самым  Бабьим  Яром,   есть  большая
психиатрическая больница имени Павлова. Ее корпуса раскиданы в
отличной Кирилловской роще,  и  там  стоит  древняя церквушка,
всегда запертая,  но мы,  пацаны, проникали в нее, облазили до
самых куполов и  видели позднейшие росписи Врубеля,  о которых
мало кто знает.
   14 октября к  этой церквушке прибыл немецкий отряд во главе
с врачом,  с невиданными дотоле машинами-душегубками.  Больных
партиями по шестьдесят -- семьдесят человек загоняли в машины,
затем минут пятнадцать работал мотор --  и удушенных выгружали
в  яму.  Эта работа шла несколько дней,  спокойно и методично,
без спешки, с обязательными часовыми перерывами на обед. После
Бабьего Яра  уничтожение огромной больницы прошло даже  как-то
буднично и незаметно. И правда, что на свете все относительно.

   На цыган фашисты охотились,  как на дичь. Я нигде ничего не
встречал официального на этот счет,  но ведь на Украине цыгане
подлежали такому же немедленному уничтожению, как и евреи.
   Паспорт  имел  решающее  значение.  Проверяли  паспорта  на
улицах,  проверяли, прочесывая дома. Затем -- внешность. Людям
с  темными волосами и  глазами,  с длинным носом лучше было не
показываться на улице. Цыган везли в Бабий Яр целыми таборами,
причем они,  кажется, до последнего момента не понимали, что с
ними делают,
   К  старому  дворнику нашей  школы  Ратуеву пришел  немецкий
солдат, потребовал, чтобы старик взял лопату и шел за ним. Они
пришли   в   парк   культуры,   там   другой  солдат  караулил
девушку-еврейку.  Старику велели копать яму.  Когда  она  была
готова,  девушку  спихнули в  нее,  но  она  стала  кричать  и
карабкаться,  тогда солдат стал  бить ее  лопатой по  голове и
засыпать землей. Но она поднималась и сидела, и он снова рубил
ее по голове.  Наконец,  засыпали и притоптали.  Старик думал,
что и с ним будет то же, но его отпустили.

   Комендантское  время  не  было  пустым  звуком,   Всю  ночь
слышались выстрелы то  там,  то  там.  Бабка  сама  видела  на
Бессарабке убитую молодую женщину:  с  остекленевшими глазами,
она лежала поперек тротуара,  все ее обходили,  говорили,  что
ночью ее застрелил патруль и оставил лежать, чтобы все видели.
   Довольно много людей было отправлено в Бабий Яр за голубей.
Дело  в  том, что приказ вступил в силу буквально на следующий
день,  не  все  успели  даже  прочесть  его  в газете. Сначала
приказы  печатались  на  трех  языках:  русском,  украинском и
немецком:  затем  на  двух:  крупно -- по-украински и мелко --
по-немецки:  затем  все стало наоборот: крупно -- по-немецки и
меленько  --  по-украински...  В  этих  приказах и объявлениях
сосредоточивалось самое важное на каждый день, от них зависела
жизнь  и  смерть,  и  после  трагедии с голубятниками только и
вопросов  было:  какой  новый  приказ?  Газету  покупали из-за
приказов.

   Начались    аресты    коммунистов,    активистов,    причем
арестовывали по  первому доносу,  без  всякой проверки,  а  на
заборах  висели  объявления  такого  содержания:  всякий,  кто
укажет немецким властям скрывающихся евреев,  партизан, важных
большевистских работников, а также не явившихся на регистрацию
коммунистов,  получит 10 тысяч рублей деньгами, продуктами или
корову.
   Стала  самой  популярной поговорка:  "Юдам  капут,  цыганам
тоже,  а вам,  украинцы,  позже". Бабка услышала ее на базаре,
пришла,  сказала,  мрачно улыбаясь,  деду.  Дед молчал, только
моргал глазами: действительно, было похоже, что к тому идет.

        ГОРЕЛИ КНИГИ

   --  А  ну,  давай  свои  грамоты,  --  сказал  дед.  -- Все
портреты,  все  советские книжки! Маруся, за дело. Если хотите
жить.
   На  моих  похвальных грамотах  слева  был  портрет  Ленина,
справа  Сталина.   Дед,  никогда  не  интересовавшийся  раньше
книгами,  теперь взялся отправлять их в  печку целыми пачками.
Мама сначала противилась, потом махнула рукой.
   На этот раз было холодно, и книгами хорошо натопили печь. У
нас  осталось,  кажется,  только  одно  собрание  сочинений --
Пушкина.  Насчет  него  дед  не  был  уверен:  Пушкин  хоть  и
"москаль", но жил давно и не большевик, немцы его не ругали.

   Книги  дали  много  золы,   и  поддувало  засорилось.  Мать
принесла  совок,   чистила   его,   выгребала  золу   тупо   и
сосредоточенно Я сказал:
   -- Да ладно, когда-нибудь у нас снова будет много книг.
   -- Никогда, -- сказала она, -- никогда еще идиоты не щадили
книг.    Горела    Александрийская   библиоте    ка,    горели
инквизиторские костры, сжигали Радищева, жег книги на площадях
Гитлер...  Тебе жить, запомни: когда книги начинают гореть, --
значит,  дело  плохо,  значит,  вокруг  насилие,  невежество и
страх.  Что же  это делается?  Когда банда дегенератов сжигает
книги на площадях,  это страшно,  но это еще полбеды. Но когда
каждый человек,  в  каждом доме начинает,  трясясь от  страха,
жечь книги...
   Эту  ее  речь я  запомнил на  всю  жизнь.  Может,  она была
сказана и  несколько иными словами,  но  содержание я  передаю
точно --  и про Александрийскую библиотеку и про инквизицию, о
которых  я  таким  образом  узнавал  конкретно,   ибо  от  них
прокладывался прямой мост к нашей печке.

   Заняв  школу,  военная часть  несколько часов выбрасывала в
окна парты,  приборы,  глобусы и библиотеку. Из нашей районной
библиотеки  книги  выбросили  прямо  на  огород.  Книги  также
валялись по улицам, растоптанные, как мусор,
   Когда  часть  снялась  и ушла из школы, я пошел посмотреть.
Оказывается,  весь  первый  этаж  они  отводили под конюшню, В
нашем  классе  лежал  слой  соломы и навоза, в котором утопала
нога,  а в стены были вбиты железные крючья, чтобы привязывать
коней.  В  классах  на  верхних  этажах стояли нары с соломой,
валялись  обрывки  журналов  с  голыми  женщинами,  бинты.  На
спортплощадке  во  дворе  был  выкопан  длинный  ров,  над ним
проложены  жерди:  это  была  их  уборная, открытая, у всех на
виду.

   Гора  выброшенных  из   библиотеки  книг  была  уже  сил