Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
ов написал новую открытку и решительно попросил композитора зайти к
нему в ближайшее время.
"Ах, как нелепо, как нелепо! Как я виноват!" - вспомнил опять Данилов о
невинно погубленном домовом Беке Леоновиче. Он казнил себя за то, что был
легкомыслен и не обеспечил безопасность Бека Леоновича. А ведь обещал ему,
что все обойдется хорошо, беды не случится. Как ни бранил теперь Данилов
Кармадона, он знал, что никогда не простит самому себе гибели Бека
Леоновича. Он знал, что и в собрании домовых на Аргуновскую совесть ему
теперь не позволит являться. "Лучше бы уж меня, - думал Данилов. - А его бы
и пальцем не тронули..." Однако он-то существовал, и черная дыра
затягивалась на его плече.
По вечным условиям поединков, нынче пусть и запрещенных, победитель мог
не только ранить побежденного, но и совсем погубить его. Бессмертную по
положению натуру. Ни болезни, ни стихия, ни люди, ни женщины погубить не
могли, а вот именно свои на поединке могли, так уж повелось. И Данилова
разрушил предательский снаряд Кармадона, он уж почти забылся и потерял свою
сущность. Однако демоническая женщина Анастасия спасла его. Как она
проведала о поединке и где притаилась во время стрельбы, Данилов не знал, да
и не старался узнать. Узнал он лишь, что с ним произошло в последние
мгновения поединка.
Ракета Кармадона совсем уж было разнесла в клочья сущность Данилова и его
оболочку, но караулившая поблизости Анастасия бросилась Данилову на помощь,
голыми руками, не боясь ожогов, гибельную для Данилова массу вещества
сгребла в кучу, остатки ее до микрочастиц выгнала из Данилова, превратила
всю эту массу в полную свою противоположность и сделала черной дырой.
Вещества было так много, что оно могло бы обернуться и звездой первой
величины. Потому черная дыра вышла в Данилове большая. Анастасия сразу же
стала стягивать ее края шелковыми нитками, тут Данилов очнулся, и Анастасия
тотчас отлетела. Видно, все еще была сердита на него гордая и прекрасная
Анастасия!
Неизвестно, с каким намерением она явилась к месту поединка. Разве теперь
это было важно! Не имела она права оказывать помощь Данилову, а Данилов не
имел права эту помощь принимать. Однако Кармадон первым нарушил правила
чести, и стерпеть его подлость Анастасия не смогла. Отлетая от Данилова, она
все же успела заклеить черную дыру прозрачным пластырем, а прежде - смазать
ее каким-то темным знахарским снадобьем. Теперь черная дыра уменьшалась
быстрее, чем следовало бы, истекала веществом куда-то вдаль, в пустые углы
чужой вселенной.
"Раз Анастасия, - подумал Данилов, - сумела пробраться к месту поединка,
значит, были у нас и другие зрители..."
Следовало ждать дурных последствий. Ох, как Данилов не хотел вызывать
Кармадона на поединок...
Теперь Данилов рассчитывал лишь вот на что. Влиятельным родственникам и
друзьям Кармадона дело о поединке выгоднее было замять. Как случай ни крути,
а Кармадон и его друзья тоже все равно были при конфузе. Последней своей
ракетой Данилов свернул Кармадону челюсть, что-то повредил в шее, пока
Кармадону не помогли ни ученые механики, ни лекари, они опасались, как бы он
и вовсе не остался скособоченным. Это - ас-то! По всем правилам Кармадон
поединок проиграл, и даже тайные разговоры о дуэли могли ему только
навредить.
"Ну посмотрим, что-то будет, - подумал Данилов и опять вздохнул: - Ох,
Бек Леонович, Бек Леонович..."
Данилов включил утюг и положил на гладильную доску бабочку для вечернего
спектакля.
"Что мне с Переслегиным устроить? - думал Данилов. - Как исполнить его
симфонию? Где и с кем? Надо сегодня же отыскать Переслегина. К нему, что ли,
съездить?"
Левая рука Данилова опять словно нечаянно потянулась к черной дыре.
"Брось! - сказал себе Данилов. - Хватит!" Пластырь был крепок.
Позвонила Клавдия Петровна.
- Данилов, ну и как?
- А что? - спросил Данилов.
- Неужели тебе нечего мне сказать?
- А что я должен сказать?
- После того, что произошло?..
- А что произошло?
- Ну хорошо, - сказала Клавдия, помолчав, - а неужели тебе не о чем меня
спросить?
- А о чем я должен тебя спросить?
- Ладно, я сейчас приеду к тебе, - и Клавдия повесила трубку.
"Экая баба! - рассердился Данилов. - Даже не поинтересовалась, есть ли у
меня время..."
Тут же телефон опять зазвонил. "Сейчас я ей выскажу!" - пообещал Данилов.
Однако он услышал голос Наташи.
- Володя, вы извините, - сказала Наташа, - мне показалось, что у вас
неприятности, что вчера между вами и вашим гостем что-то произошло... вот я
отважилась вам позвонить...
- Это все мелочи, - сказал Данилов мрачно.
Он растерялся, оттого и сказал мрачно.
- Я напрасно вам позвонила?
- Нет, отчего же... - пробормотал Данилов. - Вы где?
- Знаете, Володя, я ведь брожу в вашем районе... С утра взяла и поехала в
Останкино...
- А сейчас-то вы где?
Наташа назвала место. Оказалось, это в двух минутах ходьбы от Данилова.
- Я выхожу, - сказал Данилов.
Уже в лифте он вспомнил о Клавдии. "А-а-а, пусть прокатится!" - решил
Данилов.
Наташу он нашел на улице Цандера, возле аптеки.
- Здравствуйте, Наташа, - сказал Данилов.
- Здравствуйте, Володя.
- Вас интересует мой приятель? - спросил Данилов.
- Нет, - сказала Наташа. - А что это мы на "вы" перешли? Так надо?
- Нет. Это вышло само собой. Но не я начал...
- А если мне опять начать на "ты"?
- Я согласен.
- А я, Володя, испугалась за тебя... Что-то случилось вчера, да?
- Было... Мелкое недоразумение... Все уж и забыто.
- Ты не обиделся на меня?
- За что?
- Я не знаю... Я просто заснуть не могла, и все... Чего-то боялась... Мне
казалось, что я должна от чего-то тебя спасти... Я не знаю... Я даже
приехала сюда утром и все ходила возле твоего дома, будто у тебя во мне была
нужда... Дурь какая-то! Нервная я, что ли, стала... От такой, наверное, надо
держаться подальше...
- Ну что ты! - растроганно сказал Данилов. - Ты не выспалась?
- По мне видно? - расстроилась Наташа. - Я страшная?
- Нет, нет, что ты! - сказал Данилов. - Видно, ночью давление менялось,
вот и не шел к тебе сон.
Наташа как-то странно поглядела на Данилова, будто в словах его было
нечто обидное для нее, сказала тихо:
- Нет... Что мне давление...
"Ну да, что ей давление, - подумал Данилов. - Ведь она из-за меня
приходила и к театру, и в Сокольники, и к дому моему! А я размышляю о
чем-то! Но как быть? Анастасия, Наташа, эта дура Клавдия, все перемешалось,
и как тут разобраться? Что - истинное, необходимое, а что - призрак, мираж,
суета... То есть разобраться легко... Но что выбрать? Да так, чтобы никому
не принести беды... В чем я волен?.. Экая печаль! Час назад все мне было
ясно".
- Володя, я люблю тебя, - сказала Наташа.
- И я тебя, Наташа, люблю, - сказал Данилов.
И все. Шли вокруг люди, их было пока мало, но они шли. Что еще надо было
сказать? Ничего и не надо...
Остановилась машина возле Данилова с Наташей. Машина Данилову знакомая,
приобретенная на средства профессора Войнова. Клавдия Петровна распахнула
дверцу.
- Что же, Данилов! - сказала Клавдия с обидой. - Я спешу к тебе домой, а
ты гуляешь по улицам!
- Здравствуй, Клавдия, - сказал Данилов.
- Здравствуй, - кивнула Клавдия. - У тебя нет совести, а если бы я ехала
не по Цандера?
- Я тебя вовсе и не ждал.
- То есть как?
- А так. Ты не поинтересовалась, есть ли у меня время для встречи с
тобой. А у меня времени нет.
- Ты что, Данилов! - удивилась Клавдия. Потом она словно бы заметила
Наташу: - А это кто?
- Это - Наташа, - сказал Данилов. - Наташа, а это вот моя бывшая жена,
Клавдия Петровна, я тебе о ней рассказывал...
Должна бы Клавдия была понять, что они с Наташей - близкие, брат с
сестрой, муж с женой, а она тут чужая...
- И все же, - сказала Клавдия, взглядом пытаясь удалить Наташу из здешних
мест, - ты мне нужен.
- Возможно, я тебе и нужен, - сказал Данилов, - но ты мне никак не нужна.
- Данилов, - робко произнесла Клавдия, - ты всегда с уважением относился
к женщинам...
Данилов ощутил, что в отношении к нему Клавдии вместе с прежними
чувствами превосходства и несомненной власти появилось и нечто новое -
тревога какая-то, или догадка безумная, или подозрение, или даже страх...
Данилов даже пожалел Клавдию.
- У меня есть тайна, - тихо сказала Клавдия.
- Хорошо, - кивнул Данилов. - Но в другой раз.
Обида опять придала Клавдии сил.
- Наташа, - спросила Клавдия, - а вы у Данилова - новая симпатия?
Наташа посмотрела на Данилова.
- Наташа - моя вечная симпатия, - серьезно сказал Данилов.
- Вы с ним будьте осмотрительней. Он человек распущенный.
Тут и Данилов не нашел слов.
- А я вас где-то видела. Вы не портниха?
- Я не портниха, - сказала Наташа. - Но я шью.
- А Гавриловой не вы шили по моделям Гагариной?
- Шила.
- Вот у Гавриловой я вас и видела! И шапочки вы шьете?
- И шапочки.
Тут Клавдия Петровна выскочила из машины, захлопнула дверцу, о Данилове
она забыла сразу же.
- Мне непременно и быстро надо сшить шапочку из черного бархата, знаете,
чалму, чтобы на ней хорошо смотрелись и бриллианты и жемчуга. Мы с мужем,
возможно, поедем на три года в Англию. А туда без чалмы лучше и не езди
совсем. На прием к королеве можно явиться только в вечернем наряде. Моя
приятельница жила в Англии, получила однажды приглашение на прием к
королеве, а ее без шапочки не пустили. Теперь она вернулась в Москву, места
себе не находит, подругам стыдится показаться, жизнь испорчена, я ее
понимаю. А уж если эту дуру к королеве звали, то нас-то с Войновым позовут,
и не раз. Вы возьметесь? У меня фасон есть. Я заплачу как следует.
- Сошью, - сказала Наташа, - деньги ваши будут мне сейчас не лишние...
Женщины тут же стали договариваться о времени встречи, записывать адреса
и телефоны, а Данилов чуть было не вскипел, до того он был на улице
посторонний.
Наташа почувствовала его досаду, обернулась тут же и глазами успокоила
Данилова.
- Одно дело сделано, и ладно, - сказала Клавдия, открывая дверцу, - с
тебя, Данилов, хоть шерсти клок.
Однако в машину она все еще не садилась, теперь, когда головной убор был
обговорен, Клавдия Петровна смотрела на Наташу без приязни и без
заискивания, а холодно, даже с презрением, как дама на швею. Что-то и
Данилову она, видно, захотела заявить, чтобы показать и швее и самому
Данилову, что имеет на него особенные права. Но и робела...
- Ладно, - сказала Клавдия. - Я тебя разыщу.
И укатила.
Во все время суеты с Клавдией Данилов с Наташей вели разговор между
собой, в их разговоре не было слов, а было то, что они назвали четверть часа
назад. Этот разговор шел как бы поверх разговора с Клавдией, оттого в нем
была игра, волновавшая Данилова и Наташу. Что им была теперь Клавдия и ее
тайны, что им была улица Цандера с восемьдесят пятым автобусом и аптекой!
Однако, когда речь зашла о чалме, Данилову показалось, что их с Наташей
разговор прервался и он, Данилов, остался один. "Впрочем, нашел к кому
ревновать!" - подумал Данилов. Женщины - они и есть женщины... Он досадовал
и на себя. Экие пошлые слова явились ему: "Наташа - моя вечная симпатия..."
Но теперь, когда Клавдия уехала, они с Наташей вернулись к своим главным
словам, и Данилов почувствовал, что на сегодня их хватит, дальнейшее может
только испортить все.
- Мне на работу, - сказала Наташа.
- А мне скоро в театр.
- Данилов, хочешь, я тебе брюки сошью? Вот мерку сниму и сошью. Или
джинсовый костюм? Или куртку?
- Ты с Клавдией сразу нашла понимание, - не утерпел Данилов.
- Любопытный фасон, - сказала Наташа. - Мне захотелось сшить эту чалму...
Ах, какие брюки я вижу для тебя!
- Разве ты - брючный мастер?
- Я все могу! Я тебя одену...
Тут Наташа отчего-то засмущалась, словно поняла, что обновками своими
сделает Данилова чем-то обязанным ей, а ему, мужчине, может, и мысль об этом
сейчас неприятна... Подошел автобус.
- Счастливо, Наташа! Я позвоню тебе после спектакля!
- Ты приходи...
23
Дома Данилов расстегнул пуговицы рубашки. Оголил плечо. Черной дыры не
было. Данилов отклеил прозрачный пластырь и ножницами потихоньку высвободил
шелковые нитки. Кожа стянулась, ничто не напоминало о гравитационном
коллапсе. А ведь где-то, подумал Данилов, в соседней вселенной открылась
нынче белая дыра. Все вещество, словленное Кармадоном для гибельного
снаряда, утекло туда. Да и табуретка Данилова и вилки с кухонного стола
явились, видно, в ту вселенную подарком. Данилов вздохнул. Удивительно, что
не ушли в черную дыру его кости и внутренности. Слаба, что ль, дыра была или
что другое удержало их? Тут Данилов с некоей надеждой подумал, что, может
быть, он напрасно грешил на Кармадона, что вдруг и Бек Леонович с Синезудом
были затянуты в черную дыру и сейчас пришельцами вынырнули из белой дыры в
неизвестной Данилову вселенной? Хорошо бы так, уж потом Данилов нашел бы
способ вызволить их и вернуть в отчие места.
Какой способ?! Когда - потом?!
Что он Наташе морочит голову, если сам живет под дамокловым мечом и время
его последними крупинками истекает в песочных часах! В особенности теперь,
после запретного поединка!
В дверь позвонили. На пороге стоял Переслегин.
- Здравствуйте, - сказал Переслегин. - Извините, что надолго исчез. Был в
командировке, в Горьком.
Тут бы им сразу сказать друг другу о главном, а они замолчали. Данилов
даже засуетился, будто давая Переслегину понять, что времени у него мало.
- Я к вам не надолго, - сказал Переслегин.
- Да нет, что вы... - смутился Данилов.
- Вы посмотрели? - спросил Переслегин.
- Да, - кивнул Данилов.
- И как?..
- Мне понравилось... Я ведь вам так и написал...
- Да-да, - согласился Переслегин. - Я очень благодарен...
Он замолчал, смотрел на Данилова, ждал, видно, еще каких-то добрых слов о
своем сочинении, а у Данилова все ощущения от музыки Переслегина будто
пропали.
- Я бы исполнил вашу симфонию, - сказал Данилов.
- Вот и исполните! - обрадовался Переслегин.
- Кто же меня выпустит на сцену? Где? И с каким оркестром?
- Это все можно устроить! - махнул рукой Переслегин. - Главное, что вам
понравилась партитура!
Данилов посмотрел на Переслегина с удивлением. Экий прыткий! Совсем иное
мнение он составил о натуре композитора в прошлый раз.
- А отчего вы дали главную партию в симфонии альту?
- Я и сам не знаю отчего, - сказал Переслегин. - Ведь когда начинаешь
творить... Простите за пышное слово... Когда начинаешь сочинять музыку,
разве делаешь это холодным умом! Уж потом, после, можешь объяснять себе, как
возник этот звук, эта мелодия и как эта... Со мной так, с другими, возможно,
иначе... Значит, к альту лежала моя душа... В скрипке, уверен, женское
начало... Озорная девчонка, печальная женщина, трагическая старуха - это все
для меня скрипка... А в альте больше твердости, больше драмы, альт -
мужчина... Я не знаю... Я стал писать музыку - и во мне зазвучал альт... Вот
и все...
- Но альт-то, согласитесь, нынче не солист, он инструмент
вспомогательный, он у скрипки, у голоса человеческого, - в слугах!
- Нет, нет и нет! Инструментов-слуг быть не должно! И не может быть! В
музыке все великое и все может прозвучать! Надо только дать звук! Надо уметь
найти этот звук! А что до альта, то для него и Берлиоз писал симфонию.
- Берлиоз писал "Гарольда" для альта Паганини! - воскликнул Данилов.
- Ну и что же?
- Как и что же! А теперь-то кто сыграет?
- Вы и сыграете, - сказал Переслегин.
- Я... Но что выйдет? Почему вы пришли ко мне?
- Я слышал, как вы играли в НИИ машинные сочинения. Поэтому я к вам и
пришел. Я знаю многих альтистов, а пришел к вам...
"Каким рохлей и несчастным человеком показался он мне в прошлый раз, -
подумал Данилов, - а в нем есть сила, он упрямый и знает, чего хочет... А
если знает, чего хочет, и тем не менее верит в себя, значит, он и смелый..."
- Вам понравилось, как я играл? - спросил Данилов.
- Да, - сказал Переслегин. - И я счастлив, если вы поняли мою музыку. Я
хотел бы показать вам другие свои сочинения... Там вещи для небольших
составов... Квартеты, есть секстеты... С темами для импровизаций... Все
великие музыканты прошлого были импровизаторами. Ведь так? А нынче выходит,
что музыканты могут свободно выражать себя лишь в джазе... Я написал вещи и
для вашего альта...
- Моего альта нет, - сказал Данилов.
- То есть как?
- Того альта, что вы слышали в НИИ, нет, его украли.
- Это грустно, - сказал Переслегин, печально взглянул на Данилова, и
Данилов ощутил, что Переслегин понимает, какими были его муки. - Это
грустно, - повторил Переслегин. - Но это ничего не меняет. Вы музыкант вовсе
не потому, что имели Альбани.
Данилову оттого, что он своими словами о пропавшем альте чуть было не
разжалобил самого себя, стало неловко, он поднялся и подошел к окну.
Переслегин расценил движение Данилова как напоминание о ходе времени. Он
тоже встал. А Данилову и вправду следовало отправляться в театр.
- Принесите мне свои новые произведения, - сказал Данилов. - Я пока не
столь уверен в себе, чтобы мечтать о сольных выступлениях. И не так молод,
чтобы получить их. Но ваши вещи я погляжу с удовольствием.
- Вы говорите, где и с каким оркестром? - сказал Переслегин. - Есть один
молодежный оркестр. Есть у меня и один дирижер. Я сведу вас с ним, если вы
согласитесь...
Переслегин ушел, а Данилов, проводив его к лифту, почувствовал досаду. Он
ждал разговора с Переслегиным, готовился к нему, бог весть что возлагал на
этот разговор, а все вышло так, будто они с Переслегиным дело обсудили.
Вроде покупки мебели или, на крайний случай, устройства левого концерта на
клубных задворках. Он, Данилов, намерен был сказать Переслегину горячие и
добрые слова, до того Переслегин их стоил, а сказал дурно и небрежно, будто
подобные симфонии ему, Данилову, каждый день приносили с почтой. И его душа
жаждала теперь высокой беседы о музыке, не о бойкой, шумной и пустяшной
даме, а об истинной музыке, о какой древние говорили, что она - второй разум
человеческого естества, что она любовь и наука, познающая согласованность во
всем, что она - ненависть ко злу, но ненависть, являющаяся благом для людей.
Вот так бы сели они с Переслегиным друг против друга и согласились бы, что в
мире все - музыка и гармония или поиски гармонии и что им вдвоем в этих
поисках следует быть смелыми, идти, рискуя и без оглядки... Нужен, нужен был
такой разговор Данилову, нужно было ощущение поддержки собрата по искусству,
умиление тем, что он, Данилов, не один, что его понимают. К малодушным
Данилов отнести себя не мог, но не был он уверен в себе, не был, а ждал от
себя в музыке многого! Наверное, Переслегин ушел от него расстроенный, не
утоливший жажды. Вот всю жизнь так! И не поговоришь как следует с
необходимым тебе человеком, не откроешь ему душу, его душу не обрадуешь, а в
суете коснешься лишь случайным словом и унесешься дальше по пустяшным делам!
Все эти мысли посетили Данилова в мгновения, когда он спешно одевался на
работу. Они были прерваны приходом водопроводчика Коли. Коля раскланялся в
дверях и цепким взглядом, вытянув шею, попытался с порога обнаружить нечто в
квартире Данилова.
- Коля, я бегу, - сказал Данилов.