Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
к докладывать.
Беспокоиться об этом не следовало, рассудил Шеврикука. Наблюдения или
открытия Радлугина ничего не меняли.
Пэрст-Капсула лежал на раскладушке под плащом прежнего обитателя
получердачья, дремал.
- Здоровье по-прежнему подорвано? - спросил Шеврикука.
- Это вы? - Пэрст-Капсула поднял голову и опустил ноги с лежанки. - У
меня не здоровье. У меня состояние. Энергетическое. И судьба. Их движение
теперь - нормальное.
- Ты был замечен во дворе, признан нездешним и вызвал подозрения.
- Дважды выходил из дома, - сказал Пэрст-Капсула. - Озадачил одного
человека. Заметил. Более не выходил.
- Что ты делал во время Затмения? - спросил Шеврикука и протянул Отродью
опросный лист.
- Я не участвовал в солнечном затмении, - печально произнес
Пэрст-Капсула.
- Это огорчительно.
- Я участвовал в лунном затмении, - сказал Пэрст-Капсула.
- На самом деле, что ли? - удивился Шеврикука.
- На самом деле.
- За лунные затмения значки пока не дают...
- За них и спасибо не скажут, - серьезно заявил Пэрст-Капсула.
- Ну ладно, - сказал Шеврикука. - Что ты собираешься делать дальше?
- Я хочу быть при вас.
- Это кем же? Управляющим, связным, денщиком?
- Меня легко обидеть, - сказал Пэрст-Капсула, - видно, я стою этого. Но
меня никто не посылал к вам. А таиться от забывших обо мне на Башне я могу
теперь и сам. Я вычеркнут.
"И Петр Арсеньевич вычеркнут", - подумал Шеврикука.
- А может, ты желаешь находиться вблизи двух своих вещиц? Не проще было
бы заполучить их обратно? Отпала бы нужда укрывать и охранять их.
- Укрывать и охранять их обременительно?
- Терпимо, - сказал Шеврикука.
- Пусть теперь они будут там, где они есть. Я хочу быть не вблизи них, а
при вас.
- Зачем?
- Не знаю. Но так нужно. Мне. И я могу пригодиться вам. Обузой вам я не
буду. И не создам для вас неловкие и опасные положения.
- Ночуй пока здесь, - сказал Шеврикука.
- Спасибо! - растроганно заявил Пэрст-Капсула. Потом сказал: - Я видел
кандидата наук Мельникова. Он из вашего подъезда?
- Есть такой, - сказал Шеврикука. - Ну и что?
- Отчасти я произведение его лаборатории. Отчасти...
Пэрст-Капсула вновь заверил Шеврикуку, что не станет обузой, не будет ему
докучать, а являться на глаза Шеврикуке обещал лишь по его велению и вызову.
И что он не заскучает. И что у него уже есть остропривлекающее занятие.
А вот Радлугин стал Шеврикуке надоедать. Он караулил его во дворе, терял
время, выныривал из-за углов и деревьев и как бы случайно оказывался на пути
Шеврикуки. И непременно следовал душевный разговор с намеками. Шеврикука не
сразу мог понять, в чем дело, но понял. Дотошный, но
осторожно-осмотрительный Радлугин, конечно, наводил о нем справки, ничего не
узнал и оттого, возможно, вывел о Шеврикуке суждение излишне
романтизированное. Наверное, в таком суждении у Радлугина была сейчас и
потребность. Дворовые разговоры протекали так, будто Шеврикука был лицом
значительным, снабженным какими-то таинственными полномочиями, и намекать-то
о которых не следовало по причинам государственным либо даже планетарным, а
Радлугин был готов ему угодить или услужить. "Нет, надо от него отвязаться",
- думал Шеврикука. И не мог отвязаться. А потребность в Шеврикуке у
Радлугина открылась такая. Радлугин пребывал в растерянности, не зная, на
кого ему теперь выходить, куда нести сведения. Старые структуры то ли и
впрямь были поломаны и унижены, то ли на манер града Китежа опустились на
дно озера Светлояр и до поры до времени обрастали там водорослями. Брошенным
кутенком, поскуливая, бродил Радлугин в одиночестве, и вдруг ему
померещилось, что Шеврикука - от новых структур. После сомнений, оглядок и
изысканий Радлугин и надумал к нему прибиться. Шеврикука не стал его
разочаровывать. Впрочем, и не позволил себе врать. Просто при разговорах с
Радлугиным полномочия над ним витали и покачивали крыльями. А уж дело
Радлугина было, пребывать в заблуждениях или нет. Тогда и посетила Шеврикуку
мысль использовать Пэрста-Капсулу как "дупло". Длительные разговоры во
дворе, дал понять Шеврикука, вряд ли хороши для дела, а вот "дупло"...
"Да-да! - согласился Радлугин. - Дубровский, Маша, как же, помню, проходили
в школе!" Радлугин все же не удержался и успел сделать устное донесение. Оно
касалось останкинских слухов об Анаконде, заведшейся в Ботаническом саду.
Конечно, Оранжерея не была близка к их кварталу, но проживающий и в двух
километрах отсюда водяной змей мог вызвать в Землескребе смущение умов. Ведь
чем-то его кормили, возможно, тратили на него контейнеры или емкости с
гуманитарной помощью, и это при голодных обмороках в школах и детских садах.
Да, да, заверил Шеврикука, с Анакондой предстоит разобраться, но разбор этот
- не в компетенции жителей Землескреба, пусть даже и проявивших себя во
время Солнечного Затмения самым геройским образом. Радлугин собирался
высказать свое несогласие с мнением Шеврикуки, но попытка его была
пресечена. Тут же Радлугин, о чем-то догадавшись, пробормотал: "Ах, да", - и
более Оранжерею не упоминал. Сообщил напоследок, не без гордости, что списки
участников Солнечного Затмения, как проявивших себя, так и не проявивших, им
уже почти составлены, сторонники же лунных затмений выявляются. Шеврикука
хотел было спросить, чем же плохи сторонники лунных затмений, но сообразил,
что своей неосведомленностью о чем-либо он расстроил бы Радлугина. "Хорошо,
- сказал Шеврикука. - Списки, пока лишь одних не проявивших себя, вы
опустите в "дупло" в четверг в девятнадцать ноль три у входа в кулинарию
ресторана "Звездный". Из конспиративных соображений Радлугин быстро оглядел
все вокруг и прошептал, в мгновение осипнув: "А где там дупло?" - "Дуплом
будет тот самый нездешний бомж с крупной головой. Вы мне о нем докладывали",
- сказал Шеврикука. "Ах так?!" - удивился Радлугин и долго стоял во дворе
растерянный.
Нездешний бомж, выслушав в получердачье Шеврикуку, сказал: "Я все понял.
Я согласен". На ногах духа или полуфабриката Шеврикука увидел фетровые бурки
с кожаными каблуками.
- Не жарко? - спросил Шеврикука.
- Ноги мерзнут, - засмущался Пэрст-Капсула.
- Радлугина ты теперь не удручишь, - заметил Шеврикука. - А кого-то
можешь и озадачить.
- Разрешите походить в них хоть один день, - чуть ли не взмолился
Пэрст-Капсула, будто Шеврикука желал лишить его последних в жизни утешений.
- Ходи хоть в корякских торбасах из оленьих шкур, - сказал Шеврикука. -
Мне-то что.
Да пусть ходит в жару в фетровых бурках, подумал Шеврикука, кого в Москве
удивишь прихотями манер и вкусов, если какой дурак и задержит духа, то
вскоре и отпустит. И Шеврикука не стал язвить, напоминать о том, какие
личности носили в сороковые годы белые бурки, воротники и шапки из серого
каракуля, наверное, Бордюков хранит в кладовке бурки, тронутые, несмотря на
нафталинную оборону, молью, пусть и Пэрст-Капсула теперь наслаждается... Но
отчего у него мерзнут ноги?
- Диана, - подумал Шеврикука, - олицетворяла луну. Кто позволял себе
затмевать Диану?
- Это вы к чему? - насторожился Пэрст-Капсула.
- Это я так, - сказал Шеврикука. - Ни к чему.
- Уже без Дианы, в иные времена, - сказал Пэрст-Капсула, - луну заслоняла
Дикая Охота, Вилде Ягд. Когда она проносилась по небу, внизу выли собаки. И
случались зимние бури.
- Дикая Охота? - удивился Шеврикука. "Дикая Охота. Дикая Охота..." -
вспоминал Шеврикука. - Где-то я читал о ней недавно... На одном из листочков
Петра Арсеньевича" "Дикая Охота, сонм призраков и злых духов, небесные
гончие псы, зимние бури, гибель людей на перекрестках дорог, свита
Одина-Вотана, тени Ирода, Каина, Аттилы, Бонапарта, Дрейка..." Но при чем
тут Дрейк?.. Так. А не принесется ли вскоре и к нам Дикая Охота? Или ее
осуществители уже здесь?"
- От твоих полетов не выли внизу собаки? - спросил Шеврикука.
- Нет, - сказал Пэрст-Капсула серьезно. - Я не летал. И к Дикой Охоте
никак не могу быть причастен. Я просто знаю.
- Вас просвещали в лабораториях?
- Это не суть важно, - сказал Пэрст-Капсула.
"Вот, значит, как, - поднял бровь Шеврикука. - Ну и разгуливай дальше в
своих бурках..."
- Для меня это и вовсе неважно, - сказал Шеврикука.
Надо было посетить Оранжерею.
Посетил.
Змей-анаконда ему понравился. И Шеврикука понял, что стервец умеет
выживать.
Но прежде сообщу, что фетровые бурки Пэрст-Капсула носил еще именно один
день. Стало быть, прошение его было осмысленным и обеспеченным свойствами
натуры. При новой встрече с Пэрстом-Капсулой Шеврикука увидел
духа-полуфабриката в пятнистой шкуре воздушного десантника. Тельняшка на
духе, пусть и чистая, отчасти Шеврикуку опечалила. И наглец лимитчик
Продольный надевал тельняшку. Впрочем, нынче в Москве в средних слоях
расцвела мода на камуфляж. А куртка и брюки достались Пэрсту-Капсуле истинно
камуфляжные. Но были и нарушения формы. Пэрст-Капсула приобрел не сапоги, а
полусапожки, скорее щегольские, нежели необходимые защитнику Отечества или
коммерческого добра. И на голове он утвердил не голубой берет, а ковбойскую
шляпу от какого-нибудь неуравновешенного Буффало Джонса, отчего и
осведомленному гражданину было бы трудно определить его происхождение и
социальный смысл. "А если потребуют документ?" - хотел было спросить
Шеврикука. Пэрст-Капсула тут же протянул ему визитную карточку. Бумага на
нее пошла ценная. "К. Пэрст, - прочитал Шеврикука. - Эксперт-полуфабрикат.
Необходим при катавасиях. Москва. Округ Останкино". "Достаточно?" - спросил
Пэрст-Капсула. "Достаточно, - сказал Шеврикука. - А "К." - это как
понимать?" - "Капсула. Или я сделал не то?" - "Нет, все нормально", -
успокоил эксперта Шеврикука.
Змей же, действительно подтверждая народную молву, дремал в Оранжерее в
водоеме, приятном тем, что в нем в условиях Средне-Русской равнины и
континентального климата цвели индийские и египетские лотосы и райские
растения виктория регия. Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный, в
своих комплиментах амазонскому змею почти не допустил преувеличений. Морду
Анаконды Шеврикуке, правда, не пришлось оценить, но метров шесть туловища и
хвост он рассмотрел. Чешуя удава была действительно блестящая, гладкая,
сверху - оливково-серая, вдоль спины змея тянулись два ряда крупных бурых
пятен, заставлявшие думать о кожаных изделиях для флоридских миллионерш.
Змей лежал смирно, не тревожил листья лотосов и викторий, стебли дивных
папирусов, не возмущал покой декоративной гальки. Никого не раздражал.
Сотрудники Оранжереи и ее посетители к присутствию змея в Останкине
относились спокойно, полагая, что он и обязан отдыхать в здешнем водоеме.
Вот тогда Шеврикука и подумал, что этот стервец выживет и в канализационной
трубе. Подумал одобрительно. Чуть ли не с завистью, хотя и сам был умелец
выживать. На всякий случай Шеврикука попытался представить, какие могут
отрасти у змея крылья и где. Картина возникла в его воображении
занимательная.
Но зачем и как змей завелся в Останкине? Сие оставалось загадкой.
Шеврикука желал поговорить с Крейсером Грозным, но тот, выяснилось, уехал в
Рязань играть в футбол. К кандидату наук Митеньке Мельникову Шеврикука
подойти не отважился. А вот побеседовать с Дударевым стоило - тот и жил в
чужом подъезде, и был говорливый. Поймать Дударева во дворе Шеврикуке
удалось не сразу. Но удалось. Дударев весь был в хлопотах, в бегах, в
порывах, в полетах. И теперь он несся куда-то, а в глазах его полыхала
безумная деловая идея. "А? Что? - Дударев не мог понять, о чем его спрашивал
Шеврикука. - Ах, этот змей. Анаконда? Ну есть такой. Есть! Произвели! Да, в
лаборатории. Явили на свет. Пусть пока подрыхнет среди лотосов и папирусов.
Потом пойдет в дело. Не обязательно в консервы и на деликатесы. Не
обязательно. Может, отыщется для него предназначение и поважнее. И я уж
догадываюсь какое. Змей Анаконда - это ерунда! Митенька Мельников - талант и
гений, Эдиссон с Яблочковым, да что там Эдиссон с Яблочковым, какие при них
были свет и звук? Тьма и глушь! И Митенька согласился вступить в наше дело.
Но тише, тише об этом! Кстати, Игорь Константинович, я ведь не забыл и про
циклевку полов, и про сорок третий морской узел, и про то, что вы многое
умеете... Да-да! Я вам тогда обещал пятьсот пятьдесят рублей. Но эта сумма
сегодня, согласитесь, смешная и неуважительная. И мы можем платить больше. А
потому милости просим к нам!" Шеврикука был уже не рад, что остановил
бывшего экономиста бывшего Департамента Шмелей. Впрочем, от шмелей и от
других перепончатокрылых в Дудареве, красавце с коварными, тонко-черными
усами прежде графа Люксембурга, а ныне московского коммерсанта-обольстителя,
нечто, несомненно, осталось. Он попрежнему был устремленно-летучий и помнил,
где и до каких пор его ждал взяток. Скорее, и не один. "У меня есть
служебное место", - вяло произнес Шеврикука. "Сегодня одним местом не
проживешь, - наставительно сказал Дударев. - Три таких места приложения сил
кое-как накормят, а с четвертого накопишь на штаны. Взамен протертых. Нам
скоро потребуется паркетчик. Есть идея насчет одного дома на Покровке. Через
неделю - смотрины". И был назван адрес дома на Покровке. К нему судьбой была
приписана Гликерия. "Хорошо. Я подумаю", - сказал Шеврикука. "С
больничного-то вы съехали?" - спросил Дударев. "Да, больничный мне закрыли".
"Ну и славно! - Дударев обрадовался, будто неделями раньше оставил Игоря
Константиновича в реанимации, а теперь, разговаривая с ним, обнаружил
ходячим, на что и не рассчитывал. - Нынче, как на войне, нельзя быть ни
больным, ни раненым. И уж тем более притушенным!" Никаких поводов спорить у
Шеврикуки не возникло. Летучий Дударев словно бы ни на секунду не прекращал
движения, турбины в нем ревели, горящие табло требовали не курить и
пристегнуть ремни. Впрочем, наблюдатель, увлекающийся, скажем, хореографией,
мог посчитать, что молодой человек с коварно-крутыми усами венской манеры
намерен вот-вот пуститься в пляс. А может, динамике его житейских
предприятий были необходимы для разгона ритмические открытия стиля степ. Или
стиля рэп. "И Бордюков со Свержовым уже при деле?" - из вежливости спросил
Шеврикука. "Да! И Бордюков, и Свержов! Все при деле! И Совокупеева с
Леночкой Клементьевой! Все при деле! При разных делах! И Крейсер Грозный от
нас не отстанет! Нет! - Тут Дударев на мгновение задумался. - А Бордюков при
этом записался и в монархический комитет, будет раздавать титулы графьев,
баронов и виконтов", - проговорил он медленно, будто бы оценивая нечто
заново. Но сразу же воодушевился и улетел.
Во дворе Шеврикука встречал Митю Мельникова. Деликатного сложения
блондин, гений и кудесник, проходил мимо, ничего не замечая, вид имел
изнуренный.
Пэрст-Капсула уже несколько раз таинственно пробирался к ресторану
"Звездный", на Цандера, имея целью секретные встречи с агентом Радлугиным. В
одном из донесений Радлугин сообщил, что его стараниям провести Всемирные
новоостанкинские игры чинятся препятствия и здесь несомненны происки. Он,
Радлугин, выступил с идеей устроить Игры хотя бы и на стадионе в парке
(рядом с лыжной базой, отметил Шеврикука). Надо было только громко окликнуть
всех прописанных когда-то в Землескребе, а ныне оказавшихся в самых
разнообразных концах света, и призвать их на Игры. И тех, кто отбыл в
командировку. И тех, кто поплыл в гости. И тех, кто вовсе и напрочь
отказался от останкинской прописки. Даже и таких поганцев по причине
милосердия Радлугин был готов пригласить вдохнуть дымы отечества. Да, даже и
таких. Конечно, следовало подвигнуть к спортивным достижениям и теперешних
жителей дома. Ведь все когда-то прыгали, бегали, ныряли, метали гранату,
сознательно доказывая свою готовность к труду и обороне. К традиционным
видам спорта разумно было бы прибавить, дабы продемонстрировать миру плоды
самобытности и увлечь человечество, виды спорта местные, такие, скажем, как
лазание на обтесанный столб за яловыми сапогами и петухом или скакание в
мешках с завязанными глазами. Естественно, требовалось сочинить для всех
подъездов патриотические гимны, их и исполнять при вздымании флага, для
каждого подъезда, понятно, особенного. Не пугала Радлугина необходимость
строить вокруг Землескреба гостиницы и умеренные увеселительные заведения. И
вот на тебе! Разумная и льготновыгодная идея столкнулась с удручающим
безразличием жителей, их желудочным (или животным) эгоизмом. И с
откровенными, но безобразными кознями. Кто именно строил козни, Радлугин не
сообщал. А в новых донесениях о Всемирных играх он словно бы и забыл.
Возможно, Радлугина вновь увлекли дела, связанные с затмениями, их
участниками и их недоброжелателями, злонамеренными или заблудшими. О
некоторых злыднях он ставил Шеврикуку в известность. Слова Радлугин выводил
аккуратно, фразы не комкал. Но последнее его донесение вышло
взлохмаченно-нервным. "Буянят. Четвертый этаж пятнад. подъезда грозит
объявить бойкот Всемирным играм. Требуют дать этажу гимн, флаг, талоны на
сало. Мародеры. Дебаты - создавать, не создавать партию др. Солнечного
Затмения (ПДСЗ-десезистов) зашли в тупик. Одинокая ст. преподаватель
Легостаева Нина Денисовна (самоназвание - Дениза) забеременела. Утверждает -
от Зевса. Наблюдатель".
"Не рано ли от Зевса-то?" - подумал Шеврикука. Впрочем, что Зевсу были
медицинские сроки?
16
Очень скоро Шеврикука увидел во дворе Дударева опечаленным. Да что
опечаленным! Разгромленным, уверил Дударев, разгромленным! Джинсовая рубаха
его была помята и чуть ли не истерзана, а замечательные усы показывали без
десяти пять (дня ли, ночи ли - не имело значения). Правый ус Дударева, будто
выражая недоумение, вздернулся к глазу, левый же свис сникшим в безветрие
стягом. И не в джинсовой рубахе, вспомнил Шеврикука, ходил Дударев даже и в
жару, а во внушающей доверие темной тройке просвещенного и удачливого
предпринимателя рябушинско-морозовской традиции.
- Разгромили! - взревел Дударев. - Обокрали!
- Вас?
- Да что меня! Что у меня красть и громить! Митино взяли! Митино!
- Когда? - искренне обеспокоился Шеврикука. - Впервые услышал, что
квартиру Мельникова ограбили и разгромили. - Я-то должен был бы...
- При чем тут квартира! - вскричал Дударев. - Что у него дома брать?
Лабораторию! Лабораторию!
Сразу же Дударев сообразил, что говорит лишнее. Да и не говорит, а орет.
- Впрочем, вам я могу доверить, - зашептал он, почти вплотную
приблизившись к Шеврикуке. - Вы же с нами? Ведь вы, Игорь Константинович,
согласились вести паркетные работы...
- Да, - кивнул Шеврикука. - Я обещал быть полотчиком. Если тот дом на
Покровке...
- Ну вот! Ну вот! Стало быть, все это касается и вас!
Ощутив в Шеврикуке доброжелательного собеседника или даже родственную
натуру, Дударев выпалил множество слов, порой и не заботясь вовсе, чтобы
слова эти выстраивались в логические ряды, и не утруждая себя интересом к
тому, как относится к ним паркетчик Игорь Константинович, понимает ли его,
слушает ли вообще.
- Да! Да! Сплошные тризны! Все рушится и гибнет! Хаос