ла бы неразборчивая белиберда, а не
слова.
   Ирка пошла к двери. Дима за ней. Дверь хлопнула. Дима  вернулся,  сел  на
тот же стул, где сидела Ирина, поставил ноги на ту же скамеечку, облокотился
на руки...
   Аня выскочила на балкон.
   Вот из подъезда  вышла  Ирина.  Перехватила  поудобнее  тяжелый  атласный
сверток, медленно зашагала со двора.
   "Скатертью дорожка! Вовек бы их обеих не видеть. Нет, взглянуть еще  раз,
последний.., самый последний!"
   Аня свесилась с перил. Боже мой, что она натворила! Что натворила?!
   Зачем отдала Сонечку?
   Был такой миг.., словно сердце разорвалось. Правда - разорвалось  на  две
части. Аня согнулась - и села на холодный бетонный пол  балкона,  уткнувшись
лицом в колени.
   "Не плачь! Не плачь! Все правильно! Сонька нам не нужна, мне и  правда  с
двумя не справиться. Я с самого начала не  хотела  Соньку,  -  твердила  она
мысленно, глуша слезы, изо всех сил пробуждая и лелея  к  себе  ненависть  к
безвинной крохе, которую оторвали от  нее,  унесли,  навеки  отняли.  -  Так
лучше.
   Так во сто раз лучше! Сонька - это истинная Иркина дочь.  Она  унаследует
все ее дурные качества. Уже унаследовала! А Лидочка - она другая. Она моя. Я
глаз с нее не спущу. И вытравлю в ней  всякое  сходство  с  Ириной.  Каленым
железом выжгу.
   Я сделаю из нее свою дочь! Она теперь только моя! Только моя!  Она  будет
похожа на меня и больше ни на кого!"
   Ее муж - все-таки биолог!  -  мог  бы  прочесть  ей  небольшую  лекцию  о
приоритетах врожденных и благоприобретенных свойств в  человеческой  натуре,
однако Тушканчик Дима был последним человеком, у кого Аня  сейчас  стала  бы
спрашивать совета.

***

   - А ну, стой! Убери руки!
   Лохматый парень вздрогнул, обернулся - и  глаза  его  стали  трогательно,
по-детски большими. И он почему-то не только отдернул руки от картины, но  и
начал поднимать их вверх.
   Джейсон проследил за  направлением  его  взгляда  -  и  ощутил,  что  его
собственные глаза тоже лезут на лоб. Борис, потный,  всклокоченный,  как  бы
еще более намасленный, чем обычно, сжимал пистолет и медленно водил дулом от
лохматого незнакомца к незнакомцу высокого роста, застывшему рядом  с  Соней
номер два.
   Джейсон немного разбирался в русском оружии и сразу узнал "Макаров".
   Как говорят русские, убойная сила! Вдобавок на стволе глушитель...
   Борис держал опасное оружие умело, да  и  выражение  лица  не  предвещало
ничего веселого, сразу видно было, что Немкин не замедлясь пустит пистолет в
ход:
   - Ну! Встать к стене!
   Лохматый послушался. Тот, в белом халате, мешкал, и тогда Борис  вцепился
в руку второй Сони, рванул к себе, обхватил за горло и приставил дуло  к  ее
виску:
   - Считаю до трех.
   Незнакомец в белом  халате  сверкнул  на  него  сузившимися  глазами,  но
повиновался. Тогда Немкин оттолкнул от себя девушку,  да  так,  что  она  не
удержалась на ногах и упала  в  разлапистое  кресло,  стоявшее  недалеко  от
кровати.
   Попыталась вскочить, однако Немкин замахнулся на нее пистолетом:
   - Сидеть! - И вторая Соня повиновалась, затравленно оглядывая комнату.
   - Ни суя хебе! - на каком-то неведомом Джейсону диалекте сказал  лохматый
парень, упершись глазами в первую Соню. - Лида... Лидочка, это ты?!
   Что ты здесь делаешь, Христа  ради?  Неужели  в  очередной  раз  потеряла
память?!
   В голосе его звучало злое ехидство, и первая Соня так и вспыхнула:
   - Заткнись, Леший! Какого черта тебя сюда принесло?!
   - Ну как же, золотко? - Леший  попытался  недоуменно  развести  поднятыми
руками, однако Борис  перевел  на  него  дуло,  и  тот  оставил  попытку.  -
Во-первых, Бориска остался должен мне  за..,  сами  знаете,  за  что.  А  во
вторых, ты просила встретить тебя  с  московского  поезда?  Я  встретил.  Ты
просила тебе помочь? Я и помогаю. Правда, не тебе, а твоей сестре, но какая,
в сущности, разница? Вас ведь не отличишь, близняшек.
   Матушка  Пресвятая  Богородица!  Глаза  Джейсона  уже  устали  недоуменно
вытаращиваться. Расскажи ему кто-нибудь еще сегодня утром, что он попадет  в
такую переделку - не то Шекспир, не то водевиль, - поднял бы  того  человека
на смех. Близнецы! Нет, просто невозможно поверить...
   Вот почему Борис и его сообщница так удивились, когда он назвал ее  Соней
Богдановой. Ее, оказывается, зовут Лида. Лида - в  сером  костюме.  А  та  в
красном, чрезмерно открытом сарафане, - Соня.
   Та самая, настоящая Соня Богданова...
   И Джейсону вдруг захотелось повторить вслед за лохматым Лешим - с теми же
интонациями умиления и восторга: "Так вот ты какой, цветочек аленький!"
   Но вместо этого он высказал то, что было на сердце:
   - Я так счастлив, что вы живы. Соня!
   - В чем дело? - насторожился Борис. - Вы знакомы?
   - Это мы с вами знакомы,  -  с  ненавистью  взглянула  на  него  Соня.  -
Припоминаете, добренький свидетель моего отвратительного  алиби?  С  вами  -
знакомы. Ну  и  с  сестрицей  моей  вчера  утром  я  имела  большое  счастье
познакомиться. А этого типа вижу первый раз в жизни.
   - Мы знакомы заочно. - Джейсон обиделся на "типа" и не смог этого скрыть.
- Вы мне писали в Австралию, помните? Вы откликнулись на  мое  объявление  в
газете, прислали фото, а потом видеокассету. Вы согласились приехать ко  мне
в Сидней. Я даже выслал вам деньги и билет. Но потом вы попали  в  аварию  -
как ваше здоровье, кстати? Все прошло, надеюсь?  Я  так  переполошился,  что
решил немедленно выехать в Россию. Но получил письмо  о  вашей  смерти.  Это
случилось два года назад, и не могу выразить...
   Джейсон умолк. Он и сам не ожидал, что воспоминания  причинят  ему  такую
боль. Не ожидал,  что  возможность  смотреть  на  Соню  причинит  ему  такое
счастье...
   - Я никогда в  жизни  не  писала  ни  в  какую  Австралию,  -  растерянно
пробормотала Соня, оглянувшись на парня в  белом  халате,  и  Джейсон  вдруг
ощутил ужасную ревность к нему, почти ненависть. Догадка ударила в сердце, и
он спросил высокомерно:
   - Господин Аверьянов, я полагаю?
   - Вынужден вас огорчить, -  столь  же  высокомерно  ответил  тот.  -  Моя
фамилия Струмилин.
   - Костя Аверьянов был моим мужем, - быстро сказала Соня. - Однако он умер
год назад.
   - Как долго вы были  женаты?  -  взволнованно  спросил  Джейсон,  и  Соня
ответила:
   - Год.
   - То есть поженились в августе позапрошлого, девяносто восьмого  года?  -
прикинул Джейсон - и ошеломленно покачал головой, потому что ему  все  вдруг
стало понятно.
   - Неужели?.. - пробормотала Соня. - Неужели это подстроил Костя?.. Он  за
мной ухаживал, попросил  фотографию,  а  потом  вдруг  заставил  сняться  на
видеокассету, так что  получился  целый  фильм.  Потом  стремительно  сделал
предложение, мы поженились, он поселился у  нас  с  мамой  и,  помню,  очень
волновался за ту почту, что  приходила  в  его  старую  квартиру.  Да-да,  я
припоминаю какую-то телеграмму  из  Австралии,  Костя  что-то  страшно  врал
насчет нее, мы еще поссорились из-за этого... Ох, боже ты мой... Да нет,  не
может быть!
   Джейсон грустно молчал, поглядывая на нее исподлобья. Теперь  он  понимал
господина Аверьянова. Тот сперва намеревался сыграть роль свата  и  нажиться
на простаке австралийце, но потом плюнул на деньги и  резко  переместился  в
мужья этой красавицы. Еще как  понимал!  Стоило  только  вспомнить,  сколько
начудесил из-за нее он сам, Джейсон Полякофф! Но, во всяком  случае,  теперь
она опять свободна. И если...
   Он с надеждой воззрился на Соню, однако она уже явно  забыла  о  нем.  Ну
конечно, что ей в каком-то очередном  поклоннике!  Теперь  она  смотрела  на
сестру, и выражение лица у нее при этом  было  такое,  такое...  Пожалуй,  с
подобным выражением Джейсон созерцал бы своих дорогих  и  любимых  Скотти  и
Айзека.
   - А ну, сними косыночку, - попросила Соня, развязывая шарфик  на  шее,  и
Джейсон только сейчас заметил, что у Лиды совершенно так же прикрыто  горло,
только не белым шарфом, а серой тонкой косынкой, затейливо и даже  кокетливо
завязанной. Право, можно подумать, что у сестер одновременно заболело горло,
к примеру, у обеих ангина.
   Но то не ангина. Просто горло той и другой оказалось перечеркнуто красным
следом удавки...
   Джейсон ахнул и обвел глазами зрителей. Леший и Струмилин так и стояли  с
поднятыми руками (а что делать,  когда  пистолет  Бориса  надежно  страховал
каждое их движение?), но лица их выражали неподдельное изумление.
   - Вот те на, - пробормотал  Леший.  -  Вот  те  и  стигматы..,  а  может,
стигматики!
   Лида расхохоталась с нескрываемым злорадством.
   - А, ну теперь мне все ясно, - обреченно кивнула Соня.  -  Все-таки  есть
что-то во всех этих домыслах насчет близнецов..,  что  они  способны  читать
мысли друг друга. Стоило оказаться рядом с тобой, дорогая сестричка, как мне
словно бы в уши кто-то начал шептать. Леший, успокойся, никакой мистики! Все
просто.
   Когда Лидочка очнулась и увидела, во что превратили ее красивое горлышко,
она преисполнилась ко мне такой ненависти, что не могла  не  оставить  и  на
моей шее такой же отвратительный след.
   - Да ну, брось, - жалобно пробормотал Леший. - Лидка не такая...
   - Такая, такая, - кивнула Соня, - не особенно насчет нее обольщайся.
   Экие у тебя долгоиграющие иллюзии, Леший.  Стоишь  под  дулом  пистолета,
видишь выражение ее лица - и все еще веришь?
   Джейсон  посмотрел  на  Лиду.  А  ведь  Соня   права...   Это   выражение
многолетней, застарелой, почти врожденной  ненависти  очень  хорошо  знакомо
Джейсону. Именно так на него периодически  смотрели  его  дорогие  кузены  -
когда овечка Джейси не желала в очередной раз остричься.
   - Между прочим, меня чуть не убили по твоей вине, - бросила Лида.  -  Эти
поганые отморозки  были  уверены,  что  я  -  это  ты.  И  они  хотели  меня
изнасиловать!
   В смысле, тебя! Думали, ты будешь в восторге!
   - Не суди обо всех по себе, - холодно  ответила  Соня,  и  Лида  чуть  не
задохнулась от возмущения:
   - О себе?! Да я.., да меня тошнит от одного только вида голого мужика!
   - Знаю, - кивнула Соня. - Я видела  у  тебя  дома  негра.  Этот  шрам  на
фотографии ни с чем не спутаешь! А кто  был  третьим,  Лида?  Кто  делал  те
снимки, которые вы подсунули потом Валере, чтобы меня  скомпрометировать?  Я
тебя сразу на этих фотографиях узнала.
   Неужели ты все-таки подпустила "к телу" настоящего мужика? Кого же?
   Верного дружка Бориса?
   -  При  чем  тут  Борис?  -  вскинула  брови  Лида.  -  До  чего  же   ты
невнимательная, Сонечка. Меня узнала, а своего мужа...
   - Как это? - прошептала Соня. - Но ведь Костя сам  показывал  Пирогу  эти
снимки, жаловался ему...
   - Ты плохо знала своего муженька, - усмехнулась Лида.
   - Да, похоже на то, - понурилась Соня. - А ты, видимо, знала его  хорошо.
Интересно, а кто из вас кого нашел - ты Костю или он тебя? Помню,  когда  мы
пошли в загс и он узнал, что по документам я не Богданова, а Литвинова,  так
пристал, почему это да как, что пришлось рассказать о  твоем  существовании.
Он очень заинтересовался, как  так,  сестры,  а  ни  разу  не  виделись,  не
общаются друг с другом.
   -  Заинтересовался!  -  передразнила  Лида.  -  Костя   твой   -   блядун
отъявленный. Мы его наняли для серьезного дела, а он  только  одного  хотел:
переспать со мной, чтобы узнать, отличаются ли  друг  от  друга  близнецы  в
постели. Он нам чуть все не угробил! Поэтому и пришлось...
   Она осеклась, но было уже поздно.
   - Я так и думала... - протянула Соня. - Я это  чувствовала.  Грибы...  Ну
конечно, грибы! И не только Костя, да?  Помню,  когда  ты  рассказывала  про
смерть своего приемного отца, у меня мелькнула догадка, но  такая  страшная,
что я отогнала ее. Я просто не могла представить...
   - Между прочим, это по-прежнему только догадка, - холодно ответила  Лида.
- Подозрения без доказательств. Вообще не могу понять, почему на меня  вечно
падают всякие мерзкие подозрения? Вот ведь и у Лады  Мансуровны  не  имелось
никаких  доказательств,  что  это  я  передала  фотки  Оксаны  Порываевой  в
"Ведомости", а напустилась именно на меня.  Вернее,  на  тебя,  -  хохотнула
Лида. - Зная обстановку в Нижнем, не  ошибусь,  сказав,  что  тебе  довелось
побывать в "Ла ви он роз"?
   - Не ошибешься, - Кивнула Соня. - Незабываемые впечатления!
   - Мансуровна небось рвет на себе последние волосы? - ухмыльнулась Лида.
   - Хорошо я ей удружила. Не  нарушай  договор,  кидала  паршивая,  обещала
заплатить - плати!
   - Между прочим, мне известны и другие кидалы, не одна Мансуровна такая, -
пробормотал  Леший  с  выражением,  которое  в  драматических  произведениях
обозначается ремаркой "в сторону", но на него никто не обратил внимания.
   - Кстати, что нужно было тем двум мерзавцам, которые тебя сюда  затащили?
- спросила Соня. - Думаю, не только ради сексуальных ощущений?
   Лида передернулась:
   - Они требовали показать, где здесь тайник Евгения. И не верили, когда  я
клялась, что не имею об этом ни малейшего представления.
   - Где здесь тайник? - недоумевающе повторила Соня, - Но тайник Евгения не
здесь, а на квартире Наденьки, его жены.
   Мгновение Лида смотрела на сестру остановившимся  взглядом,  потом  вдруг
резко  наклонилась  и  подхватила  с  полу   плоский   матрасик,   обтянутый
бледно-желтым чехлом с нарисованными на нем синими колокольчиками.
   "Так вот на чем я лежал! - сообразил Джейсон. - И  правда  -  натуральный
шелк. Неужели эта красота - вульгарная собачья подстилка?!"
   Вульгарная или не вульгарная, а подстилка сия весьма заинтересовала Лиду.
Трясущимися руками она нашарила  "молнию",  рванула  ее  -  и  вывернула  из
шелкового чехла его поролоновое содержимое.
   Матрасик как матрасик, простеганный, аккуратный  -  ничего  особенного  в
нем, с точки зрения Джейсона, нет. И совершенно нечего Лиде так его  трясти,
мять,  тискать,  пытаться  разорвать,  и  вдруг,  залившись  злыми  слезами,
подхватиться на ноги - и начать стегать этим  матрасом  по  кровати,  что-то
невнятно вопя и вздымая пыль.
   Не один Джейсон вытаращился на Лиду - Борис тоже повернул к ней голову.
   И в то же мгновение  Струмилин  прыгнул  на  него,  а  Леший  метнулся  к
кровати, пытаясь схватить полотно.
   Однако ему не повезло - рядом с кроватью стоял  Джейсон,  и  Леший  упал,
наткнувшись на его ловко выставленную (долгие  годы  борьбы  с  кузенами  не
прошли даром!) подножку.
   А Струмилин наткнулся на пулю.
   Совершенно непонятно, как успел Борис нажать на спусковой крючок.
   Казалось, он и сам этому удивился, даже испугался, услышав слабый  хлопок
(словно  открылась  шампанская   бутылка,   по   классическому   определению
детективщиков), - и мгновение стоял, тупо водя глазами от дула к Струмилину,
который замер, схватившись за левое плечо. Потом  он  шатнулся  назад,  ноги
подогнулись, но тут  Леший  подхватился  с  пола,  поддержал  его,  и  Соня,
перелетев комнату, оказалась рядом:
   - Андрей!..
   - Да ничего, - тихо сказал Струмилин, пытаясь  сохранить  равновесие,  но
его так и вело к стене. - Да ладно... - И замолчал.
   Джейсон подскочил к Соне и Лешему, помог уложить Струмилина на пол.
   Рядом валялся брошенный Лидой матрасик - Джейсон  подсунул  его  раненому
под голову. Парень был в полусознании, хотя рана на предплечье не показалась
Джейсону такой уж серьезной, Струмилина свалил с ног просто первый шок.
   Джейсон помог Соне стащить с него рубашку и, оторвав рукав (ну прямо  как
в детективном романе, где, в медицинских целях, люди вечно рвут свои и чужие
рубашки!), перетянуть рану. При этом он все время косился на ее лицо и жалел
- как не жалел еще ни о чем в жизни! - что пуля досталась  не  ему,  что  не
из-за него льются по бледному лицу эти потоки слез, не  его  имя  шепчут  ее
губы.
   Вот же напасть,  а?  Сперва  Аверьянов,  царство  ему  небесное,  перешел
дорогу, теперь этот Струмилин вывалился  из  какого-то  гиперпространства  -
пока еще живой, к сожалению...
   Над его головой кто-то хрипло расхохотался.  Это  Борис.  Джейсон  поднял
голову - и  его  даже  холодом  обдало  при  виде  этого  оливково-бледного,
потного, возбужденного лица.  В  жизни  не  приходилось  ему  видеть  такого
выражения у своего обходительного партнера! Борис, судя по всему,  переживал
миг наивысшего торжества, он бесконечно доволен собой...
   "Какая низость! - в ужасе подумал Джейсон. - До чего  же  мы  докатились,
если человек, стрелявший в своего брата по Творцу, испытывает не  страх,  не
отвращение к себе, не ошеломляющее раскаяние - а гордость, словно  и  впрямь
совершил нечто достойное восхищения!"
   Джейсон внутренне содрогнулся. А ведь  он  почти  уподобился  Борису,  на
мгновение возмечтав о смерти соперника. В какую же бездну он упал, общаясь с
такими людьми, как Немкин и эта его подружка,  которая  хладнокровно  душила
свою сестру!
   Общаясь с ними?.. Да полно! Вся вина лежит на нем. Борис и Лида - это его
творения,  его  гомункулусы,  его  Франкенштейны.  Спрос,   как   говорится,
порождает предложение, и, если бы он, Джейсон, не занялся  скупкой  краденых
картин, не ошалел от желания обладать "Прощанием славянки", эти два  монстра
не вызвались бы к жизни, не совершили бы  сначала  ограбление,  а  теперь  и
попытку убийства.
   Ясно же - Борис просто промазал, а ведь готов  был  убить  Струмилина.  И
Джейсон не остановил его. Нет, не остановил...  Вместо  этого  он  подставил
подножку  Лешему,  тоже  рисковавшему  жизнью  -  ради  спасения  прекрасной
картины, которую, по злой воле Джейсона, сейчас увезут из  России  навсегда.
Запрячут в его  тайной  галерее  -  словно  похоронят  в  гареме  прекрасную
полонянку. На потеху одному  только  султану,  тирану,  мучителю...  И  этим
тираном, мучителем станет он, Джейсон.
   - Довольно! - Он вскочил и  оттолкнул  Бориса  подальше  от  раненого.  -
Хватит, Немкин! Ни о чем подобном мы не договаривались. Я не намерен терпеть
кровопролитие.  Не  намерен!  Или  вы  сейчас  же  уберете  оружие,  или  мы
расторгаем наш договор. Сию секунду. Вы поняли?
   Борис и Лида переглянулись. Лида покачала головой, и  Борис  повторил  ее
движение.
   - Извините, Джейсон, - сказал он с ухмылкой. - Вы слишком долго прожили в
цивилизованной стране и забыли о том, что такое дикий  русский  Восток.  Вот
когда окажемся в тихом, благостном Париже, тогда и начнем  играть  по  вашим
правилам. А здесь - извольте играть  по  нашим,  если  хотите  довести  свое
сокровище до места. Леший! - Он махнул пистолетом. - А ну, к стене! И  руки,
руки подними, если не хочешь улечься рядом с этим "русским героем"! Вот так.
   Лида, возьми картину и спрячь. Хватит ей тут валяться  и  искушать  малых
сих.
   Лида, чье разгоряченное лицо еще хранило следы  злых  слез,  начала  было
поднимать блузку, но сердито сморщилась:
   - Ой, нет. Мне эта  чертова  картина  все  тело  исцарапала.  Чем  бы  ее
обернуть?
   Огляделась - и подняла с полу чехол от матрасика.
   - Хоть этим! - Она горько усмехнулась.  -  Все-таки  натуральный  шелк...
лилии Бурбонов...
   Лида расстелила чехол на  кровати,  осторожно  вложила  холст  -  картина
вместилась идеально - и начала застегивать "молнию".
   - Момент! - быстро сказал Джейсон. - Один  момент!  Лида,  подождите,  не
убирайте картину. Она нахмурилась, но послушалась.
   - Соня... - Джейсон перевел дыхание. - Мне нужно кое-что вам сказать.
   Опустился рядом с ней на колени.
   - Соня, вы должны простить меня. "Прощание славянки" требовалось мне  для
того, чтобы ощущать ваше  присутствие,  вашу  близость.  Все  это  я  затеял
ради.., ради вас. Я был в вас влюблен, да что - я в вас по-прежнему влюблен,
хотя, наверное, это глупо: влюбиться в мечту. Но теперь я вижу, что  был  не
таким уж глупцом, потому что вы достойны того, чтобы вас любить и  совершать
во имя вас всевозможные безумства. И я докажу это.  Соня,  прошу  вас  стать
моей женой.
   Струмилин издал тихий стон. Джейсон