о непременно приступить  к  раскаянию  после
очередного грехопадения?
   - Девуля, - ласково сказал Борис, - малютка, ну что ты?
   Он всегда звал свою  приятельницу,  бывшую  одного  с  ним  роста,  а  на
каблуках  -  гораздо  выше,  всякими  уменьшительно-ласкательными   именами:
девуля, лапу-ля, крошка, малютка, малышка и так далее. Это  помогало  Борису
чувствовать себя сантиметров на  десять  выше,  как  и  положено  настоящему
мужчине. Другое дело, что она  терпеть  не  могла  всех  этих  наименований,
особенно морщилась при слове  "девуля".  Поэтому  Борис  Немкин  чаще  всего
называл ее именно так.
   - Успокойся, Девуля! Ведь все сошло отлично, да? На тебя никто и внимания
не обратил, весь удар принял твой героический Борик. Хотя, надо признать,  и
я отделался легким испугом, даже справку о состоянии  на  учете  в  психушке
предъявлять не пришлось. Принял на  грудь  порцию  трясущегося  старушечьего
возмущения и отбыл - не то со  щитом,  не  то  под  щитом,  никогда  не  мог
упомнить, как следует говорить.
   Она вдруг хихикнула - да так громко, так  нервно  что  какой-то  поджарый
заграничный мен покосился на нее испуганно.
   - Спокойно! - приказал Борис шепотом,  шныряя  вокруг  злыми  глазами.  -
Спокойно, Девуля! Совсем  ни  к  чему  привлекать  всеобщее  внимание.  Что,
возникли какие-то проблемы и я о них не знаю?
   Он вприщур взглянул на девушку. Красота несусветная,  однако  штучка  еще
та. Ох, хватил с ней Борис Немкин хлопот... Он человек целеустремленный, как
и положено младшему научному  сотруднику,  каковым  когда-то  являлся,  умел
сосредоточиться на одной идее и глубоко  бурить  ее,  пока  из  скважины  не
забьет наконец финансовый поток. У этой же Девули вечно  возникали  какие-то
побочные прожекты, сулящие немедленное пополнение кошелька. Как правило, все
они кончались пшиком, а последний гешефт едва не обернулся  полным  провалом
всего их грандиозного замысла. До сих пор у Бориса мурашки бегали по  спине,
стоило вспомнить, какие неприятности  накликала  на  них  Девуля  в  Нижнем.
Натурально земля стала гореть под ногами, еще день-другой  -  и  против  них
сомкнутым строем выступили  бы  и  мадам  Цимбал  со  своими  вышибалами,  и
оскорбленные Порываев, Самойлов и прочие могущественные люди  города,  ну  и
"Ведомости", конечно, не замедлили бы свалить всю ответственность  на  их  с
Девулей головы. Пришлось срочно искать козла отпущения. Точнее, козу.
   Нет слов: Немкин прекрасно понимал законное желание  всякой  человеческой
особи заиметь свою, личную керосинную лавку. И все-таки эта мелочность,  это
стремление урвать жалкие копейки накануне  полумиллионной  выручки  поразили
его.
   А еще говорят о  широте  славянской  натуры!  С  другой  стороны,  Девуля
кое-что рассказала ему о своей жизни, оставившей столь могучий отпечаток  на
ее характере. Мамаша у нее была крутейшим жмотом, вечно  что-то  откладывала
на "черный день", даже не замечая, что каждый день становится  черным  из-за
скудости и убогости существования. Отсюда, между прочим,  вечное  стремление
Девули разжиться любой самомалейшей денежкой. Да и все прочее - отсюда же...
   Дочку мама держала в таких ежовых рукавицах, что Борису порою становилось
искренне жаль свою подругу. Либидо у бедняжки было искоренено  как  таковое,
выжжено каленым  железом,  иметь  с  нею  дело  в  постели  оказалось  сущим
мучением, Борис попытался - и бросил. Да, за все  время  их  знакомства  они
укладывались в койку всего единожды: когда Девуля  возмечтала  расстаться  с
девственностью, - но кончилось сие плачевно, противно даже и вспоминать. И с
тех пор она держала его на расстоянии. Борис до сих пор не  мог  забыть  той
обиды, когда понял,  что  для  этой  красивой,  ледяной  женщины  он  только
вульгарный инструмент, средство к достижению  цели!  Несколько  успокаивало,
что совершенно так же она относилась и к другим мужчинам.
   Однако что же произошло с его выдержанной, хладнокровной подругой?
   Как-то не верится, что у нее могли просто и вульгарно сдать нервы: скорее
они сдали бы у солдата Джейн, честное слово!
   - Да не сверли ты  меня  глазами,  -  вдруг  выговорила  Девуля  краешком
дрожащих губ. - Со мной все в порядке, просто холст  жутко  натирает  грудь.
Надо было хоть лифчик надеть, но я не ожидала, что он окажется такой грубый.
   У  Бориса  несколько  отлегло  от  сердца.  Оказывается,   все   дело   в
обыкновенных женских штучках!
   - Потерпи еще немного, - пробормотал он. - Все-таки холсту уже чуть ли не
сто годков, понятно, что он несколько одеревенел.  Вот  чего  я  боюсь,  что
где-то краска облупится. Скорей бы появился этот господин!
   Борис обеспокоенно огляделся. Да,  клиент  почему-то  задерживается...  А
ведь солнце уже встало в нужную точку на небе,  и  по  деревянным  лепесткам
куполов поползла красноватая тень. Согласно  летописям,  это  явление  стало
наблюдаться после восшествия на русский престол  Бориса  Годунова.  Народные
легенды уверяли, что небеса таким образом предостерегали Русь: новый-де царь
принесет стране, неисчислимые беды и затопит ее в  крови,  поскольку  пролил
кровь невинного младенца - царевича Димитрия. Правда,  каким  боком  касался
Северолуцк Углича, не знал никто. Не было даже  доказательств,  что  Годунов
вообще бывал в этих местах! И тем не менее легенда дожила до наших  дней,  а
купола  старинных  деревянных  церквей  продолжали  в   определенное   время
заливаться кровью, словно предостерегая Русь от всех и всяческих Борисок  на
троне или у его подножия.
   Никто не знал, как и почему это происходит, над загадкой красных  куполов
бились научные умы, и все попусту, да и, по большому счету, Немкину было  на
это глубоко плевать. Единственное, что он знал доподлинно: Красные купола  -
наилучшее место  в  провинциальном  Северолуцке,  где  можно  встретиться  с
иностранцем, не обратив на себя при этом досужего внимания. Разве что еще  в
художественном музее... Ха-ха.
   Вокруг уже вовсю творилось туристическое камлание: щелкали  фотоаппараты,
мигали  красные  глазки  видеокамер,  слышались  потрясенные  охи-вздохи   и
восторженные  восклицания  на  разных  языках.  Борис   приклеил   на   лицо
восторженную улыбку и шнырял глазами по сторонам. Рядом  сдержанно  вздыхала
Девуля, изредка начиная извиваться всем телом, изнывая от  неосуществленного
желания почесаться. Похоже, со стороны это вполне сходило  за  экстатический
восторг и ничьего внимания не привлекало.
   Бли-ин... Да где же этот Полякофф?!
   - Погоди-ка, - ледяные пальцы Девули впились в локоть Бориса. -  На  тебя
поглядывает какой-то старикашка. Вон, слева, пузатенький такой.
   - Пес с ним! - Борис даже не дал себе труда оглянуться. -  Это  всяко  не
он. Мистер Полякофф еще далеко не старикашка, тем паче не пузатенький.
   Подождали еще. Солнце переместилось, и красный  цвет  куполов  поблек,  а
потом и вовсе сделался прежним, деревянно-серым. Туристы, оживленно чирикая,
побрели к своим автобусам. Никто не задержался, чтобы  вальяжною  походочкой
приблизиться к двум русским и начать с ними чрезвычайно интересный разговор.
   Автобусы и автомобили разъехались, и на площади стало совсем пусто.
   - Какой-то облом, - прошептала Девуля. Борис угрюмо кивнул.
   - В принципе еще не вечер, - мужественно сказала боевая подруга.  -  Мало
ли что его могло задержать. Нам же никто не мешает самим поехать в Москву, и
даже билеты в Париж у нас уже есть. Оттуда можно связаться с твоим Джейсоном
и выяснить, в чем проблемы.
   - Ну а в Париже что? - откликнулся Борис, нервно комкая руки в  карманах.
- Там куда? Я знаю только адрес посредника: рю де Прованс, девять.
   Зовут его Мишель, а вот фамилия? И поди сунься к нему  без  рекомендаций,
он нас и на порог не пустит!
   - Как это без рекомендаций? - изумилась Девуля. - Да вот же рекомендация!
- Она слегка постучала по животу, и Борис услышал глухой отзвук.
   - Да лишь только он это увидит...
   - Не все так просто, - покачал головой Немкин. -Одно  дело,  если  бы  ты
была потомком какого-нибудь там Борисова-Мусатова  и  привезла  для  продажи
законно унаследованное полотно своего предка. И совсем  другое,  когда  речь
идет о явном криминале. Тут нужен не просто любитель, но любитель черный.
   - Негр, - с невинным видом пробормотала Девуля, и Борис  не  удержался  -
прыснул:
   - Вот именно.
   С  этим  словом  были  связаны  настолько  забавные   воспоминания,   что
настроение у Немкина слегка улучшилось.  Конечно,  в  самом  крайнем  случае
можно поступить именно так, как советует Девуля. Но только в самом  крайнем,
когда станет понятно: на мистера Полякофф больше  рассчитывать  нельзя.  Это
обернется  массой  непредвиденных  хлопот  и,  самое  поганое,   финансовыми
потерями. Одно дело  -  ошалелый  любитель  Серебряковой,  и  совсем  другое
разборчивый посредник, - тот станет думать прежде всего о своей  выгоде.  Но
где же, где же этот хренов Джейсон?! Что могло сбить с ноги  педантичного  и
пунктуального австралийца, истерзавшего Бориса своими понуканиями: скорей да
скорей! И вот вам, здрасьте, дошло до дела - а его нет. И Девуля все сильнее
подергивается и поглядывает все более подозрительно...
   - Я так думаю, его задержали какие-то  непредвиденные  обстоятельства,  -
сказал Борис как можно убедительнее. - Мало ли  что  могло  случиться?!  Два
года назад, например, он упал  около  бассейна  и  ногу  сломал  -  сам  мне
рассказывал, когда я спросил, почему прихрамывает. Не дай бог, снова  рухнул
и опять что-нибудь сломал в последнюю минуту. А  предупредить  меня  уже  не
мог, я был уже в Северолуцке. И теперь тоже мечется от беспокойства. Или,  к
примеру, не смог вылететь в Москву, двинет прямиком в Париж.
   -  Что  толку  гадать!  -  раздраженно  буркнула   Девуля,   конвульсивно
передергиваясь. - У тебя небось  есть  телефон  этого  Джейсона?  Давай  ему
позвоним, вот и все проблемы.
   - Сдурела? - испугался Борис. - На почтамт идти, светиться?!
   - Зачем на почтамт? - усмехнулась боевая подруга. - Домой пойдем. Ко  мне
домой. Какая у нас разница во времени с Сиднеем?
   - Семь часов вперед.
   - Ну  надо  же!  Совершенно  как  в  Комсомольске-на-Амуре!  -  с  глухой
ненавистью буркнула Девуля. - То есть там сейчас ночь. Клиент  спит.  Вот  и
замечательно. Возьмем его тепленьким.
   - В Сидней звонить! - с провинциальным ужасом закатил глаза Немкин. - Это
ж какой счет придет!
   - Так ведь не тебе же платить, -  огрызнулась  Девуля.  -  А  если  очень
повезет - не придется платить никому!

***

   "В  отделение  милиции  Ленинского  района  г.  Комсомольска-на-Амуре,  -
начертано на первом листочке в правом верхнем углу, - от гражданки Ковальчук
М.
   Ф.,  доживающей  по  адресу:  проспект  Первостроителей,  78,   кв.   56.
Заявление.
   Уважаемые товарищи!  Хочу  заявить  о  совершении  тяжкого  преступления,
соучастницей которого я  невольно  явилась,  хотя  к  сему  были  смягчающие
обстоятельства. Суть преступления состоит в том, что 30 сентября сего года в
роддом ј 1, где я работаю акушеркой, поступила женщина, которая  в  приемном
покое родила сперва одну девочку, потом другую Женщина  эта  высокого  роста
(172 см), глаза у ней ярко-голубые, волосы светлые, вьющиеся от природы, нос
прямой, брови темные, изогнутые, ресницы длинные.  По  документам  имя  этой
женщины Литвинова Анна Васильевна. Впопыхах никто не заметил, что женщина на
фотографии совсем другая. У нее волосы короткие,  темно-русые  с  химической
завивкой, брови прямые, глаза серые, рот маленький и узкий. Сама  она  роста
также маленького (160 см), худенькая и сутулится".
   "Разве я сутулюсь?!" - возмущенно  подумала  Аня  и  невольно  расправила
плечи.
   "Подлинная Литвинова А. В, в приемном покое также присутствовала,  а  еще
там был человек, записанный впоследствии как отец родившихся детей: Литвинов
Дмитрий Иванович. Я этого человека узнала с первого взгляда, потому  что  он
работает в Хабаровске в НИИ ихтиологии, а по совместительству  преподает  на
химико-биологическом факультете Хабаровского пединститута,  где  учится  моя
родная дочь Ковальчук Неля, и когда я к Неле приезжала в прошлом  году,  она
мне Литвинова Д. И, показывала и говорила, что  из  всех  преподавателей  он
самый вредный и если уж возненавидит какого-нибудь студента, то  ставит  ему
исключительно "неуды"  и  зачеты  не  принимает,  а  одного  мальчика  из-за
Литвинова Д. И, даже отчислили за неуспеваемость".
   - Что за чепуха? - Аня подняла глаза от письма. - Какой еще мальчик?
   Кого отчислили?
   Дима угрюмо пожал плечами и махнул рукой: читай, мол, дальше.
   "Конечно, узнав Литвинова, я сразу должна была почуять неладное,  в  этом
моя вина, но день выдался уж больно нелегкий, мне пришлось на  вторые  сутки
заступить, потому что сменщица заболела, голова у меня  была  тяжелая,  а  у
женщины этой родились близнецы, так что у всех у нас хлопот было по горло.
   Через несколько дней я нечаянно увидела, что в коридоре  стоит  та  самая
женщина со светлыми волосами и плачет. Я спросила у нее, почему она  плачет,
и она рассказала, что на самом деле ее зовут Ирина  Сергеевна  Богданова,  и
плачет она оттого, что муж и жена Литвиновы отняли у нее родных детей.  Сами
Литвиновы от природы бездетные. Они воспользовались  беспомощным  состоянием
Иры, которую бросил мужчина, обещавший на ней жениться, а  потом  оказалось,
что он уже женатый.
   Я, конечно, Иру не оправдываю, потому что девушка должна думать  головой,
однако ей просто не повезло по молодости и глупости.  А  Литвиновы  сказали,
что купят у нее ребенка за сумму в тысячу рублей..."
   - Секундочку! - вскричала Аня. - Я же заплатила тебе две тысячи!
   Ирка сурово поджала губы.
   "Идиотка же я, -  подумала  бессильно  Аня.  -  Почему  не  взяла  с  нее
расписку?! Хотя там, на вокзале, было не до расписки, конечно. Но зачем  она
наврала насчет суммы? И вообще все  здесь  сплошное  вранье.  Воспользовался
кто-то  там   ее   беспомощным   состоянием!   Еще   неизвестно,   кто   чем
воспользовался!"
   - Да вы читайте, Анна Васильевна, - скучающим голосом посоветовала  Ирка.
- Не отвлекайтесь.
   Аня захотела скомкать "свидетельство" и швырнуть в Иркину рожу, но вместо
этого почему-то послушалась и продолжила чтение.
   "А Литвиновы сказали, что купят у нее ребенка за сумму в  тысячу  рублей,
чтобы выдать его за своего, потому что Литвиновой А. В, было за позор,  коли
у нее самой детей быть не может,  она  хотела,  чтобы  чудное  дитя  считало
матерью только ее одну. Ира боялась,  что  отец  ее  убьет,  если  узнает  о
ребенке, и согласилась. А теперь, когда родились  две  девочки,  материнские
чувства в ней пробудились и она  с  детьми  расставаться  не  хотела  только
боялась сказать об этом Литвиновым. И попросила меня помочь и сходить к  ним
для переговоров. Я пошла и не знаю, как ушла от них живая..."
   Дойдя до этих слов, Аня запнулась. Не веря глазам, перечитала:
   "...попросила меня помочь и сходить к ним для переговоров. Я пошла  и  не
знаю, как ушла от них живая..."
   Хотела воскликнуть  возмущенно:  "Кто  это  к  нам  приходил?  Для  каких
переговоров? Кто ушел чуть живой?!"  -  но  почему-то  промолчала  и  прочла
дальше:
   "...не знаю, как ушла от них живая, потому что  Литвиновы  мне  слова  не
дали сказать, а с порога на меня набросились, стали кричать,  что  пришла  у
них деньги вымогать и они меня  по  судам  затаскают.  Сам  Литвинов  Д.  И,
пригрозил, что если я кому-нибудь о признании Иры проболтаюсь, то мою  дочку
из института отчислят завтра же, потому  что  ее  на  третий  курс  перевели
условно, а у нее с прошлого года два зачета по биологии не сданы, и  если  я
пойду против них, то Неля эти зачеты никогда не сдаст и ее выгонят.
   Так Литвиновы меня запугали, и я ушла от  них  молча,  никому  ничего  не
сказав. А потом, когда девочек из роддома забирали, в справке было написано,
что их якобы родила Анна Васильевна  Литвинова,  1946  года  рождения,  хотя
родила их Богданова Ирина Сергеевна, 1955 года рождения. И хотя  поделать  я
ничего не могла, все-таки совесть у меня пробудилась и стала мучить, так что
я написала свое  признание  и  прошу  теперь  милицию  принять  меры,  чтобы
наказать торговцев детьми Литвиновых. Ковалчук At. Ф-20 октября 1973 г."  Ну
это просто из рук вон!..
   - Торговцев детьми, какая патетика! - фыркнула  Аня,  вертя  замусоленный
листочек. - Но торговля - не только факт покупки, но и факт продажи. То есть
нужны как минимум две стороны. То есть торговлей занимались не только  мы  с
Дмитрием Ивановичем, а также  и  ты,  невинная  жертва  злодеев  Литвиновых.
Кстати я, кажется, поняла, почему эта бесстыжая Ковальчук пишет  про  тысячу
рублей. За эту фальшивку ты ей хорошо заплатила, верно?  И  узнай  Ковальчук
настоящую цифру, она бы непременно содрала с тебя побольше. Я не ошиблась?
   Ирина поджала губы.
   - Конечно, не ошиблась! - хохотнула Аня. - Интересно, сколько ты ей дала?
Сотню? Мало. Две, три? Неужели пятьсот рублей?! В таком  случае,  Ирина,  ты
зря потратилась, потому что... Вот!
   Аня ловко рванула листочек надвое, а  потом,  с  особенным  наслаждением,
раздергала его на мелкие клочки.
   - Вот! Вот! Видишь? Вот они, твои пятьсот  рублей!  Клочки  она  швырнула
Ирке в лицо, но почему-то промахнулась, и они желто-лиловыми хлопьями усеяли
стол, даже на личико спящей Сонечки попали. Ирина осторожно сняла  клочок  с
дочкиной щеки и обратила на Аню спокойный взгляд:
   - Вы, конечно, понимаете, что Марина Федоровна написала свое заявление  в
двух экземплярах.
   - Какая еще Марина Федоровна? - не поняла Аня.
   - Ну эта, - Ирка выпятила  подбородок  и  указала  на  клочья  бумаги,  -
Ковальчук М.Ф., проживающая.., и так далее.  Я  знала,  что  вы  обязательно
порвете один экземпляр, Анна Васильевна!
   В Иркиных голубых глазах мелькнуло торжество и  Аня  вдруг  ощутила  себя
необычайно униженной оттого что ее поведение, оказывается, можно  так  легко
просчитать. И кому? Этой барачной потаскушке с убогим умишком!
   О нет... Не столь уж  убогим.  Ирку  они  с  Димой  недооценили,  и  если
Диме-идеалисту это можно простить, то Ане следовало  быть  умнее.  Следовало
гораздо раньше понять то, что она поняла только теперь!
   - Так вот оно что, - протянула Аня ошеломленно. - Вот оно что! 18 октября
- в это время Дмитрий Иванович утрясал наши дела в Хабаровске, а мы с  тобой
еще жили вместе в Комсомольске, ухаживая за девочками.  Значит,  ты  уходила
вовсе не в магазин или прогуляться. Ты встречалась со своей  сообщницей,  вы
вместе сочиняли эту пакость, эту клевету, эту... -  Она  не  нашла  слова  и
только зло мотнула головой. - Однако эта Ковальчук весьма доверчивая  особа.
Ты могла ее обмануть так же, как обманула нас,  как  соврала  насчет  суммы.
Тебе  ведь  ничто  не  могло  помешать  взять  у  нее  заявление  -  в  двух
экземплярах, ничего не скажешь, ты весьма предусмотрительна! - потом украсть
детей - и не вернуться.
   И вдруг Аню осенило:
   - Ирка! Так ведь когда ты сбежала  вместе  с  близняшками,  ты  вовсе  не
собиралась сбегать! Ты нарочно сказала соседке, что идешь на  вокзал,  чтобы
мы тебя поскорее нашли! Ты сделала это, чтобы  выманить  деньги  и  поскорее
расплатиться со своей сообщницей! Она тебе не отдавала "свидетельство",  так
ведь? И ты устроила весь этот цирк...
   Ого,  каким  синим  пламенем  вдруг  полыхнули   сапфировые   (а   может,
берилловые) Иркины глаза! Аня даже отпрянула.
   - Ци-ырк?! - выкрикнула Ирина низким, злобным голосом.  -  Да  почем  вам
знать, где цирк, а где правда?! Вам-то почем знать?!
   - Почем, говоришь? - усмехнулась Аня, чувствуя себя почти счастливой, что
пробила наконец брешь в каменной стене Иркиного самообладания. -  А  по  две
тысячи рублей! Ты ведь всех меряешь по себе. Ты нам подлянку  подстроила,  и
от нас того же ждала. Вот и вынудила нас срочно с тобой расплатиться.  Потом