у  была  большая  напряженка.  Она
решила вернуться и попытаться привести Ирину  в  чувство  своими  силами.  А
может, инстинкт самосохранения, на миг от  испуга  ослабевший,  воспрянул  с
новой силой... И вот, неожиданно оказавшись рядом со скамейкой, она узрела в
бликах лунного света Ирину в объятиях ее, Аниного, родного и любимого мужа.
   Не  то  чтобы  в  объятиях...  Выглядело  это  так:  Дима   сидел,   Ирка
пристроилась рядом, уронив голову (идиотское выражение!) ему на плечо. А  он
ее этак заботливо приобнимал. Как бы придерживал, чтобы  не  соскользнула  с
лавки. И безвольная Иркина ручонка  валялась  у  Димы  прямо  на...  Да,  на
бедрах. И, судя по тяжелому, можно сказать, надсадному дыханию  Димы,  легко
было представить, что Ирка там ощущала!
   Черт его знает, почему Аня сама в эту минуту не упала в обморок.  Как  ни
странно, помог Людовик XIV. Вернее, вдруг промелькнувшее воспоминание о том,
как любил этот король беременных женщин. Оказывается, то и дело какая-нибудь
из его любовниц была беременна. Знаменитая мадам де Монтеспан, отбившая  его
у Луизы де Лавальер,  рожала  девять  раз.  Нелегко  вообразить  легендарных
красавиц из романов Дюма в роли этаких  матерей-героинь,  но  факт  остается
фактом: Людовик был неравнодушен к брюхатым бабам. Они совершенно не  теряли
для  него  своей  сексуальной  привлекательности:  с  Монтеспаншей   он   не
расставался, пока прелестная  блондинка  Атенаис  не  растолстела  до  такой
степени, что "ляжки ее сделались шириной со спину", по отзыву  историка.  Но
Ирке до подобного еще далеко... Поэтому Ане нельзя расслабляться ни на  миг,
а следует быть настороже, как никогда раньше, пока Дима не решил уподобиться
Людовику и отдать свое сердце пузатой авантюристке.
   В голове картина мгновенно нарисовалась: Дима бросает  ее,  разводится  и
женится на Ирине. Аня возвращается в мамину двухкомнатную хрущевку, а  в  их
кооперативной, с таким трудом выстроенной квартире (подарок Диминых и Аниных
родителей им на свадьбу) воцаряется  Ирина  с  будущим  младенцем,  которого
благородный, ошалевший от любви Дима усыновляет еще до рождения.
   А что? С него вполне станется!
   Поэтому она решительно приблизилась к скамейке, с болью в сердце отметив,
как заюлил ногами Дима, пытаясь сбросить с себя искусительную Иркину руку, и
отвесила бедной бесчувственной красавице хорошую пощечину. А затем вторую  -
для симметрии.
   Ирка взвизгнула - не вздохнула томно, заметьте себе, как полагалось бы по
роли, а взвыла:
   - Вы чего?! Да как вы?!
   - Ага, вижу, тебе уже лучше, - хладнокровно заметила Аня.  -  Я  как  раз
вчера в кино видела, как одну да-, мочку, потерявшую сознание,  хлестали  по
щекам. Вот и подумала, что это именно то, что тебе нужно.
   Изощренную  двусмысленность  последней  фразы,  похоже,  оценили  все,  и
обратный путь проходил в гробовом молчании.

***

   Денек выдался так  себе  -  без  особого  напряжения.  После  синей  дамы
навестили обколовшегося нарка, потом  заядлого  грибника  -  по  счастью,  с
обнадеживающим  исходом.  Было  также  одно  алкогольное  отравление,   одно
пищевое.
   Струмилин даже успел между двумя вызовами заскочить домой, переодеться  в
чистую рубашку и в очередной раз поддакнуть маме, что "Москвич" надо  отдать
бедным людям, поскольку "Раечкино наследство впрок все равно не пойдет".
   Возвращаясь с Черниговской, после промывания  желудка  одиннадцатилетнему
парнишке, опившемуся  несвежей  фантой,  Струмилин  вдруг  схватил  за  руку
водителя Саню, намеревавшегося повернуть на  гору  сразу  у  Благовещенского
монастыря, и попросил проехать  по  Рождественке,  бывшей  Маяковке,  причем
именно там, где проходит трамвайная  линия.  И  тормознуть  возле  ювелирной
комиссионки по имени "Малахит".
   - Уж не собрался ли ты жениться, Андрюша? -  своим  звучным,  полновесным
голосом осведомилась семипудовая красавица Валюха. - Не  собрался  ли  ты  в
"Малахите" венчальное кольцо покупать?
   Она обожала подкалывать Струмилина на всякие матримониальные темы.
   Андрей долго пребывал в простодушной уверенности,  что  у  Валюхи  просто
юмор такой своеобразный, пока Белинский по-дружески не предостерег его:  это
засидевшаяся в девках красотка, одержимая желанием выйти замуж -  все  равно
за кого. Как-то так выходило, что Струмилин остался единственным  холостяком
на Нижегородской подстанции. Долгое время  они  выдерживали  Валюхину  осаду
вдвоем с Колей Сибирцевым,  да  Николай  вдруг  прошлой  осенью  женился  на
женщине с ребенком и вел себя теперь так, словно обрел  счастье  всей  своей
жизни. Струмилину сам-друг приходилось  трудновато  под  напором  Валюхиного
одиночества, но сдаваться он не намеревался. Были и  у  него  свои  причуды.
Например, он полагал, что мужчина должен  носить  женщину  на  руках,  а  не
наоборот. Слабаком он себя никогда не считал, но  принять  на  грудь  сто  с
лишком кэгэ.., пупок развяжется, однако! Валюха иногда  смирялась  с  полной
безнадегой своей осады,  а  иногда  снова  приступала  к  боевым  действиям.
Струмилин посмеивался.., и сбегал. Вот совершенно как сейчас:  буркнул,  мне
надо, мол, пациента проведать в  художественных  мастерских,  шесть  секунд,
если вызов, просигнальте мне на пейджер, я сейчас же вернусь, - и кинулся  в
маленькую железную дверь в стене.
   Дело в том, что он  совершенно  неожиданно  вспомнил,  где  видел  раньше
Алексея Степановича Семикопного, в просторечии Лешего.
   Зрительная память у него была похуже памяти на  цифры,  но  все-таки  при
экстремальных ситуациях срабатывала безотказно.  Поскольку  сейчас  как  раз
такая ситуация,  память  и  выдала  на-гора  информацию  о  том,  что  зимой
Струмилин (он тогда в очередной раз подменял Белинского в дежурной  бригаде)
приезжал по вызову в мастерские Союза художников на  Рождественке,  где  два
жреца искусства основательно испортили друг другу вывески из-за  хорошенькой
натурщицы, "позировавшей" то одному, то другому в горизонтальном  положении.
Причем никто не знал, что ту же "картину" пишет и его творческий собрат.  Но
нет ничего тайного, что не стало бы явным,  и  один  из  художников  швырнул
соперника головой в мольберт. И соседи, чей творческий  покой  был  нарушен,
вызвали милицию и "Скорую".
   Художников там суетилось много, однако  Струмилину  просто-таки  пришлось
обратить внимание на Лешего. Некая творческая дама, слишком уж платоническая
на вид, шепнула ему, чистоплотно пожимая плечами:
   - Не того били, по-моему! Вон, видите лохматого парня? Эта девка  у  него
дневала и ночевала, из его мастерской - я сама слышала!  -  таки-ие  неслись
звуки... И вообще это  здесь  самый  опасный  человек.  Натуральный  половой
гангстер!
   Струмилин оглянулся на худощавого парнишку и пожал плечами.
   Платоническая дама явно преувеличивала!
   - Ну что ты хочешь, Ларочка, - хихикнул низенький толстяк с веселым лицом
фавна, слышавший этот разговор. - Здесь ведь раньше, еще до  революции,  что
было? Нумера, обычные нумера с девицами! Вот атмосфера и довлеет  над  нами,
бедными. Приходится соответствовать!
   Помнится, тогда Струмилин подумал, что в Нижнем  Новгороде  до  революции
этих самых "нумеров"  существовало  огромное  количество.  Вот,  к  примеру,
здание их подстанции тоже когда-то предназначалось для очень веселых  целей.
Честное слово, исторический факт! А потом избитый  начал  подавать  признаки
жизни, и Струмилин  напрочь  забыл  и  о  нумерах,  и  о  лохматом  "половом
гангстере". Вспомнил только сегодня.,.
   Кем бы этот Леший ни  приходился  Лиде  Литвиновой  -  наверное,  близким
другом, коль она попросила именно его прийти на вокзал сегодня утром!  -  он
уж наверняка знает, где она живет. И если Струмилин  хорошенько  попросит...
Белый халат поможет, это один из лучших пропусков в мире.
   Андрей задохнулся, пока забрался на последний этаж. Физически он  как  бы
четвертый, а "химически",  учитывая  длину  пролетов,  -  восьмой  или  даже
девятый!
   С трудом отыскал среди множества других табличку с  фамилией  Семикопный,
нажал на кнопку звонка. Начал ждать.
   Никто не появился.
   Андрей вдавил палец в звонок и держал его так долго, что даже устал.
   Похоже, Лешего нету в мастерской. А где  он?  Может,  как  проводил  Лиду
домой, так и не возвращался? Ну да, остался за ней поухаживать, ведь ей было
плохо, совсем плохо. И что, так целый день и ухаживает?  Ишь,  какой  ухажер
нашелся!
   А может быть, он воспользовался ее  беспомощным  состоянием?  К  примеру,
раньше Леший безуспешно домогался ее любви, а теперь, когда  у  Лиды  настал
провал в памяти, быстренько уверил ее, что является ее единственным и  самым
любимым мужчиной... Вдруг так оно и есть на самом деле?!
   Дверь открылась. На пороге стоял Леший.
   Струмилин, еще весь во власти своих ревнивых подозрений, рванул вперед  с
таким напором, что вдавил тощего  Лешего  в  противоположную  стену.  Тотчас
спохватился, что сказку сделал былью, и сконфуженно отстранился.
   - Да я вроде не вызывал "Скорую", - удивился художник - и вдруг вытаращил
на Струмилина глаза:
   - Привет попутчикам! Мир тесен, ага?
   - Ага, - согласился Андрей, несколько удивленный, что его запомнили. -  У
меня к вам дело. Срочное. Где можно поговорить?
   - Ну, говори, - кивнул Леший, гостеприимно окидывая рукой мрачный, сырой,
бесконечно длинный коридор, в который выходило не меньше полусотни дверей. -
Слушаю. - И, внезапно обнаружив, что у него расстегнута "молния" на джинсах,
торопливо дернул ее вверх и заправил в штаны смятую рубаху.
   В висках у Струмилина опять забили тяжелые молотки.
   Почему Леший должен был отвезти Лиду  именно  домой?  А  если  она  живет
где-нибудь у черта на рогах, в Сормове, или на Автозаводе,  или  на  окраине
Кузнечихи, а Рождественка с вокзалом практически рядом. И Леший притащил  ее
к себе - восстанавливать, так сказать, память. И эти расстегнутые штаны...
   О, черт, черт, черт!
   Повернуться, что ли, и уйти? На хрен ему все это? Негры, белые, Лешие...
   - А к тебе в мастерскую нельзя войти? -  презирая  себя,  хрипло  спросил
Струмилин. - Сроду не был ни в  одной  мастерской  ни  у  одного  художника.
Картины поглядеть охота.
   Леший поглядел на него вприщур, и Струмилин подумал, что гангстер или  не
гангстер, но парень определенно не дурак.
   "Да он меня насквозь видит!"
   - Ну ладно, приглашаю, - медленно сказал  Леший,  все  еще  ощупывая  его
взглядом. - Только  у  тебя  с  нервами  как?  В  порядке  эти,  которые  не
восстанавливаются?
   "Он все понял. Он догадался, зачем я пришел. И Лида, конечно, у него.
   Он меня морально готовит..."
   - В порядке.
   - Тогда прошу.
   И Леший двинулся по  коридору  широким,  размашистым  шагом,  то  и  дело
оглядываясь через плечо и откровенно ухмыляясь. На всякий  случай  Струмилин
сунул руки в карманы халата как можно глубже и поклялся себе держать их там,
что бы ни увидел.
   Но увидеть то, что довелось, он был абсолютно не готов.

***

   Джейсон оставил сумку в камере хранения аэропорта,  но  брать  машину  не
решился: Шереметьево-2 - притон воров и  разбойников.  На  те  суммы,  какие
здесь заламывают таксисты, приличный человек может жить несколько дней, а то
и месяц.
   Правда,   самому   Джейсону    никогда    не    приходилось    жить    на
пятьдесят-семьдесят долларов целый день, а тем паче месяц... Так или  иначе,
он сел в автолайн и без всяких проблем добрался до Речного  вокзала.  Оттуда
на метро до Курского. И сразу направился к кассе - узнать насчет билетов  до
Северолуцка.
   Именно там, около знаменитых  северолуцких  Красных  куполов,  он  должен
нынче вечером встретиться со своим человеком, получить груз и  рассчитаться.
Вот именно - вечером! На закате, когда купола становятся красными и  десятки
туристов спешат полюбоваться редкостным  зрелищем.  У  Джейсона  было  время
пошататься по Москве, но, вместо того чтобы  провести  эти  часы  в  столице
своей исторической родины, он опрометью бросился в заштатный городишко.
   Он давно дал себе слово непременно узнать этот  город  как  следует.  Еще
тогда, два года назад, когда получил известие, черной чертой  перечеркнувшее
все его радужные, счастливые  планы,  поставившее  крест  на  самых  светлых
мечтах  и  мигом  превратившее  прежние  "крупные  неприятности"   в   нечто
второстепенное, а честно сказать, и вовсе малозначащее. Конечно, с  тех  пор
минуло два года, и много чего в жизни  произошло,  и  притупилась  несколько
прежняя тоска, однако Джейсон с необычайной силой вспомнил ощущение пустоты,
овладевшее им, когда принесли телеграмму...
   Главное дело, все черные тучи, сгустившиеся над его головой,  как  раз  в
это время начало немного разносить ветром той бурной деятельности, какую  он
развил. Тетушку определили в дорогую клинику, где  ей  уже  на  третий  день
разрешили вставать, поскольку у нее не обширный инфаркт, а всего лишь микро.
   Как выразился доктор, "с вашим сердцем,  миссис  Каслмейн,  только  призы
брать на беговой дорожке". Любезного кузена Айзека вывели из комы. Другой не
менее дорогой кузен, Скотта, тоже вполне очухался  и  сообщил,  что  написал
свое поганое признание в полном помрачении ума, а на самом деле он  и  рядом
не стоял с тем смазливым юнцом, не то чтоб делать с ним что-то  непотребное,
и готов бороться за чистоту своего имени  всеми  доступными  средствами  его
кузена Джейсона. В общем, жизнь постепенно входила в колею,  и  Джейсон  уже
прикидывал, на какое число ему заказать билет в Россию, а также  намеревался
запросить каталог от  Савуйе,  присмотреть  элегантное  -  не  вычурное,  не
помпезное, ни в коем случае нет! - кольцо  с  бриллиантами  и  сапфиром  (ей
должен пойти сапфир, с такими-то глазами!), которое он сможет поднести  Соне
в честь их помолвки. И тут принесли телеграмму.
   Это было  поздно  вечером,  Джейсон  как  раз  вернулся  домой  и  снимал
усталость и дневное напряжение,  гоняя  взад-вперед  в  бассейне,  когда  на
бортике появился дворецкий с подносиком для писем,  причем  лицо  он  сделал
такое, будто там лежит не желтоватый листок, а гремучая змея.
   Джейсон подтянулся, вылез из воды и, накинув  на  себя  купальный  халат,
взял листок. Развернул, прочел.., и сразу, как оглушенный, пошел куда-то, не
видя куда.., нога его скользнула на мокром кафеле, и Джейсон грохнулся, едва
не лишившись  сознания.  Он  сломал  ногу,  и  эта  внезапная,  резкая  боль
почему-то не заглушила, а еще усилила  ту,  что  он  испытал,  когда  прочел
телеграмму:
   "Глубоким прискорбием извещаю, что Софья Дмитриевна Богданова  скончалась
16 августа сего года. Аверьянов".

***

   Леший привел гостя в просторное помещение с низким  неровным  потолком  и
четырьмя или  пятью  крошечными  окошками  в  дальней  стене.  Благодаря  их
количеству в помещении было вполне светло.  Сразу  у  входа  стоял  огромный
разлапистый диван, покрытый широкой полосой полиэтилена,  а  на  нем  лежала
обнаженная...
   Особа вроде бы женского пола, судя по некоторым выразительным деталям  ее
тела, однако присягу в этом Струмилин не дал бы, поскольку кожа у  нее  была
не белая или  какого-то  определенного  цвета,  а  где  в  цветочек,  где  в
причудливых пятнышках, где в клетку, где покрыта веселыми рожицами, птичками
или бабочками.
   На ней буквально места живого не видно, ну а внизу живота, как  раз  там,
где надо, широко ухмылялся большой, яркий рот.
   При виде незнакомого человека, вдобавок в белом  халате,  особа  сдвинула
свои призывно  разбросанные  ноги  (тоже  многоцветные!),  и  рот  сжался  в
обиженной гримасе.
   - Спокойно, Светун, - с порога сказал Леший. -  Это  по  делу.  Иди  пока
прогуляйся, да постарайся ни к чему не прислоняться.  Вид  сзади  я  закончу
потом.
   Девушка вышла,  с  любопытством  оглядев  Струмилина,  но  не  позаботясь
набросить на  себя  ни  малой  тряпочки,  а  он  краем  глаза  заметил,  что
единственное не раскрашенное место ее тела - тощенькие ягодицы, а вся прочая
спина также пестрела красками.
   - Между прочим, один из лучших видов эротического массажа, -  авторитетно
сказал Леший. - Берешь девицу, раскрашиваешь ее  во  всех  местах,  и,  пока
работаешь, она тебя уже хватает за.., штаны. - Он еще раз проверил "молнию".
- Правда, пастель изрядно пачкает постель, но  без  издержек  в  таком  деле
нельзя. Увы, сами мелки царапают, это снижает эффект,  поэтому  лучше  мелки
растолочь как следует и работать кисточками. Что  с  женщиной  делается  при
этом - не описать словами. Полные кранты!  Вот  только  Светка  беда  какая,
костлявая, верно? Рабочее пространство маловато, фантазию сдерживает. Мне  б
найти  сговорчивую  бабенку  размера  этак  пятьдесят  второго  -  пятьдесят
шестого... - Леший хихикнул. - Не знаете такую? Можно в белом халате - халат
я тоже разрисую как надо.
   Необъятная Валюха в белом халате мелькнула в памяти Струмилина  -  однако
немедленно вылетела из нее, потому что он наконец увидел Лиду.
   Лида смотрела на него со стены.  Над  диваном  висело  большое  старинное
зеркало, а рядом, в  очень  красивой  багетовой  раме,  -  картина  размером
примерно  метр  на  70  сантиметров.  На  первом  плане  изображена  Лида  с
распущенными волосами, на которых  плясали  сполохи  костра.  Этот  огромный
костер полыхал чуть поодаль, и Струмилин с изумлением разглядел  человека  в
одежде древнего воина.
   Да  и  сама  Лида  облачена  в  какие-то  немыслимые  одеяния,  почему-то
заставлявшие вспомнить о древних славянах.
   - Хороший портрет, - с  трудом  выговорил  Струмилин.  -  Только  что  за
странный сюжет?
   - А, это... -  Леший  усмехнулся.  -  Да,  неплохо  получилось.  А  сюжет
странный, потому что это не портрет. Это копия одной картинки начала века.
   Сходство героинь совершенно случайное, без всякого моего умысла, славянка
сия древняя и наша общая знакомая и в самом деле похожи, как родные  сестры.
Я сделал копий двадцать, не меньше, прежде чем что-то путевое получилось.
   "Зачем? Зачем он сделал эти копии? Зачем хотел, чтобы что-то  получилось?
Я был прав! Он ее любит! Но неужели.., неужели она тоже  лежала  у  него  на
этом диване?!"
   Глаза Струмилина метались от картины на стене к лицу  Лешего.  Тот  вдруг
скривился, словно неведомым образом прочитал  мысли  гостя,  взял  с  куцего
столика банку с водой и отпил из нее.
   - Фу, какая гадость, - пробормотал он,  все  еще  кривясь,  и  Струмилину
внезапно стало стыдно.
   - Эта картина продается? - спросил он с самым равнодушным видом.
   Леший посмотрел на него поверх банки с водой, сделал  еще  глоток,  шумно
прополоскал рот и сплюнул в мусорное  ведро,  стоявшее  возле  стола.  Потом
поставил банку, аккуратно снял с дивана  полиэтилен,  свернул,  стараясь  не
рассыпать на пол разноцветную пастельную пыль, сел  и  приглашающе  похлопал
рядом, глядя на Струмилина.
   Тот покачал головой. Не мог он сидеть на этом диване. Не мог!
   - Как угодно, - пожал плечами Леший. - Нет,  картина  не  продается.  Тем
более что картина-то тебе вовсе и не нужна. Тебе оригинал нужен, верно?
   Струмилин беспомощно смотрел на него.
   - Ни хрена у тебя не  выйдет,  -  с  беспощадной  откровенностью  брякнул
Леший. И тут же, заметив бешеную вспышку в глазах  своего  странного  гостя,
выставил вперед ладони, как бы защищаясь:
   - Да погоди, погоди. Тут дело не во мне. Ничего такого, ты не  подумай...
- Он кивнул на ком полиэтилена, громоздившийся  рядом  с  диваном.  -  Мы  с
Лидкой и в самом деле только приятели, причем не самые близкие.  Я,  честно,
даже удивился, когда она именно меня попросила ее встретить сегодня. Хотя, с
другой стороны, наверное, все правильно. Ведь я  про  ее  странности  больше
всех знаю. Может, вообще один я...
   - Какие странности? - спросил Струмилин, презирая себя.
   - Ну, насчет мужиков,  -  простодушно  ответил  Леший  -  и  вдруг  снова
скривился, словно жевал лимон, снова подскочил  к