о  огня в  кусты.
Боль в  пояснице была такой, словно в хребтину воткнули шило и ворочали  его
из стороны в сторону. Все вокруг виделось затянутым розовой пеленой. Чигирик
провел рукой по лицу -- рука  окрасилась  кровью. А, да  черт  с  ним! Важно
убраться подальше от места катастрофы, пока не рвануло.
     Чигирик заковылял прочь,  проламываясь через кустарник.  Сильно  болело
колено. Голова кружилась. В глазах мелькали черные  мушки.  Прислонившись  к
стволу  береста,  Чигирик  несколько  минут  стоял,  отдыхая.  Затем   нашел
подходящий куст  орешника, выломал толстую палку. Проверил на  прочность  и,
тяжело на нее опираясь, двинулся дальше в лес.
     Здравый смысл подсказывал Чигирику, что до своих проще всего добраться,
если  спуститься  в  долину  --  там  должны  быть  войска.   Но  на   войне
руководствоваться здравым  смыслом куда  опаснее, нежели  целесообразностью.
Сколь бы  ни был труден путь через горы,  Чигирик решил пробираться лесами в
сторону Северной Осетии. Лес безопаснее голых мест.


9.

     Перед  маршем батальона подполковник  Терехов  собрал офицеров.  Наспех
испеченный комбат морпехов -- ехать добровольно в Чечню в бригаде дураков не
оказалось -- был совсем сырым командиром, без военного образования и опыта.
     Он  вообще  стал армейским политработником  случайно.  После  окончания
исторического факультета пединститута его вызвали в городской военкомат. Там
обходительный  полковник предложил вчерашнему  студенту надеть лейтенантские
погоны и  занять должность помощника начальника политотдела танковой дивизии
по комсомолу.
     Терехов  предложение  принял.  Комсомольскими  делами  он  занимался  в
институте  с  первого курса, знал их тонкости  и секреты.  Новому начальству
старательный комсомолец понравился, и, как говорят, он попер вверх.
     Через   два  года  Терехов  стал  инструктором   комсомольского  отдела
политуправления военного округа.  Еще  через  два  -- заместителем командира
батальона по политчасти.
     Хорошая  память   и  гибкость   характера   позволили  Терехову  быстро
нахвататься вершков  военной  терминологии.  Он обрел уверенность, говорил с
подчиненными отрывисто и требовательно:
     -- Прибыть  ко мне завтра. В десять ноль-ноль. Жду  доклада о состоянии
воинской дисциплины за квартал.
     Служба в полку  морской пехоты  рядом с полковником Мохначем вселила  в
Терехова убежденность, что командиром  части быть совсем несложно. Под тобой
всегда  есть командиры батальонов, которые знают дело, у всех ротных хорошая
выучка. Вызывай их, выслушивай решения и командуй: "Вперед!"
     Когда встал вопрос об освобождении от должности подполковника  Полуяна,
ни  Мохнач,  ни  генерал-майор  Дымов  отдавать  неизвестному  дяде  опытных
офицеров не захотели.
     Теперь предстояло выяснить,  стоит  ли чего-то  Терехов  как  командир.
Способен  ли  он организовать  действия  батальона  на  марше  и  в  бою.  К
сожалению,  подумать  о  том,  что такие проверки  оплачиваются  смертями  и
кровью, никто  из начальства не пожелал. Лозунг в таких случаях один: "Война
все спишет".
     Расстелив  карту  с  нанесенной  цветными  карандашами  обстановкой  на
раскладном столике, Терехов сообщил офицерам свое решение.
     --  Движемся  к  урочищу Черный ключ  в  колонне  поротно.  Впереди  --
головной  дозор. Командир -- лейтенант  Головин. Узкое  место  между рекой и
скалами  проходим  с предосторожностями.  По  прошлому опыту  известно,  что
боевики ставили засаду на  круче слева по ходу  движения.  Вертолет даст нам
разведку. Если ничего не обнаружит,  позицию на круче  займет взвод старшего
лейтенанта Ахметова.  По его сигналу колонна войдет в узость. Взвод Ахметова
снимется  с позиции после  прохода батальона  и займет  место в  арьергарде.
Вопросы есть?
     Вопросов не было.
     -- По местам!
     Когда  офицеры  расходились,  старший   лейтенант   Ахметов  подошел  к
Головину. Дружески ткнул его в бок кулаком.
     -- Простимся, что ли, Леха?
     -- Ты что, Заки, уже скис?
     Головин старался  держаться орлом, хотя предстоявшее дело  было  в  его
офицерской жизни первым прикосновением к реальной опасности.
     --  Нет.  --  Ахметов  нахмурился. --  Просто  чую,  загубит  всех  нас
батальонный Гемоглобин.
     -- Почему?
     -- Решение его примитивное, как гвоздь.
     -- Что бы ты сделал?
     --  Я бы спешил батальон и провел его двумя колоннами -- слева по горе,
и справа вдоль берега реки. А техника пусть бы шла себе по дороге. Машина от
машины --двести метров. Ни один "чех" не посмел бы показаться близко.
     -- Надо было сказать комбату, если так уверен.
     -- Три ха-ха, Леха! Ты что, Гемоглобина не знаешь?
     Оба  вздохнули:  упрямство  и самоуверенность армейских "гемоглобинов",
начиная от  комбата Терехова и  кончая министром  обороны, лейтенанты хорошо
представляли...

     На  подходе   к  участку  дороги,  сжатому  скалами  и  рекой,  колонна
задержалась.
     Два  раза  на  низкой   высоте   над  чередой  боевых  машин  пехоты  и
бронетранспортеров пронесся  сопровождающий их  вертолет.  На  втором  витке
пилот передал:
     -- "Лямка", "Лямка", я "Десятый". Все чисто!
     И  получив  это  сообщение  подполковник  Терехов скомандовал властно и
отрывисто:
     -- Лейтенант Ахметов! Вперед!
     Взвод мотострелков, развернувшись в цепь, ускоренным шагом двинулся  на
кручу, нависшую над дорогой.

     Из-за реки за действиями федералов наблюдал Салим Гараоглу. Он сидел на
вязанке хвороста, укрывшись за стволом векового дуба.
     Салим мало  верил  в  то,  что федералы,  уже  однажды  напоровшиеся на
крупные неприятности в  этом урочище, проявят полнейшую бездарность. Поэтому
его  удивило  решение офицера, который  командовал  колонной. Оно  выглядело
примитивно и легко прочитывалось. Выход  двух десятков автоматчиков на кряж,
где  не так  давно располагалась  засада  Рахмана Мадуева,  только  усиливал
впечатление  некомпетентности   офицеров,   командовавших  отрядом.   Салима
удивляло, почему те видят в противнике дураков, которые во второй раз станут
работать по старой схеме. Разве трудно понять, что самым уязвимым местом тут
остается дорога?  Неужели  в  чьей-то  башке  так мало  мозгов,  что она  не
догадалась  проверить,  нет ли  под полотном фугасов? Да  двинь  ты  впереди
колонны  танк,  который  бы  подрывал  на полотне  удлиненные  противоминные
заряды. И с первых же шагов заложенные мины обнаружили бы себя взрывами.
     Наконец, пусти колонну по руслу реки. Оно вполне подходило для движения
техники:  дно каменистое,  воды  --  по колено. Вот  уж поистине, кто рожден
ослом, того даже обрезание ушей не сделает конем.
     Салим дал возможность бронемашине головного дозора спокойно  проскочить
узость.
     Выждав, когда первая машина  углубится  в лес, грохоча и лязгая сталью,
отфыркиваясь сизым вонючим дымом, вперед рванулись боевые машины пехоты.
     Салим следил за их движением и радовался -- дистанцию между зарядами он
выбрал правильно. Наблюдать за местами закладок ему позволяли  большие белые
камни, выложенные на противоположном откосе.
     Когда  головная   БМП   поравнялась  с  первой  отметкой,   вторая  уже
приблизилась ко второй. Салим нажал кнопку импульсатора, посылавшего команду
радиовзрывателям.
     Грохот  рвущегося  тротила  рухнул на горы  тяжелым сокрушающим ударом.
Первую боевую машину опрокинуло под откос через правую гусеницу. Следовавшая
за ней  была буквально  поставлена на попа, потом свалилась влево и осталась
торчать вверх кормой у скальной стенки.
     Третья  и четвертая БМП под  прямой  удар  фугасов  не  попали.  Заряды
взорвались  как  раз посредине  между  машинами. Каменным дождем и осколками
артиллерийских  снарядов,  заложенных   в  грунт  сапером,  посекло  десант,
находившийся на броне.
     Пятая боевая машина была также сметена с дороги мощным ударом и сползла
к реке.
     Лейтенант  Заки Ахметов, татарин из  Пензы, забыв, что  он офицер и  на
него  смотрят солдаты, упал  на колени и замолотил кулаками по камням.  Ужас
произошедшего смял его волю, подавил ее.
     Заки видел  опрокинутую, дымящуюся броню. Видел бездыханные тела ребят,
с которыми  всего  несколько минут назад говорил, шутил, встречался глазами.
Они  были мертвы,  он остался жив. Он, которому вменялось их охранять, своей
задачи не выполнил. Да и как ее  можно выполнить, если на кряже не оказалось
боевиков, способных совершить черное дело. Не было там никого! Не было!
     Хренова  война!  Хреновы  командиры!   Депутаты,  министры,   генералы,
Премьеры и президенты -- все вы хреновы, без исключения.
     Заки вскинул автомат и всадил в небо длинную очередь.
     Вокруг, опустив головы, стояли солдаты. Что думал  каждый из них,  знал
только он сам.  Война крестила их  кровью, жестокостью, смертью, и  души  от
этого не становились ни чище, ни лучше.

     БРДМ  -- боевая разведочно-дозорная машина, на броне  которой находился
комвзвода лейтенант Головин,  -- надсадно завывая,  медленно  карабкалась на
крутой  подъем.  Механик-водитель  ефрейтор  Федя  Бекешин  чувствовал,  как
задыхается двигатель  от недостатка кислорода.  Здесь, в горах, воздуха  ему
явно не хватало.
     Солдаты,  оседлавшие броню,  угрюмо озираясь. Узкая дорога,  выбитая на
склоне горы, походила на сухое каменистое русло высохшего потока и  тянулась
через мрачный враждебный лес.
     Здесь   полными  хозяевами  были  боевики-дудаевцы,  и  выстрелы  могли
прозвучать  из-за   каждого   дерева,   из-за  каждого   камня,   затянутого
лишайниками.
     Кусты  кизила  нависали  над  самой  колеей,   и  солдатам  то  и  дело
приходилось пригибаться, чтобы ветки не стегали по лицам.
     Рядовой Владимир Крепаков, сжимая левой рукой автомат, правой все время
что-то засовывал в рот.
     --  Крепак,  кончай  хрустеть!   --  сидевший   рядом  Лагутин  пытался
остановить товарища, который разжигал аппетит у других. -- Все НЗ стравишь!
     -- Претензии к деду,. -- шепилявил Крепаков набитым ртом.
     -- К какому деду? -- Лагутин не понял юмора.
     --  К  моему.  Он  старый  вояка  и  меня с малых  лет  учил солдатским
премудростям.
     --  И  много  их  ты  знаешь?  -- Лагутин завистливо облизнул  губы, но
достать неприкосновенный запас харчишек из  своего  загашника не посмел: еще
пригодятся, да и команды не было.
     -- Много. В первую очередь чту заповеди:  "Всякая кривая короче прямой,
на которой стоит начальник".  "Не  спеши  выполнять  приказание,  ибо  может
последовать команда "Отставить!". "Ешь -- потей,  работай -- мерзни, на ходу
тихонько спи". "Лучше переесть, чем недоспать". Хватит с тебя?
     Крепаков принялся грызть окаменевший сухарь.
     -- А как  же про  НЗ? -- Лагутин был явно разочарован.  -- На этот счет
что дед говорил?
     -- Про НЗ  особенно много. Прежде всего: "Не оставляй на завтра то, что
можешь съесть сегодня". Еще говорил, что НЗ, как  неприкосновенный запас, --
сплошная глупость.  Солдату эти  буквы  надо  читать проще:  получил  НЗ  --
Немедленно Закуси.  Почему  солдату не дают  в НЗ ни патроны, ни гранаты,  а
только жратву?  Чтобы интенданты  могли списать побольше продуктов  на  свои
нужды. Всего-то...
     Машина  уже миновала урочище Черный  ключ, о  котором  ходило так много
пугающих разговоров. Морпехи своими глазами увидели следы недавней  трагедии
-- сгоревшую  технику  под откосом  у  реки. Головин  вспомнил,  как Ахметов
предложил проходить опасное место в пешем порядке, и подумал, что, будь Заки
комбатом, им бы пришлось тащиться сейчас по кручам, сбивая ноги. А они,  как
известно,  не казенные. И потом,  страхи  всегда  пусты --  два раза в  одну
воронку снаряд не попадает...
     И когда эта  мысль  пришла  к  Головину,  там,  откуда они  только  что
отъехали, с оглушающей силой рвануло. Трудно было понять -- один ли то взрыв
или несколько, слившихся вместе.
     Эхо  накрыло  горы  тягучим грохотом  и  покатилось по ущелью, умирая в
каждом его разветвлении.
     Головин дернулся, хотел что-то скомандовать, но не успел.
     Два гранатомета ударили разом, круша и разрывая металл брони. Полоснули
по  десанту пулемет и автоматы,  добивая в упор тех, что в армейском  боевом
уставе назывались головным дозором. Группа  Казбека  в плен  никого брать не
собирались.
     Сокрушающий  удар  сбил с брони и расшвырял  солдат по сторонам. Дальше
всех улетел Крепаков. Он проломился через чащу кустов кизила, нависавших над
дорогой, и тяжело хрястнулся в яму с осыпавшимися каменистыми краями. В ушах
звенело. Тело потеряло чувствительность.
     Отойдя от шока и с  трудом  выглянув из ямы,  Крепак затаился. В десяти
шагах от него за кустами раздавались выстрелы.
     Два  чеченца  ходили  между  телами  лежащих  на  земле  солдат.  Возле
некоторых задерживались, добивали подававших признаки жизни.
     В стороне чеченский  командир  громким голосом  подал какую-то команду.
Крепаков командира не видел, но слышал его голос и подумал, что этот человек
наверняка большого роста и  очень суровый.  По разговорам и шагам за кустами
он догадался, что чеченцы собрались отходить в лес.
     Пошарив в комуфляже, Крепаков обнаружил гранату и судорожно зажал  ее в
кулаке. Однако у него даже мысли не возникло, что ее можно бросить туда, где
собрались боевики. Одно  дело, когда подобные  штучки  проделывают в кино, и
совсем другое, когда то же самое предстоит сделать тебе.
     Боевики  неторопливо  уходили.  Проходя мимо тела  лейтенанта Головина,
каждый из них считал необходимым ударить  ногой  по лицу. И при каждом таком
ударе  Крепаков болезненно вздрагивал, но не мог отвести взгляда от ужасного
зрелища. Кошмар притягивал.
     Крепаков видел, как последний из боевиков, невысокий худенький парнишка
с автоматом, воровато оглядывались, обшаривал карманы убитых. Несколько  раз
он вынимал оттуда что-то и прятал за пазуху. Обчистив карманы  Лагутина,  он
снял с мертвой руки часы и надел их на свою. Поглядел, слегка отставив руку,
и быстро нырнул в кусты, спеша догнать своих...


10.

     Все нехитрое книжное богатство капитана  Чигирик состояло из нескольких
томиков  детективов  и множества  атласов.  Хорошая карта  была для Чигирика
умным, и красноречивым собеседником.
     Он  не только  легко запоминал названия незнакомых хребтов, гор, водных
потоков,  но  и  объемно  представлял   особенности  рельефа,  нарисованного
горизонталями.
     Первое,  что  бросилось  в  глаза  Чигирику,  когда в  его  руки попали
полетные  карты  Чечни,  --  это  обилие развалин  аулов на  юге республики.
Топографы добросовестно фиксировали все молчаливые следы насилия и разгрома,
издавна гулявшего на этой земле.  Бывшие  аулы тянулись вдоль горных рек, по
долинам между  хребтами, безмолвные, но сохранившие в  ряде случаев названия
чьих-то родовых  гнезд. Париаул,  Тарсенаул,  Кирбаса,  Галикорт,  Дукархой,
Геши...  А сколько их было  --  безымянных,  утерянных для  истории  горской
цивилизации мест обитания, которых люди забыли вообще?
     Оказавшись на  земле,  Чигирик ясно  представлял, где  находится и куда
надо двигаться, чтобы уйти от опасных мест.
     Хребет Аджук, как рука, положенная на  тело земли пальцами на север,  с
двух сторон  омывался реками Фортанга  и Фаэтонка. Рождаясь в светлых ключах
водораздела, по складкам  между отрогами, в Фаэтонку сбегали звонкие речушки
со странными для этих мест русскими названиями -- Чугунка, Соленая, Дубовая,
Камышовая.  С  противоположной   стороны  Фаэтонку  поджимали   крутые  бока
Амитинского хребта. По  ним на  запад тянулась узкая, в полном смысле горная
дорога,  начинавшаяся  от  аула Аршты. Несмотря на кажущиеся преимущества --
все же дорога везде дорога: двигаться по ней крайне опасно.
     Чигирик,  тщательно взвесив все "за"  и "против", решил  идти на запад,
минуя выбитые людьми тропы, тем самым застраховав себя от многих опасностей.
Как он  считал, самым сложным  местом могла оказаться  переправа  через реку
Асса, которую удобнее всего форсировать между селами Галашки и Мужичи. Затем
должен  последовать  рывок  в  несколько  горных  километров  --   не  более
пятнадцати -- и Северная Осетия.
     Приняв решение, Чигирик сориентировался по солнцу и двинулся в долгий и
опасный путь.
     Опираясь на  палку, он шел вдоль опушки букового леса, зорко поглядывая
по сторонам. Оружия, кроме штатного "Макарова", у капитана не было.
     Во время одной из таких остановок Чигирик заметил человека, лежавшего в
чаще, довольно далеко от лесной дороги. Скорее всего, это был  мертвый. Судя
по форме -- российский солдат. Он неудобно лежал на правом боку, навалившись
на  камень. Однако Несколько минут наблюдения позволили выяснить, что солдат
жив. Просто он спал тем сном, который  называют мертвецким.  И даже муравей,
растерянно мыкавшийся по щеке человека, не доставлял ему беспокойства.
     Чигирик  прислушался.  Кругом  было  тихо.  Только   далеко  в  стороне
обстукивал дерево дятел.
     Стараясь  не  шуршать кустами, Чигирик подошел  к  лежащему. Переступил
через ноги солдата, подогнутые к животу. Увидел в руках спящего гранату Ф-1.
Нагнулся, разжал ладонь и потянул смертоносный снаряд к себе. Солдат даже не
шелохнулся.
     Автомата у вояки не было.
     Чигирик присел на поросшую лишаями валежину, поискал  глазами  и сорвал
травинку с пушистым колоском на конце. Протянул руку и пощекотал спящего под
носом.  Поначалу тот  не среагировал, но после настойчивых стараний Чигирика
дернул головой, открыл глаза и сел,  хлопая  руками  по земле, должно  быть,
искал свою гранату.
     Чигирик ткнул ему жестким пальцем в спину. Сказал негромко,  но со всей
строгостью:
     -- Сидеть! И тихо!
     Солдат замер, полусогнувшись.
     -- Ляг на спину.
     Солдат  послушно  лег.  Увидел  перед  собой  летную  куртку  и  кулак,
сжимавший  гранату как булыжник,  приготовленный  для удара.  Широко раскрыл
глаза.
     --  Не убивайте. -- голос выдавал тот  настоящий страх, сыграть который
не под силу ни одному самому талантливому актеру.
     -- Кто такой?
     Солдат молчал.  Все, что он пережил, когда погибли его товарищи, встало
в памяти  одним кровавым образом лейтенанта Головина,  лицо которого боевики
поочередно месили ботинками. Спазм ужаса снова перехватил дыхание.
     -- Успокойся.  -- Чигирик  сам недавно  пережил шок и понимал, в  каком
состоянии мог находиться его пленник.
     -- Как ты здесь очутился?
     -- Как? -- солдат с безразличием повторил вопрос.
     -- Рассказывай. -- Чигирик толкнул его в плечо. -- Ну?
     Сбивчиво, но достаточно понятно Крепаков объяснил все,  что произошло в
урочище и чему он стал свидетелем.
     Чигирик  осторожно  выбрался  на  откос  и  огляделся.   Трупы  солдат,
окровавленные и растерзанные, лежали  внизу  --  на  дороге  и  по обочинам.
Оружия нигде видно не было, его забрали боевики.
     Чигирик вернулся к солдату, еще так и не пришедшему в себя.
     -- Ты теперь видел, что такое смерть? Так?
     -- Так, -- солдат отвечал, почти автоматически повторяя слова,  которые
произносил капитан.
     -- Фамилия?
     -- Моя? Крепаков. Рядовой Крепаков.
     -- Очнись! -- Чигирик взял его за плечо и резко тряхнул. -- Ну!
     Солдат подобрался, на лицо стало  постепенно  возвращаться  осмысленное
выражение.
     --  Тебе  здорово  повезло,  Крепаков.  Такое бывает нечасто,  но,  как
видишь, бывает.  Сейчас мы пойдем отсюда,  но  уже  не  будем  надеяться  на
везение. Не имеем права. Ты понял?  Наше дело работать  так, чтобы тянуть на
себя удачу за уши, не ожидая, когда она повернется к нам. Сечешь?
     -- Секу.
     Крепаков ответил правильно, но уверенности в его голосе не прозвучало.
     --   Давай  договоримся,  --  Чигирик   снова  вложил  в  голос  острую
командирскую  жестокость.  -- Тебе страшно, верно? И было страшно,  когда ты
видел все, что происходило с  друзьями. Но от с