Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
рата
купил.
-- Вы что с ума сошли?!
Валентина сумела выкрутиться из-под его руки и рванула с постели. Но он
тут же крепко ухватил ее за плечо и сжал пальцами горло. У нее даже дыхание
перехватило.
-- Я сказал: еще лежи! -- Он придвинулся вплотную, дохнул ей в лицо
винным перегаром. -- Ты что, правда, забыла? А как мы всю ночь целовалась и
ты говорила: ах, Виса! Ах, Виса! Помнишь?
Он отпустил ее горло и скользнул сильной ладонью по плечам, по животу,
бедрам. Валентина инстинктивно сжалась.
-- Так не надо, -- укоризненно заметил Виса. -- Если я хочу с тобой
играть, ты тоже хоти. А будешь глупая -- убью.
Она поняла, что сейчас возражать, а тем более бороться бесполезно и
закрыла глаза...
Виса согревал ее постель не больше двух месяцев. За это время Валентина
так и не сумела понять, чем занимается этот чеченец в Москве, откуда у него
такие огромные деньги и связи. Он часами вел беседы по "сотовику" с
депутатами Думы, с чиновниками муниципалитетов столицы, с милицейскими
чинами, всем что-то обещал и одновременно от всех чего-то просил и, судя по
всему, что-то регулярно получал.
В один из дней Виса вдруг стал складывать вещи в свой небольшой
чемоданчик.
-- Ты куда? -- тревожно спросила Валентина. Отъезд покровителя, который
быстро сумел отвадить ее бывших знакомых, всерьез беспокоил.
-- Перееду в другой место, -- спокойно разъяснил Виса. -- Завтра в
Москву приедет большой человек. Член правительства Ичкерии. Мы приведем его
сюда. Он будет твой гость.
Было в тоне, которым Виса сообщил новость нечто, заставившее ее
испугаться. Но она спросила, сдерживая страх:
-- Будете обедать?
-- Все будем. Все. Обедать будем, гулять. Надо его хорошо встретить.
-- А что надо купить?
-- Э, глупая баба! Все закажем все в ресторане. Я тебе сказал -- будет
большой человек и встречать его надо тоже очень хорошо.
-- А мне что делать? Уйти?
-- Нет, оставаться здесь. А понравишься гостю, я подарю тебя ему. Мы
тогда уедем, а он останется.
Спорить с Висой было бесполезно, и все же сказала со злой иронией:
-- Кидаете меня друг другу, как эстафетную палочку?
Виса воспринял сказанное спокойно.
-- Э, женщина! Ты не палочка, ты -- дырочка! Если ему не понравишься, я
найду десять других шлюх. Этим товаром Москва богата.
И Валентина смирилась. Ей надо было жить.
Так в ее жизни появился новый человек -- влиятельный кавказский делец
Казбек Исрапилов. Чуть позже он тоже уступил место уже своему приятелю --
Руслану Адугову, который, судя по всему, собирался поселиться в Москве
всерьез и надолго.
7
В дверь позвонили. Валентина, сидевшая за столом, напряглась. Глаза ее
широко раскрылись и застыли. За все время ожидания, она не произнесла ни
слова: ушла в свое прошлое, застряла там и не зная, как выйти в настоящее,
еще больше болась теперь будущего.
Ярощук пружинисто поднялся с дивана, вынул из кобуры под мышкой
табельный "Макаров", снял с предохранителя и вышел в прихожую.
Встав в простенок, чтобы не оказаться в простреливаемом с лестничной
клетки пространстве, спросил:
-- Кто?
-- Алексей Вадимыч, -- голос, чуть приглушенный дверью, принадлежал
Карпенко. -- Эт-то я.
Ярощук, не убирая пистолета, открыл дверь.
-- Входи! -- приказал Карпенко и дулом пистолета подтолкнул вперед и
себя мужчину в сером костюме и в шляпе. Руки тот держал за спиной, и Ярощук
сразу понял, что Василий сработал оперативно.
Он отступил в сторону, пропуская вошедших. Закрыл за ними дверь и
посмотрел на Карпенко.
-- Он был один?
Карпенко отрицательно мотнул головой.
-- Двое, как вы и сказали! Но второй рванул дворами. Его уже ищут.
Он снова подтолкнул задержанного пистолетом, направляя в комнату.
Ярощук сунул свой пистолет в кобуру и всмотрелся в лицо задержанного.
Чтобы лучше разглядеть, снял с него шляпу и швырнул на диван. Узнал того,
кто беседовал с Валентиной в метро на Пушкинской. Обернулся к хозяйке дома.
-- Сдается мне, что мы знакомы. А вы, госпожа, Зеркалова, его знаете?
Она опустила голову на руки, лежавшие на столе и заплакала. Прическа,
удивлявшая своей искусной ухоженностью, сбилась и растрепалась.
-- Обыскали? -- спросил Ярощук у Карпенко.
-- Обязательно!
И капитан стал вынимать из карманов отобранные у задержанного вещи.
Положил на стол красный паспорт гражданина СССР, затем зеленый паспорт с
золотым затейливым иностранным гербом на обложке, пластиковую карточку
автомобильных прав, несколько разных удостоверений в разноцветных корочках.
Сверху, придавив документы, положил пистолет "Вальтер", а рядом поставил на
стол две зеленых гранаты РГД-5 с ввернутыми в них взрывателями.
-- Вот, -- сказал Карпенко с усмешкой. -- Полный джентльменский набор.
Ярощук отодвинул "Вальтер" в сторону и взял красный паспорт. Прочитал
вслух:
-- Джунид Давлатмирзаев. Гражданин России. Так, -- отложил красный
паспорт. Взял зеленый. -- Башир Абу Мажид. Гражданин Иордании... А кто он по
автомобильным правам? Руслан Адугов. Красиво.
Ярощук щелкнул пластиковой карточкой по ногтю. Посмотрел на хозяйку. --
Валентина, как вы думаете, кто он на самом деле?
Она не подняла головы.
-- А что скажешь ты, многоликий Джунид-Башир-Руслан?
Задержанный зло взглянул на Ярощука из под густых черных бровей.
-- Ничего не скажу. Все равно скоро отпустишь.
-- Василий, -- Ярощук бросил многозначительный взгляд на Карпенко, --
Мне он кого-то напоминает, но кого именно?.. Так что заберу его я с собой и
отвезу подальше, а?
-- А с дамой вашей что?
-- Пусть пока посидит дома. Одна. Ей есть о чем подумать...
8
Генерал-майор Георгий Шалманов прибыл на Арбатскую площадь, в
Министерство обороны, с утра и более часа ожидал в приемной приглашения
министра. Тот, как сообщили Шалманову, срочно уехал к премьеру и должен был
вернуться с ценными указаниями с минуты на минуту.
-- Вас, Георгий Петрович, -- любезно улыбаясь, сообщил щеголеватый
полковник, -- он примет первым.
Шалманов не знал, зачем и с какой целью его вызвали из Зауралья в
Москву, хотя и догадывался, в чем дело. Бандформирования чеченца Шамиля
Басаева и террористы Хаттаба организовали военную заварушку на территории
Дагестана, тем самым обеспечив московским политикам очередной приступ
головной боли. Удалять очередной нарыв, в срочном порядке предстояло
военным. Но поскольку боевых генералов, способных вести серьезную войну, в
Российской армии было не так уж много, вспомнили о Шалманове, который имел
боевой опыт. Если учесть, что генерал в мирной службе считался человеком
неудобным и несговорчивым, то иной причины, чтобы вспомнить о нем, в
министерстве не было.
Ничего не поделаешь, в мирное время между офицерами идет жесткое
соревнование за очередную должность и звание. Чаще всего в фаворитах
оказываются те, кто больше нравится начальству угодливостью.
Есть анекдот: Встретились однокашники -- офицеры одного года выпуска из
училища. Один -- старший лейтенант, другой -- майор.
-- Как это ты сумел так выскочить? -- удивился старлей. -- Воевал?
-- Нет, -- усмехнулся майор.
-- В чем же секрет?
-- Ты как открываешь дверь к своему начальнику?
-- Берусь за ручку...
-- А я открываю дверь ногой.
-- Но это же невежливо!
-- Когда руки свободны. А если ты в обеих держишь подарок?
Ногой открывать двери начальства Шалманов никогда не умел. С детства
дед-фронтовик вбил ему в голову неудобную мысль о том, что офицер служит
Отечеству, а не начальству, и Шалманов честно придерживался этих принципов.
А старик знал, о чем говорил. Просто он Великую Отечественную войну начал
сержантом, а закончил капитаном, и потому был убежден в том, что в армии
выдвигают людей смелых и решительных.
Дед конечно заблуждался. Это позже понял Шалманов.
А "как не на войне", это Георгий Шалманов знал, может быть, получше
иных теоретиков. И на давно ставшее банальным изречение немецкого канцлера
Бисмарка о том, что, мол, русские долго запрягают, но едут быстро, тоже имел
своего твердую точку зрения. Ибо этим оправдывали себя все бездари, вступая
в войну и не понимая потом, почему великая русская армия первым делом
подставляет собственную челюсть чужому кулаку, выплевывает выбитые зубы, и
только после этого сделает замах, чтобы ответить противнику...
Шалманов никогда не угождал и не отличался покладистостью. Он был
дерзок, строптив. В одной из аттестаций ему вписали страшные для карьеры
слова: "Бывает груб и невыдержан со старшими и начальниками".
Так бы и окончил офицер карьеру командиром мотострелкового батальона,
если бы не началась война в Чечне. Первые же бои убедительно доказали
беспомощность российских военачальников нового поколения и
неподготовленность войск.
Генштаб немедленно обложил данью внутренние военные округа. Командиру
дивизии, в которой служил подполковник Шалманов, момент показался удобным,
чтобы избавиться от строптивого комбата.
Шалманова откомандировали в резерв Генерального штаба. Он получил под
команду собранный с бору по сосенке мотострелковый полк, погоны полковника и
предписание через две недели отбыть в Чечню.
Приняв командование, новый командир в первую же ночь по тревоге вызвал
офицеров штаба. В двадцать три часа по местному времени небольшой пеший
отряд под командованием Шалманова вышел из гарнизона. За пять часов пути,
проклиная самодура полковника, офицеры прошли двадцать пять километров и
расположились в ставропольской степи. В четыре утра по радио подразделения
полка были подняты по тревоге и получили приказ в пешем строю к девяти часам
выйти на рубеж, где их уже ожидал штаб. К семи часам Шалманов приказал в
условную точку прибыть полевым кухням, чтобы обеспечить солдат и офицеров
горячим завтраком.
То, в каком виде появился личный состав в указанном командиром полка
районе, описать трудно. Более трети солдат собирали по степным дорогам в
"разобранном" состоянии.
Заместитель Шалманова по воспитательной работе майор Луговой на марше
набил мозоль и стер до крови мошонку. Как и других, не выдержавших первого
же испытания, его на машине отправили в гарнизон. Обозленный Луговой написал
в штаб округа докладную, в которой язвительно изложил события страшной ночи
и ужасы, которые командир заставил пережить офицеров и солдат.
Дошло до командующего войсками. Тот ее перечитал, сделал две пометки
красным карандашом на полях и посмотрел на порученца.
-- Сделайте майору Луговому замечание от моего имени. Документы,
которые он посылает в штаб округа, следует писать грамотно. У него пропущены
две запятые.
-- Понял. А в отношении Шалманова?
Командующий пригладил пальцем пышную бровь. С возрастом волосы на ней
стали быстро расти, загибаться вниз и часто как бы мешали зрению.
-- Через неделю я сам заеду к нему.
На другой день после отдыха, который проходил в поле, полк вернулся в
гарнизон пешим порядком. Недовольных оказалось немало и среди офицеров. Но
жаловаться никто не мог. Шалманов прошел весь путь туда и обратно вместе со
всеми.
И только попав в горы, где по кручам и над провалами на резиновом ходу
не покатаешься, люди поняли, что командир полка мучил их не ради
удовольствия. Боевикам, научившимся устраивать засады и безнаказанно громить
колонны бронетехники в узких ущельях гор, не удалось проявить своих
способностей при встречах с батальонами и ротами шалмановского полка. За
полковником в стане противника установилась слава человека, которому
покровительствует сам бог войны. За голову Шалманова была установлена
крупная премия. В сотнях долларов. Но получить ее так никому и не удалось.
Зато после нескольких операций Шалманову передали под командование
мотострелковую дивизию и присвоили звание генерал-майора.
Министр, приехавший из Белого дома, принял Шалманова без промедления.
Встретил в дверях, протянул руку.
-- Здравствуйте, Георгий Петрович. Поздравляю с присвоением очередного
воинского звания генерал-лейтенант! Указ только что подписал президент.
Рука у министра была влажной и мягкой. С того времени, как они виделись
в последний раз, Сергиенко заметно постарел. Не чувствовалось в нем и той
уверенности, без которой нельзя командовать людьми. Дворцовые интриги,
постоянная необходимость лавировать, чтобы сохранить кресло, надломили
министра и, как это уже заметил Шалманов, заставили потерять уверенность в
себе и своих силах. В таком состоянии люди правят другими исключительно в
силу скорее уже бывшего своего авторитета.
Сообщение о новой звездочке на погоне могло бы порадовать Шалманова лет
пять тому назад, но не сейчас. Теперь же он понимал, что очередное звание
дано лишь для того, чтобы он, в знак благодарности, согласился нырнуть с
головой в то дерьмо, которое ему уготовили. Поэтому произносить слова,
полагавшиеся по уставу, Шалманову не хотелось и он ограничился коротким:
-- Благодарю.
Сергиенко сделал вид, что не заметил отступления от устава. А может, и
заметил, но выговорить генералу не решился. Он лишь вздохнул и пошел к
своему столу. Шалманов увидел опущенные плечи и старческую сутуловатую спину
маршала и ему стало не по себе. Видимо не легко жилось человеку скорее всего
честному, но не способному сказать президенту: "Вы уж тут оставайтесь, а я
пойду ко всем матерям подальше" и потому вынужденному играть жалкую роль
марионетки.
-- Прошу к столу, -- министр неожиданно бодрым жестом новоиспеченного
пригласил генерал-лейтенанта сесть в кресло напротив.
Открылась дверь и в кабинет вошел начальник Генерального штаба генерал
армии Кащлев. Крепко пожал руку Шалманову.
-- Искренне поздравляю, Георгий Петрович! -- И без паузы продолжил. --
Давай сразу к карте.
Они подошли к столу, на котором лежала большая топографическая карта
Северного Кавказа -- Чечни и Дагестана.
Сергиенко оперся обеими руками о стол, склонив лобастую голову.
Не глядя на Шалманова спросил:
-- Как смотришь на то, чтобы принять под свою руку направление? Вот
это...
Министр провел рукой, прихватив пограничные территории Чечни и
Дагестана.
-- Плохо смотрю, -- ответил Шалманов.
-- Здесь будет решаться судьба державы, -- сказал министр. -- Поэтому
нужна твердая рука и свежая голова. И пойми, Георгий Петрович, речь сейчас
идет не об услуге министру, а о службе Отечеству.
Шалманов поморщился, как от внезапной зубной боли.
-- Не надо меня убеждать такими доводами. В Чечне мы защищаем не
Отечество, а солдатской кровью замываются ошибки, которые совершены
правительством. По хорошему операцию следовало начать с суда над теми, кто
вооружал Дудаева и кто его финансировал.
Лицо Сергиенко приняло обиженное выражение.
-- Ты в чем-то меня обвиняешь?
-- Да не в этом дело. Когда солдат идет в бой, он должен искренне
верить в то, что его начальники в состоянии реально оценивать обстановку и
отделять правду от лжи.
-- Считаешь, что я не умею этого делать?
--Не доверять у меня вам нет оснований.
Сергиенко снова поморщился.
-- Тогда, я приказываю тебе принять командование группировкой. Сейчас
встанешь, кругом и -- шагом марш!
-- Слушаюсь! -- Шалманов поднялся и одернул китель.
9
Патрик Бадришвили родился в Тбилиси, на Авлабаре, в огромной семье
грузинского еврея. В детстве это был робкий и незаметный мальчик, который
чувствовал свою отчужденность и небрежение к себе буйной ватаги дворовых
приятелей. Отец -- правоверный иудей, по закону предков, сделал сыну
обрезание, и эта мелкая казалось бы деталь оказалась сразу замеченной
сверстниками.
Гоги Кудидзе -- главарь ватаги, происходивший из обедневшего, но все же
княжеского рода, однажды поставил Патрику диагноз: "обрезанный грузин" и это
определило место мальчишки в уличной иерархии. Он не старался всегда
участвовал в играх сверстников, предпочитая наблюдать со стороны. Потому что
попытки ввязаться в игру чаще всего кончались печально. Патрику тумаков
доставалось больше, чем другим: То получал по шее, то возвращался домой с
расквашенным носом.
Именно в те годы и определился характер Патриция, который понял, что
управляет людьми не только сила, но и хитрость. Он оценил любовь городских
грузин к показухе и пижонству. Хилый интеллигент, пробивавшийся заработком,
получаемым в поганенькой жилконторе, встречаясь с приятелями на проспекте
Руставели, возле гостиницы "Тбилиси", считал нужным небрежно вынуть из
кармана пачку "Мальборо" и со смаком пустить при всех в тбилисский воздух
струю импортного дыма. Подметил Патрик и то, что большинство его приятелей
приводили в восторг любые шмотки, если на них стоял лейбл "Made in USA".
Сам Патрик относился к вещам без особого почтения и отдавал
предпочтение тем, которые сделаны добротно и стоят недорого. К двадцати
годам он регулярно появлялся на шумном базаре в Сабуртало и сумел сколотить
деньжат, часть из которых пускал на предмет укрепление своего влияния. Гоги
Кудидзе, тот самый княжеский потомок в десятом колене, с трудом освоивший
азы школьной науки и ставший местным уголовным авторитетом, был приобретен
Патриком со всеми своими потрохами.
Влияние Бадришвили на деловые круги в Грузии и России приобрело новый
вес сразу после того, как Патриций зарегистрировал на имя Кудидзе
юридическую фирму с названием "Укос плюс". Расшифровывалось все довольно
просто: "Улаживание конфликтных ситуаций". Что такое "плюс" Бадришвили и сам
объяснить не мог, но добавка такого рода была модной и сама просилась, чтобы
ее уложили в строку.
В разговорах между собой те, кто имел дело с фирмой "Укос плюс",
Бадришвили называли по-разному: Патриций, Бад, Бадай, Бадри, вкладывая в эти
имена свое отношение -- от почтения до парализующего страха.
Главным качеством, определявшим характер Бадришвили было отношение к
людям, как статистам, которыми ему дано манипулировать в своих интересах. У
него никогда не было настоящих друзей. Все, кто оказывались рядом, стояли
выше или ниже его и делились на три категории -- на быдло, на тех с кем
приходилось считаться и на тех, кого еще предстояло использовать в своих
интересах.
Русских Патрик не ставил ни во что. По опыту Иосифа Джугашвили он знал,
что это ему ничем не грозит. Доверчивость и бесхитростность -- качества
дураков, а они не способствуют выживанию нации.
Русских легко охмурить, ободрать, обчистить, пообещав им высокое
благосостояние при низких затратах труда, огромные проценты дохода на
минимум вложенных средств, изобилие водки и закуси при постоянном понижении
цен. А потом, когда русские доламывали и наконец, что потеряли все, что
сумели создать для себя ранее, и узнавали, что, оказывается, водка и закусь
подорожали, бояться их гнева не стоило. Они вздыхали и причитали: "Ах, суки!
Опять нас кинули!" А повздыхав, шли слушать новые обещания о светлом будущем
из уст очередных прохиндеев.
В какой стране, кроме России, грузин может публично заявить, что вместе
со сперматозоидами отца социалистической демократии Иосифа Сталина к нему в
четвертом поколении передалось право командовать Россией и на этом основан