одарок.  Тот его принял.  И вскоре отношения  сопровождаемого  и его
сопроводителя  сделались  предельно  доверительными.   Этому  способствовала
щедрость Ярощука,  который  периодически делал "опекуну"  небольшие подарки.
Поэтому  Исмет  стал иногда оставлять своего  подопечного  без  присмотра  и
отправлялся к любовнице  с браслетом  или  перстнем,  которые ему со словами
уважения передавал русский Иван.
     В один  из дней Ярощуку предстояло выехать из Исламабада в сторону Мари
на конспиративную встречу со  связником. Тот должен  был ожидать Ярощука  на
обочине  автомобильной   магистрали,   что  позволяло   свести   контакт   к
полуминутной остановке.
     Связника,  одетого  в  халат  нищего дервиша, справа  от  шоссе  Ярощук
заметил издалека. Тот сидел  на камне, метрах  в ста от дорожного указателя.
Рядом, привязанный к столбику за повод, стоял серый длинноухий ишак.
     Ярощуку надо было притормозить и, не  выходя из машины на урду спросить
сидевшего правильно ли он держит путь на Риват, который находился заведомо в
другом  направлении.  На что  дервиш  должен  был  ответить:  "Правильно, но
приедете  только в  Мари".  Именно в слове "правильно" и  заключался  тайный
смысл  пароля. Однако Ярощук решил не  останавливаться. По  условию, которое
было  заранее  обговорено  для  проведении  встречи,  дервиш не  должен  был
привязывать ишака, а стреножить его и пустить вольно пастись рядом с собой.
     Не  останавливаясь,  Ярощук проехал  мимо  дорожного знака,  лишь  едва
сбавив  скорость, чтобы  получше  разглядеть  дервиша и понять,  почему  тот
привязал  ишака  к  столбику.  Внезапно  в  салон  ворвался  звук недалекого
выстрела и машину резко рвануло вправо.
     Ярощук  был  заядлым  автомобилистом,  любил  скорость,  но  никогда не
позволял себе  двух  вольностей --  включаться  в гонку  с  обгонявшими  его
машинами  и снимать  с руля вторую руку, как любят делать лихачи.  Последнее
обстоятельство, помноженное на молниеносную реакцию, спасло от катастрофы.
     Крутанув руль влево, Ярощук удержал джип  на дороге, а сыграв тормозами
-- ножным и ручным, заставил машину  сделать пируэт и  повернуться капотом в
сторону, откуда он ехал.
     Джип еще не остановился, но  Ярощук уронил голову на баранку руля, лбом
утопив кнопку сигнала.  Клаксон заорал,  противным козлиным голосом  огласив
пустыню.
     Ярощук знал, что именно этот  звук заставит  тех,  кто стрелял в  него,
покинуть укрытие  и поспешить  к  джипу. Хотя шоссе в обе  стороны выглядело
пустынным, появись с любой из них машина, ревущий клаксон неизбежно заставит
обратить на себя внимание, в то время как просто джип, стоящий на обочине со
спущенным колесом покажется явлением обычным.
     Расчеты  Ярощука оправдались. Из-за  гряды камней одновременно выбежали
два человека. Один  чернобородый, одетый в армейскую  камуфлированную форму,
бежал к  машине первым.  В  правой руке  он держал пистолет с поднятым вверх
стволом. За бородатым,  путаясь  в  полах длинного  серого  халата, следовал
сообщник в черной чалме.
     Оружия  у  Ярощука  с  собой   не  имелось,  но,  прошедший  длительную
стажировку в московском  таксопарке, где он для  тренировки накатал за рулем
более ста тысяч километров, он  всегда  держал  под сиденьем, у правой руки,
монтировку. И потому, пока голова лежала на баранке руля, свободно свисавшая
вниз рука легла на теплую твердь металла.
     Не добегая до  джипа нескольких  шагов,  чернобородый  полуобернулся  к
поспешавшему за  ним в халате  помощнику. И,  заставив Ярощука вздрогнуть от
неожиданности, крикнул по-русски:
     -- Ахмед! Он сапсем готов!
     Ах, дурак! Охотнику опасней всего расслабляться, когда подстреленный им
медведь встречает его приближение закрыв глаза. Ну надо же так проколоться!
     Едва  чернобородый,  довольный  легким  успехом,  подскочил  к  машине,
монтировка коротким секущим ударом  обрушилась на его правое плечо. Замолчал
клаксон, и с резко наступившей тишине отчетливо хрустнула сломанная ключица.
     Бородатый, даже не  вскрикнув,  повалился на  Ярощука. Но тот подхватил
его,  вырвал  из  костлявых  пальцев  пистолет  и  в  упор  наставил  его на
подбежавшего вплотную чалмоносца.
     -- Стоять! Подними руки!
     Ярощук говорил по-русски, будучи уверенным, что его поймут.
     Запутавшийся  в  полах  халата  тип  под наведенным на него  пистолетом
неожиданно опустился  и сел на камни. Это могло  быть и  следствием сильного
испуга, и хитрым маневром, чтобы отвлечь внимание Ярощука. Но Ярощую не стал
мучиться  лишними вопросами и  сходу, ногой, врезал чалмоносцу  в  солнечное
сплетение. Тот согнулся, хватаясь  обеими руками за  живот и из  рукава  его
выпал  зазвеневший  сталью  нож.  С хрипом заглатывая  широко  открытым ртом
воздух, он повалился на бок.
     Ухватив поверженного противника за руку, Ярощук оттащил его в  сторону,
за камни. Там,  не целясь, нажал на спуск. Грохнул выстрел и ноги чалмоносца
дернулись, а глаза застыли, уставившись в бесцветное южное небо.
     Быстро вернувшись  к машине, Ярощук подхватил под мышки  тело бородача,
находящегося еще в шоке, и уволок за те же камни, где лежал его сообщник.
     Оглядев шоссе  и не заметив на нем машин, Ярощук склонился к бородачу и
стал хлестать его  по  щекам, чтобы привести в чувство. Наконец  тот  открыл
глаза и огляделся блуждающим тупым взглядом.
     -- Ту ки? -- спросил Ярощук на пушту. -- Ты кто?
     Бородач явно не понимал.
     -- Ты кто? -- повторил вопрос по-русски.
     Бородач утомленно прикрыл глаза, демонстрируя нежелание говорить.
     --  Как  хочешь, --  сказал  Ярощук  спокойно и приставил ствол  к  лбу
бородатого. -- Ля  илляха илля Ллаху, инна ли-ль-маути  ля-сакяратин. -- Нет
бога кроме Аллаха, поистине смерти предшествуют беды!
     Эти  слова  известны  большинству мусульман как заупокойная молитва. По
преданию незадолго до своей кончины пророк Мухаммад погрузил руки  в сосуд с
водой, омыл лицо и произнес эту прощальную фразу.
     --  Не  убивай, --  открыв глаза проговорил страдальчески бородач. -- Я
Абдурахман Усманов. Узбек.
     -- Как попал сюда?
     -- Служил в Советской Армии. Попал в плен под Кандагаром.
     -- Откуда родом?
     -- Из Бухары.
     -- Где там жил?
     -- На улице Ленина.
     --  Рядом  с Арком?  -- Арк это историческая крепость-дворец  бухарских
эмиров, и не знать о ней бухарец не мог.
     -- Да, там.
     -- Ближе к медресе Чар-Минару или подальше?
     -- Ближе.
     --Ты вообще в Бухаре бывал? -- этот вопрос Ярощук уже задал по-узбекски
с типичным для бухарских хулиганов интонацией, которую освоил еще в детстве.
     Дело  в том,  что крепость Арк с  четырех  сторон окружали  улицы Карла
Маркса,  Комсомольская,  Коммунаров и  Балиманова,  но  никак  не Ленина.  И
медресе Чар-Минар -- мусульманская богословская школа -- находилось совсем в
другой стороне от Арка.
     Черные  брови  под чалмой  приподнялись, выгнулись  дугами. Узкие глаза
широко раскрылись. Бородатый застонал от боли.
     -- Я ингуш. С Кавказа.
     -- А зачем же врал?
     -- Я попал в плен. Это правда.
     -- Здесь что делали?
     -- Нас послали  убить дервиша с ослом и человека в советской посольской
машине.
     -- Значит, дервиша убили вы?
     -- Да.
     -- А кто привязал ишака?
     -- Мы.
     -- Зачем?
     -- Чтобы не убежал. Он был отвязан.
     -- Лежи. Я пойду посмотрю.
     Ярощук  подошел к дервишу, с которым должен  был встретиться на дороге.
Тот  сидел,  привалясь  спиной к  большому  плоскому камню.  На  шее, поверх
надорванного   ворота   халата,   темнела    странгуляционная    полоса   --
неопровержимое  доказательство, что связника задушили шнурком.  Скорее всего
тем, который Ярощук и обнаружил в кармане чернобородого.
     Тяжело  вздохнув, Ярощук подхватил дервиша под мышки и оттащил подальше
от дороги,  так чтобы его нельзя было  заметить с проезжей части. Потом снял
со  спины  ишака  перекидные сумы --  хурджины,  отвязал повод  от  столбика
дорожного указателя, снял  с морды животного  старенькую  потертую  уздечку,
забросил подальше в камни и ткнул осла в зад рукой, отпуская его на волю.
     Вдали,  у самого  горизонта,  показалась машина. Ярощук быстро подтащил
хурджины  и  бросил  их в  машину.  Затем  поддомкратил джип  и  стал менять
простреленный скат на новый.
     Он  справился  с  делом  за  две  минуты --  опыт  московского таксиста
пригодился в полной мере.
     Не возвращаясь к  бородачу,  --  было не  до  него --  Ярощук  запустил
двигатель и погнал машину в город.
     Закладка  с  микропленкой,  лежавшая  в  одном  из  хурджинов  дервиша,
оказалась не  тронутой, но информация, которую она содержала, была  признана
ненадежной. Более того, водитель Иван Потапов по внезапно возникшим семейным
обстоятельствам был вынужден оставить Исламабад...
     Вернувшись  в Союз, Ярощук еще некоторое время отдал  армейской службе,
потом попал под сокращение штатов.
     После развала КПСС он не примкнул ни к  одной из множества политических
партий России. Недолгое пребывание в компартии навсегда отбило у него веру в
преданность партийных функционеров высоким  идеям. В то же время он понимал,
что  политические  партии,  коалиции,  блоки, группировки, фракции  в  жизни
цивилизованного  общества   неискоренимы.   Охота  за   большими   деньгами,
стремление  отнять  от  каждого  трудового рубля десятину  в свою  пользу --
естественный закон жизни  любого общества. Даже право церкви отнимать  часть
производимого верующими продукта  закреплено божьим  авторитетом в священном
писании  христианства.  А  право  облагать  граждан налогами государство  не
только обеспечивает законами, но и поддерживает силой.
     Никогда в обществе не прекращалась и не прекратиться скрытая борьба  за
передел власти. Значит, связав себя  с одной из  политических сил, ты должен
делать только то, что укрепляет ее влияние.
     А вот этого Ярощук как  раз не  хотел. Он понимал, что отстаивать общие
интересы  можно  только  в  случае,  если  имеешь  дело   сразу   со   всеми
противостоящими или сотрудничающими партиями, не выказывая  ни одной из  них
предпочтения.   И  поэтому,  для  того,   чтобы  как-то   вообще  влиять  на
общественное   мнение   он   завел  знакомства  с  журналистами.  Причем  из
конкурирующих изданий. Выдавая им  информацию  --  каждому, естественно,  по
отдельности  --  он делал вид, будто доверял только ему одному.  Ну  а уж те
были  просто  вынуждены  строго  блюсти  тайну  своего  источника  поскольку
зависели от него.
     Иной  раз и  Ярощук не стеснялся пользоваться известной им информацией,
поскольку далеко не все, что они знали, могло попасть на газетные полосы.
     Одним словом, чтобы выяснить причины, побудившие милицейское начальство
освободить  Казбека  Исрапилова,  Ярощук и  решил  привлечь  к  случившемуся
внимание  своей  знакомой прессы.  Не  откладывая  дело  в  долгий  ящик, он
позвонил одному из шустрых московских репортеров и назначил ему встречу.


4

     Встретились на Второй Песчаной  улице  у магазина "Продукты",  подъехав
сюда с разных сторон.
     -- Есть забавный сюжет, -- начал Ярощук. -- Сегодня в Северном округе у
большого универсама произошел  взрыв.  Сработало  не установленное  взрывное
устройство большой мощности. В клочки разнесло человека...
     -- Если это  "заказуха" много из такого факта не выжмешь. -- Похоже что
журналиста  эта  тема интересовала  не слишком  -- как  факт.  --  Разве что
теракт? А кто жертва?
     --  Не  торопись,  -- возразил  Ярощук.  --  За  этим  взрывом,  вполне
возможно, скрыто  нечто  интересное.  Во всяком  случае  расследование сразу
отобрало у нас  ФСБ.  Больше  того, нам  категорически запретили лезть в это
дело.
     Журналист задумался, машинальным кивком, отбрасывая со лба челку.
     -- А кто за этим может стоять?
     --  Если учесть, что  полный  отлуп мы получила быстрее, чем через  час
после начала расследования, просматривается мохнатая лапа какого-то крупного
деятеля. А вот тебе следующий факт. В связи с этим делом нами был задержан с
оружием  правда,и  с разрешением  носить его некто Исрапилов.  А выдано  это
разрешение  не  нашим МВД, а  министром шариатской  безопасности Ичкерии. Не
успели допросить -- звонок сверху и четкий приказ: отпустить!
     --  Это уже  интереснее.  Все? Ладно,  я погляжу. Если  покажется моему
начальству тут же позвоню!
     -- Хорошо, я погляжу. Если покажется интересным...
     -- Отлично. Но если удастся узнать, кто наложил вето -- шепни. Я  тогда
еще кое-что поищу для тебя...

     Поздно вечером того же дня они встретились снова, но на другом месте.
     -- Мой генерал, -- журналист  всегда шутливо  подчеркивал, что  уважает
человека в погонах. --  Дело,  которое вы копнули, в самом деле имеет немало
загадок.  Насколько  я  успел  выяснить, утром прямо  с места  происшествия,
кто-то  позвонил  господину Резовскому.  Тот  среагировал мгновенно и  выдал
звонок  кому-то  из  своих   друзей  в   Администрации  президента.  Оттуда,
естественно,  последовала  команда  милиции отойти  в  сторону.  Теперь  это
расследование, кстати, отобрали и у службы безопасности.
     -- Спасибо, старик, это уже кое-что проясняет!
     -- Что именно?
     -- Мы  успели выяснить, что погибший при взрыве подполковник  Артемьев,
бывший сотрудник КГБ, работал в частном охранном агентстве "Коралл".
     -- Но сводке происшествий по  городу  об  этом ни строчки. Я специально
интересовался. Больше того,  они утверждают,  будто  личность  погибшего  не
установлена.
     -- А  ты  ожидал иного? Знаешь, на чьи деньги создан и на кого работает
"Коралл"?
     -- Если имеешь в виду Резовского, то знаю.
     --  Теперь посмотрим.  Пострадал кто-то из доверенных лиц магната, так?
Он заинтересован, чтобы дело замяли. И все кинулись ему помогать? Исрапилова
мне приказали немедленно выпустить. Почему? Я вижу здесь чеченский  след, но
доказать пока ничего не могу. В чем интерес?
     Журналист задумался.
     -- Ну, интерес-то в  общем, может просматриваться.  Чечня -- это нефть,
труба... -- Хорошо, я попытаюсь в этом разобраться. Если будет что-то новое,
то сообщу немедленно.
     Новости появились  на следующий же день. При встрече -- опять  в другом
месте -- журналист передал Ярощуку магнитофонную кассету.
     -- Послушай на досуге. Мне  тут некоторые товарищи дали копию перехвата
телефонного переговора Москвы с Грозным. Это тебе кое-что прояснит. Учти, из
Москвы говорит  Патриций, из Грозного -- Мовлади Удугов,  член правительства
Ичкерии.
     -- Кто такой Патриций? -- спросил Ярощук.
     Журналист посмотрел на него с недоверием.
     -- Это Патрик Бадришвили. Неужели  не знаешь?  Удивительно! Но учти  --
кассета строго конфиденциально. Пока мы ее не предадим гласности.
     --  Бадри? Учту, спасибо. Бадри --  это я  знаю, но то  что он ко всему
Патриций, первый раз слышу.

     Запись   оказалась  на   удивление   четкой.  Голоса   сохраняли   свою
индивидуальность и были легко узнаваемыми.
     --  Мовлади, э-э, в последнее время, э, ты так и норовишь взять меня за
горло. Учти, в этом, э, нет смысла...
     Ярощука  уже с первых фраз  стала  раздражать манера  говорить, которая
была присуща московскому абоненту. Тот  медленно  подбирал  слова и  неловко
выстраивал их в фразы постоянно  кряхтя  при  этом,  будто сидел с трубкой в
руке на унитазе  и  боролся с  запором:  после двух-трех слов мекал,  экал и
заикался. Позволить себе таким  образом  вести  беседу по космической связи,
где  автоматика  насчитывала абонентную плату в долларах за  каждую  секунду
разговора мог только человек, не привыкший ограничивать свои расходы.
     Тем  не менее сам разговор для Ярощука представлял интерес и, сдерживая
постоянно  обуревавшее   его  раздражение,  он  продолжал  слушать  заикания
москвича и энергичные выпады чеченца из Грозного.
     -- Бадри, я тебя не беру за горло. Я тебе напоминаю, что игра началась.
И  пришла пора делать ставки. Чтобы не опоздать к  игровому столу. Ты должен
знать,  что игроков,  желающих  сорвать  банк  в этой  игре достаточно. Наше
казино пользуется вниманием зарубежных игроков.
     -- Мовлади, это похоже на шантаж.  Ты начинаешь трясти яблоню, которая,
э-э-э,  едва-едва зацвела. Я  говорю  о другом. Да, вы начали игру. И  когда
обозначатся  первые  успехи,  я  их  поддержу. Возьмите  что-то... Буйнакск,
Хасавюрт, я  не знаю. Объявите столицей свободного государства. Тогда к  вам
весь мир будет  относиться иначе. Это  облегчит мои  действия. Вот тогда  я,
э-э, вложу в это дело не двести, а пять раз по двести, э-э, ты понимаешь...
     -- Бадри, ты  говоришь о плодах. Это правильно. Но хозяин должен прежде
поливать дерево, чтобы снять хороший урожай. Поливай -- и яблоки будут...
     -- Вопрос слишком сложный...
     -- Все равно его пора решать.
     -- Слушай,  Мовлади,  давай рассуждать  разумно.  Я  тебе  не абрек  из
Урус-Мартана. При мне нет, э-э, нужды кричать "Аллах акбар!"
     -- Я и не кричу.
     -- Тогда прими всерьез, что говорю. Зеленый цвет знамени, свою бороду и
слова о  джихаде на каждом шагу -- это,  э-э, оставь  для публики. Для  меня
сейчас главное -- большая труба. Ты понял?
     -- Всегда имею ее в виду.
     -- Тогда вдумайся. Если у  вас не выйдет  с  Дагестаном,  Россия сможет
протянуть  новую трубу мимо Чечни и закрыть задвижки на старой линии. Они бы
уже это давно сделали,  если бы нашли деньги. Значит, пока нет средств надо,
э-э,  пользоваться  моментом.  Можете  говорить  о  единоверцах,  о  великом
Кавказе,  но если упустите Дагестан, цена всем  вашим разговорам -- ноль. Ты
понимаешь?
     -- Без Дагестана и огород городить незачем, мы здесь все понимаем.
     -- Ну, не надо. Ты сейчас говоришь так, будто все в ваших силах. А  это
не так.
     -- В твоих силах тоже не все.
     -- Верно-э-э. Как  ты сказал, в  моих  силах далеко не все.  Но я  и не
делаю вид, что все обстоит иначе. Я исхожу из  реальности  и никогда,  между
прочим, не произношу лозунгов.
     -- Без лозунгов тоже  нельзя. Национальная независимость -- это вековая
мечта нашего народа.
     "Удугов, --  подумал  Ярощук. -- явно  привыкший к митинговой риторике,
никак не может  принять  предельно циничную точку зрения Бадришвили, который
при определении сил своих противников исходит исключительно из их финансовых
возможностей."
     -- Опять ты за свое!
     -- Что дала  Ичкерии  независимость,  если ее не  подкреплять  большими
денежными вливаниями? Жизнь чеченцев одним воровством людей не обеспечишь.
     -- При чем тут воровство?
     "Эге! Значит, упоминание о национальном чеченском промысле, связанном с
похищением людей, задевает -- таки господина Удугова!".
     -- При том, Мовлади, что именно это  настраивает против вас весь мир, а
вы продолжаете делать вид, будто ничего не замечаете. Даже Масхадов, хотя он
и президент, ни разу не  высказал своего отношения  к похищению иностранцев.
Это затрудняет общение с вами не только мне.
     -- При чем тут Масхадов?
     --  При том,  дорогой.  Ты,  конечно,  слыхал  выражение:  "местечковый
еврей"? Так  называли людей, делавших мелкие деньги,  но  веривших, что  они
занимаются серьезным бизнесом. Подобным образом  ваш Масхадов -- местечковый
вайнах.
     -- Бадри, я могу обидеться.
     -- Попробуй.
     Ярощук слушал с  нарастающим интересом. Похоже, Бадришвили хорошо знал,
что обидеть Удугова,  критикуя или даже высмеивая Масхадова, невозможно. При
всей демонстрации их внешней лояльности друг  другу,  Удугов не любил своего
президента и наверняка давно уже примерялся к его креслу. Примерялся, хотя и
понимал, что реальной  возможности,  ни путем выборов,  ни путем переворота,
войти в президентский кабинет  у  него нет шансов.  Реальной властью в Чечне
обладали  те,  кто  возглавляли  вооруженные   формирования.  Именно  они  и
соз