Так  как  утренняя  роза  в  этот  момент  пыталась  английской
булавкой заколоть блузку у себя на груди (оторвалась пуговица), то  едва  не
обошлось без кровопролития.
   - А-а-а! - дико закричала Алла, от ужаса теряя остатки привлекательности.
- Ярослав Геннадьевич! Вы что!  Я  едва  не  проткнула  себя  насквозь!  Еще
миллиметр - и стала бы жертвой пневмоторакса!
   -  Переделать  в  соответствии  с  ремарками,  -  бросил   вице-президент
"Пластэка". - Тебе не кажется, что ты чересчур разговорчива? И приведи  себя
в порядок. Ты не в бассейне.
   - У меня всего лишь оторвалась пуговица. И я хотела...
   - Ладно, проехали. Извини, что ненароком напугал. Переделай  документы  и
распечатай. Через пятнадцать минут они должны лежать на моем столе.
   Алла скептически посмотрела на толстую пачку:
   - Если они и будут лежать через пятнадцать минут на вашем столе, то я  уж
точно буду лежать под столом в состоянии глубокого потрясения  и  с  вывихом
обеих рук.  Нереально,  Ярослав  Геннадьевич.  У  нас,  конечно,  скоростной
принтер, но ведь...
   - Ты никогда не задумывалась о том, чтобы сменить место работы? - холодно
процедил сквозь зубы Кобрин.
   Аллочка вмиг утратила красноречие. Она привыкла  свободно  выражать  свое
мнение в присутствии Никиты Андреевича, и Кармелин ничего  не  имел  против,
даже прислушивался  к  замечаниям  верной  секретарши.  Алла  понимала,  что
теперь, после смерти  президента,  ее  жизнь  немного  осложнится,  учитывая
вредный характер Кобрина. Но о вероятности скорого увольнения  она  даже  не
задумывалась.
   - Ярослав Геннадьевич, я не понимаю. Вы мною недовольны? - робко спросила
девушка. Потерять место в "Пластэке" после пяти  лет  работы  было  для  нее
трагедией.
   - Трудись, - сухо ответил Кобрин. - Посмотрим. Он скрылся за дверью. Алла
скорчила вслед кошмарную рожу. Обернись вице-президент в этот  момент,  Алла
вмиг вылетела  бы  с  должности  секретаря,  а  у  Кобрина,  несомненно,  от
увиденного встали бы волосы на голове дыбом...
   Двадцать минут ушло только на лихорадочное исправление текста.  Документы
были составлены Никитой Андреевичем, и, по мнению Аллочки, все замечания  на
полях, нацарапанные "паркером" Кобрина, несли не конструктивизм,  а  желание
продемонстрировать себе и миру, что время Кармелина безвозвратно  кончилось.
Зарядив принтер бумагой и включив его, Алла покинула приемную на пять  минут
- рваным аллюром пробежаться до  туалета.  Когда  же  она  вернулась,  то  с
негодованием  и  отвращением  обнаружила,  что  дверь  кобринского  кабинета
закрыта на замок.
   - Смылся, подлец! - поняла Аллочка. - А мы тут с принтером,  как  идиоты,
рвем  жилы,  чтобы  быстрее  вернуть  документы  его  величеству.  Чувствую,
действительно придется искать  новое  место.  Не  уживемся  мы  с  товарищем
Гадюкиным, не сработаемся. И чем я ему не угодила?
   Алла бросила взгляд в зеркало на стене. По  ее  мнению,  образ  идеальной
секретарши был выдержан на все сто.  Синий  костюм,  белая  блузка,  строгое
лицо. Очки в тонкой изящной оправе.  Выдающиеся  профессиональные  качества.
Безграничная компетентность. Тонкое обаяние. К своему счастью, Аллочка могла
бесконечно долго цитировать список собственных достоинств. Если  бы  Ярослав
Геннадьевич Кобрин сказал  ей,  что  с  великим  удовольствием  променял  бы
упаковку компетентных Аллочек на одну-единственную бестолковую Барби,  но  с
дивной полнометражной грудью, пышной челкой, тонкой талией и так далее, Алла
была бы шокирована.
   - Да! - сердито сказала она в телефонную  трубку,  раскладывая  на  столе
отпечатанные документы. - Компания "Пластэк", приемная.
   - Ярослав Геннадьевич уже ушел? - спросил приятный и музыкальный  женский
голос, причем интонация, с которой было произнесено имя Кобрина,  совершенно
не соответствовала  чувствам,  испытываемым  в  данный  момент  Аллочкой  по
отношению к вице-президенту. "Ярослав Геннадьевич" прозвучало нежно, певуче,
с любовью. - С кем я разговариваю? Это секретарь?
   - Да. - Алла вслушивалась в дивное контральто. Чудесный  голос  вовсе  не
принадлежал супруге Кобрина. Она слышала его впервые. - Ярослав  Геннадьевич
отсутствует. Ему что-то передать?
   - Нет, спасибо.
   - Пожалуйста.
   Алла в задумчивости опустила трубку радиотелефона.
   - По работе? - спросила она  у  себя.  -  Коллега?  Партнер  по  бизнесу?
Заказчица? Поставщик? Но я бы знала. Тогда - любовница. Точно, любовница.
   И Алла вернулась  к  бумагам,  не  переставая  размышлять  о  неожиданном
звонке. До сегодняшнего дня личная жизнь Кобрина ее абсолютно не  волновала.
Алла вообще довольно редко, принимая во внимание прохладное отношение к  ней
вице-президента, контактировала с Ярославом Геннадьевичем.
   Она упивалась деловым общением с милым сердцу Кармелиным.
   Но теперь было необходимо приспосабливаться к новым  условиям  работы.  И
значит, более внимательно относиться к личности Ярослава  Геннадьевича,  чем
раньше Аллочка, находясь под  патронажем  Никиты  Андреевича,  вполне  могла
пренебречь. "А есть  ли  у  Кобрина  возлюбленная  на  стороне?"  -  впервые
задалась она вопросом. В том, что, например,  Кармелин  любовницы  не  имел,
Алла могла поклясться на "Справочнике по работе с  "Windows-98".  А  Кобрин?
Что  было  в  загашнике  у  него?   Ярослава   Геннадьевича   Бог   наградил
сыном-подростком и чудовищно ревнивой женой. Алла как-то раз имела несчастье
видеться с ней. А этот дивный,  богатый  оттенками  голос,  прозвучавший  из
телефонной трубки... Кому он принадлежит?
   Ближе к вечеру Алла сделала звонок, который держала в мыслях  весь  день,
но откладывала как что-то тягостное. Она хотела выразить соболезнование жене
Никиты Андреевича, но все никак не решалась это сделать.
   - Настасья? Здравствуйте, это Алла. Узнали?..
 
*** 
 
   Черный  "мерседес"   Кобрина   плутал   по   улицам   города.   Преодолев
десятиминутную пробку на площади Героев войны, проехав  пару  километров  по
красно-розовому от цветущих роз проспекту Мира,  автомобиль  достиг  Речного
тупика. Размеры авто отражали амбициозность вице-президента "Пластэка", в то
время  как  рост  Ярослава  Геннадьевича  был  обратно  пропорционален   его
самомнению. Недотянув и до ста семидесяти, Кобрин компенсировал  недостающие
ему  для  счастья  сантиметры  врожденной  гигантоманией.  Вот  и  роскошный
автомобиль, припарковавшись в Речном тупике рядом с двумя утлыми "Тавриями",
удивлял прохожих массивностью.
   Однако поведение Ярослава Геннадьевича говорило о  том,  что  сейчас  ему
хотелось бы быть как можно  менее  заметным.  Он  оглядывался  по  сторонам,
нервно всматривался в лица встречных обитателей  Речного  тупика,  дергался,
торопился и в конце концов поспешно скрылся в подъезде панельной пятиэтажки.
   Девушка, словно  прекрасный  мираж,  возникшая  в  тенистом  дворе  через
несколько минут после прибытия Кобрина, могла остаться незамеченной только в
случае, если бы одновременно с ее появлением на соседний дом рухнула атомная
бомба. Но так как бомба спокойно дремала на военной базе  где-то  далеко  от
России, то вся компашка, гревшая кости на августовском солнце, встрепенулась
и с ножами и вилками набросилась на новое блюдо.
   - Юбка-то, юбка! - шипела вслед яркой девице бабка. - Все видать-то!
   - Иш-ш-шь вырядилась, бесстыдница! - гремучей змеей вторила другая.
   - Размалевалась-то!
   Подростки, чинившие на бордюре мопед, были более благосклонны к девушке в
суперкороткой юбке.
   - Нехилая мочалка! - вынесли они одобрительный вердикт.
   Мнение публики мало волновало "нехилую мочалку" и  бесстыдницу.  Стройная
блондинка в темных солнцезащитных очках спокойно перешагнула через  запчасти
мопеда, улыбнулась бабкам краешком алого рта и скрылась за дверью.
   - Привет! - кивнула она встретившему ее в полупустой квартире Кобрину.  -
Отлично выглядишь. Классный галстучек.
   Вице-президент "Пластэка" тоже с явным удовольствием оглядел подругу,  но
было понятно, что он хочет услышать  от  нее  что-то  более  важное,  нежели
мнение о галстуке.
   - Ну? - нетерпеливо спросил он.
   - Все нормально, - сказала  девушка.  -  Не  волнуйся.  Я  действовала  в
соответствии с твоими инструкциями.
 
Глава 9 
 
   Заглянув утром в детскую комнату, Илья обнаружил  близнецов  сидящими  на
горшках. Оба с сосредоточенным видом держали на  коленках  по  растрепанному
журналу (Леша - "Компьютерный мир", Антоша - "Плейбой", который  два  месяца
назад сильно разочаровал своей скромностью Валдаева и Здоровякина, жаждавших
обнаженного безумства).
   - Салют, мужики!
   В  качестве  ответного  приветствия  Илья  получил   от   потомства   два
полновесных горшка. Гири, эспандер и ледяная вода прогнали  остатки  сна,  а
Мария все еще валялась в кровати, сладко уткнувшись в  подушку,  и,  видимо,
совсем  не  собиралась  просыпаться.  "Опять  сидела  всю  ночь",  -   понял
Здоровякин, обнаружив на кухонном столе ноутбук. Через минуту он уже  гремел
кастрюлей - варил манную кашу.
   Каждое утро, выполняя однообразные, но необходимые процедуры, Илья  думал
об одном и том же: нельзя оставлять детей на Машу. Это было лейтмотивом  его
ежедневных переживаний. Увлеченная работой, Мария не замечала ничего вокруг.
С диким сожалением, после пятикратного напоминания со стороны Леши и Антоши,
она  отрывалась  в  обед  от  монитора,   чтобы   разогреть   приготовленный
Здоровякиным суп и накормить  детей.  Необходимость  выводить  близнецов  на
прогулку сначала навевала на Машу уныние, пока она  не  сообразила  брать  с
собой блокнот и ручку и предаваться составлению компьютерных программ,  сидя
на краю песочницы. Предоставленная автономность радовала  малышей,  и  хотя,
отдавая дань природному темпераменту, они иногда исчезали из  песочницы,  но
всегда тут же возвращались обратно. Наверное, понимали, что задумчивая  мама
и не заметит их отсутствия, а к полной и исключительной свободе еще не  были
морально готовы. Другие мамаши  трепетно  выполняли  материнский  долг  -  с
истошными воплями носились по двору за короедами, не  давали  им  утонуть  в
луже, беспрестанно делали замечания, вытаскивали из-под  колес  автомобилей,
спасали  от  злых  собак.  В  глазах  этих  доблестных  матерей  Маша   была
равнодушным извергом, готовым бросить малюток на произвол судьбы.
   - Вставай, работяга, - растолкал жену Илья. - Детей  покормил.  Ухожу  на
работу. На обед не приду.
   - Да?.. - выдохнула теплая, сонная Маша и  вытянула  трубочкой  губы  для
поцелуя. - Я тебя так люблю...
   Из детской доносилось напряженное  пыхтенье.  Дети  сперли  из  кухонного
пенала две пачки печенья и теперь размачивали его соком. Из  образовавшегося
липкого материала они увлеченно ваяли на стене комнаты барельеф.
   После похорон  мужа  Настасью  носило  по  волнам  отчаяния,  как  шхуну,
сорвавшуюся с якоря.  Якорем  был  Никита,  теперь  его  не  стало.  Вино  и
транквилизаторы  раскрасили  мир  мрачными  нереальными  красками.  Настасья
блуждала в фиолетовой мгле, кружилась в темно-лиловом водовороте, слепла  от
внезапных  магниевых   вспышек.   Прорываясь   сквозь   розовую   пелену   в
действительность, она понимала, что  там  ее  ждут  только  слезы,  и  вновь
погружалась в разноцветное забытье.
   - Настя, Настя-а-а, - тормошил кто-то ее. - Из милиции пришли-и-и...
   Что-то  непонятное,   огромное,   тяжелое,   как   каренинский   паровоз,
надвигалось на нее.
   - ...питан-тан-тан... ровякин-кин-кин... - отозвалось в голове  шаманским
бубном.
   Настасья сжала виски пальцами.
   - Я из уголовного розыска, - повторил Илья. - Капитан Здоровякин.
   - Вы вполне соответствуете своей фамилии, - тихо сказал чей-то чужой,  не
Настасьин, голос. Она с трудом поймала капитана в  фокус.  В  руке  Настасья
держала наполовину пустую бутылку вина. Илья сверху вниз смотрел на женщину.
Ее кружевной пеньюар позволял принимать в нем посетителей только с условием,
что посетители слепы,  как  новорожденные  котята,  или,  по  крайней  мере,
гомосексуалисты. Так как Илья  обладал  стопроцентным  зрением  и  здоровыми
инстинктами, то видеть женщину слегка завернутой в кусок  прозрачной  тряпки
было  для  него  не  совсем  удобно.  Не  помогало  успешному  расследованию
убийства.
   Красота Настасьи была очевидна и несомненна, хотя временно пострадала  от
потоков слез. Несчастные серые  глаза,  распухшие  губы...  Илья  неожиданно
почувствовал, как тонкая острая игла жалости мягко вошла в его  сердце.  Ему
захотелось тыльной стороной ладони вытереть слезы с влажных щек  Настасьи  и
чмокнуть бедняжку в нос, как заплаканного ребенка. Вместо этого он забрал  у
нее бутылку и подтолкнул в сторону кресла.
   Сам Илья осторожно опустился на диван и  прислушался.  Обычно,  когда  он
проделывал подобный нехитрый приемчик,  следом  раздавался  жуткий  вопль  и
из-под Ильи с барахтаньем выползал, вращая глазами, котенок или щенок.  Или,
что хуже, извлекались  на  свет  раздавленные  очки,  пульт  от  телевизора,
икебана, торт, пяльцы с вышиванием,  букет  роз,  труп  любимого  попугая...
Здоровякин всегда подозревал, что свидетели  долго  и  упорно  готовились  к
встрече с ним, собирая пожитки именно в то место, куда обычно сажали гостей.
   Но сейчас обошлось.
   - Мне нужно переодеться, - сказала Настасья.
   Поднявшись, она пошатнулась и едва не рухнула обратно. Падение  в  мягкое
кресло вряд ли причинило бы вред Настасье, но реакция Здоровякина  оказалась
молниеносной: доля секунды - и он держал в богатырских  объятиях  зареванную
красавицу. Человек прямой, чистый, неиспорченный, Илья  вовсе  не  собирался
воспользоваться ситуацией и пошленько поприжиматься к едва  одетой  женщине.
Он отреагировал автоматически. Но едва капитан ощутил у груди  слабое  тепло
Настасьиного тела, почувствовал  тонкий  аромат  ее  светлых  волос,  сердце
Здоровякина  ухнуло,  судорожно  дернулось  и  бешено  заколотилось,  словно
сдуревший хронометр.
   Настасья мягко высвободилась из железного обруча, странно  посмотрела  на
Илью и покинула комнату. Ее уже совсем  не  шатало,  ее  походка  показалась
Здоровякину божественно-невесомой.
   Через семь минут в зале появилась не Настасья, а грузная дама с подносом.
Наряд, маникюр и прическа ввели  Здоровякина  в  заблуждение:  домработницы,
полагал он, обычно экипируются более скромно. Но все же разодетая мадам была
домработницей Кармелиных.
   - Вот, подкрепитесь, - предложила она. - Хозяйка распорядилась  накормить
вас завтраком. Раз притопали в такую рань. Ни свет ни заря. Экий вы громила.
   Валентина Генриховна и сама была не  маленьких  размеров,  но  квадратный
Илья вызвал у нее  восхищение.  А  у  Ильи  вызвала  восхищение  перспектива
дополнительной незапланированной  трапезы.  Он,  конечно,  перехватил  утром
полбатона с маслом,  но  каким  надо  быть  кретином,  чтобы  отказаться  от
бесплатных бутербродов с черной икрой и салями и крепкого, чудесно пахнущего
кофе!
   Настасья  неслышно  возникла  в  комнате  одновременно  с   исчезновением
последнего куска колбасы с тарелки. Теперь на  женщине  было  надето  легкое
длинное  платье,  абсолютно  непрозрачное,  темный  цвет  которого   оттенял
трагическое  выражение  ее  лица.  Илья  удивился,  как  ловко  за  каких-то
ничтожных пятьдесят  минут  отсутствия  Настасье  удалось  привести  себя  в
порядок. Красных пятен от слез словно не бывало.
   - Извините, что застали меня неодетой, - смущенно сказала Настасья.
   Илья собрался было объяснить, что он видел женщин и не в таком виде и что
между  девушкой  с  перерезанным  горлом  и  живой  неодетой  Настасьей   он
однозначно предпочтет Настасью, но передумал.
   - Спасибо, - кивнул он в сторону опустошенных тарелок. - Настоящий кофе я
люблю. А черную икру последний раз ел в прошлой жизни.
   - А кем же вы были  в  прошлой  жизни?  -  грустно  улыбнулась  Настасья.
Бесхитростность капитана ее тронула.
   - Наверное, камбалой.
   - Камбалой?! - изумилась Настасья. - Почему камбалой?
   - Ну как? Шнырял по морскому дну, выискивал черную икру и жрал ее. Так  я
себе это представляю.
   - А разве икра лежит на морском дне?
   - Конечно. В таких маленьких черно-синих баночках.
   - Знаете, я почему-то думала, что со  мной  будет  беседовать  Александр.
Фамилию я уже не помню. С голубыми глазами.
   - Валдаев.
   - Да. Он ваш коллега?
   - Точно. Мы работаем вместе. А вы имеете что-то против моей кандидатуры?
   - Да нет же! Я просто так спросила. А как вас зовут, капитан Здоровякин?
   - Илья.
   - Тогда  партийная  кличка  у  вас  обязательно  должна  быть  "Муромец".
Учитывая ваши потрясающие габариты.
   - Не угадали. У меня нет клички. Ну-с, давайте приступим к делу, Настасья
Сергеевна...
   Короткая разминка закончилась, Здоровякин взял в руки блокнот. В основной
части концерта он совсем не был так беззаботен  и  игрив,  как  в  прелюдии.
Легкое  стаккато  сменилось  тяжелыми  ударами  басов.  Илья  задавал  сотни
вопросов, выяснял, детализировал,  уточнял,  изводил  Настасью  бесконечными
повторениями, отклонялся, по ее мнению, от темы. Кажется, его волновало все:
взаимоотношения  Никиты  Кармелина  с  матерью  и  сотрудниками  "Пластэка",
распорядок дня, привычки, увлечения Никиты, прибыльность компании,  личность
итальянца Маурицио Бартолли...
   - ...и вы вернулись домой сразу после окончания семинара?
   - О боже, Илья! Вы спрашиваете об этом уже в  сотый  раз!  -  раздраженно
воскликнула Настасья.
   Она устала отвечать на вопросы.
   -  Маргарита  Дорогина,  ваша  телохранительница...  Она  давно   у   вас
работает?
   - Где-то пять месяцев. Мы наняли ее в марте.
   - В том была жизненная необходимость?
   - Да. Я уволила одну сотрудницу, и она стала названивать мне по телефону,
посылать письма с угрозами. Я решила подстраховаться.
   - А почему не обратились в милицию?
   - Не смешите меня! - дернула плечом Настасья. - Сколько у вас нераскрытых
убийств, грабежей.  Кто  будет  заниматься  нереализованными  угрозами  моей
бывшей сотрудницы? Ну звонила она мне, обещала зарезать, облить кислотой, ну
прислала  несколько  писем,  написанных  печатными  буквами.  На  этом   все
кончилось.
   - Понятно. А почему вы наняли Маргариту, а не крепкого парня?
   - Не знаю, Илья, как это может относиться к делу об убийстве моего  мужа,
но,  раз  вам  так  интересно,  я  отвечу.  Во-первых,  мужчина  в  качестве
постоянного сопровождающего меня бы сковывал. Во-вторых,  Никита  достаточно
ревнив, чтобы позволить жене иметь подобный мускулистый эскорт. Вернее,  был
ревнив, - горько вздохнула Настасья.
   - Как я понял, ваша сотрудница ограничилась  одними  угрозами.  Потрепала
вам нервы и успокоилась. И Маргарите, к счастью, не пришлось демонстрировать
навыки рукопашного боя?
   - Нет, не пришлось. Хотя она с удовольствием помахала бы руками и ногами.
Все, что связано с риском для жизни, находит в ее душе живой отклик.
   - Если угроза вашей жизни миновала, почему вы не уволили Маргариту?
   - Да. Она уже ищет себе новое место.
   - Вы вполне ей доверяете?
   -  Рите?  Конечно!  Знаете,  она  фантастическая  личность.   Сильная   и
незаурядная.
   - В чем это проявляется?
   - Во всем. А почему Маргарита так вас интересует?
   - Э... - Илья едва не ляпнул, что телохранительница интересует  вовсе  не
его, а гражданина Валдаева. - Я  должен  составить  представление  о  людях,
окружавших Никиту  Андреевича.  Думаю,  за  пять  месяцев  совместной  жизни
Дорогина стала почти членом вашей семьи.
   - Можно так сказать.
   - Поэтому я и спрашиваю. Значит,  как  я  понял,  ваша  телохранительница
любит нештатные ситуации?
   - Обожает.
   - Хотя это противоречит ее статусу телохранителя. Она  ведь  должна  быть
эталоном осмотрительности и осторожности.
   - Когда дело касается нашей  Маргариты,  об  осторожности  можно  забыть.
Например, видели бы вы, как она гоняет  на  мотоцикле,  который  ей  подар