- Когда вернешься? - всхлипнула она в трубку. - Сколько можно тебя ждать!
   - Все только начинается, - "обрадовал" папуля. - Скоро не жди. Я  ведь  и
месяца не повоевал
   - Как ты там?
   - Я-то нормально, - сказала Маргарита. Она едва не брякнула про пятьдесят
тысяч  долларов,  но  остановилась.  Мелкие  материальные  радости  казались
ничтожными на фоне батального полотна, на  переднем  плане  которого  сейчас
возвышалась фигура полковника Дорогина. - Познакомилась с одним  парнем.  Он
работает в уголовном розыске. Хочет со мной дружить.
   - Отлично, старушка. В твоем возрасте  самое  время  начинать  дружить  с
мальчиками. А то засиделась в девках.
   - Ты сам просил не выходить замуж без тебя.
   - А у вас уже разговор идет о свадьбе?
   - Нет еще, - смутилась Маргарита.
   "Значит, отец решил снова сражаться до победного  конца,  -  думала  она,
положив трубку телефона. - Мало я настрадалась за  те  два  года.  Опять  по
новой. Проклятье! И ведь эта война никогда не кончится!"
   Маргарита  знала,  каким  образом  она  могла  бы   очутиться   рядом   с
единственным драгоценным мужчиной: повесить на шею автомат, гранату в зубы -
и в бой под командованием полковника Дорогина. Только отец никогда бы  этого
не допустил. Ей оставался горестный  удел  женщин,  проводивших  любимых  на
войну, - ждать, надеяться и молиться Богу.
 
*** 
 
   К вечеру погода изменилась. Небо  потемнело,  но  не  от  сумерек,  а  от
налетевшей тучи, поднялся ветер,  и  крупные  капли  дождя  забарабанили  по
крышам и окнам.
   - О! - воскликнула Яна, выбираясь из такси  и  подставляя  дождю  лицо  и
руки. - Какой теплый! Будто бы лето еще и не кончилось!
   Она  была  в  тонком  коротком  платье,  которое,  вмиг  намокнув,  стало
совершенно прозрачным. Кобрин, сопровождавший девушку в аэропорт,  напротив,
был в костюме и при галстуке. Учитывая практически полную обнаженность  Яны,
а также  то,  что  сегодня  она  надела  туфли  на  высоченной  платформе  и
возвышалась над  спутником  на  целую  голову,  парочка  представляла  собой
колоритное зрелище. Ярослав Геннадьевич заметно нервничал.
   - В аэропорту всегда встречаешь кучу знакомых,  -  недовольно  высказался
он, рассматривая Янину грудь, облепленную мокрой тканью. -  Ты  окончательно
рассталась с мыслью о полезности бюстгальтера?
   - Он нужен только для того, чтобы ты его с меня снял, - заметила Яна. - А
мы ведь с тобой расстаемся...
   Из сентенции, наверное, следовало, что в Москве Яне и вовсе  не  придется
обременять тело данной частью туалета. Но Ярослав Геннадьевич был отнюдь  не
идиотом и понимал, что это всего лишь  слова.  Конечно,  в  Москве  найдется
множество  желающих  составить  компанию  эффектной  блондинке  с   чудесной
фигурой, раскрепощенными манерами и волшебным голосом. Уколы  ревности  были
весьма болезненны, и Ярослав Геннадьевич впервые посочувствовал бедной Елене
- раньше подозрительность жены вызывала у него лишь раздражение, а сейчас он
понял, насколько мучительно поджариваться на медленном огне. Кобрину  совсем
не хотелось отпускать возлюбленную в столицу, но  это  являлось  пунктом  их
устного договора. Яна добросовестно отработала свою партию в дуэте,  навесив
на уши Елены  Борисовны  полторы  тонны  качественных  итальянских  макарон.
Теперь и Ярослав Геннадьевич должен  был  сдержать  данное  слово  и  помочь
потенциальной звезде  эстрады  начать  певческую  карьеру.  Демонстрационный
видеоклип с участием провинциального самородка  уже  нашел  живой  отклик  в
столице, продюсер - не Айзеншпис или Алибасов, но тоже довольно известный  -
ждал, распахнув трепетные объятия. В "Шерлоке" закатили грандиозный  банкет,
провожая сотрудницу "во солдаты", то есть в  певицы.  И  Кобрин  собственной
рукой вручил Яне авиабилет до Москвы, а также энную сумму  на  обустройство.
Хотя его сердце рвалось на части.
   Таксист выгрузил из машины  два  чемодана,  и  Ярослав  Геннадьевич,  как
заправский носильщик, лихо подхватил багаж.
   - Встретимся у стойки регистрации, - бросил он Яне.
   Они вошли в сверкающее тонированным стеклом и  хромом  кубическое  здание
аэропорта через разные двери.
   Девушка вытянула из объемной сумки, болтающейся у бедра, легкую  кофту  и
прикрыла самые убойные места видеоизображения.
   - Почему бы тебе не развестись? - в сотый раз задала  Яна  вопрос,  когда
они воссоединились внутри здания.
   Регистрация еще не началась. Зал был полупустынен. Блестящие плитки  пола
отражали кресла,  пальмы  и  редких  пассажиров.  Время  от  времени,  цокая
каблуками,  пересекали  открытое  пространство  очаровательные   и   изящные
стюардессы компании "Трансвэйз", одетые в малиновую униформу.
   - Кстати, какая авиакомпания меня повезет? Я и не посмотрела,  -  сказала
Яна, провожая взглядом очередную малиновую девицу. - Угу, "Трансвэйз"
   Первый класс. Ты не поскупился!
   -  Когда  я  жалел  на  тебя  денег?  -  грустно  вздохнул   Кобрин.   Он
действительно всегда был щедр.
   - Пошикую! - улыбнулась Яна. -  Выпью  бесплатного  шампанского  за  твое
здоровье.
   - Выпей за свой успех. Надеюсь, у тебя все получится.
   - Хотелось бы. Слушай, а я ведь не поздравила тебя с  новым  назначением!
Ты стал президентом "Пластэка"! Поздравляю!
   - Для меня ничего не  изменилось,  -  пожал  плечами  Ярослав.  -  Те  же
функции, что и раньше.
   Однако  пренебрежительный  тон  Кобрина  не  соответствовал  испытываемым
чувствам. Он всегда мечтал быть первым и разделаться  с  приставкой  "вице".
Вторая  лошадка  не  выигрывает  скачек,   пусть   даже   она   отстала   от
победительницы всего на полголовы.
   - Так почему же ты с ней не разведешься? - вернулась к больной теме  Яна.
Она желала Кобрину освобождения не  из  корыстных  целей,  чтобы  заполучить
богатого спонсора в полноправное владение,  а  из  сочувствия.  Сыграв  роль
платного агента Елены Борисовны и имев  возможность  вплотную  пообщаться  с
ней, Яна понимала, что эта женщина  способна  отравить  жизнь.  -  Она  ведь
выматывает тебя своими подозрениями!
   - Не могу я ее бросить, Яна, - сказал Кобрин. - Люблю,  наверное.  Жалею.
Кому она еще нужна, кроме меня, такая ненормальная? Сын к тому же растет.
   - Сын уже большой.
   - Конечно, большой! Самый опасный  возраст  -  четырнадцать.  Слушай,  на
следующей неделе у меня намечается командировка в Москву.
   - Правда? - искренне обрадовалась Яна. - Вот здорово! Я буду ждать!
   - Будешь?
   - А ты сомневаешься?
   - Думаю, едва ты приедешь в столицу и узнаешь вкус первого успеха, у тебя
голова пойдет кругом.
   - Все равно я буду тебя ждать, - упрямо возразила Яна.
   - На, возьми. Развернешь в самолете.  -  Кобрин  вложил  в  руку  девушки
маленький сверток.
   ...Удобно расположившись в просторном кресле авиасалона, Яна  замерла  со
счастливой улыбкой на  губах.  За  иллюминатором  сверкал  огнями  аэропорт,
ночное небо рассекали взлетающие лайнеры. Яна  чувствовала  себя  на  пороге
новой жизни. Когда шасси самолета оторвалось от земли, она развернула бумагу
и открыла бархатную коробочку. Внутри оказался золотой браслет с  сердечком.
В центре сердечка сиял бриллиант. К дорогому  подарку  прилагалась  записка:
"На счастье. Твоя Коброчка" было написано в ней.
 
Глава 25 
 
   Всего неделю назад Илья Здоровякин характеризовался друзьями и  знакомыми
как "добрый, честный, порядочный". Правда, Зуфар Алимович частенько  называл
его охламоном, но начальство всегда склонно к несправедливым преувеличениям.
   Мнение друзей и знакомых, надо полагать, не  сильно  изменилось,  и  Илья
оставался в их глазах честным и порядочным парнишкой. Однако сам  Здоровякин
теперь считал себя последней скотиной. Учитывая,  что  утро  он  встречал  в
компании полуголой Настасьи, которая, мило  напевая,  сервировала  стол  для
утреннего кофе, а вечером он, краснея от стыда, сообщил  по  телефону  Маше,
что вновь всю ночь "будет на задании", личная  самооценка  Здоровякина  была
справедлива.
   - Я скотина, - поделился Илья с Настасьей, кусая за мягкий бок  круассан,
подогретый в печке.
   - Аналогично, - отозвалась  Настасья.  Она  разливала  кофе  из  высокого
серебряного кофейника
   - Упоительный аромат несся по комнате, пропитанной  солнечным  светом.  -
Думаешь о Марии?
   Здоровякин  кивнул.  Ночь  страстной  любви  кончилась.   В   свете   дня
преступление Ильи поражало масштабностью. Он представил, как мечется  сейчас
бедная, неловкая в вопросах быта жена с горшками и манной  кашей,  и  сердце
его сжалось.
   - А я - о Никите. Куда делась вся моя любовь? Ведь я его любила! Но,  как
выяснилось,  только  живого.  Хранить  верность  тому,  кого  уж   нет,   я,
оказывается, не способна. И сорока дней не дождалась
   Сначала  прицепилась  к  тебе,   надеясь   избавиться   от   нахлынувшего
одиночества, а теперь и вовсе не хочу с тобой расставаться. Поражаюсь  себе,
но ничего не могу поделать. Сволочь, иначе и не назовешь.
   И Настасья бодро принялась за  новую  булочку.  На  аппетите  Здоровякина
нравственные мучения  тоже  не  отразились.  Израсходованные  ночью  калории
настойчиво требовали восполнения.
   - Хочешь попробовать камбоцолу?
   - Чего? - не понял Илья.
   - Сыр с благородной голубой плесенью
   - Здоровякин глубоко задумался.
   - Что-то я не въезжаю. У тебя  что,  холодильник  сломался?  -  понял  он
наконец.
   - Вот глупыш. Это же баварский деликатес.
   - Ну давай.  Первый  раз  слышу  о  благородной  плесени,  -  опрометчиво
согласился Илья и осторожно взял кусок этого самого,  деликатесного,  слегка
подванивающего. Но не успел даже положить сыр в рот, как его лицо исказилось
в мучительной гримасе. - Знаешь, я, конечно, мало  чего  понимаю  в  голубой
плесени, но это можно съесть только под наркозом.
   - Попробуй! Очень тонкий вкус!
   - Ага! Только помойкой воняет.
   - Плебей!
   - Уж извини нас, крестьян.
   Преодолев брезгливость, Илья совершил акт гастрономического мужества:  он
все-таки проглотил кусок пресловутой камбоцолы, чтобы порадовать любимую. На
его глазах выступили слезы, лицо перекосило.
   - Неужели так не нравится? - искренне удивилась Настасья. - Не понимаю. -
Она отрезала и себе кусочек. - Ой!
   - Что?
   - Кажется, на самом деле немножко протухло..
   Какая гадость...
   На Илью было страшно смотреть.
   - Убью, - глухо пообещал он.
   - Прости, любимый... Заешь, заешь скорее чем-нибудь. Ты сейчас на работу?
Или домой? - Заскочу домой.
   - Нет, ты представь! -  вспомнив  о  чем-то,  воскликнула  Настасья.  Она
подняла в воздух блестящий кофейник. - Даже эта столовая утварь  мне  теперь
не принадлежит! Семейная реликвия Кармелиных. Придется вернуть  свекрови.  А
где я буду жить?
   Она все никак не могла смириться с перспективой нищенского существования,
которую открыл для нее своим завещанием Никита.
   - Ну, не вытряхнет же Юлия Тихоновна тебя прямо на улицу.
   - Запросто! За-про-сто! И не потому, что ей  нужен  дом,  а  из  верности
принципам. Она  всегда  считала  меня  тунеядкой,  не  заслужившей  подобной
роскошной жизни. Илья, а если грохнуть Гольшица?
   Илья подавился круассаном и долго напряженно кашлял, выпучив  глаза.  Ему
сегодня как-то не везло с продуктами питания.
   - А что? Прибить, и все дела, - безмятежно размышляла Настасья.  -  Сидел
бы себе дальше в  Швейцарии,  не  высовывался.  Нет,  примчался,  размахивая
толстыми ручонками!
   - Гольшиц  сказал,  что  завещание  зарегистрировано  у  государственного
нотариуса.
   - С государственным служащим всегда можно договориться.
   - Ты серьезно?
   - Конечно нет, - вздохнула Настасья. - Связываться еще.  Ладно,  устроюсь
как-нибудь. Только надо привыкнуть, что губная помада за триста  рублей  мне
теперь не по карману. Как, впрочем, и за пятьдесят рублей...
   - А ты, Насть, сегодня чем займешься? Кроме убийства Гольшица.
   -  Буду  собирать  вещи.  Не  сегодня-завтра   любимая   Юлия   Тихоновна
ненавязчиво попросит меня исчезнуть отсюда. А я столько сил  вложила  в  наш
дом!
   - Да, я представляю, - окинул взглядом фешенебельную комнату Илья.
   - А сейчас поеду в магазин.
   - Тратить последние деньги? - удивился капитан.
   - Напротив! Прямо накануне гибели Никиты я купила белоснежный  костюм  за
бешеную сумму
   - Появляться на людях в ярко-белом мне еще долго будет  неудобно,  траур,
как-никак, поэтому попытаюсь его вернуть. Я  его  и  надеть-то  ни  разу  не
успела. Жаль.
   - Не возьмут, - покачал головой Илья. - Я пытался вернуть  смеситель  для
ванны  -  купил,  и  тут  же  подвернулась   более   удобная   модель.   Так
парень-продавец любезно  мне  посоветовал  вставить  его  в  одно  место.  И
радоваться жизни.
   Настасья рассмеялась:
   - Парень выжил? Что ты с ним сделал?
   - Да ничего особенного. Я с детьми был. А при них как-то  неудобно  учить
правилам хорошего тона - бить хама по морде.
   - А костюм, спорим, возьмут. Оторвут с руками и  еще  будут  благодарить,
что осчастливила посещением. Твой смеситель стоит рублей сто пятьдесят
   - А костюм - под тысячу долларов. В магазине не захотят портить отношения
с выгодной клиенткой
   - Они же не знают, что я вмиг утратила платежеспособность и вряд ли смогу
у них что-то купить в ближайшем будущем.
   - Я не знал тонкостей. Никогда не покупал шмотки ценой под тысячу баксов,
- признался Илья. - Ну, успеха тебе. Можно еще кофе?
   - Можно. А сыра больше не надо, как я  поняла?  По  дороге  в  магазин  я
подброшу тебя сначала домой, а потом - на работу.
   - Ты мой очаровательный личный шофер! - улыбнулся Здоровякин.
   - Точно! Буду подрабатывать частным  извозом,  -  придумала  Настасья.  -
Слава богу, хоть машина досталась мне!
 
*** 
 
   А добросовестный и ответственный Валдаев встречал утро не за чашкой  кофе
с очаровательной мадам, а сидя напротив следователя Курлимова в прокуратуре.
Владимир, конечно, тоже предложил Александру кофе, однако не  свежесваренный
и не из серебряного кофейника. Да  и  сам  Курлимов  совершенно  не  обладал
изящными манерами Настасьи Кармелиной и ее восхитительной внешностью. Володя
шумно прихлебывал из кружки с  отбитой  ручкой  и  закусывал  бутербродом  с
колбасой - он не успел позавтракать дома. Валдаев смотрел на него и  мучился
от изжоги. Как ни странно, но неприятные ощущения в желудке  полностью  были
на совести Пульсатиллы. Нет, Саша не ел утром  отбивную  из  любимой  кошки.
Просто пушистая аристократка окончательно  перебралась  спать  в  кровать  к
Александру и, исследовав на предмет мягкости отдельные части Сашиного  тела,
выбрала наконец живот и всю  ночь  утрамбовывала  собой  ужин,  проглоченный
оперативником в восемь вечера.
   - Тебя не раздражает? - спросил Володя
   - Что?
   - Что я чавкаю?
   - Я не заметил, - пожал плечами Александр
   - Он смиренно поджидал окончания трапезы в надежде услышать от  Курлимова
историю Артема Германцева.
   - Вот видишь. А жена пилит. Говорит, питекантроп.
   - Она любя, наверное, - успокоил Саша.
   - Ага, любя, а  почему  лицо  при  этом  как  у  крокодила?  Слушай,  ваш
Здоровякин, говорят, такую цыпочку склеил. Кто  бы  мог  подумать!  Отличный
семьянин, характер нордический, морально устойчив!
   - Что, и сюда слухи дошли? - испугался Валдаев.
   - Разве не правда?
   - Болтовня, - отмахнулся Александр. Почему-то ему казалось  исключительно
важным скрыть грехопадение друга. - Слушай, давай про банкира Германцева мне
выкладывай.
   - Выкладываю, - согласился Володя. Он нырнул  в  стол  и  вскоре  плюхнул
.перед Александром серую папку. - Читай, раз интересно...
   В принципе директор "Бастиона" довольно точно отразил суть произошедшего.
Ничего неожиданного в папке для Александра не оказалось. Валдаев внимательно
изучил   свидетельские   показания   тогдашней   телохранительницы    Артема
Германиева,  некой  Маргариты  Львовны  Дорогиной,  1974  года  рождения,  и
бизнесмена Никиты Андреевича Кармелина, давнего друга Германцева. Друзья  не
виделись много лет  и  встретились  в  родном  городе  за  месяц  до  гибели
московского банкира. Дорогина признавалась, что Германцев - весельчак,  душа
компании, жизнелюб, человек, не способный прятаться и сидеть в  подполье,  -
делал все, чтобы  превратиться  в  идеальную  мишень.  Кутил  в  ресторанах,
развлекался  в  барах  и  казино,  просаживая,  как  он  утверждал,  остатки
капитала. Кармелин заявил, что Артем Николаевич  несколько  раз  упоминал  в
разговоре об опасности, угрожающей его жизни со стороны буйных  молодцев  из
московской фирмы "Коралл". Германцев шумно  клялся  приятелю,  что  не  брал
денег "Коралла", что разорение его банка - факт, а  не  способ  прикарманить
чужое. И т. д. и т. п.
   - И все? - удивился Валдаев, перелистнув последнюю страницу.
   - Все. Очень кстати пришел запрос из Москвы. Бойцы "Коралла" погорели еще
на каком-то деле, и я удачно спихнул заказное убийство  Германцева  в  общую
кучу. Неужели что-то всплыло? - с явным недовольством осведомился Курлимов.
   - Да вот по убийству Кармелина работаю.
   - Кармелин, Кармелин, Кармелин, - забормотал следователь, закатив  глаза.
- Ага, вспомнил
   - Друган Германцева. Ничего так мужик. Деловой, толковый. Тоже  порешили?
И тоже из "оптики"? Хочешь увязать одно с другим?
   - Да нет. - Валдаев  поднялся.  -  Не  беспокойся.  Ваше  стоячее  болото
волновать не буду.
   - И правильно. У меня и без покрытого пылью  Германцева  хватает  работы.
Еще старое ворошить.
   - Пойду. Спасибо за кофе.
   - Пожалуйста. Ты и не выпил ничего. Здоровякину привет. Пусть  там  ушами
не хлопает.
   - В смысле? - прикинулся невинным одуванчиком Валдаев.
   - В смысле, что блондинками с синим "рено" не разбрасываются.
   - Понял.
 
*** 
 
   Бодрой  рысцой   молодого   поджарого   волка   Александр   вернулся   на
Петербургскую площадь. У ажурной чугунной ограды управления он напоролся  на
Машу с близнецами. Все трое были одеты в синие джинсовые комбинезоны,  яркие
футболки, найковские кепки и кроссовки. Зрелище довольно  умилительное,  что
подтверждалось реакцией проходивших мимо людей - женщины начинали сюсюкать с
глупым  выражением  лица,  мужчины  норовили  поздороваться  с   одинаковыми
младенцами  за  ручку.  Дети   шарахались   от   публики,   восхищенной   их
одинаковостью, курносыми носиками и светлыми челками.
   - Я же говорила вам, не тащите меня сюда, - тихо  выговаривала  близнецам
Маша. - Сидели бы себе в песочнице. Что мы тут забыли?
   Маша боялась встречи с сослуживцами Ильи и с самим Ильей, хотя и очень по
нему соскучилась. Ей казалось,  она  сейчас  выглядит  как  жена,  пришедшая
жаловаться в партком на ночное отсутствие мужа.  Но  дети,  прибуксировавшие
сюда мамашу, не хотели уходить, саранчой лезли на чугунную ограду.
   - Машка, вы чего тут? -  удивился  Валдаев,  лихорадочно  соображая,  что
могло значить Машино появление.
   - У нас прогулка. Не желают сидеть во дворе, - кивнула на отпрысков Маша.
- Доковыляли до самого управления. Не пропуская по  дороге  ни  одной  лужи,
магазина и мусорного бака.
   Один из малышей отлепился от ограды и полез на Сашу.
   - Так. Ты Алексей, - определил Валдаев, приглядевшись. И взял ребенка  на
руки.
   Дит„ с удовольствием принялось  ковырять  погоны  на  форменной  рубашке.
Звездочки пришлись весьма кстати.
   - Илья уже там? - указал глазами в сторону  здания  Валдаев.  Вопрос  был
опрометчив.
   - Не знаю! - удивилась Маша. - Я думала, вы с ним вместе...
   "Что вместе? Куда вместе? - мысленно засуетился Александр,  понимая,  что
сейчас подставит друга. - Маша, ну подскажи!!"
   - Сегодня мы с Ильей разделились... - неуверенно начал Валдаев, нащупывая
правильную версию.
   - В смысле, ночью? - поправила Маша.
   - Да! - обрадовался Валдаев.  "Свинья  средиземноморская!  -  обругал  он
Илью. - Хоть бы предупредил, что опять не будет  ночевать  дома!"  -  Твоего
мужа взяли в рейд по увеселительным заведен