ыслям. Почему она
боится? С чего она взяла, что  Шан должен обязательно ее убить? Убить. Какое
странное  слово. Джун никогда  не думала, что оно  звучит  так зловеще. Даже
когда его произносишь мысленно. Она много раз читала в газетах про убийства,
но все это казалось ей таким абстрактным, нереальным. Наверное, потому,  что
убивали не ее. А ее не убивали. Ни  разу. Какая  чепуха! Ведь убивают только
один  раз.  И  человек  перестает   существовать.  Странно  и  непонятно  --
"перестает  существовать". Разве может  так  случиться, что ее не будет. Как
это -- не будет?  Люди будут  ходить  по  улицам, смеяться, играть в  бридж,
любить друг друга, а она, Джун, никогда больше  не  узнает и не увидит всего
этого. И Патрик никогда не обнимет ее,  не поцелует? Ее  не будет! Не будет!
Какие  страшные слова! Нет, бежать! Бежать прочь от этого Шана,  броситься к
Патрику,  почувствовать его сильные руки... Бежать, пока еще не  поздно. Она
не  хочет, чтобы ее убивали. Этот  Шан не имеет права отнимать у  нее жизнь!
Почему люди убивают друг друга? К чему эта бессмысленная жестокость? Почему,
убивая, они не  представляют себя в роли жертвы, которой не хочется умирать?
Взвинченная до предела, Джун готова была сорваться с места, броситься назад.
"Ты ведь у меня умница...  От тебя сейчас зависит многое... Не забывай  -- я
все время рядом", -- вспомнились слова Патрика. Она постаралась взять себя в
руки, отогнать не  вовремя появившиеся тяжелые мысли. В конце концов, почему
Шан  обязательно  должен убить  ее?  Даже  если  он  и  знает,  почему  Джун
встречается с ним, он попытается скрыться, и ничего больше.
     -- Вы меня  совсем не  слушаете, -- Джун почувствовала,  как к ее локтю
прикоснулась рука Шана, и вздрогнула. -- Вы о чем-то думаете? О чем?
     -- Н-нет... просто мне припомнился один случай из детства...
     -- И что же это за случай?
     -- Мне как-то  приснилось,  что меня украли  у матери, и  я так  горько
плакала. Это было ужасно.  Потом я все время  боялась, что сон сбудется. А с
вами  такого  не  случалось?  Вы  никогда  не  боялись,  что вас. украдут  у
родителей?
     -- Нет, -- коротко бросил Шан.
     -- Кстати, вы ничего не говорили мне о своих родителях...
     -- А вас  они  очень интересуют? --  ответил  вопросом на вопрос Шан, и
Джун уловила какую-то особую интонацию в его голосе.
     "Аллах,  скорее  бы  кончилась  эта  пытка",  -- подумала  она и  вслух
произнесла:
     -- Некоторые любят об этом рассказывать. Ведь  с родителями связано так
много. Вся жизнь... Воспоминания детства. Пусть даже мысленно.
     --  Мои родители  бросили  меня, когда я  был совсем  маленьким,  --  с
какой-то затаенной радостью  сказал  Шан. -- Меня  воспитывал один  человек,
который заменил мне отца и мать.
     -- И кто же он -- этот человек?
     -- Кто он? -- переспросил Шан, замедлив шаги.
     Он остановился, и Джун механически остановилась вместе с ним.
     Дальнейшее произошло так  быстро, что Джун не успела даже сообразить, в
чем дело. Рядом скрипнула тормозами какая-то машина. Дверца открылась, и Шан
резко твлкнул ее внутрь. Там ее схватили чьи-то цепкие руки. Через мгновение
машина уже катилась дальше, а Джун сидела на заднем сиденье, зажатая с обеих
сторон  Шаном и  пожилым плешивым китайцем, от которого  исходил  неприятный
запах дешевых сигарет.
     --  Что  вам нужно?  Куда  вы меня  везете?  Страх,  такой же  жаркий и
неприятный, как дыхание сидящего рядом гангстера, охватил Джун.
     -- Поедем немного  поразвлечься! --  захохотал Шан, просовывая руку под
сиреневую кофточку Джун. -- Ты же хотела послушать музыку? Сейчас мы тебе ее
устроим.
     Вспыхнув от  омерзения, Джун  попыталась освободиться от  него и задела
соседа справа.
     -- Оставь девчонку, -- буркнул  тот. -- Нашел  время. Шан нехотя  убрал
руку.
     -- Ты... ты... мерзавец! Ты такой же подлец, как и твой воспитатель! --
с отчаянием выкрикнула Джун. -- Все вы подонки, убийцы! Ты думаешь, что тебя
родители бросили? Ничего подобного! Он украл тебя у твоей'матери,  когда  ты
был  совсем маленьким!  И  ты женился  на  собственной сестре и продал ее  в
публичный дом! А твоя  мать сошла с ума! А потом они ее убили! А ты подонок,
подонок! Тобой просто играют!
     Она стиснула кулаки и разрыдалась. Шан захохотал еще громче.
     -- Говори, говори, -- с  угрожающим ехидством  произнес он. -- Скоро ты
не так заговоришь. Разжалобить тебе меня не удастся. Мать, сестра! Плевать я
хотел на ваши сказки! Да если это так и есть -- что из того? Думали, прибегу
в вашу собачью полицию и все расскажу? Как бы не так! Не на того напали!
     Джун снова вспомнила о Патрике и повернула свое заплаканное лицо назад.
     --  Дружка своего высматриваешь? -- ухмыльнулся Шан.  -- Не волнуйся --
едет следом. Нам он тоже нужен. Он, наверное,  хочет узнать, что произошло с
Сенгом? Узнает. Жаль, что на острове все  перекопали. А то мы и его устроили
бы в том болоте. Ну ничего, найдем ему другое место.
     -- Попридержи  язык,  -- бросил  плешивый  Шану и,  обращаясь к шоферу,
добавил: -- Сворачивай к Понгголу. Тот молча кивнул.
     --  Ничего,  --  ответил  Шан, --  теперь  она  уже  никому  ничего  не
расскажет.
     При этих словах Джун охватил такой  ужас, что она не могла ни говорить,
ни двигаться.
     Такого поворота событий Ло  никак  не  ожидал.  Он перебежал  на другую
сторону улицы  под  самыми колесами отчаянно  сигналивших машин. Он  даже не
успел подумать, каким образом бандитам стало все известно.
     Как назло, кругом не оказалось ни одного полицейского.
     Патрик не  помнил  случая, чтобы  он чувствовал себя таким беспомощным,
как  сейчас.   Даже  когда  в  подземелье  Белого  Бумажного  Веера  к  нему
приближалась  невменяемая  девчонка с бритвой  в  руках.  Впервые  в  жизни,
насколько  он себя помнил,  Ло испугался по-настоящему. Страх за близкое ему
существо вонзился в сердце сотнями иголок.
     В двух метрах от Патрика затормозило такси. Инспектор бросился  к нему,
рванул на себя переднюю дверцу.
     -- Направо! Быстро!
     Таксист   подозрительно  посмотрел  на  него.  Ло  вытащил  из  кармана
удостоверение, которое еще не успел сдать.
     -- Полиция!
     Взревел  мотор,  машина   сделала  крутой  вираж   и   устремилась   по
Бенкулен-роуд. Вдали замаячила кремовая "хонда".
     -- Прибавь газу! -- скомандовал инспектор таксисту.
     Тот  послушно нажал  на  акселератор. Дряхлая  "королла"  со  сломанным
спидометром и счетчиком напряглась  и задрожала --  видимо,  хозяин выжал из
нее максимум, -- однако расстояние между ней и "хондой" не сокращалось. "Как
же  я  не заметил слежки? " -- корил себя Ло, до боли  сжав кулаки  и во все
глаза глядя на машину, которая увозила от  него Джун. "Хонда" снова скрылась
за поворотом.
     --  Налево! --  бросил  Патрик  и  раздраженно  потребовал: -- Быстрей!
Быстрей!
     Таксист,  почти   не  сбавляя  скорости,  резко  повернул  руль.  Шины,
протершись об асфальт, издали звук, напоминающий свист кобры.
     Ло  нервными  движениями  достал сигарету. Аланг был прав  -- не стоило
втягивать Джун в это дело. Сгоряча Патрик  бросил  на весы слишком много. Он
смял  незажженную  сигарету  и  швырнул  ее  за  окно. Какое право  имел  он
подвергать Джун такому риску?  Он только  обрел ее и теперь... Ло постарался
отогнать  от  себя   эту  мысль.  Но  как  они  догадались,  что  это  игра?
Случайность?  Или  он  действительно  копнул   так   глубоко,  что  "Триада"
насторожилась?  Зачем им  понадобилась  Джун?  Узнать, что известно Си-ай-ю?
Тогда они начали выяснять это  уже сейчас. Патрика  передернуло. Эти подонки
ни перед чем  не  остановятся! Она не  выдержит.  Черт,  да какое  это имеет
значение?! Пусть они узнают все, что им нужно. Пусть они все скроются, пусть
продолжают потом насиловать, грабить,  убивать, но  только бы они не тронули
Джун!
     И  только сейчас  Ло вспомнил, что  у  него в кармане  есть портативный
передатчик. Конечно, в этой ситуации он много не даст, придется рассчитывать
на свои силы. Но предупредить Аланга стоит -- вдруг он еще успеет на помощь.
Патрик  вытащил  из  бокового  кармана  передатчик,  нажал  кнопку,  вызывая
Си-ай-ю.  Но   ответа  не  последовало:   зона  действия   передатчика  была
ограниченной. Тогда инспектор переключился на другую волну, по которой можно
было вызвать ближайший полицейский участок.
     -- Тридцатый слушает, -- послышался голос. Патрик назвал несколько цифр
-- закодированные позывные тревоги, потом повторил несколько раз.
     -- Срочно вышлите  машины на дорогу, ведущую к  Понг-голу. Предупредите
"Альфу-15".  Перекройте  эту  волну  для  других   разговоров.  Ждите   моих
сообщений.
     В аппарате  вдруг  что-то  затрещало,  забулькало,  и  слова  человека,
принявшего позывные, который попытался что-то ответить, потонули в трескотне
эфира.
     -- Вы поняли меня? -- закричал инспектор,  поднося передатчик к  самому
рту. -- Вы поняли меня? Ответьте! Ответьте!
     -- Вас понял, -- раздался наконец далекий голос.
     Машины выскочили за черту города и понеслись по пустынному, закрытому с
обеих  сторон плотными рядами  веерных пальм  шоссе.  Такси начало  догонять
"хонду". Теперь между машинами было не больше пятидесяти метров. В свете фар
Ло  увидел пышноволосую голову Джун. Она обернулась,  и  Патрику показалось,
что он различает  в ее  глазах  немую  мольбу о помощи.  Патрику  захотелось
крикнуть, чтобы они отпустили Джун, он выбросит  свой пистолет и вместо  нее
сядет  к  ним в машину.  Ло  стиснул зубы  и  впился глазами  в заднее  окно
"хонды", пытаясь рассмотреть, что происходит внутри. Кроме  Джун  и  Шана, в
машине находилось еще два человека; один сидел за рулем, другой -- на заднем
сиденье, справа от  Джун... Выстрелить по колесам "хонды"? Не стоит. Убегая,
они  могут  убить  Джун. Стрелять  по  бандитам  тоже  было  опасно.  Патрик
прекрасно владел оружием, но они сидели слишком близко от Джун.
     "Хонда"  опять  скрылась  за  поворотом.  Такси  проехало еще четыреста
метров, и Патрик наконец увидел ее. Теперь "хонда" стояла у обочины пустая.
     -- Тормози! -- крикнул инспектор, выхватывая из-под пиджака пистолет  и
на ходу  приоткрывая  дверцу такси.  -- Я выйду, а  ты  жми  до полицейского
пункта. Он должен быть через три-четыре километра. Скажи -- здесь бандиты.
     Шофер кивнул и остановил  машину.  Ло  выскочил на  шоссе и  огляделся,
пытаясь угадать, куда гангстеры утащили Джун. Справа послышался приглушенный
крик. Патрик перемахнул  через канаву и бросился  вперед, продираясь  сквозь
густой,  колючий  кустарник.   Пробежав  метров  двадцать,  Ло  оказался  на
небольшой  поляне. Вьшлывшая  из-за  облака  луна  осветила  ее, и инспектор
увидел  Джун. У голого,  блестящего ствола  пальмы она  замерла с завязанным
ртом, с глазами, полными ужаса.  Стоящий сзади пожилой  лысый гангстер одной
рукой держал Джун, другой приставил нож к ее шее.
     -- Брось пистолет! -- хрипло сказал он  Патрику. -- Если  хочешь, чтобы
девчонка осталась жива.
     Ло покосился направо, потом налево. С обеих сторон на него смотрели две
хмурые  физиономии.  Сзади  хрустнула  ветка. Инспектор обернулся: на поляну
вышел, держа руки в карманах, таксист, который его вез из города.
     -- Он предупредил  своих! -- негромко  сказал таксист лысому. --  Нужно
сматываться побыстрей.
     "Так им нужен был я! --  Патрик невольно усмехнулся. -- Чисто сработали
-- ничего не скажешь".
     Желтый Дракон готовился к ритуалу. Эта церемония носила название "сжечь
желтый листок", означавшее, что после нее не должно остаться никаких следов.
Она  проводилась  раз  в два  месяца  по трем  вполне определенным  случаям:
повышение в ранге  отличившихся, посвящение  в члены "Триады"  новичков, суд
над  провинившимися. На  ритуалах  каждый  раз  присутствовали  разные члены
"Триады": все "монахи"  время от времени должны были видеть казни или другие
наказания,   чтобы   постоянно  чувствовать,  сколь  суровы  законы  тайного
общества.
     Желтый Дракон не любил ритуалы, потому что во время них он был вынужден
называть весь присутствующий, как он  сам выражался, сброд "братьями", и это
вызывало в нем почти физическое отвращение.
     Но  ритуалы  были  необходимы  --  он  прекрасно  понимал  это.   Пышно
обставленные, окруженные ореолом таинственности,  с жуткими сценами принятия
новых членов  и  казни отступников, они внушали  благоговейный ужас тем, кто
принимал  в  них  участие.  Почти  языческое  поклонение  алтарю  и хоругвям
"Триады" было  одним  из  столпов, на которых  прочно покоилось  старательно
возводимое  в течение многих  лет и тщательно оберегаемое  здание морального
уклада   "Триады":   слепое   повиновение   вождям,   "ножевая"  дисциплина,
жестокость, круговая порука, обет молчания. Правда,  во время церемоний  все
это  называлось  несколько  иначе:  уважение  к  старшим,   беспощадность  к
изменникам, вечное братство, верность идеалам "Триады".
     До церемонии  оставалось  еще  минут  десять.  Желтый  Дракон  закончил
гримировать  лицо.  Рядовые  члены  "Триады" присутствовали  на  ритуалах  в
масках, чтобы не знать друг друга и избежать возможных провалов. Но вожди не
одевали
     | маски,  подчеркивая тем самым свое  могущество:  "монахи" должны были
свято верить в то, что вожди  неуязвимы. Поэтому  Желтый Дракон  и остальные
главари "Триады" грими-I ровали лица так, чтобы узнать их было невозможно.
     Наложив грим,  Желтый  Дракон  начал  переодеваться.  Ему помогали  два
охранника. Он облачился в шелковый ярко-желтый балахон до пят с нарисованной
на  груди черной  паутиной. На широких,  клиньями свисавших  с  плеч рукавах
алели два пятна в форме огромных капель крови с нарисованными на них черными
иероглифами.  Надписи на древнекитайском  языке -- вэньяне -- воспроизводили
название  "Триады"  так,  как его  писали триста лет  назад. Голову  Желтого
Дракона украсила  обтянутая  черным шелком  железная корона  в форме  паука.
Нефритовые глаза гигантского насекомого смотрели с мертвой пронзительностью.
Согнутые  в  суставах лапы резко выделялись над  белым,  обильно напудренным
лбом Желтого  Дракона.  Символика  была недвусмысленной: все, что попадало в
сплетенную  черным страшилищем сеть тайного  общества,  должно  принадлежать
немедленно и безраздельно Желтому Дракону  -- полновластному и безжалостному
хозяину паутины.
     Завершив свой туалет, Желтый Дракон вышел из комнаты в узкий и короткий
коридор,  который  упирался  в массивную железную дверь. Стоявший  около нее
охранник услужливо  распахнул  дверь перед  патроном, и тот, сняв  мокасины,
вошел  в  помещение,  где проводились  ритуалы. Помещение  называлось  Залом
Верности и Справедливости.
     Оно  представляло  собой  небольшую  прямоугольную  комнату  без  окон,
поскольку  находилось в подвале. Стены  и потолок закрывала черная  материя,
подсвеченная  красными  лампами,  и  это  создавало  в помещении  жутковатый
полумрак.
     В  том месте, где на квадратном возвышении  располагался алтарь, висели
хоругви  и восседали  вожди, было  чуть  светлей: там горели неяркие красные
фонари,  установленные   на  полу  по  периметру  возвышения.  Лица  вождей,
подсвеченные снизу, были похожи на черепа.
     На  алтаре -- высоком квадратном столике, накрытом желтой  материей, --
стояла  бронзовая  курильница,  истыканная  палочками  с  фимиамом.  Палочки
медленно  тлели,  и  вместе  с  сизыми,  тонкими  струйками  дыма  к потолку
поднимался резкий и  приторный запах. Рядом  с курильницей стояла  обрядовая
золотая  чаша для принятия  клятвы крови и лежал серебряный слиток -- символ
богатства.  Над  алтарем,   в  обрамлении  трех  желтых  полотен  с  черными
иероглифами, висела традиционная икона  "Триады" -- икона бога богатства. Но
в    отличие    от   своих   предшественников    члены   "Триады"    считали
ангелом-хранителем  не  Гуань  Юя, а  Дай  Шэня.  Дай Шэнь,  по их  твердому
убеждению, приносил гораздо больше денег.
     Когда  Желтый  Дракон   вошел   в  ритуальное  гГомещение,   около  ста
присутствующих низко склонили головы.  Глава "Триады" поднялся на возвышение
и подошел к краю.  Красные фонари снизу  высветили бескровное лицо мертвеца.
Он постоял несколько секунд в полной тишине,  затем выбросил вперед обе руки
ладонями  вниз с  растопыренными пальцами.. Медленно сжал пальцы  в кулаки и
скрестил их на груди. Стоявший  сзади  Хранитель Алтаря  в таком  же, как  у
Желтого Дракона, одеянии, только лилового цвета, и без короны-паука легонько
ударил палочкой по полому деревянному сосуду: раздался короткий тонкий звук.
Желтый Дракон повернулся  к алтарю и  распластался ниц перед ним. Все, кроме
Хранителя  Алтаря, последовали его примеру.  Тот  продолжал с каменным лицом
ударять палочкой по  сосуду.  Сначала медленно, затем быстрее, быстрее, пока
наконец помещение не наполнилось мелкой, рассыпчатой дробью.
     Дробь  завершилась  сильным,  гулким  ударом.  Два  человека  внесли  в
помещение  трепещущего  белого  петуха.  Они  приблизились  к  возвышению, и
Хранитель Алтаря, взяв лежащий на полу кривой меч, резким ударом снес петуху
голову. Бьющуюся в судорогах птицу перевернули шеей вниз над золотой  чашей,
и в  нее начала стекать еще  теплая  кровь.  Когда чаша немного наполнилась,
мертвого петуха унесли.
     Хранитель Алтаря нараспев  стал читать молитву на вэнь-яне. Он читал ее
минут  десять,  и все  это время лежавшие ниц  на  полу "монахи", которые не
понимали ни слова, затаив дыхание слушали его.
     -- Да хранят наше священное  братство царь Небо, царица Земля и светлые
духи наших Предков! -- воскликнул Хранитель Алтаря под конец.
     Затем он перешел к проповеди.
     --  Ритуал имеет  три основы, -- начал вещать  он. -- Небо и  Земля  --
основа  существования, Предки  -- основа рода, Правитель-наставник -- основа
порядков. Если бы не было Неба  и Земли, как было бы возможно существование?
Если бы не было Предков, откуда  люди вели бы свое происхождение? Если бы не
было Правителя-наставника, кто приводил  бы в  порядок  Поднебесную?  Ритуал
предполагает  следование  Небу  наверху,  Земле внизу, почитание  Предков  и
уважение  к  Правителю-наставнику. Жизнь  людей определяет  ритуал. Он делит
людей по своим законам. Каждый человек должен соответствовать  своей судьбе:
знатный и низкий, старший  и  младший,  бедный и  богатый. Если не соблюдать
ритуала  и  не  следовать  обычаям  Предков,  возникает  соперничество,  оно
приводит к  смуте,  а смута  -- к  нищете. Наши  Предки питали отвращение  к
смуте, поэтому они создали ритуал, различающий людей.
     Кто  соблюдает  ритуал --  добродетелен,  кто  не  соблюдает ритуал  --
порочен.  Добродетель щедро  вознаграждается,  порочность жестоко  карается.
Царь  Небо,  царица Земля и светлые духи наших  Предков,  будьте свидетелями
моих слов!
     Хранитель Алтаря обмакнул два пальца в чашу с кровью и смазал ею уголки
губ.
     Желтый Дракон поднялся с пола и сел в кресло. Следом за ним заняли свои
места  остальные вожди.  Только  кресло  Белого Бумажного  Веера  оставалось
пустым.
     Желтому  Дракону  поднесли бронзовое блюдо,  на  котором  лежала желтая
бумажка, и горящую лучину. Он взял лучину и прикоснулся  к бумажке. На блюде
вспыхнуло небольшое пламя.
     Хранитель Алтаря ударил палочкой по сосуду.
     -- Посвящение! -- провозгласил он.
     С кресла поднялся Тонкий Бамбук и подошел к краю возвышения.
     -- Братья, -- торжественно произнес он, -- я обращаюсь к вам с просьбой
приютить в нашей обители человека, достойного вашего милосердия.
     -- Согласны ли  вы, братья? -- спросил Хранитель Алтаря. Присутствующие
молча склонили головы.
     --  Ручаетесь  ли  вы за него,  брат? -- обратился Хранитель  Алтаря  к
Тонкому Бамбуку.
     -- Да, брат, -- ответил тот.
     -- Тогда пусть войдет.
     Дверь открылась, и на пороге  появился юно