ся нервно  и недобро. Значит, он
ошибся, сказав Желтому  Дракону, что с "Черным лотосом" покончено. Несколько
недоносков еще осталось, и они  осмелились  явиться к самому Красному Жезлу!
Ну что ж, дружки Лима пожалеют о своей наглости.
     -- Одно из двух: либо ты сумасшедший, либо пытаешься сделать  идиота из
меня, -- сказал  он Гуну. -- Но в любом случае -- это последний ужин в твоей
жизни.
     -- Жаль, -- протянул Гун.
     --  Мне тоже,  --  язвительно  посочувствовал  Красный Жезл. Он  сделал
движение, чтобы подняться из-за стола.
     -- Нет-нет, я не о том. Мне жаль ваших родных. Кажется, у вас есть мать
и  дочь. У них могут  быть крупные  неприятности. Так что предложение, как я
уже сказал, весьма заманчивое. Вы возвращаете документы, мы -- ваших родных.
Идет?
     -- Ах, вот оно что! Ты пытаешься меня шантажировать?! Ты!.. Меня?!
     И  Красный  Жезл  захохотал  так,  что сидящие за  соседними  столиками
повернулись в их сторону.
     Его мать действительно была жива, но она находилась в Таиланде вместе с
дочерью Красного Жезла. Лет  четырнадцать назад Красный Жезл  был артистом в
Шанхае.  Тогда  он  еще не был Красным  Жезлом. Его звали просто  Фан. Когда
началась  "культурная  революция",  разбушевавшиеся юнцы устроили  погром  в
театре во время спектакля, и Фан едва спасся от расправы у родственников. Он
решил бежать из Китая, но беременность жены заставила его отложить побег. Во
время родов  жена умерла, а Фан,  оставив новорожденную дочь на  руках своей
матери,  перебрался сначала в  Гонконг, а  затем  в Сингапур. Позже он  смог
забрать из Китая мать с дочерью, но привезти их в  Сингапур не решился: если
бы хоть один человек  в  "Триаде" узнал, что Фан  --  выходец из Китая,  это
могло закончиться для него печально.  Желтый  Дракон не стал бы  вникать  во
взаимоотношения  Красного  Жезла с  китайскими властями  и выяснять,  почему
Красный Жезл бежал из Китая. Человек из-за "железного занавеса",  скрывший к
тому же свое прошлое... Желтый Дракон наверняка счел бы его коммунистическим
агентом. Красный  Жезл  поселил  их  в  Таиланде,  регулярно отправлял  туда
деньги, но  сам  навещать  их  не  осмеливался.  Все  эти годы  он продолжал
скрывать свое прошлое, сменил фамилию,  и от прежней шанхайской жизни у него
осталось  только имя.  Особенно тщательно он продумал  легенду  о  том,  как
оказался в Сингапуре и где  находятся  его родственники. "Родственников"  он
"нашел"  себе  в  Гонконге. И  когда Красный  Жезл  почувствовал, что  может
пробиться в круг вождей тайного общества -- а  кандидатов на такие должности
в  "Триаде"  отбирали  очень  тщательно,  -- он еще несколько раз выезжал  в
Гонконг, чтобы проверить: все ли  в порядке  с его  "биографией". На это  он
потратил большие деньги.
     Наклонившись к собеседнику, Красный Жезл негромко произнес:
     -- До  моих родных тебе  не  дотянуться.  Руки коротки! А  не далее как
сегодня они станут у тебя еще короче.
     И он снова захохотал, довольный своей зловещей шуткой.
     Гун  с  невозмутимым  видом  достал  из  кармана  небольшой зеленоватый
конверт  и положил  на  стол.  Красный Жезл разом  смолк: на  конверте стоял
почтовый штемпель Бангкока. Он бросил полный ненависти взгляд на Гуна и взял
письмо. Внутри лежали небольшой  листок  дешевой бумаги, исписанный корявыми
иероглифами, и фотография девочки-подростка.
     Мать  писала о незначительных  вещах, о  родственниках,  которые  давно
перестали интересовать  Красного Жезла. Благодарила за денежные переводы.  В
конце  письма она умоляла сына согласиться на  все, что  скажет ему человек,
который передаст письмо, иначе ее убьют вместе с внучкой.
     Красный  Жезл  еще раз пробежал глазами письмо. Затем снова взял в руки
фотографию. За много  лет  мать с дочерью утратили для него свою реальность.
Все,  что  было когда-то,  происходило словно  с  другим  человеком.  Однако
девочка  на  фото  так  была  похожа на  Красного  Жезла,  что  в  его  душе
шевельнулось  какое-то чувство, непонятное ему самому. То ли тоска по родным
краям, оставленным бог знает когда, то ли боязнь остаться в  старости одному
в  стране,  к которой  он так и  не привык. Он  крутил в  руках  фотографию,
разглядывая  знакомые  черты незнакомой  ему девочки. Впервые за  много  лет
Красный Жезл колебался -- документы можно было бы хорошо продать...
     На ум  некстати  пришло высказывание  Конфуция,  которое  Красный  Жезл
выучил еще  в детстве: "При  жизни родителей служи им, следуя ритуалу, когда
они  умрут,  похорони  их в  соответствии с  ритуалом,  приноси  им  жертвы,
руководствуясь  ритуалом".  И  еще  вспомнились  слова  школьного   учителя,
постоянно повторявшего, что беды и несчастья обрушатся на голову тех, кто не
почитает  своих родителей. Красный Жезл  не очень скрупулезно  придерживался
принципов,  которые  определяли  уклад  жизни  его  сородичей,  но  сыновняя
почтительность была для него догмой, как чуть ли не для каждого китайца.
     От Гуна не ускользнули сомнения собеседника, и он перешел в атаку.
     -- Мои шефы и тем более ваши родные надеются на положительный ответ, --
с нарочитой мягкостью  произнес молодой человек.  -- В частности,  ваша мать
продолжает хранить  надежду, хотя и слабую, на  встречу  с  сыном. Зачем  же
заставлять страдать близкого вам человека? Если уж вам по душе "Ши Цзин", то
вспомните "Оду У Вану" [1]:
     Землям подвластным примером пребудет надолго, Вечно сыновней любовью он
полн и заботой, Он образцом да пребудет сыновнего долга!

      [1]  "Ода  У Валу" --  одно  из поэтических  произведений  "Ши
Цзина", воспевающее основателя династии Чжоу (XII -- III вв. до н. э. ).

     Гун с полушутливым  пафосом  произнес эти  строки  и с  заговорщическим
видом наклонился к Красному Жезлу:
     -- И потом, подумайте о моих шефах. Они уже достаточно переволновались,
когда этот наглец Лим  Бан Лим  ухитрился заполучить такие ценные бумаги. Он
был уверен, что выручит за них кругленькую сумму.  Кстати,  человек, который
продал бумаги Лиму, очень сожалел о содеянном... когда был жив. Лим  был уже
почти у  нас в руках, но тут вмешались вы... Скажу  откровенно: нам очень не
хотелось  бы,  чтобы эти  документы попали в чужие  руки.  Впрочем, вы  сами
видели  их и  все  прекрасно  понимаете.  Короче  говоря, давайте  попробуем
расстаться друзьями.
     Гун поднял свой бокал, как бы приглашая собеседника закрепить сделку.
     -- Значит, вы хотите получить  документы в  обмен на жизнь моих родных?
-- полуутвердительно спросил Красный Жезл.
     -- Именно, -- согласился Гун, -- я сожалею, что приходится прибегать  к
таким жестким мерам, но вопрос стоит именно  так. Только я хотел бы уточнить
одну незначительную деталь. Ваши сыновние и  отцовские  чувства мы оцениваем
несколько выше, нежели нашу заинтересованность в документах.
     --  На  сколько же?  --  вяло  поинтересовался  Красный  Жезл,  заранее
понимая, что небольшой суммой он не отделается от Гуна и его, судя по всему,
сильных шефов.
     -- Пустяки, --  усмехнулся Гун,  -- я  полагаю,  что тысяч двести будет
вполне...
     -- Ты с ума сошел, вонючая крыса! -- прищурившись, процедил сквозь зубы
Красный Жезл. -- Такие деньги за двух человек!
     -- Не переходите на личности, господин Фан, -- невозмутимо ответил Гун,
--  мы  ведь  еще  не  завершили  сделку.  К  чему  терять лицо?  Я,  говоря
откровенно, постеснялся  предложить меньшую сумму,  чтобы  не оскорбить вашу
любовь к матери и дочери.
     --  Ты  не получишь ни цента! Понял?  Ни цента! --  задохнулся от злобы
Красный Жезл.
     --  Не  будьте опрометчивым,  господин  Фан,  --  сухо заметил  молодой
человек. -- Вы уже имели возможность убедиться в нашей информированности. Мы
знаем о  вас  больше, чем вы думаете.  Гораздо больше.  Полиции могут  стать
известны  номера счетов в некоторых банках,  записанные на имя  некоего  Тео
Килая.  Наложить на них  арест ничего  не стоит, и вы останетесь ни с чем. И
потом,  не  скромничайте,  господин  Фан. Что такое  для  вас двести  тысяч?
Ерунда. Подумайте о матери и дочери.
     Красный Жезл с ненавистью посмотрел на Гуна.
     -- Хорошо, я подумаю, -- медленно произнес он.
     -- Я  не  сомневался  в  вашей  рассудительности, --  заметил  Гун.  --
Надеюсь, двух дней вам хватит? Давайте встретимся в понедельник... скажем, у
входа  в парк  Тигрового бальзама.  Там мы и договоримся окончательно. Я  не
буду возражать, если вы захватите с собой аванс. Процентов пятьдесят.
     Гун ополоснул пальцы рук в специально поданной для этого пиале с теплым
ароматным чаем.
     -- А теперь у меня к  вам небольшая просьба, господин Фан.  Дайте вашим
людям другие указания относительно моей персоны. Я догадываюсь, что у выхода
меня ждет отнюдь не почетный эскорт.
     Красный Жезл щелкнул пальцами над плечом, и за его  спиной тут же вырос
официант.
     После ухода Гуна Красный Жезл налил себе в бокал вина, но пить не стал.
Он  задумчиво вертел  в  руках  фотографию  дочери.  Отпечатанный на  тонкой
глянцевой  бумаге снимок словно лезвием  бритвы срезал  в его памяти события
сингапурской жизни. Наиболее отчетливо  вспомнился день, когда родилась дочь
и умерла жена.  Моросил  холодный, противный дождь. Фан шел из больницы,  не
разбирая  дороги,  с  новорожденной  дочерью на руках. Ему казалось, что  со
смертью  жены  их  давняя мечта  --  бежать  из Китая -- рухнула. Они  давно
собирались  уехать куда-нибудь в южные страны, забыть эти  ужасные "народные
коммуны",  где  даже  чуть  ли не  палочки  для  еды считались  общественной
собственностью,  эти  ненавистные  полувоенизированные   бригады,  куда  его
забрали  из театра для  "перевоспитания  трудом". Но возможность  бежать  не
представлялась, и Фан был вынужден вместе с остальными бессмысленно ковырять
лопатой  красную,  размокшую  от постоянных  дождей  землю  по  двенадцать--
четырнадцать часов в сутки.  Да и  дома, в городе,  когда он вернулся, отбыв
срок перевоспитания, было не намного легче.
     Шагая по мокрым тротуарам из больницы, Фан думал, что теперь нет смысла
отправляться на чужбину, и  решил отдаться в  руки судьбы. Но неподалеку  от
дома его  встретил старый Приятель. Он сказал, что  в  доме Фана обыск и что
его  объявили контрреволюционером. Фан страшно испугался и  свернул в Первый
попавшийся переулок.  Он мучительно соображал, чем не угодил  властям, но не
мог  вспомнить  за  собой  никакого крамольного поступка. И тут неожиданно в
голове всплыл  разговор с одним человеком, которого Фан считал своим другом.
Во  время  разговора Фан неодобрительно  отозвался  о  "народных  коммунах".
Очевидно, этого  было достаточно. Кстати, позже Фан узнал, что донес на него
именно его друг
     В тот день Фан сделал для себя вывод, что  нельзя верить никому и, если
он  хочет жить, он должен драться за свою жизнь зубами, топить других, чтобы
выплыть самому.
     Домой он  уже не пришел ни на следующий день, ни позже. Он встретился с
матерью тайком у родственников и отдал ей новорожденную дочь. Решение бежать
из Китая созрело окончательно.
     Недели  три,  голодный,  затравленный,  словно зверь,  он пробирался  в
Кантон.  Потом,  рискуя  получить  в спину  пулю  от  пограничников,  вплавь
добрался до  Гонконга.  Полгода  он  вел  нищенское существование,  пока  не
устроился наконец на судно, идущее сначала в Японию, а затем в Сингапур.
     Тех жалких грошей,  которые он подзаработал, во время плавания, хватило
ненадолго. Оставшись без средств к существованию, Фан пытался пристроиться в
уличный театр, но везде получал отказ. Тогда он  занялся воровством, попал в
тюрьму. Там его и прибрали к рукам люди из "Триады".
     Поначалу Фан был просто осведомителем и даже не подозревал, с кем имеет
дело.  А  когда  узнал, на  кого  работает,  решил  избавиться  от  опасного
сотрудничества.  Но  тайные  общества  впивались в новых членов  с цепкостью
паука, поймавшего муху.  Освободить человеку от членства  в  "Триаде"  могла
только смерть.
     Фан смирился со своей  судьбой, а  через  некоторое  время смекнул, что
игра  стоит  свеч. Если, конечно,  в  ней  не довольствоваться  ролью пешки.
Алчный, завистливый и хитрый по натуре,  Фан быстро сообразил, что "Каноны",
определявшие уклад жизни Великого братства,  составлены  умными  людьми  для
дураков. Он  поставил  перед собой цель: во что  бы то  ни стало пробиться в
круг вождей "Триады". Средство, избранное Фаном для этой цели, было простым,
как рисовая похлебка: доносы.  Но действовал артист  из Шанхая неторопливо и
осторожно.
     Люди, которые стояли на его пути, были выше Фана по  положению в тайном
обществе. И, чтобы свалить  их, нужно было сначала добиться их расположения.
Поэтому Фан  занялся слежкой за  рядовыми  членами тайного общества. Наметив
жертву, он не  успокаивался до тех пор, пока -- исподволь, ненавязчиво -- не
убеждал босса в том,  что тот человек опасен. Либо неумением держать язык за
зубами,   либо  далеко  идущими   честолюбивыми   замыслами.  Доказательства
требовались редко. Достаточно было обвинения.
     После того как  Фан  стал  правой рукой  босса,  _он --  опять же очень
аккуратно -- искал случая  познакомиться с теми, кто находился на  ступеньку
выше, и  вновь  применял свой излюбленный прием.  Так,  шаг  за  шагом,  Фан
продвигался  по  иерархической лестнице "Триады",  пока  наконец не  получил
титул Красного Жезла. На это у него ушло двенадцать долгих лет.
     Ему  постоянно везло,  и  неудачи  начались  с  того  момента, когда  с
"Тумасика"   улизнул   механик   Сунгай.   Оплошность   могла   бы  остаться
незамеченной,  если бы  не Белый  Бумажный Веер.  А Желтый Дракон -- Красный
Жезл прекрасно это знал -- не забывает и не прощает оплошностей.
     Вторая неприятность произошла сегодня, и нужно было срочно искать выход
из  положения.  Красный Жезл  решил оставить  свои  невеселые размышления до
утра.  Он  взял  со стола фотографию  и  письмо, положил их  в карман. Затем
поднялся наверх,  в комнату Тана. Тот засуетился,  усаживая Красного Жезла в
кресло, угодливо поинтересовался, что он будет пить.
     -- Ничего не надо, -- устало произнес Красный Жезл.
     -- Может быть, не стоило отпускать... этого... -- начал Тан.
     -- Не твое дело! Сунгая нашли?
     -- Вчера  мы  обшарили  порт,  сегодня с утра  мои  люди отправились  в
доки...
     -- Нашли или нет? -- нетерпеливо перебил Тана Красный Жезл.
     Тот виновато покачал головой.
     -- Не могу понять, куда запропастился этот проклятый индонезиец.
     -- Если  механик не  будет найден через два  дня, --  бесцветно  сказал
Красный Жезл,  не поворачивая головы к Тану,  -- я отрежу тебе уши  и выколю
глаза. Ты что-то стал плохо слышать и видеть  в последнее время -- так зачем
они тебе?
     -- Сунгай будет найден, Красный Жезл...  будет найден... -- пробормотал
Тан.
     -- Через два дня, понял? Тан поклонился.
     -- Да, Красный Жезл.
     -- Ты, кажется, хотел мне что-то сказать?
     -- Ко Ин... --  начал  было Тан  и замялся,  явно  не  решаясь сообщить
какую-то недобрую весть.
     Красный  Жезл вдруг  отчетливо  вспомнил  слова  Желтого Дракона  перед
операцией  на Блаканг-Мати: "Не дай бог, кто-нибудь об этом узнает".  Желтый
Дракон  взял  тогда  со стола  игрушечный  самурайский  меч, и Красный  Жезл
содрогнулся, Шовно почувствовал прикосновение стали к своей шее.
     -- Что -- Ко Ин? Полиция за что-то уцепилась?
     -- Хуже. Ко Ин раскололся.
     -- Не может быть! -- вскричал Красный Жезл, чувствуя, однако, что, если
Тан говорит, он знает, что говорит.
     -- Через день после Блаканг-Мати  у него появился "хвост", -- виноватым
тоном, словно оправдываясь  за то, что  Ко Ин попал в  поле зрения полиции,
проговорил Тан. -- Еще через три дня с ним кто-то встречался в кабинете шефа
участка...
     -- Кто встречался? Почему  ты раньше мне  ничего не сказал?! -- грохнул
кулаком по столу Красный Жезл.
     -- Мои люди не знают этого человека, но он из службы Аланга. Установили
по  машине, хотя номер был на ней другой. А когда я мог сказать? Ведь вас не
было три дня.
     -- За  что же они  смогли ухватиться? Дьявол! Ведь снотворное сработало
нормально,  и  мы  не  оставили  никаких  следов...  Ты  уверен,  что Ко  Ин
раскололся? Может, тот человек ничего от него не добился?
     Красный  Жезл пытался уловить хоть  тень  сомнения на  лице  Тана.  Тот
покачал головой.
     -- У меня есть еще один человек в участке...
     -- Это я знаю. Ну и что?
     -- Он слишком поздно узнал, что с Ко Ином кто-то разговаривает. И успел
услышать лишь конец  разговора.  Ко Ин  рассказывал,  как Фын вызывал его на
встречу.  Перед  уходом  человек  Аланга  дал Ко  Ину  два  телефона и велел
позвонить, как только появится Фын. Фыная предупредил.
     Красный Жезл даже зажмурился, представив, что ожидает его. Си-ай-ю чуть
ли не целую неделю занимается Ко Ином, а он,  Красный Жезл,  ничего не знает
об этом!
     -- Ты что, не  знал без меня, как поступить с Ко Ином? -- глухо спросил
он у Тана.
     -- Но... вы же  сами велели о каждом  случае говорить  вам и без вашего
ведома ничего не предпринимать, -- возразил тот.
     Красный  Жезл  действительно старался проверять каждый донос  на  своих
людей. Он не желал, чтобы его так же обводили вокруг пальца, как он когда-то
своих боссов. Одним  своим подчиненным он  доверял больше, другим -- меньше,
но полностью не полагался ни на кого. Он считал, что каждый из его людей при
любой малейшей возможности предаст его, чтобы получить титул Красного Жезла,
он даже сомневался в Тане, хотя считал его своей правой рукой.  Долгое время
он контролировал каждый  шаг хозяина "Син  Леона", пока не убедился, что Тан
работает только на него.
     -- "Велел, велел", -- зло передразнил Тана Красный Жезл, -- у тебя что,
своей головы нет?
     Хозяин "Син Леона" виновато опустил взгляд.
     Это  была  третья и, пожалуй,  самая крупная неприятность  за последние
дни. Неужели они смогли на  чем-то  поймать Ко Ина?  Красному Жезлу очень не
хотелось  в  это  верить.  Он  стал  было   вспоминать  детали  операции  на
Блак-анг-Мати и тут же сообразил, что впустую тратит время. Выяснять, на чем
попался сержант, уже нет смысла.  Нужно как можно скорее его убрать. Главное
-- не допустить, чтобы узнал Желтый Дракон. Иначе...
     Красный  Жезл снова вспомнил  игрушечный  самурайский  меч  и  невольно
поежился. После  Блаканг-Мати Ко Ин стал известен Желтому Дракону. К тому же
за ним  может наблюдать еще и  Белый Бумажный  Веер. Уж при  его-то  страсти
вмешиваться в чужие дела... Тогда об  исчезновении сержанта наверняка станет
известно  Желтому   Дракону,   и  он  наверняка   заинтересуется  причинами.
Необходимо придумать достаточно вразумительное объяснение...
     Красный Жезл почувствовал себя повисшим на краю пропасти: Сунгай до сих
пор не найден, Ко Ин заговорил, Гун взял его за горло с документами. Неужели
все  усилия  двенадцати  лет  пойдут  прахом?  Он  с таким  трудом  пробился
"наверх", и теперь, когда прочно встал на  ноги, все  полетит к черту?  Ведь
под  угрозой не  только его положение,  но  и жизнь. Нет, нет, этого  нельзя
допустить. Нужно  что-то придумать, отойти от этой опасной черты, за которой
-- бездна. Но как это сделать? Как?
     Красный  Жезл  поднял тяжелый  взгляд  на Тана. Тот слишком хорошо знал
характер босса и сейчас стоял молча, чтобы каким-нибудь  неосторожным словом
не навлечь на себя его гнев.
     -- Есть что-нибудь еще?
     -- Приходил человек от  Белого Бумажного Веера. Они хотят забрать товар
сегодня ночью.
     -- Какого же черта ты молчал? Когда и где?
     -- В половине  первого,  Кеонг  Сайяк, четырнадцать.  Нужно  подойти  к
торговцу  фруктами у  входной двери и  сказать,  что на  прошлой неделе  его
просили подготовить к сегодняшнему дню два пакета крупных манго. Он проведет
к Белому Бумажному Вееру.
     Красный Жезл  посмо