то, возможно, и сам не понимал тайного смысла,  скрытого
внутри простого сочетания звуков.
   Почему-то вдруг Харп вспомнил слова отшельника Мидла, утверждавшего,  что
у каждого в этом  мире  есть  своя  миссия,  о  которой  тот,  на  кого  она
возложена, может и не подозревать. Сам Мидл видел свою миссию в  том,  чтобы
передать Харпу фрагмент странного рисунка, который постепенно собирался  как
мозаика. Причем происходило это само собой, без каких-либо осознанных усилий
со стороны Харпа. То, что три из четырех фрагментов, находившиеся  прежде  у
разных людей,  даже  не  подозревавших  о  существовании  других  владельцев
изображений загадочных всадников, теперь оказались у Харпа, уже само по себе
было событием почти невероятным. Так, может, в этом и заключалась его миссия
- собрать весь рисунок? Но зачем?
   Скорее всего рисунок нес в себе некую  зашифрованную  информацию,  понять
которую можно, только собрав его полностью. Почему бы и нет? В  мире  вечных
снегов  не  было  бумаги,  а  рисунок  был  выполнен  на   бумажном   листе.
Следовательно, он попал сюда из иного мира. Как -  это  уже  другой  вопрос.
Однако то, что подобные рисунки не  входили  в  стандартный  набор  новичка,
необходимый для выживания в мире вечных снегов, было совершенно очевидно.
   Мидл уверен, что для выполнения своей миссии Харпу нужно посетить поселок
хранителя храмовых врат. Может,  старик  знал,  что  четвертый,  недостающий
фрагмент рисунка находится у кого-то из местных жителей? Судя по  тому,  как
отреагировал на вопрос Старпол, он прекрасно знал  о  его  существовании.  А
что, если и фрагмент рисунка находится у него? Вполне вероятно, что так  оно
и есть, однако напрямую спрашивать Старпола об этом Харп не хотел. Возможно,
Старпол не придавал большого значения рисунку, а  на  вопрос  Харпа  ответил
отрицательно  по  укоренившейся  привычке  ни  с  кем  не  делиться   своими
секретами. В  таком  случае  интерес,  проявленный  Харпом  к  рисунку,  мог
спровоцировать ответный интерес к нему и со стороны Старпола.
   И все же ключом к чему мог являться рисунок? Харпу хотелось  верить,  что
он укажет ему путь к выходу.
   А что, если в этом и заключалась его миссия?..
   Открыв дверь дома, Кикул пропустил Харпа в узкий тамбур.
   Помещение,  в  котором,  миновав  тамбур,  оказался   Харп,   имело   две
перегородки. Одна  из  них  отделяла  дальний  конец  большой  комнаты,  где
располагался  курятник,  другая,   делившая   оставшуюся   площадь   надвое,
начиналась от стены с  маленьким  окошком  и  внезапно  обрывалась  примерно
посередине.
   На первой половине комнаты стояли  прямоугольный  обеденный  стол  и  три
табурета. На стене  висела  открытая  полка,  заставленная  какой-то  мелкой
домашней утварью. У стены лежали три скатанные постели.
   Из-за перегородки выглянула немолодая женщина. По виду ей можно было дать
лет пятьдесят, а то и больше. Лицо ее, широкое, оплывшее,  покрытое  пятнами
обморожений, было похоже на какой-то  переспевший  и  уже  начавший  местами
подгнивать овощ. Сходство с растением довершала прическа женщины - ее седые,
с тоненькими вкраплениями темного цвета  волосы  были  небрежно  собраны  на
затылке в бесформенный комок, из которого во все стороны торчали  выбившиеся
пряди.
   - Вайсана, женщина трехпалого Гошеля.
   Это была не церемония знакомства - Кикул представлял Харпу хозяйку  дома,
как экспонат кунсткамеры, по его мнению не заслуживавший особого внимания.
   - Ну, что стоишь? Не знаешь, что полагается? - прикрикнул он на женщину.
   Та Тотчас же всполошенно сорвалась с места, бросилась к теплогенератору и
принялась греметь там посудой.
   - Сейчас все будет! - подмигнул Харпу Кикул.  Харп  понимающе  улыбнулся,
хотя пока еще и не понимал, о чем идет речь.
   - А где сам Гошель? - поинтересовался Харп.
   - Там, - взглядом указал на перегородку Кикул. He  спрашивая  дозволения,
Харп обогнул перегородку и заглянул на другую половину дома.
   В дальнем углу комнаты был свален ворох старой одежды и  обуви.  Рядом  с
ней на табурете сидел мужчина, худой  как  щепка.  Рубашка  на  нем  висела,
словно нацепленная на палку. Возрастом и внешним видом Гошель был под  стать
своей  женщине.  Несколько  прядок  седых  волос  на  голове  его   казались
прилепленными к лысому, формой напоминающему  яйцо  черепу.  На  морщинистом
лице выделялись очень длинный нос и широкие  губы,  которые  были  постоянно
приоткрыты, выставляя напоказ большие кривые зубы. На коленях Гошеля  лежала
старая доха, у которой он латал протершуюся до дыр подкладку.
   - Вылезай, Гошель! - крикнул Кикул, выглянувший из-за перегородки  следом
за Харпом. - С тобой поговорить хотят!
   На  лице  Гошеля  не  отразилось  никаких  эмоций  -  ни  удивления,   ни
замешательства, ни испуга, будто беседа с чужаком была для него самым что ни
на есть обычным делом. Ни о чем не спросив Кикула, Гошель  только  посмотрел
на Харпа красными от напряжения, слезящимися  глазами,  после  чего  воткнул
иголку в подкладку, положил доху  поверх  кучи  прочей  одежды  и  не  спеша
поднялся с табурета. Когда, помогая себе подняться,  Гошель  оперся  ладонью
правой руки о табурет, Харп обратил внимание, что на  ней  не  хватает  двух
пальцев: мизинца и безымянного.
   Двигаясь в направлении Кикула и Харпа, Гошель вел  кончиками  пальцев  по
плотной полимерной пленке, из которой была сделана перегородка,  разделяющая
комнату надвое.
   - Снежная слепота, - ответил на удивленный взгляд Харпа Кикул.  -  Он  на
расстоянии вытянутой руки ничего не видит. То же  самое  и  у  его  женщины.
Поэтому-то они и не работают на золотом руднике вместе с другими.
   - Как же он шьет? - тихо спросил Харп.
   - А кто его знает, - безразлично пожал плечами Кикул. - Говорят,  у  тех,
кто плохо видит, очень чувствительные пальцы.
   Тем временем Вайсана  уже  успела  накрыть  на  стол:  холодная  каша  из
закваски, пара отварных яиц, лепешки и пластиковая фляга с крепкой настойкой
перебродившей закваски на синем мху.
   - Прошу к столу! - хозяйским жестом пригласил Харпа Кикул.
   Лицо его уже сияло радостной улыбкой предвкушения: он даже  и  не  думал,
что задание, порученное ему хранителем храмовых  врат,  может  оказаться  не
только необременительным, но даже приятным.
   Взяв Гошеля под локоть, Харп помог ему добраться  до  стола  и  сесть  на
табурет.
   Быстро  сориентировавшись  в  обстановке,  Кикул  жестом  велел   хозяйке
поставить на стол еще одну миску и кружку. Кикул не был снобом, и если гость
хранителя храмовых врат желал, чтобы трехпалый Гошель сидел за столом вместе
с ними, то и он ничего против этого не имел.
   - Как ты потерял зрение? - спросил Харп у Гошеля.
   - Случайность. Глупая случайность, - ответил  Гошель,  проведя  кончиками
пальцев по краю стола. Голос у него был тихий, ровный  и  тусклый,  лишенный
какой-либо эмоциональной окраски. Казалось, он говорил не о  себе,  а  читал
заранее  заученный  текст,  который  написал  для  него  кто-то  другой.   -
Необратимые последствия снежной слепоты.
   - Нужно быть полным идиотом, чтобы в ясный солнечный день отправиться  на
прогулку без солнцезащитных очков, -  усмехнувшись,  прокомментировал  слова
Гошеля Кикул.
   Глянув на Харпа, он смущенно кашлянул в кулак, давая понять, что пора  бы
на время отвлечься от полуслепого портного и заняться  тем,  что  стояло  на
столе.
   Харп намека не понял, и Кикулу пришлось взять инициативу на себя.
   - Ну, пора и делом заняться! - объявил он. Взяв со стола флягу с  крепкой
настойкой, он свинтил пробку и понюхал содержимое.  Удовлетворенно  хмыкнув,
Кикул поднес флягу к кружке Харпа.
   По запаху догадавшись, что за питье находилось там, Харп  быстро  прикрыл
кружку ладонью.
   - Мне не наливай!
   Кикул растерянно хлопнул глазами. Сам-то он был не прочь  выпить,  однако
поскольку был не один, а гость пить отказывался...
   Заметив сомнение и  тоску  во  взгляде  своего  соглядатая,  Харп  сделал
приглашающий жест рукой.
   - Не стесняйся, Кикул, наливай себе. И Гошелю плесни, если он пожелает. А
мне,  -  обратился  Харп  к  Вайсане,  стоявшей  возле  теплогенератора   со
сложенными на животе руками, - если можно, отвара из камнелипки.
   Женщина быстро кивнула и поставила на  крышку  теплогенератора  ковшик  с
водой.
   Кикулу было известно о запрете, наложенном хранителем  храмовых  врат  на
потребление крепкой настойки простыми гражданами,  но  он  решил,  что  если
гость Старпола дал свое разрешение, то этого  вполне  достаточно  для  того,
чтобы поступиться правилами. А если что не так, пусть Харп сам и отвечает за
это перед хранителем. Старпол ясно сказал: не отказывать гостям ни в чем.
   Гошель от предложенной выпивки отказываться не стал. Взяв  обеими  руками
кружку, наполовину наполненную крепкой настойкой, он осторожно поднес  ее  к
губам и сделал два небольших глотка.
   - Пей, трехпалый, пей, - усмехнулся Кикул. -  Только  имей  в  виду,  что
выпивка зрения тебе не вернет.
   Сказав это, он поднял свою наполненную до краев  кружку  и,  провозгласив
традиционный тост:
   - Во славу Сущего! - залпом осушил ее. Довольно крякнув, Кикул провел  по
губам тыльной стороной ладони, положил себе в миску холодной  каши,  взял  в
руку лепешку и принялся за еду.
   Помня наказ хранителя храмовых врат, он краем уха прислушивался к тому, о
чем  говорили  Харп  с  Гошелем,  но,  по  большому  счету,  это  его   мало
интересовало. В отличие от фляги, в которой еще оставалась крепкая настойка.
   - Он считает меня слепцом. - Гошель сделал еще один маленький  глоток  из
кружки и горько  усмехнулся.  -  На  самом  деле  мы  все  поражены  снежной
слепотой. Все до единого. Хотя догадываются об этом лишь немногие.
   - Что ты имеешь в виду? - озадаченно сдвинул брови Харп.
   - Все. Все до единого, - снова повторил, глядя куда-то в пустоту, Гошель.
- Почему, спрашиваешь ты?..
   Харп ни о чем не спрашивал, но утвердительно наклонил голову, забыв,  что
почти  слепой  человек  не  мог  этого  видеть.  Однако   Гошель   продолжал
разговаривать сам с собой, не обращая внимания на то, слушает его кто-нибудь
или нет:
   - Потому что никто из нас не желает видеть очевидного: все мы  давно  уже
мертвы. То, что представляется нам жизнью, на самом деле не что иное, как ее
обратная сторона. То есть смерть. Мы не хотим называть вещи своими  именами,
потому что страшно осознать вдруг, что ты мертв. И еще  труднее  поверить  в
это. Конечно, ведь, будучи живыми, мы привыкли думать, что  смерть  есть  не
что иное, как полное небытие, то есть отсутствие чего бы то ни было. А здесь
мы имеем возможность видеть, слышать, осязать, испытывать вкусовые ощущения.
Казалось бы, чем не жизнь? Но в том и заключается великий обман смерти,  что
она выдает себя за подобие жизни. Разница лишь в том, что здесь  мы  навечно
прикованы к одному и тому же месту,  поскольку  возможность  передвижения  в
пространстве весьма ограничена теми  условиями,  что  предлагаются  нам  как
исходная данность. Мы лишены  возможности  передвижения  в  пространстве,  а
следовательно, лишены и свободы выбора.
   - Но я пришел сюда из-за гор, - попытался  возразить  своему  собеседнику
Харп.
   Его заявление оставило Гошеля абсолютно равнодушным.
   - Ну и что? - устало и безразлично пожал плечами  портной.  -  Не  думаю,
чтобы увиденное здесь сильно отличалось от тех мест, где ты жил прежде:  тот
же снег, те же стандартные  постройки  с  теплогенераторами  внутри,  те  же
одинаковые дохи. А если так, то какой смысл в твоем  путешествии?  По  сути,
это лишь иллюзия передвижения в пространстве.
   - Однако в этом мире люди тоже  умирают.  Харп  с  благодарностью  кивнул
Вайсане, которая наполнила его кружку горячим ароматным отваром.
   - Там, - Кикул махнул рукой в строну выхода из котловины. - На самом краю
поселка.
   - Он действительно старейший житель поселка?
   Кикул запрокинул голову и задумчиво поскреб ногтями шею под подбородком.
   - Да, похоже, что так, - сказал он не очень-то  уверенно.  -  Говорят,  в
свое время он утверждал, что помнит даже то, как в поселке появился Старпол,
- чуть понизив голос, сообщил Кикул доверительным тоном. - Но  скорее  всего
он просто выжил из ума.
   - Почему? - не понял заключительной фразы Кикула Харп.
   - Потому что хранитель храмовых врат был  первым,  кто  появился  в  этом
поселке, - как само собой разумеющееся сообщил  Кикул.  -  Его  привел  сюда
Сущий, который показал ему храмовые врата и назначил  их  хранителем.  А  уж
потом стали появляться и другие люди.
   - Понятно, - с усмешкой кивнул  Харп.  -  Официальная  версия  сотворения
мира. Сначала был Сущий, который отделил свет от тьмы и создал земную твердь
и покрывающий ее снег. Затем Сущий создал врата и хранителя для них. Ну а уж
после этого из оставшегося материала были вылеплены прочие людишки.
   Кикул благоразумно воздержался от комментариев. Тема  была  довольно-таки
скользкой, и при обсуждении ее, как  ни  осторожничай,  можно  было  сказать
что-нибудь такое, что будет потом превратно истолковано. А  Кикулу  проблемы
были ни к чему, в особенности сейчас, когда  он  был  сыт,  немного  пьян  и
вполне доволен жизнью.
   - Давай-ка заглянем к Шагелю, - предложил Харп.
   - Как скажешь, - равнодушно  пожал  плечами  Кикул,  оставшись  при  этом
стоять на месте.
   Харп первым пошел по протоптанной в снегу дорожке, ведущей в  направлении
выхода из котловины. Подняв воротник дохи, чтобы прикрыть  им  нижнюю  часть
лица, Кикул последовал за ним.
   - А как насчет Мидла? - не останавливаясь и не оборачиваясь назад,  задал
новый вопрос Харп.
   - Ты хочешь наведаться к нему в гости? - удивился Кикул.
   - Нет, - качнул головой Харп. -  Я  всего  лишь  хочу  узнать,  когда  он
появился в этом мире?
   - Да, пожалуй, года три тому назад, - подумав, ответил Кикул. - Или около
того... За то,  что  он  не  является  старейшим  жителем  поселка,  я  могу
ручаться: я сам помню, как он здесь впервые появился. Чудной он  был.  Целый
день сидел в углу, отказываясь есть, и только плакал.
   - Так, значит, он сначала появился в поселке? - удивленно приподнял бровь
Харп. - А как случилось, что он перебрался жить в хижину на перевале?
   - Да как-то само собой. Про  хижину  на  перевале  давно  было  известно.
Только до Мидла никто там не жил. Кому охота жить одному,  вдали  от  людей?
Ведь, случись что, помочь некому. Ну а Мидл, после того как немного пришел в
себя, походил по поселку, с хранителем поговорил... А  потом  вдруг  заявил,
что не желает здесь жить.
   - С чего это вдруг?
   - А кто его знает. Как я слышал, у  каждого  из  людей  сохраняются  хоть
какие-нибудь воспоминания о другой жизни. Пусть хотя бы на уровне навыков  к
выполнению определенной работы.  А  Мидл,  как  говорят,  вообще  ничего  не
помнил. Может, поэтому он и сошел с ума. Жутковато, наверное, снова начинать
жить, не помня о себе вообще ничего.
   - Ты считаешь Мидла сумасшедшим? - спросил Харп.
   - Само собой. - Кикул не выразил даже намека на сомнение.  -  Все  знают,
что Мидл полоумный. Поэтому хранитель возражать не стал, когда Мидл  сказал,
что уходит из поселка. Напротив, даже  велел  дать  ему  кое-что  из  вещей,
свежую закваску, пару кур и крольчиху на сносях. Сказал: пусть,  мол,  живет
себе, как знает, лишь бы в наши дела не лез.
   У Харпа не было никаких оснований, чтобы заподозрить Кикула во лжи. А это
означало, что старый Мидл либо намеренно обманывал их с Марсалом,  говоря  о
том, что прожил в мире вечных снегов не менее десяти лет,  либо  и  в  самом
деле у него не все в порядке с головой. Ситуация,  и  без  того  непонятная,
окончательно запутывалась, поскольку стало неясно, можно  ли  доверять  хоть
чему-то из того, о чем рассказывал Мидл.
   Возле дома, к которому они направлялись, Кикул обогнал Харпа и  услужливо
распахнул перед ним дверь тамбура.
   В хижине, в отличие от тех, где они уже побывали, оказалось на  удивление
много народу. Только на той половине, что прилегала к  входной  двери,  Харп
насчитал шесть человек. И это были не старики и инвалиды, а здоровые женщины
и мужчины, самому старшему из которых на вид было чуть больше сорока.
   К удивлению Харпа, и здесь при их появлении началась та же суета,  что  и
везде. Женщины бросились  к  теплогенератору,  торопясь  разогреть  пищу,  а
мужчины быстро убрали разложенные на столе вещи и скрылись за  перегородкой.
Харп, как ни старался, не смог заметить  не  только  какого-либо  проявления
недовольства по  поводу  вторжения  незваных  гостей,  но  даже  ни  единого
недоброго взгляда, брошенного в их сторону. Казалось, люди, жившие  в  доме,
воспринимали все происходящее как должное, не видя в этом никакого ущемления
своих прав.
   - Забыл тебя предупредить, что этот дом  работает  на  руднике  в  первую
смену, - сказал, усаживаясь за стол, Кикул. - Поэтому под вечер здесь всегда
толкотня.
   Взяв из рук оказавшейся рядом с ним женщины флягу  с  крепкой  настойкой,
Кикул пододвинул к себе стоявшую на столе кружку и  наполнил  ее  до  краев.
Харпу он на этот раз даже не стал предлагать выпивку.
   - Где Шагель? - спросил Кикул у другой женщины, поставившей на стол миску
с лепешками, и попытался при этом игриво хлопнуть ее ладонью по заду.
   От хлопка женщина успела увернуться, но тарелку на стол поставила и зычно
крикнула:
   - Шагель! Это к тебе!
   Из-за перегородки показался мужчина лет пятидесяти, вовсе не  похожий  на
старика, какого рассчитывал увидеть Харп. Он не спеша шел к  столу,  вытирая
на ходу руки грязной промасленной тряпкой.
   - Во славу Сущего! - провозгласил Кикул и, отсалютовав  Харпу  кружкой  с
настойкой, одним махом осушил ее.
   - Удивляюсь, сколько он может выпить, - улыбнулся Шагелю Харп и  взглядом
указал на свободный табурет.
   Шагель осторожно присел на краешек,  положив  тряпку,  которую  держал  в
руках, на свободный угол стола.
   - Мне кажется, прежде мы с тобой не встречались, -  медленно,  растягивая
слова, произнес Шагель.
   - Верно, - кивнул Харп. - Я первый день в этом поселке.  Я  пришел  из-за
гор. Мое имя Харп.
   - Выходит, Кроул был не так глуп, как  утверждал  хранитель,  -  опасливо
покосившись на Кикула, едва заметно усмехнулся Шагель.
   Кикул,  сосредоточенно  жевавший  лепешку,  густо  намазанную  подливкой,
сделанной все из той же закваски с добавлением небольшого  количества  мелко
нарубленного мяса, не обратил никакого внимания на слова Шагеля.  Сейчас  он
думал только о том, как бы не испачкать подливкой синий стеганый жилет.
   - Я слышал, что ты самый старый житель  поселка,  -  обратился  к  Шагелю
Харп.
   - Говорят, - ответил тот. - И что с того? Мало ли что говорят люди.
   - Я кое-что ищу здесь.
   - В таком случае тебе лучше обратиться к хранителю храмовых врат.
   - Я ищу выход.
   - Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   - Храмовые врата были здесь всегда?
   - Спроси об этом их хранителя.
   - Меня интересует не то, что говорит хранитель, а то, что было  на  самом
деле.
   - Ты сомневаешься в истинности слов  хранителя  храмовых  врат?  -  Левая
бровь Шагеля едва заметно приподнялась.
   Ответить на  данный  вопрос  следовало  как  можно  деликатнее.  С  одной
стороны, нельзя было допустить, чтобы оказалось задето достоинство хранителя
храмовых врат, с другой - Харп боялся потерять доверие  Шагеля,  который  до
сих пор если и не был с ним откровенен, то и не уходил открыто от обсуждения
интересующей Харпа темы подобно другим жителям поселка.
   - Хранитель - такой же человек, как и мы с тобой, Шагель.  А  людям,  как
известно, свойственно ошибаться.
   - Хранитель всегда прав, - пробубнил с набитым ртом Кикул.

***

   - Что ты ответишь на это? - Шагель с усмешкой посмотрел на Харпа.
   - Глас народа - глас Сущего, - с точно такой же усмешкой ответил Харп.
   Шагелю, похоже, понравился ответ.
   - Врата были здесь всег