йства,   извини,    ничем    не    могу
поспособствовать...
   - У меня все парни за товаром в Манск уехали, а в киоске на "Поле  чудес"
сидит новенькая, совсем соплюшка. В деньгах и ценах путается, боится  всего,
в каждом прохожем ей бандит мерещится... Посиди с ней до обеда, а? Как в тот
раз... Чем хочешь отслужу...
   - Чем хочу? - ухмыльнулся он.
   - Ну, Родик, ты же моя детская любовь... И  опустила  ресницы,  чертенок,
изображая стыдливую невинность.
   Насчет детской любви она, конечно, врала самым беспардонным  образом,  но
тогда, в третьеразрядном польском отельчике  пять  лет  назад,  был  момент,
когда ему достаточно было сделать шаг  навстречу  -  и  оказаться  с  ней  в
постели. Родион этого шага не сделал - сам толком не  знал,  почему,  то  ли
она, двадцатилетняя, выглядела очень уж юной,  то  ли  побоялся  сложностей,
которые  могли  воспоследовать  после  возвращения  на  родину,  тогда   еще
звавшуюся СССР... И потихонечку жалел иногда - после того, как с  Ликой  все
пошло  на-перекосяк.  Многие  согласятся,   что   женушка-фермерша   гораздо
предпочтительнее, нежели утонченная леди - в том случае,  когда  сам  ты  на
лорда никак не тянешь...
   - Выручишь? - с надеждой уставилась Маришка.
   - Посидеть просто?
   - Ага. Ты разрешения на газовик так и не взял?
   - Да зачем он мне?  ("Особенно  теперь"  -  мысленно  добавил  он.)  Что,
неприятности какие-то ожидаются?
   -  Не  должно  бы.  Черные  налоги  все  аккуратно  уплочены,  но  сейчас
беспредельной молодежи развелось немеряно. Хорошо еще, пугливые, рявкнешь на
них, ствол предъявишь - только пятки засверкают. Но если соплюшка будет одна
сидеть, насмерть перепугается в случае чего... Это так, чисто  теоретическая
опасность, - заторопилась она, боясь, что Родион вдруг передумает.  -  Шпана
сейчас в основном  вокруг  азиатов  вертится,  на  "Поле  чудес"  казахов  с
киргизами полно, их главным образом и чистят.
   Родион насторожился, но не подал виду. С беззаботной ухмылкой спросил:
   - Есть что чистить?
   - А то. Иначе и не охотились бы.  Они  там  поблизости,  в  домах  вокруг
рынка, снимают комнаты, вот их вечерком и прихватывают по дороге, а то и  на
квартиры налетают.  На  той  неделе  один  косоглазик  прилюдно  плакался  -
собрался у нас в Шантарске машину покупать, да нарвался на каких-то  ухарей,
на детский велосипедик не хватит теперь...
   - Не нашли ухарей?
   -  Где  ты  их  найдешь?  Сразу  не  поймали  -  дело  дохлое,  -  весьма
авторитетным тоном сказала  Маришка.  -  Ко  мне  один  сержантик  из  ОМОНа
клеился, часа два сидел в конторе и порассказывал... Не возьмешь с  поличным
- потом ничего и не докажешь.  И  потом,  половина  этих  азиатов  живет  на
птичьих правах, без должной регистрации, эти вообще по  милициям  бегать  не
станут. А мафии своей у них пока что нет - это ж  сплошь  и  рядом  тамошние
интеллигенты  с  дипломами,  которым  туго  пришлось,  не  умеют  они  мафию
соорудить. У меня рядом с  ларьком  один  торгует,  так  он  и  вовсе  майор
танковых войск. Бывший. В Киргизии сейчас армия самую чуточку побольше,  чем
в Монако, вот его и сократили, а родственников деревенских нет,  и  хоть  ты
помирай. Жаукеном зовут. Ну, ему-то получше - каратэ знает, от шпаны кое-как
отмахивается. А другим тяжеленько приходится...
   Все это настолько совпадало  с  услышанным  от  уголовничка,  что  Родион
ощутил прилив веселой дерзости.
   -  Конечно,  какие  проблемы,   Маришка,   -   сказал   он.   -   Оформим
по-родственному, посижу, сколько надо...
   - Родик, я тебя обожаю! - Маришка вскочила и звонко его расцеловала. Макс
открыл один глаз, но, видя, что она опять  уселась  и  никакой  потасовки  в
комнате не происходит, задремал, не меняя позы.
   - В особенности если соплюшка твоя симпатичная...
   - Э, вот это ты брось! Совсем дите.
   - Я ж шутейно...
   - Кто вас знает, ловеласов...
   - Это ты зря, - сказал Родион. - Я - верный супруг, знаешь ли.
   - Ох ты, верный  супруг...  -  сказала  она  с  непонятной  интонацией  и
посмотрела как-то странно. - Все вы верные... Я вот намедни друга сердечного
выгнала.
   - Костика?
   - Ну. Кого ж еще?  Пить  начал,  как  слон,  деньги  тянул  пылесосом,  а
главное, подловила, когда он Любашку  в  уголке  прижимал.  Бухгалтершу  мою
помнишь? В общем, осталась я  сейчас  без  крепкого  мужского  плеча  -  но,
честное слово, пока как-то и не грущу, некогда...
   - Мариш...
   - Аюшки?
   - Тебе деньги нужны?
   - А кому ж они не нужны?
   - Я имею в виду инвестиции, - сказал  Родион.  -  Понимаешь  ли,  у  меня
сейчас наклевывается один бизнес Миллиончиков на несколько. А  куда  мне  их
потом девать, совершенно  не  представляю.  На  хозяйство  вроде  бы  и  так
хватает, а вот ежели по примеру серьезных людей в дело вложить...  Может,  и
выйдет толк.
   - Всегда пожалуйста, - сказала она оживленно. - Громадной прибыли я  тебе
не обещаю, но получится выгоднее,  чем  в  сберкассе  держать  или  закупать
баксы. Тебе подробненько рассказать насчет оборотов и процентов?
   - Да нет, зачем? - пожал он плечами. - Не обманешь родственника, я думаю?
Вот и ладушки.
   Она  восприняла  его  слова  совершенно  спокойно,  даже  и  не  подумала
удивиться - конечно, привыкла, что все вокруг нее вечно занимаются какими-то
бизнесами, вот Лика - другое  дело,  с  той  придется  замотивировать  особо
изощренно, такую легенду выдумать, чтобы.и тени сомнения не ворохнулось...
   - А когда деньги будут? - спросила она насквозь деловым тоном. - Если  бы
точно знать, можно сразу прикинуть, пустить  их  в  Манск  или  на  Алма-Ату
нацелиться...
   - Через недельку, я думаю, - сказал Родион уверенно. И выругал  себя:  не
стоит делить шкуру неубитого медведя, плохая примета...
   - Не знаю точно, - торопливо поправился он. - Рассчитываю через неделю, а
там - как бог пошлет. Дело такое, сама понимаешь...
   - А как же, - согласилась она самым беззаботным тоном. - Так оно всегда и
бывает, хорошо, если из десяти сделок одна проходит... А где у тебя наколки,
если не секрет?
   Он помялся и с таинственным видом поведал:
   - Да так, с заводом связано... Я уж из суеверия пока помолчу. К тому же -
коммерческая тайна.
   - Я за тебя душевно рада, - сказала она искренне. - Может,  хоть  немного
Лике нос утрешь, а то...
   Он насторожился:
   - Мариш, она что, говорила что-нибудь... этакое?
   - Да глупости, ничего она особенного не говорила.  Просто  токовала,  как
глухарь, про свои исторические  успехи  на  ниве  электроники,  а  про  тебя
поминала, словно английская королева про своего дворецкого. Словес особенных
не было,  но  ты  асе  знаешь,  на  какие  взгляды  и  интонации  мы,  бабы,
способны... Ты меня не выдавай, ладно?
   - Да конечно, Мариш, что ты...
   - Может, тебе ее поколотить? Легонечко?
   - Ну ты и ляпнула, старуха, - пожал он плечами с искренним удивлением.  -
Теоретически рассуждая, оно бы и неплохо по старому русскому обычаю, но ведь
не за что...
   Маришка кинула на него быстрый взгляд, поерзала на стуле и рассмеялась:
   - Знаешь же, как говорится - было бы за что, совсем бы убил...
   - Эх, Мариша, мне бы твои двадцать пять... - грустно сказал  он.  -  И  в
чем-то незамутненный взгляд на мир. Битьем еще никого вроде бы не исправили,
не в том корень проблемы...
   - Ничего, - сказала она с видом умудренной и пожившей дамы. - Если удачно
провернешь дело и вложишь ко мне денежку,  все  по-другому  повернется.  Она
тебя ничуть не  презирает,  просто  раз  и  навсегда  отвела  клеточку,  как
водороду в периодической таблице товарища Менделеева, и  думать  не  думает,
что ты способен перескочить в другую, где атомный вес малость  потяжелее.  А
ты ей докажешь...
   - Маришка, а ты умница... - сказал он рассеянно.
   - Ты только сейчас заметил? - фыркнула молодая свояченица. - Не  ожидала,
Родик... - Она встала. - Ладно,  я  полетела,  еще  в  три  места  заскочить
нужно... Спасибо, Родик, я тебя жду завтра утречком... Макс, пошли!
   Проводив ее, Родион покопался  в  шкафу  и  извлек  свою  старую  вязаную
шапочку. Сходил в Ликину комнату за ножницами и иголкой.
   Минут через сорок была готова довольно приличная маска - хоть в  "красные
бригады" записывайся. Отверстия для глаз и рта на  совесть  обметаны  черной
никой - к мелким  починкам  его  приучала  еще  бабка,  рамках  спартанского
воспитания. Очки у него были слабенькие, каких-то минус две диоптрии,  он  и
без них, в общем, прекрасно справлялся.
   Натянув  на  голову  черный  вязаный  капюшон,  расправив,  встал   перед
зеркалом. Критически присмотрелся, подмигнул своему неузнаваемому отражению:
   - Ну что, корнет, прорвемся?

   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   Дебют без грома оваций
   То ли он от волнения стал чуточку невнимательным, то  ли  водитель  белой
"Волги" был виноват на все сто - "волжанка", выскочившая слева,  не  снизила
скорости, и Родион вдруг понял, что тормозить она не будет, хотя должна была
уступить дорогу, имея его справа, притом на главной улице. И крутанул  руль,
ноги метались с педали на педаль, сзади негодующе взвыл клаксон...
   Его швырнуло вперед, перед глазами засверкали искры, и удар на миг  вышиб
всякое соображение. Почти сразу же придя в себя, он  обнаружил,  что  машина
косо стоит на тротуаре, неподалеку  от  автобусной  остановки,  поодаль  уже
смыкает ряды толпа зевак, и слышны громкие реплики:
   - Разъездились, гады, скоро по головам гонять начнут...
   - Тут жрать нечего, а они на машинах раскатывают! Ишь, очкастый, еще и  в
коже...
   - Да что ты на него тянешь, дед? Не видел, как его "волжанка" подрезала?
   - Точно, молодец парень, успел вывернуть...
   - Это "волжанке" бы из автомата да по колесам, в другой раз не борзел  бы
этак-то...
   - При Сталине такого не было...
   - А его не убило там?
   - Да нет, вон, шевелится...
   Родион пощупал голову - крови не было, но повыше левого виска с  завидной
скоростью набухала громадная шишка. Похоже, обошлось, он всего лишь вмазался
головой в стекло левой дверцы, а ведь собирался пристегнуться,  как  чуял...
Ну, гад, каскадер хренов...
   Помотал головой - какой-то миг перед глазами все  плыло,  колючая  резкая
боль на миг прошила череп, но тут же все прошло. Тщательно  оглядевшись,  он
выехал на проезжую часть и покатил дальше, пока не  объявились  гаишники.  В
тихом местечке остановился  у  обочины  и  вытащил  сигарету,  потом  просто
посидел,  пока  не  прошли  окончательно  пульсирующие  толчки,  словно   бы
наплывавшие изнутри черепа. И приступ  неодолимой  сонливости,  и  ощущение,
будто он широкими махами раскачивается  на  гигантских  качелях,  больше  не
повторились. Минут через десять он уже по-прежнему  уверенно  ехал  к  "Полю
чудес".
   ...В  ларьке  с  Маришкиной  продавщицей,   и   в   самом   деле   словно
позаимствованной класса из седьмого, он просидел весь день,  часов  до  семи
вечера. Добросовестно помогал ей торговать, принял товар  с  "Газели"  -  но
главное, смотрел в оба, несколько раз выходил  пройтись  по  базарчику,  что
никаких  подозрений  и  вызвать  не   могло,   и   "коллеги"   из   соседних
ларьков-прилавков, и покупатели относились к нему, как к  обычнейшей  детали
здешнего пейзажа, вроде фонарного столба или страхолюдного бича, то  и  дело
кидавшегося соколом на пустые бутылки.
   Зато он высмотрел достаточно - пригляделся к  узкоглазым  подданным  ныне
независимых республик, оценил, что за товар продают, у  кого  торговля  идет
бойко, у кого вяло, кто с. кем пришел, кто кого знает, где они хранят деньги
и как держатся, бдительно или спокойно. Поразительно, сколько можно  узнать,
наблюдая пытливым оком исследователя за коловращением базарной жизни...
   И сейчас он держал в  голове  детальнейшим  образом  разработанный  план,
основанный как на вчерашних наблюдениях, так и на изучении  места.  Утречком
часа полтора крутился в округе, и на колесах, и  пешком,  не  суетясь  и  не
привлекая внимания, - заходил в булочную, в книжный магазин с  таким  видом,
словно сто лет живет здесь, знает тут каждую собаку.
   Правда, все разработки касались лишь путей отхода.  Что  до  акции,  тут,
конечно, придется импровизировать на ходу  -  неизвестно  точно,  где  имеет
честь обитать  намеченный  к  экспроприации  субъект  лет  сорока,  в  серой
курточке. Тут уж придется положиться на удачу... .
   Пикантности придавало то, что не  далее  чем  в  полукилометре  от  рынка
располагалось  районное  отделение  милиции.  Однако  если  рассудить,   это
работало  на  него  -  известно,  что  под  свечой  всегда  темнее,  господа
большевики не зря старались устраивать свои  типографии  и  явки  как  можно
ближе к полицейскому участку. Инерция мышления - вещь  серьезная  и  анализу
поддается легко...
   Машину он оставил в конце  тихой  улицы.  Пистолет  висел  в  кобуре  под
свитером - Родион долго прилаживал ее и вертелся  перед  зеркалом,  пока  не
убедился, что выпуклость практически незаметна,  шапочка-капюшон  лежала  во
внутреннем кармане куртки. Заперев  дверцу,  он  постоял  несколько  секунд,
напоминая себе, в каком кармане  у  него  лежат  ключи,  каким,  старательно
отработанным движением, следует напяливать капюшон, каким  -  задирать  полу
свитера так, чтобы не зацепилась за рукоятку "Зауэра". Смешно, но особенного
волнения он не испытывал - бывали переживания  и  посильнее.  Столь  яростно
хотелось изменить жизнь и подняться над толпой, над  деловой  женушкой,  что
эмоции словно бы высохли.
   Главное - перемещаться как можно естественнее.  Сначала  он  притворялся,
что ждет автобуса, потом, когда уехали все, кто пришел раньше него,  перешел
на другую  сторону,  свернул  за  угол  и  минут  десять  торчал  на  другой
остановке, откуда первая была не видна. А вот "Поле  чудес"  с  обеих  точек
наблюдалось  прекрасно.  Время  было  позднее,  базарчик  понемногу  пустел,
осмелевшие бродячие собаки начали уже расхаживать по нему открыто, выискивая
отбросы, продавцы волокли всевозможный  мусор  к  урнам,  а  кое-кто  так  и
уходил, оставив после себя форменное свинство, - но чертов азиат все  торчал
за прилавком.
   Родион,  приметив,  что  намеченная  жертва  начала  укладывать  в  сумку
непроданное - а вообще-то, летние дешевенькие кроссовки и тапочки,  которыми
тот торговал, расходились бойко, - перешел  к  ларьку  с  горячим  хлебом  и
несколько минут добросовестно стоял в очереди. Купил две буханки  и  большой
батон - человек с такой ношей не вызовет ни малейшего подозрения,  ясно  же,
что направляется домой, добропорядочный семьянин...
   Ага! Киргиз в серой куртке вскинул сумку на плечо и направился  к  одному
из выходов с рынка. Рассчитать, куда он пойдет, в общем, довольно  легко.  С
одной стороны дороги - обширная зеленая  зона  и  конечная  стоянка  десятка
автобусных маршрутов, с другой - десятка два многоэтажек, так что  маневр  у
дичи ограничен...
   Обогнув небольшое белое зданьице Дворца культуры, Родион  увидел  впереди
серую куртку. Чуть прибавил шагу, напоминая себе: не суетись, мать твою,  не
дергайся... Он второй день появляется один, значит, вполне возможно, приехал
сюда в одиночку, а отсюда логически вытекает, что  денежки  может  постоянно
носить при себе, вдруг  квартирный  хозяин  у  него  -  алкаш,  на  которого
полагаться рискованно...
   Черт! Машины шли косяком, одна  за  другой,  а  киргиз  уже  скрывался  в
проходе меж двухэтажными коричневыми  домишками  на  той  стороне...  Улучив
момент, Родион отчаянным прыжком проскочил под носом у красного  "Москвича",
широкими шагами направился к проходу.
   Охотничий азарт приятно щекотал нервы. Зажав под мышкой теплые буханки  и
помахивая  батоном  в  другой,  Родион  самую  малость  ускорил  шаг.  Потом
замедлил, оказавшись слишком близко к дичи, - он уже не видел в преследуемом
человека, тот стал абстрактной фигурой, дичиной...
   Все. Теперь можно  со  стопроцентной  уверенностью  сказать,  что  торгаш
направляется к панельной девятиэтажке, других домов тут попросту нет...
   Родион наддал. Серая куртка уже исчезла в подъезде. Все еще стоят холода,
и это просто прекрасно, иначе на лавочках у подъездов не протолкнуться  было
бы от совершенно не нужных зрителей. Возле дома - никого, только  детишки  с
гордым видом водят на поводке щенка-сеттера - плевать, для них он  останется
абстрактным "дяденькой".
   Без шапки было холодно, но, увы,  пришлось  идти  на  дело  с  непокрытой
головой - чтобы не тратить лишние секунды, срывая одну шапочку  и  натягивая
другую, с дырами...
   Подъезд. Бесшумно закрыв за собой внешнюю дверь, Родион столь же бесшумно
приоткрыл внутреннюю, заглянул в щель. У лифта никого нет  -  значит,  пошел
пешком...
   Он рванулся вперед, отбросив хлеб в угол, как бесполезный  хлам.  Услышав
над головой шум неторопливых шагов, отработанным движением, на ходу, напялил
капюшон  и  вырвал  пистолет  из  кобуры.  Провел  по  лицу  левой  ладонью,
расправляя маску.
   Его несло, как на крыльях, тело было невесомым, голова  жаркой.  Вымахнул
на площадку. Торговец так и не успел обернуться - Родион левой рукой толкнул
его в небольшую нишу  за  прямоугольной  коробкой  шахты  (от  неожиданности
киргиз выронил сумку, охнул), упер дуло пистолета пониже затылка и прошипел:
   - Стоять смирно, сука, пристрелю!
   Не теряя времени, левой рукой  нащупал  на  поясе  давно  уже  замеченную
черную сумочку, "кенгуриный карман", оказавшуюся пухлой и мягкой  на  ощупь,
чем-то определенно набитой, и это "что-то" крайне походило на бумагу...
   Все происходило молниеносно и легко, словно во сне. После команды Родиона
киргиз послушно принялся расстегивать  обеими  руками  черный  синтетический
пояс, бормоча:
   - Только не стреляй, не надо...
   В голосе звучал такой страх, что Родиону  стало  смешно,  и  он  едва  не
расхохотался в голос. Прижимая  дуло  пистолета  к  затылку,  неловко  зажал
сумочку меж колен, расстегнул "молнию" до половины - и оттуда, как тесто  из
квашни, выперло ворох разноцветных бумажек... Ура, получилось!
   - Паспорт отдай, пожалуйста... -  послышался  умоляющий  шепот.  -  Зачем
тебе? Там, в кармашке... Я стою спокойно, молчу...
   В наружном  кармашке,  точно,  лежал  малость  замызганный  паспорт,  еще
какие-то бумажки. Бросив все это на пол, Родион подтолкнул жертву  к  лифту,
левой рукой нажал кнопку. Секунды тянулись, как  сутки.  Когда  распахнулись
дверцы, он толкнул киргиза внутрь, распорядился:
   - Нажмешь девятый. Паспорт заберешь потом, и смотри у меня -  пять  минут
сидеть на девятом тихо, а то найдем потом, жизни не рад будешь...
   Ограбленный  стоял  в  неудобной   позе,   сразу   видно   было,   боится
поворачиваться  к  нему  лицом  -  пожалуй,  и  впрямь  шума  не   поднимет,
побоится... Родион, полу-обернувшись, сказал громко:
   - Кривой, постой тут, чтоб он не дергался, а я побежал  за  мотоциклом...
Жми девятый, тварь!
   Дверцы лифта  со  стуком  сомкнулись,  и  обокраденный  азиат  поехал  на
девятый. Сорвав маску, Родион завернул в нее черную сумочку и побежал  вниз.
В позвоночнике неудержимо зудело, подмывало  рвануть  со  всех  ног,  но  он
нечеловеческим усилием  воли  заставил  себя  успокоиться,  замедлил  шаг  и
подобрал валявшийся в пыли хлеб. Лифт, слышно было, не достиг  еще  верхнего
этажа.
   Выйдя из подъезда, он чуть не кинулся бегом. Снова превозмог себя,  пошел
быстро, но достаточно  спокойно.  Завернул  за  угол,  не  заходя  во  двор,
направился к соседнему дому, озабоченно поглядывая на часы, всем видом давая
понять, что торопится застать очередную серию "плачущей Санта-Барбары" - она
опять паскудит экран два раза в день...
   Минуты через две он уже отпирал машину. Положив на заднее сиденье хлеб  и
сумочку, аккуратно выжал сцетение, поехал в  конец  улицы,  держа  не  более
двадцати. Видел в зеркальце заднего вида, что  никто  за  ним  не  шится.  И
понимал уже, что дебют прошел великолепно, пус