Сам он извертелся, пытаясь определить, не  едет  ли  кто-то  за  ним.  Не
хватало должного опыта. Любая из двигавшихся  сзади  машин  могла  оказаться
хвостом.  Кроме  тех,  что  обгоняли,   конечно.   Это   Родиона   чертовски
нервировало, он время от времени снимал с руля  то  одну,  то  другую  руку,
вытирал о брюки влажные ладони. Раньше все было совершенно иначе...
   Внимание! У "Оки" замигал левый поворот. Куда она может сворачивать, если
до  следующего  перекрестка  далеко,  а  во  дворы  не  повернешь,   повсюду
заборчики, хоть и невысокие...
   ...  Даша  остановилась  у  тротуара,  напротив  серого  дома  сталинской
постройки, стоявшего буквой "П" - короткая перекладинка отодвинута далеко  в
глубь двора, образованного длинными пятиэтажными  крыльями.  Вышла,  заперла
машину, не оглядываясь, сунув руки в карманы куртки, направилась к  короткой
перекладинке, к единственной двери, высокой, двустворчатой.
   Родион за ней больше не следил - стало некогда. Пришлось проявить  чудеса
виртуозности, чтобы подрезать парочку машин в правых рядах и, не доезжая  до
перекрестка, притереться к обочине. Свернул вправо, за газетный киоск. Слава
богу, стоянка здесь разрешена. Вылез, почти бегом вернулся  назад.  Стараясь
не суетиться, встал в очередь к  киоску,  где  продавали  сосиски  в  тесте.
Последняя порция только что разошлась, так что очередь не двигалась,  и  это
его вполне устраивало.
   Нечего было и  пытаться  высмотреть  слежку.  Место  бойкое  -  длиннющая
автобусная остановка, где пересекался десяток маршрутов, а вдоль нее тянулся
еще более длинный  ряд  киосков,  меж  которыми  примостились  с  семечками,
газетами и прочей мелочью коробейники  обоего  пола.  Людской  поток  служит
живой иллюстрацией к броуновскому движению - толпятся на остановке, толкутся
у киосков, бродят бесцельно, за тобой может следить дюжина опытных топтунов,
а ты и не заметишь... Одно хорошо: сам можешь сколько угодно  таращиться  по
сторонам, притворяясь, что иногда провожаешь взглядом особо стройные ножки и
особенно короткие юбки.
   Ни одна машина так  и  не  повторила  его  маневр.  Его  "Хонда"  торчала
неподалеку от магазина в полном одиночестве. Напряжение  понемногу  спадало,
Родион успокаивался, ладони уже не потели. Когда настала  его  очередь,  он,
промешкав секунду, попросил две сосиски. Даша все  еще  не  показалась.  Без
всякого  желания  стал  понемногу  откусывать  горячее  тесто.   Приходилось
прямо-таки пропихивать его в желудок  отчаянными,  длинными  глотками.  Надо
растянуть подольше - человек, жующий что-то на  улице,  являет  собою  самое
мирное зрелище, никому и в голову  не  придет  удивляться,  что  он  надолго
задержался под деревом...
   Может, у нее в том доме любовник? Тогда  следует  настроиться  на  долгое
ожидание. Седой об этом доме ничего  не  говорил,  но  вряд  ли  располагает
всеобъемлющим досье. Сам признался, что всего о Рыжей не знает никто...
   Он едва не пропустил появление Даши. А увидев ее,  невольно  залюбовался:
рыжие волосы развеваются под прохладным  ветерком,  голова  гордо  посажена,
походка энергичная, как  будто  она  рассчитывает  провернуть  сегодня  кучу
дел... ну, положим, ей и в самом деле неизвестно, что сегодняшний  день  для
нее - самый неудачный в жизни. "Не нужно было становиться на дороге у  Робин
Гуда", - мысленно посоветовал Родион. И, неуклюже проглотив последний кусок,
почти побежал к машине.
   Рвануть с места не удалось - людей было много, да к  тому  же  поблизости
торчала машина ГАИ. Пришлось смирнехонько ждать зеленого.  Белая  "Ока"  уже
отъезжала  довольно  далеко  по  бывшему  проспекту  имени  Сталина.  Родион
прибавил газу.
   Вскоре они вновь  оказались  в  невидимой  связке  -  отважная  охотница,
которой пришлось стать дичью, и ее  неумолимый  преследователь.  "Неумолимый
преследователь" - повторил Родион про себя, смакуя эти слова. Вкус у них был
великолепный, в нем смешались победа и золото, превосходство и азарт.
   Она ехала столь  же  аккуратно,  умело,  чувствовался  опытный  водитель.
Родион, подобравшись поближе - теперь его отделяло от рыжей мишени всего два
автомобиля, -  жадно  пожирал  глазами  затылок  дичи.  Словно  оргазм,  его
пронизывало    ощущение    дикой,    противоестественной    любви-ненависти,
желания-отвращения. Без преувеличения можно сказать - сейчас он ее любил. За
то, что оказался ловчее, смелее, хитрее, предусмотрительнее. За то, что  мог
ее убить вопреки придуманным мелкими людишками законам, а вот она  не  могла
причинить ему вреда, жалкая кроха...
   Взглянул на часы, прикидывая. Девять шансов из десяти за то, что она  все
же едет домой -  некуда  сворачивать,  справа  рядок  частных,  домиков,  за
которыми   пустынный   берег   Шантары,   слева   необозримые   пустыри    с
законсервированными со времен развитого социализма стройками, вот показалось
помпезнейшее и нелепейшее здание обкома КПСС, этакий уродливо  растянутый  в
длину Парфенон рыже-коричневого цвета. Не успели в свое время  достроить,  а
теперь  оно  и  вовсе  никому  не  нужно,  даже  вездесущие  коммерсанты  не
заинтересовались...
   Можно обгонять. Сменив очки на темные, Родион  притоптал  педаль  газа  и
промчался мимо, не взглянув. Свернул влево, еще раз влево,  узкими  улочками
обогнул проспект Авиаторов, покружил по дворам. И притормозил у гаражей.
   Загнав патрон в ствол, поставил  курок  на  предохранительный  взвод,  не
снимая темных очков, запер машину. Никого вокруг. Доверенность  на  его  имя
лежала в кармане - на всякий  случай,  если  придется  уходить  без  машины,
огородами...
   Уверенно пройдя  по  заранее  изученному  лабиринту  гаражей,  свернул  к
недостроенной девятиэтажке. Быстро  оглядевшись,  нырнул  в  дверной  проем,
пачкая кроссовки  в  смеси  опилок  и  песка,  достиг  лестничной  площадки,
лишенной пока что перил, взбежал на пятый этаж.
   Вид открывался прекрасный - для его целей, естественно. Дашин подъезд был
как на ладони. И ольховский обормот, подряженный за двести пятьдесят баксов,
сидел на лавочке - всего  в  каких-то  пятнадцати  метрах,  так  что  Родион
различал все его багровые юношеские прыщи. Хоть и ругают архитекторов за  их
привычку строить дома вплотную один к другому, как спички в  коробке,  нужно
признать, что Родиону они оказали немаленькую услугу...
   Вынул пистолет, взвел курок, положил "ТТ" на  бетонный  подоконник,  сдув
предварительно песок. Натянул  свой  капюшон  -  тот  самый,  своими  руками
смастеренный из шапочки, проверенный в деле.
   Показалось или где-то рядом, в недостроенном  доме,  на  этом  же  этаже,
послышался скрипучий стук?  Словно  нечаянно  задели  подошвой  камешек  или
кусочек бетона и он свалился в пролет...
   Решил,  что  показалось.  Но  прислушивался  сторожко.  Если  не  считать
ольховского, людей во дворе не  было  -  только  молодая  мамаша  неподалеку
старательно качала коляску. Возле подъезда стоял пустой зеленый "Москвич"  и
синяя  "Газель"  с  брезентовым  тентом,  в  кабине  -  никого.   Тишина   и
симметрия...
   Задача шпанца была простой, как перпендикуляр: когда  Даша  направится  в
подъезд, шарахнуть ей в спину холостым  патроном  из  крохотной  "Перфекты".
Во-первых, нелишне посмотреть, что из этого  получится,  а  во-вторых,  если
ничего  особенного  не  произойдет,  Даша  непременно  вцепится  в  хулигана
согласно милицейскому рефлексу - и подставится под пулю...
   А шпанец получит вторую или третью - смотря  каков  будет  расклад.  Даже
если он на все сто  поверил  версии  Родиона  о  строптивой  телке,  которую
следует легонько попугать, чтобы меньше вертела хвостом, - станет совершенно
ненужным свидетелем. Или - пусть живет? Плевать на  очную  ставку  в  случае
чего - отрицать все, честно глядя в глаза следователю. А если еще  вмешается
Меч-Кладенец, кое-чем серьезным обязанный деду, будет совсем безопасно...
   Показалась белая "Ока"! Родион взял пистолет обеими руками, встал боком к
холодной бетонной стене...
   Тонкие перчатки немного  мешали,  но  ничего  не  поделаешь  -  кончилась
волшебная паста...
   Хлопнула дверца. Даша заперла машину, пошла к подъезду,  не  оглядываясь,
Родион, держа пистолет дулом вверх, стал выдвигаться, разворачиваться  лицом
к цели...
   Холостой выстрел! Парень даже не  успел  вытянуть  руку  -  ее  мгновенно
заломили за спину двое крепких ребят, словно джинны из бутылки,  выскочившие
из-под тента "Газели", и незадачливый ассистент киллера нажал на курок чисто
машинально, уже припечатанный к асфальту, распластанный, как кукла...
   А Дашу мгновенно втянули в  подъезд,  прикрывая  могучими  спинами,  двое
таких же широкоплечих, "молодая мамаша" вертелась во все  стороны,  забыв  о
коляске, вполне профессионально  держа  пистолет  в  вытянутой  руке,  возле
подъезда вдруг  оказалось  не  менее  полудюжины  парней  в  штатском,  одни
поднимали с асфальта стрелка, другие вертели головами, будто псы, отбивающие
нападение волков на стадо...
   Родион кинулся к лестнице даже раньше, чем успел все осознать. Дом словно
ожил - с нескольких сторон раздался  топот.  Ловушка!  Рыжая  ждала  чего-то
подобного!
   Неимоверным усилием воли Родион заставил себя замереть. Прижался к  стене
всем телом, понимая, что погибнет, если потеряет голову. У них не хватило бы
людей, чтобы устроить засаду на каждом этаже, на  каждом  лестничном  марше,
слишком много окон пришлось  бы  держать  под  наблюдением,  достроенный  до
шестого этажа дом длиннющий, как авианосец...
   Холодно, расчетливо проанализировав все долетавшие шумы, он  на  цыпочках
побежал  вправо,  на  миг  испугавшись,  что  не  найдет  выхода  из  серого
лабиринта. Топот послышался  справа  -  и  миновал  место,  где  остановился
Родион.
   Нет смысла гадать - то ли из окружения Седого произошла  утечка  (которой
Седой и боялся), то ли Рыжая была сущей чертовкой, способной просчитать  все
варианты. Возможно, за квартирой Родиона после  ее  ухода  следили,  засекли
Седого с компанией... Какая разница? Ноги бы унести!
   В проеме перед ним появилась обтянутая черной кожанкой широкая спина -  и
Родион выстрелил в нее. Человек без крика завалился лицом вниз.  Перепрыгнув
через  него,  Родион  выскочил  на  лестницу,  загромыхал  вниз.  Поблизости
послышались азартные голоса, перекликавшиеся громко, беспокойно:
   - Сева, в ту сторону!
   - Пятый молчит!
   - Давай оцепление в темпе!
   Родион прыгнул со второго этажа в кучу песка. Не  упал.  Тут  же  кинулся
вправо, далеко обходя проход  меж  гаражами,  по  которому  сюда  пришел,  -
наверняка они ждут и у машины... Обернулся. В окне маячили две  неразличимые
физиономии. Навскидку выстрелил по ним, жал  на  спуск,  пока  не  опустошил
обойму. Спрятались, твари.
   Бросив пистолет, наддал что есть мочи,  бежал  дворами,  на  ходу  сдирая
капюшон и запихивая его в карман куртки. Те, кто давно уже выручал и  бер„г,
словно  несли  его  над  землей,  над  ямами  и  железяками,  над  разбитыми
асфальтовыми дорожками, дули в спину ледяным ветром...
   И умчали  от  облавы,  вынесли  незамеченным  на  неширокую  улицу  имени
генерала Говорова. Успокоили, заверили, что он сумел благополучно  скрыться,
что бояться больше нечего. Родион, старательно причесавшись, подошел к  краю
тротуара с поднятой рукой - и остановил первую же машину...
   ...До своего "Форда", оставленного на стоянке возле оперного  театра,  он
добрался минут через двадцать после бесславного бегства с поля боя. Впрочем,
бесславное бегство ничуть не позорно, если помогает спасти свою шкуру, живая
собака лучше мертвого льва, а хозяин богатого клада не имеет права  ложиться
костьми на потеху сыскарям...
   Теперь  предстояло  сработать  в  лихорадочном  темпе.  Вполне  возможно,
неподалеку от места неудавшегося покушения торчал кто-нибудь из людей Седого
- и сейчас торопится доложить...
   "Подведем итоги, - лихорадочно размышлял он, сворачивая к спортзалу,  где
постигала премудрости художественной гимнастики Зойка. - Отпечатки пальцев в
машине? Подвозил меня на ней такой мордастый, могу  описать  его  кое-как...
Пацан с пистолетом? На пистолетике моих пальцев нет,  на  патронах  тоже,  а
парнишку впервые в жизни вижу... И вообще, разве кто-то убит, кто-то  ранен?
На стройке? Не был я на стройке, хоть обыщите..."
   Остановил машину в отдалении. Осмотрелся. Спортзал был старой  постройки,
стены с выщербленными кое-где кирпичами, грязный и  запылившийся  стеклянный
дугообразный купол. Неподалеку четыре машины - две  вроде  бы  пусты  (хотя,
вспоминая сюрприз возле Дашиного дома, кто их знает...), Маришкина "Ока", уж
она-то точно пустая... А вот индивидуум в белой "девятке" знаком донельзя  -
именно он, когда Кира возилась с батарейкой, тогда держал левую руку и левую
ногу Родиона. Вот и свиделись. Один - это неплохо...
   "Зауэр" он держал в  бардачке  "Форда"  -  риск  был  жуткий,  но  сейчас
предстояло прятать Зойку, ломая противодействие сильного противника...
   Кажется, мордастый его не  заметил.  Возможно,  топтуна  не  предупредили
насчет того, что у Родиона есть "Форд", и он не встревожился...
   Не снимая темных очков, Родион закурил. Зудяще ныл висок, ноздри  щекотал
неведомо откуда взявшийся химический запах, имевший, определенно,  отношение
к медицине. Он даже  повертел  головой,  надеясь  обнаружить  его  источник.
Тщетно.
   На крыльце показались единственные, кто еще  оставался  ему  хоть  как-то
близок, пусть даже близость эта почти не чувствовалась теперь. Они  виделись
словно бы в перевернутый бинокль, сквозь мутное стекло - Маришка, то и  дело
озираясь, сбежала со ступенек, буквально волоча  за  руку  Зойку.  Личико  у
дочери было ничуть не испуганное, скорее капризное,  на  миг  Родион  увидел
вместо нее Лику: тот же  надменный  поворот  головы,  манера  прикусывать  в
раздражении нижнюю губку... "Быстрее, мать вашу", - мысленно  поторопил  он,
бесшумно приоткрывая дверцу.
   Удивительно, но мордастый  совершенно  спокойно  смотрел  на  спешащую  к
машине Маришку, не  делая  попыток  выскочить  или  связаться  с  кем-то  по
радиотелефону. Безмятежно пожевывал резинку, выставив локоть в окошко, убрав
руки с руля.
   И все равно, следовало  его  стреножить.  Не  захлопывая  дверцу,  Родион
бесшумно пробежал на цыпочках  несколько  метров,  держась  так,  чтобы  его
нельзя было усмотреть в зеркальце заднего вида, на  ходу  вынимая  пистолет.
Увесистая рукоятка "Зауэра" угодила по выставленному локтю, мордастый громко
зашипел от нежданной боли, мгновенно втянул руку.
   Когда повернул искаженное болью и яростью лицо, дуло уже смотрело  ему  в
переносицу.
   - Руки на руль, - сказал Родион бешено,  тихо.  -  Держи  руки  на  руле,
морда, застрелю...
   Тот, с похвальной быстротой вытянув руки, вцепился  в  баранку  так,  что
побелели костяшки толстых пальцев. Все  еще  постанывал  сквозь  зубы,  лицо
покрылось крохотными бисеринками пота.
   - Так и сиди, - шепотом приказал Родион. - Один?
   - Один. Слушай...
   - Заткнись!
   Маришка приостановилась, испуганно глядя в их  сторону.  Свободной  рукой
Родион отчаянно замахал ей в сторону машины, и она,  все  еще  держа  правую
руку в кармане куртки, потянула Зойку  к  "Оке".  Краем  глаза  наблюдая  за
мордастым, Родион осмотрелся. На улице  было  тихо  и  пусто,  только  из-за
высокой зеленой ограды школы выходила тоненькая, как прутик, девчушка, гордо
ведя на поводке громадного тигрового дога, чуть ли не выше ее ростом.
   Подозревать в ней милицейскую подсадку было  бы  глупо,  какие  там  юные
друзья пограничников в век рынка... Мотор "Оки" тихо  заработал,  она  стала
разворачиваться.
   -  Оружие  есть?  -  тихо  спросил  Родион,  окончательно  отвлекшись  на
пленника.
   - Да зачем?
   - Ну-ка...
   Оглушительный взрыв не дал ему закончить. Дернувшись, он повернул  голову
как раз вовремя, чтобы увидеть, как беленькая машинка,  осветившись  изнутри
желтым сиянием, лопаясь, встала на передние колеса,  замерев  в  воздухе  на
один жуткий миг, превращаясь в клубок огня и дыма, рушится  вверх  колесами,
пылая, сминаясь...
   "Девятка" прыгнула вперед, едва не сшибив его. Дог с  воем  мчался  вдоль
улицы, вырвав поводок у хозяйки. "Ока" пылала,  а  белая  машина  с  убийцей
неслась прочь, как метеор, когда Родион сообразил вскинуть пистолет, она уже
свернула  за  угол,  отчаянно  визжа  тормозами,  едва  не  столкнувшись   с
автобусом...
   На балконе кто-то кричал. То, что осталось от машины, было окутано черным
тяжелым дымом. Родион с застывшим лицом пошел к "Форду", испытывая,  как  ни
странно, что-то вроде облегчения от того, что кто-то решил за него  нелегкий
ребус. Висок сверлила боль.
   ...Последний раз Родион здесь был лет  восемь  назад,  но  с  тех  пор  в
кабинете ничего не изменилось - те же тяжелые книжные  полки  с  добротными,
ранешними томами, большей  частью  изданными  еще  до  революции,  массивная
мебель, настольная лампа с зеленым абажуром, каких не делают уже лет  сорок,
высокая  малахитовая  ваза  со  скромной  серебряной  табличкой  на   черной
мраморной подставке: "Профессору А.В. Кладенцеву - И.В. Сталин. 13.10.1949".
   Бесшумно появилась супруга академика с редким именем  Фелиция,  поставила
поднос с китайским кофейным сервизом, сообщила:
   - Родион Петрович, Алексей Васильевич выйдет из ванны через семь минут...
Угощайтесь.
   И величественно прошествовала к двери - глядя  со  спины,  можно  дать  и
тридцать пять, но на самом  деле  пятьдесят  два,  на  тридцать  лет  моложе
знаменитого супруга. Тридцать лет они и прожили,  кстати,  с  тех  пор,  как
гениальный монстр геологии отбил ее у  какого-то  полковника.  Единственное,
что ее огорчало  и  тогда,  и  теперь  -  что  "академикша"  звучит  гораздо
непригляднее давно ставшего  привычным  "профессорша".  Родион  нехотя  взял
простое печеньице шантарского изготовления, откусил уголок, рассеянно  глядя
на один из портретов - писанный маслом. Товарищ Берия зорко и хищно  смотрел
со стены куда-то  в  угол  -  с  таким  выражением,  словно  там  притаились
недобитые вейсманисты-морганисты.
   Кладенцев был единственным в Шантарской губернии настоящим  академиком  -
то есть членом Академии  наук  СССР,  а  не  каких-то  там  юморных  контор,
расплодившихся в последние годы. Отец шантарской платины получил сие высокое
звание еще в годы генералиссимуса, когда званиями особенно не бросались.
   В случае, если бы природа по какому-то неведомому людям  капризу  создала
общество с обликом тиранозавра и мозгом Ньютона, это и был бы точный портрет
А.В. Кладенцева, последнего, пожалуй, из блистательной плеяды себе подобных.
Когорта   "византийцев   генералиссимуса",   как    их    когда-то    назвал
Раскатников-дед (тайно сокрушавшийся,  что  самому  не  хватило  всего  пары
ступенек,  чтобы  войти  в  их  число),  по  его  же  словам,  состояла   из
индивидуумов особого склада, и после  пятьдесят  третьего  года  пополнялась
лишь за счет жалких эпигонов, пусть и не уступавших в интеллекте.
   Народ этот, свирепый и  талантливый,  ни  в  чем  не  признавал  полумер,
начиная от многочисленных любовей и кончая интригами. Если работали - то  до
обмороков и временной слепоты, если хотели друг друга сожрать  -  средствами
не брезговали. Только наивный интеллигентик времен  заката  перестройки  мог
предполагать, что академика Вавилова сгубил тупой следователь НКВД, типус  с
тремя классами церковно-приходской школы и одиноким  значком  "Ворошиловский
стрелок". Великого генетика схарчили, не оставив даже косточек, кондоры  его
полета, блестящие научные умы  с  замашками  тиранозавров.  Блестящий  ум  и
высокая мораль в жизни сплошь и рядом бредут по разным дорожкам...
   По слухам, в свое время Кладенцев насмерть схлестнулся с самим  Берией  -
из-за некоей беспутно красивой аспиранточки.  Достоверно  известно,  что  ни
Берия, ни Кладенцев  не  умели  уступать  или  отс