- Увы, нет, - она повернулась к  нему,  глядя  столь  же  бесстрастно.  -
Боюсь, некто, будучи вызванным на допрос, заявит что-нибудь вроде...  -  она
на миг задумалась. - Скажем, что мстил ветреной красотке, однажды  явившейся
к нему домой в самом сексуальном виде и вступившей в  интимную  близость,  а
потом отказавшейся таковую продолжать...
   Они с чуть заметными напряженными улыбками смотрели друг другу в глаза  -
прекрасно друг друга понимали, видели насквозь. Но не могли  причинить  друг
другу ни малейшего вреда...
   "Умна, стерва", - мысленно похвалил Родион.  Что-то  в  этом  роде  он  и
заявил бы на допросе - извините, гражданин прокурор, но эта рыжая явилась ко
мне домой в самом откровенном виде, и мы немного порезвились на  диване,  я,
глупец, влюбился, но она меня использовала, как игрушку, я потерял голову  и
послал первого попавшегося обормота с ней  глупо  пошутить...  Мальчишество?
Быть может, но я был в полном расстройстве чувств...  И  ничего  бы  она  не
доказала - те, кто ее сопровождал, поневоле показали бы чистую правду. Долго
оставалась с ним наедине в его квартире, имея на себе минимум ткани...
   - Я угадала? - бесстрастно спросила она.
   - Возможно, - сказал он. - Интересно, а что будет с  парнишкой,  которого
вы задержали?
   - Придется отпустить, - пожала она плечами  без  малейшего  сожаления.  -
Меня такие хулиганчики не интересуют. Охочусь за более вонючей дичью...
   Старички насторожились, и  Даша,  мельком  покосившись  на  них,  холодно
кивнула Родиону:
   - Прошу прощения за причиненные неудобства, Родион  Петрович.  Вы  вправе
подать жалобу. Честь имею.
   Родион и сам сейчас не знал, чего ему сильнее хочется - грубо обладать ею
или убить. Он победил, но триумф не вызвал особого ликования: все чувства  и
эмоции словно бы сгладились, как песок под приливной волной. В голове  стоял
странный покой, под череп словно запихали  огромный  ком  ваты,  по-прежнему
мягко пульсировавшей.
   И, глядя, как навсегда уходит из его жизни Даша Шевчук, он вновь подумал:
"Какая была бы напарница..."
   ...Он был уверен, что слежки  за  ним  нет.  Залив  полный  бак  "Форда",
полтора часа кружил по городу, временами выбираясь за его  пределы  -  то  к
поросшим лесом сопкам, то в продуваемую неутихающими  ветрами  голую  степь.
Никакой слежки. Однажды, правда, слева  пролетел,  держа  по  направлению  к
Кузнецовскому  плато,  маленький  "мусоршмитт"  -  сине-желтый   милицейский
вертолет, но он слишком быстро скрылся с глаз, так что не стоило  будоражить
душу параноическими мыслями о некоей супераппаратуре...
   И тогда он, преисполненный  холодной  решимости,  развернулся,  поехал  к
центру. Мимо кафе "Казачья ладья" он не раз проходил и проезжал раньше  -  и
бывал всякий раз удивлен тамошним безлюдьем. Кафе словно бы всегда закрыто -
но отчего-то не прогорало. Вот оно что оказалось...
   Проехал мимо, не выделяясь из потока.  Кафе  было  устроено  в  маленькой
квадратной пристроечке, одним  срезанным  уголком  прильнувшей  к  кирпичной
девятиэтажке, - вроде в доме, но в то же время отдельно. Светлые шторы,  как
всегда, задернуты, внутри горит неяркая люстра, на  стене  рядом  с  входной
дверью - мастерски вырезанный огромный  барельеф  из  полированного  дерева,
изображающий бородатых казаков, сгрудившихся  на  носу  крутобокой  ладьи  с
выгнутым парусом. Красивый барельеф.
   Проехав мимо, Родион свернул на параллельную улицу  и  загнал  машину  на
стоянку возле кондитерской. Попутные автомобили, как один,  пролетели  мимо,
не останавливаясь. Слежки не было.  Нынешняя  мода  намереньям  Родиона  как
нельзя более благоприятствовала.  Широкое  и  длиннополое  пальто  колоколом
надежно скрывало висевший дулом вниз коротенький автомат и заткнутый за пояс
магазин.
   Обогнув мусорные контейнеры, он подошел к невысокой бетонной  приступочке
- четыре ступеньки без перил - поднялся к черному ходу. Зажмурившись на миг,
прошептал, обращаясь к тем, кто хранил его последние дни:
   - Выручайте, мои хорошие... Насчет души мы подумаем...
   И решительно  потянул  дверь  на  себя.  Незаперта.  Короткий  темноватый
коридорчик, загибающийся влево. Шаг. Шаг. Шаг. За поворотом - широкий  проем
справа, оттуда пахнуло жаром и вкусными запахами. Небольшая кухня. Видны две
жирные спины, обтянутые белыми халатами, уголок плиты. Родион  прошел  мимо,
словно бывал здесь сто раз.
   Коридорчик  вновь  поворачивает,  на  сей  раз  вправо.  Родион  на  ходу
расстегнул пальто. Опустил руку в карман. Навстречу кто-то шел - из-за  угла
упала тень. Он не замедлил шага.
   Кирочку он узнал мгновенно  -  несмотря  на  коротенькое  черное  платье,
обильный макияж. С ходу, едва  она  инстинктивно  замерла,  расширив  глаза,
ударил ее рукояткой пистолета в переносицу. Ударившись спиной о  стену,  она
осела с залитым кровью лицом, длинно, тяжело всхлипнув.
   Он звонко вогнал магазин, передернул  затвор,  снял  автомат  с  ремня  и
перекинул в левую руку. Никакой охраны на пути  -  видимо  Князь  чувствовал
себя в безопасности.
   Зальчик открылся перед ним неожиданно - Родион даже отпрянул.  Все  здесь
было словно бы кукольное - дюжина столиков вдоль  стен,  крохотная  эстрада,
стойка бара, где одновременно могли примоститься человека  три,  не  больше.
Уютно, надо признать. Хорошо, должно быть, посиживать здесь, будучи хозяином
и владыкой...
   Столики пусты, кроме одного - за  ним  и  сидел  Князь  в  компании  двух
незнакомых, при галстуках, и тупорылого охранничка, не  того,  что  сидел  в
"девятке", незнакомого. Сразу было видно, что это именно охранник - очень уж
он не гармонировал с тремя господами в хороших костюмах, с умно-решительными
лицами.
   За стойкой помещался толстощ„кий парень в белой рубашке и красной "киске"
в белый  горошек.  Его  тоже  следовало  сосчитать,  чересчур  широкоплеч  и
серьезен для простого бармена...
   Родион, мало того, что служил в армии, достаточно поболтался  на  сборах,
чтобы запомнить нехитрую истину:  "В  комнату  врываются  вдвоем  -  впереди
граната, а ты за ней..."
   Чека упала на пол с будничным негромким стуком.  Сделав  шаг  вперед,  он
громко окликнул:
   - Князь, смерть пришла!
   И, убедившись, что его  успели  увидеть  и  узнать,  широко  размахнулся,
метнул гранату по всем правилам, отпрянул за угол.
   Взрыв  прозвучал  оглушительно,  вылетело  высокое  стекло,   обрушиваясь
звенящим водопадом, по стенам словно хлестнули десятки кнутов со вплетенными
в них свинчатками, с отчаянным  дребезгом  осыпались  неисчислимые  висюльки
люстры...
   Родион прыжком влетел в зал,  ставший  неузнаваемым  -  среднее  из  трех
стекол выбито начисто, люстру смахнуло, разбито зеркало над стойкой, а чудом
уцелевшие длинные, кривые почему-то осколки густо заляпаны темно-алым - ага,
бармену угодил в лоб шальной квадратик "лимонки", вон  он  сидит,  припав  к
стене тем, что осталось от головы...
   Навстречу бабахнул пистолетный выстрел. Управляемый чужой волей, делавшей
невероятно проворным и вертким, Родион без труда уклонился, расставив  ноги,
полоснул длинной очередью по единственному, кто ухитрился  уцелеть.  И  тот,
выронив длинный пистолет, скорчившись, опустился на пол.  Стол  из  светлого
дерева, за которым они все четверо сидели, был покорежен и полуразбит. Резко
повернувшись, так что полы плаща разметались  нетопырьими  крыльями,  Родион
несуетливо, метко принялся палить по трем распластавшимся фигурам.  Две  еще
дергались, пытаясь встать - и замерли окончательно,  потерявшие  сходство  с
людьми из-за копоти и висевшей лохмотьями одежды...
   Шевеление слева. Он развернулся в  ту  сторону  как  раз  вовремя,  чтобы
поймать на  мушку  рослого  детину  в  белой  куртке,  ошалело  выскочившего
откуда-то из-за эстрады. Потянул спуск. Детина повалился ничком,  так  и  не
успев вытащить из-под мышки пистолет. На  улице  слышался  визг  тормозов  и
крики.
   Держа  автомат  наизготовку,  Родион  бросился  прочь  -   уже   знакомым
коридорчиком.  Две  грузных  поварихи,  выскочившие  ему   навстречу,   сами
наскочили на короткую очередь.  Они  падали  мучительно  долго,  и  пришлось
ждать, пока упадут - закупоривали проход расплывшимися фигурами, как пробки.
   Кирочка за это время успела немного прийти в  себя  -  она,  цепляясь  за
стену, пыталась добраться до входной двери... Родион, осклабясь, вогнал ей в
спину скупую очередь - в свое время мужской лихости ради научился опустошать
магазин короткими очередями в два-три патрона. Сэкономил даже - Кирочка  уже
застыла на полу, а затвор все еще оставался на боевом взводе, значит, были в
магазине патрончики...
   Вот только автомат ему совершенно ни к  чему  теперь,  Опасно  держать  в
машине далее, да и патронов там осталось всего ничего... Родион швырнул  его
на пол рядом с Кирочкой, не спеша снял пальто, сбросил широкий ремень.
   Вышел на улицу, торопливо сдирая и пряча  в  карман  резиновые  перчатки.
Главное было, как всегда, - не бежать. На  балконах  и  в  окнах  любопытных
что-то не видно - знают, наверное, что за соседи им достались, не  торопятся
высовываться...
   Спокойным шагом он добрался до машины. Выехав на улицу, повернул направо,
чтобы проехать мимо парадного входа в кафе как ни в чем не бывало.  Там  уже
толпилась изрядная толпа зевак, а вот милиции пока что не было...

   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
   Избавление
   Уже привычно пригибая голову, чтобы не  треснуться  темечком  о  бетонный
выступ, Родион спустился  в  подвал,  светя  под  ноги  фонариком,  повернул
налево. При каждом  движении  луча  во  мрак  отпрыгивали  какие-то  черные,
длинные, проворные, исчезали, слившись с сырой темнотой, и тут же  новые  на
миг возникали на границе  мрака  и  света,  на  зыбком  рубеже  меж  явью  и
нереальностью, колыхались в такт с пульсирующим под черепом упругим  комком.
Неразличимые шепотки смыкались вокруг, рассыпаясь острыми шорохами и  мягким
топотком крохотных лапок. Кто-то  неотступно  сопровождал  его  шаг  в  шаг,
оставаясь  недосягаемым  для  взгляда,  кто-то  провел  по  лицу  невесомым,
мохнатым, мягким. Волнами накатывали запахи,  чересчур  быстро  сменяя  друг
друга, чтобы их можно было распознать, звон в голове  стал  неотъемлемой  ее
частью...
   Поставив фонарь в стороне рефлектором вверх,  присел  на  корточки,  стал
швырять железяки в угол, вызывая обиженное шуршанье разбегавшихся невидимок,
быстрые сумбурные шепотки, замыкавшие его в шипящее полукольцо.  Создания  с
рубежа нереальности шмыгали у ног, подвал, словно темной  водой,  был  залит
под потолок шуршаньем, скрежетом коготков, шебуршеньем тех, не к  ночи  будь
помянутых, - но  страха  не  было,  хоть  и  пробивалось  временами  змеиное
шелестенье старика:
   "Джехеннем..."
   - Ничего, ребята, ничего, - бормотал он, разбрасывая лязгающие железки, -
Прорвемся, это для них джехеннем, пусть они и пужаются...
   Сумбурчики ответили одобрительным лопотаньем, сжимая  кольцо.  За  спиной
высился кто-то тихий, неподвижный, громадный, свой, благосклонно  взирающий,
вот только стылым холодом от него веяло так, что кожа на  затылке  неприятно
стянулась. И Родион недовольно пробормотал, отмахиваясь локтем:
   - Не стой над душой, а то перекрещу... Потом он услышал,  как  рядом,  за
тонкой кирпичной перегородкой, вполне дружелюбно беседуют,  смеясь,  Лика  и
Соня, мельком порадовался, что у них все наладилось, успели и познакомиться,
и помириться, но время поджимало, и он не стал  отвлекаться,  вмешиваться  в
разговор своих женщин, разбрасывал хлам, скрывавший тайник, - а там  женские
голоса отдалились, растворились в царапаньи и шуршаньи крохотного народца.
   - Думаете, я не знаю, кто вы? - широко усмехнувшись,  спросил  Родион.  -
Зна-аю... Ну и живите...
   В два счета сковырнув стамеской фальшивые днища  канистр,  высыпал  пачки
денег на плотно убитую землю под ногами, стал аккуратно поднимать по  одной,
отряхивать от пыли, укладывать  в  принесенную  с  собой  объемистую  сумку,
кирпичик к кирпичику, словно каменщик,  трудолюбиво  возводивший  стену  меж
прошлым и будущим. Сам подивился, как много набралось, сколько  было  добыто
трудами в поте лица. Уложил сверху  мешочки  с  драгоценностями  и  золотыми
червонцами. Раскрыл паспорт на страничке с фотографией. В самом деле,  много
общего, для  кассиров  и  проводниц  сойдет.  Гражданин  Капитоненко  Виктор
Трофимович собрался домой, в направлении Вятки, мы люди не особенно сложные,
кто-то спешит по направлению к Свану, ну, а мы - в сторону Вятки...  Вятские
- ребята хватские, семеро одного не боятся, если он побитый  и  связанный...
Так, кажется, звучала поговорка. А  Родиона  Петровича  Раскатникова  больше
нет. Был, да весь вышел.
   Сумбурчики одобрительно перешептывались. Чтобы  сделать  им  приятное  за
моральную поддержку, Родион звучно продекламировал  Киплинга,  "О  пропавших
без вести":
   - ...и снова можно будет жизнь начать,
   когда тебя заочно погребут.
   Мы снова сможем девочек любить,
   могилы наши зарастут травой,
   а траурные марши, так и быть,
   наш старый грех покроют с головой...
   Благодарные  слушатели  ответили  бурными  аплодисментами,   глуховатыми,
ватными рукоплесканиями, сливавшимися с биением упругого шара  под  черепом.
Бережно спрятав паспорт во внутренний карман куртки, Родион застегнул его на
пластмассовую пуговицу. До Екатеринбурга как-нибудь доберется. А там можно и
поговорить по душам с Петровичем.  За  время  робингудовских  приключений  и
общения с Соней узнал много  нового  о  теневой  стороне  жизни.  Даже  если
Петрович струхнет, новый паспорт можно раздобыть самому. Какой угодно,  хоть
на имя Джумагельды Ивановича Цукермана. Есть еще ближнее зарубежье, знакомые
в Минске, Риге, Харькове, есть места, где прошедший неплохую школу выживания
бывший интеллигент сможет приложить к делу и жизненный опыт, и деньги, а  то
и инженерную смекалку...
   Повесил на пояс кобуру с  "Зауэром",  сунул  в  боковой  карман  запасную
обойму, не раздумывая, ввинтил  запал  в  единственную  оставшуюся  гранату,
проверил большим  пальцем,  надежно  ли  отогнуты  усики.  Округлая  тяжесть
гранаты приятно оттянула тонкую ткань кармана.  Тщательно  застегнув  сумку,
оказавшуюся вовсе не тяжелой, Родион встал.  Для  вящей  безопасности  нужно
будет сесть на электричку, там не  нужно  предъявлять  паспорт.  Доехать  до
Аннинска, оказавшись за границами Шантарской губернии, а  там  пересесть  на
поезд дальнего следования. Рыжая стерва в майорских погонах, кавалерственная
дама, пусть испытывает свои пинкертоновские таланты  на  ком-нибудь  другом.
Окажись у нее мало-мальски весомые козыри, давно вцепилась бы в  пятки,  тут
не спасло бы и заступничество академика. Значит, доказательств нет  никаких,
не зря же во время обыска вид у нее был, как у  норовистой  лошадки,  тщетно
пытавшейся выплюнуть удила...
   Аккуратность - прежде всего. Поднявшись в квартиру, он тщательно побрился
в ванной, краешком глаза то и дело улавливая шевеленье сумбурчиков в  темных
уголках. Попрыскал мужским лосьоном-спреем на горячую, словно бы воспаленную
кожу.
   Безупречно одетые, чисто выбритые и причесанные люди в глаза милиции, как
правило, не бросаются. Следовало бы сбрить бородку, но тогда паспорт  вятича
будет бесполезен.
   Он надевал свежую рубашку, когда зазвонил  телефон.  Приставив  палец  ко
лбу, Родион долго, задумчиво созерцал аппарат, пытаясь вспомнить,  для  чего
эта штука предназначена. Сообразив наконец, что следует делать, снял  трубку
и сказал без выражения:
   - Алло.
   - Старик, ты? Вадик говорит.
   - Какой Вадик? - искренне удивился Родион, успевший уже начисто забыть  о
прошлой жизни, о тех, кто не имел ничего общего с Робин Гудом.
   - Родька, ты даешь... С утра похмеляешься?
   - Ах да... - вспомнил он. - Извини,  я  тут  замотался  вконец...  Вадик,
да... Как дела? - Да возвращаюсь завтра утречком, ты не в претензии?
   - Конечно, нет.
   - Родька, тогда подчисть там все, лады? Я знаю, ты и так  аккуратист,  да
мало ли какая мелочевка после таких вакаций остается... Я с будущей супругой
в эту хату войду, усек?
   - Ага, - сказал Родион.  -  Не  волнуйся,  старик,  я  все  ненужное  уже
вынес... вывез... - его прошиб сухой, трескучий смех. -  Все  ненужное...  И
сам, можно сказать, выезжаю...
   Он чисто машинально бросил взгляд на телефон - и оцепенел.
   Угловатые  красные  цифирки  высветили  шестизначный  номер.  То  есть  -
шантарский, городской. Все телефоны "Шантарского Загорья", расположенного  в
четырех часах езды от Шантарска, были четырехзначные.
   Вадик что-то талдычил в трубку - теперь-то  Родион  понял,  что  голос  у
старого приятеля был странныи... И сбросил аппарат со стола. Из глаз едва не
брызнули слезы - это было неправильно. Они не имели права вставать на пути в
новую жизнь...
   Значит, добрались до Вадика. И до "берлоги".  Никакой  ошибки.  Вадик  не
стал бы делать совершенно ненужную остановку на полпути из курорта к дому...
   Голова работала ясно и четко. Прокравшись к  двери,  он  снял  "Зауэр"  с
предохранителя, наложил цепочку, взявшись за ручку, стал открывать дверь  от
себя...
   Ее рванули снаружи  с  необычайной  силой,  цепочка  скрежетнула,  но  не
подвела... Наугад выстрелив в образовавшуюся щель -  и  с  радостью  услышав
вскрик боли, еще какой-то шум - Родион дернул дверь на себя. Щелкнул  замок.
Захлопнул вторую, сейфовую, и четыре ригеля моментально вошли в гнезда.
   Со стальной, сейфовой, они повозятся. Вадик поставил ее не из-за воров  -
после  того,  как  муженек  одной  из  его  бесчисленных   симпатий,   мужик
габаритный, снес с петель старую дверь, и дело кончилось хорошей дракой...
   Осторожно подкрался  к  окну,  отодвинул  штору.  На  крыше  девятиэтажки
напротив над невысоконьким кирпичным  парапетом  маячили  стволы  и  зеленые
круглые каски. Родион дважды выстрелил навскидку прямо сквозь  стекло  -  не
попал, успел заметить, но головы и стволы шустренько исчезли за парапетом...
   И тут же, разнося вдребезги оконное  стекло,  по  комнате  справа  налево
прошла длинная автоматная очередь, Родион едва успел отпрянуть  за  бетонный
пристеночек. Он оказался зажатым в углу, а очередь  безостановочно  хлестала
по стене,  с  грохотом  расшвыривая  книги,  брызнули  осколками  фарфоровые
безделушки, портрет корифея мировой науки выглядел теперь  так,  словно  над
ним потрудилась орда  чернорубашечников,  жаждавшая  отомстить  за  создание
жидомасонской  теории  относительности,  изначально  предназначавшейся   для
затуманивания мозгов доверчивого русского народа.
   Родион испытал какое-то противоестественное любопытство, пытаясь угадать,
в чем тут сюрприз. И, когда на лестничной площадке упруго  громыхнул  взрыв,
он испытал скорее радость от того, что угадал правильно  -  пока  автоматчик
зажимал  его  в  углу,  внешнюю  дверь  подорвали.  Пресловутый  "Ключ"  или
"Импульс" - он не так давно приобрел изданную  в  Шантарске  пухлую  "Азбуку
милиционера" и старательно изучил длинный список спецсредств...
   Ну и ладненько.  Со  второй  дверью  придется  повозиться  не  на  шутку,
американцы  ее  сделали  не  для  того,  чтобы  вылетела  от   паршивенького
подрывного заряда... Воспользовавшись тем, что автомат умолк, рухнул на  пол
и пополз к сумке. В разбитое окно  врывался  ветерок,  шума  на  улице,  вот
странно, не было - наверное, оцепили там все...
   Даша, сука... Недооценил. Использовала единственную возможность взять его
с поличным. Это называется - приехали... Он  понимал,  что  провалился,  что
выхода нет, но в душе клокотал ликующий азарт - все-таки он водил их за  нос
достаточно долго. Рядом с его головой в пол звучно ударила пуля -  оживились
снайперы на крыше. Поздно, он уже успел втащить сумку за ремень в кухню, сам
заполз туда, по-пластунски подобрался к подоконнику, в мертвую зону.
   Его перемещение не осталось незамеченным  -  вновь,  длинны