всегда  испытывал
отвращение. Он даже до  сих  пор  держал  дома  партбилет,  полагая,  что  в
российской истории уже много раз бывали моменты, когда ответная волна бывала
сильнее прежней.
   - Мы будем вместе бороться с американским  империализмом,  -  восторженно
сказал Рамон.
   - Мы будем всегда вместе, - поправил его Хосе.  "Какая  чушь,  -  подумал
Сергей Валентинович,  -  знали  бы  они,  какова  цель  операции  "Мрак  под
солнцем". Они бы меня живьем из кабинета не выпустили. Прямо здесь в  глотку
вцепились бы".
   - Я пришлю своего человека для координации  действий.  А  вы  дадите  мне
адреса и имена своих людей в Мексике, - предложил он, - Будьте  осторожны  в
Мексике, - сказал Рамон, - там недавно был  большой  взрыв  в  местном  бюро
американского ЦРУ. Погибли  все  сотрудники.  Мы  пока  не  знаем,  кто  это
организовал.
   "Их чертова демократия. И наша тоже. Вот так. Взрывают уже  разведчиков",
- раздраженно промелькнуло в его голове.
   - Американцы начали какую-то игру, - добавил Хосе, - вам нужно быть очень
внимательным. Мы не можем разгадать, что это за игра, но  мне  кажется,  что
ваши   догадки   насчет   их   агента   в   вашей   разведке   соответствуют
действительности. Мне Рамон рассказывал о вашей беседе.
   - Да, - подхватил Рамон, - они даже хотели вбить клин в  наши  отношения.
Неизвестный человек позвонил в наше посольство в Москве  и  сообщил,  что  в
начале июня намечается переворот на острове. Мы поэтому  уделяли  так  много
внимания вашим людям и вашим связям, генерал. Теперь мы  понимаем,  что  это
была обычная провокация американцев. Но звонок в Москве нас  сильно  смутил.
Поэтому мы начали проверять все возможные варианты. Думаю, вы нас понимаете,
генерал.
   - Конечно, - он все-таки нахмурился, тем более  что  это  соответствовало
тому сообщению, которое ему сейчас сказали. Нужно попросить более  тщательно
проверить, кто из офицеров российской разведки  мог  позвонить  в  кубинское
посольство. Проклятый ублюдок, едва не подставил их всех.  А  он  еще  ругал
американцев. Видимо, не только у них в  ЦРУ  сидят  дураки  и  предатели.  В
собственном  ведомстве  Чернова  их  тоже  достаточно.  Нужно  будет  срочно
передать запрос в Центр, иначе этот неизвестный захочет позвонить снова и на
этот раз уточнит более конкретную дату переворота с подробностями про третье
июня. Этого допустить никак нельзя.
   - Может, на Мехико есть вечерний рейс? - спросил он Рамона. - Я бы улетел
прямо сегодня ночью.
   - Мы ценим ваши чувства, генерал,  и  понимаем  вашу  тревогу,  -  сказал
вместо своего сотрудника сам Хосе, - постараемся вам помочь. Все, что от нас
зависит,  мы  сделаем.  А  вы  можете  спокойно  заниматься   своим   делом.
Сальвадорскими товарищами мы займемся сами.
   "Вот уж на кого мне точно наплевать, так это на сальвадорских  товарищей,
- Чернов посмотрел на часы, - нужно будет  самому  звонить  в  Москву,  даже
рискуя, что нас могут прослушать. Но зачем звонить  из  посольства?  Я  ведь
могу позвонить прямо отсюда и рассказать о подобной  провокации  заместителю
директора Службы внешней разведки. Тот не ребенок, поймет, где и  как  нужно
искать. Кубинцы не будут, конечно, знать, что круг  поиска  будет  ограничен
самими сотрудниками разведслужбы, а телефонный звонок,  сделанный  прямо  из
кабинета Хосе, значительно укрепит их доверие и даст  им  понять,  насколько
русские встревожены  появлением  таких  тенденций.  Нерушимую  дружбу  между
россиянами и кубинцами не сможет нарушить никакой провокатор".
   - От вас можно позвонить? - спросил Чернов.
   - Конечно, куда вы хотите звонить? - спросил Хосе.
   - Мне нужно срочно связаться с Москвой. Сообщить им об этой провокации. О
звонке неизвестного в ваше посольство.
   Хосе и Рамон  переглянулись,  понимающе  улыбаясь  друг  другу.  Конечно,
генерала тревожит эта провокация. Они, верные и надежные друзья Кубы, просто
иногда вынуждены идти в фарватере американской политики. Сил пока у  молодой
России явно не  хватает,  чтобы  разговаривать  с  Америкой  языком  бывшего
Советского Союза.
   - Сейчас я прикажу нас срочно соединить, - сказал  Хосе,  -  давайте  ваш
телефон.
   Чернов продиктовал номер. Хосе послушно повторил.  Буквально  через  пять
минут дали нужный телефон в  Москве.  Чернов  попросил  позвать  к  телефону
заместителя директора. Он правильно рассчитал время. Здесь был  уже  поздний
вечер, а там, в Москве, самый разгар рабочего дня.
   Трубку наконец взял сам заместитель директора. Ему доложили,  что  звонит
Чернов, и он разрешил соединить звонившего с ним.
   - Это я, Сергей! - быстро закричал в трубку  Чернов,  словно  беспокоясь,
что заместитель директора сразу начнет говорить по обычной  телефонной  сети
оперативные секреты. Это было уже нервное состояние перегоревшего  человека.
Но звонок убедил кубинцев больше, чем все  факты,  вместе  взятые.  Это  был
правильный шаг.
   - Что случилось? - спросил голос из Москвы.
   - У нас здесь произошло ЧП, - сказал Чернов, - понимаешь, кто-то позвонил
в кубинское посольство в Москве и сказал о готовящемся на Кубе перевороте  в
начале июня. Самая настоящая провокация.
   - Что ты сказал? - не расслышал последнего слова заместитель директора.
   -  Провокация.  Американская  провокация.  Они  хотят  поссорить  нас   с
кубинцами и устраивают такие вещи. Неизвестный себя не назвал, но нам  нужно
проверить, все выяснить. Кто мог звонить в кубинское посольство?  Это  очень
важно.
   - Понимаю, - сказал заместитель директора, он действительно все понимал.
   - Нужно найти и наказать этого  провокатора,  который  так  вредит  нашим
братским отношениям, - продолжал бушевать Чернов.
   На другом конце другой  генерал,  уже  не  слушая  его,  вызывал  к  себе
руководителей нужных отделов. Машина закрутилась.
   - Передаю вам горячий привет от наших кубинских друзей, -  сказал  Чернов
на прощание. Там его уже не слышали. В Москве объявили "охоту на ведьм".

Глава 34

   В этот день неожиданно все работы были прекращены. У всех троих  офицеров
отобрали все документы по Кубе, почти все аналитические материалы.  А  потом
начали допрашивать каждого в отдельности, проверяя по минутам, где они  были
и куда выходили в Балашихинском центре.  Каждого  офицера  допрашивало  трое
сотрудников в штатском, словно подозреваемые были очень серьезными  фигурами
в раскладе того пасьянса, который стремительно  нарождался  на  самой  Кубе.
Разговоры в основном касались Кубы и ее лидеров.
   Только первого числа вечером после многочасовых  бесед  и  допросов  всех
троих  офицеров  снова  собрали  у  заместителя  директора  Службы   внешней
разведки. Он был очень мрачен.
   - Пока мы  с  вами  не  виделись,  -  сказал  он,  глядя  в  стол,  -  мы
подозреваем,  что  один  из  вас  троих  звонил  в   кубинское   посольство,
предупреждая о возможном перевороте  в  начале  июня.  Я  не  буду  говорить
громких слов, что это измена Родине. Я не стану обвинять вас в предательстве
корпоративных интересов. Мне важно знать - кто из вас это сделал? И в  какой
форме? Учтите, что  шансов  у  звонившего  все  равно  нет.  Скоро  привезут
детекторы лжи, и каждый на себе  проверит  их  возможности.  Шанса  обмануть
машину у вас нет. Поэтому я жду.
   Они молчали.
   - А почему вы решили, что это один из нас? - спросил Данченко.
   - Никто другой не знал об этой операции. Во всяком случае, все, кто о ней
знали, были далеко от Москвы. А неизвестный позвонил в посольство именно  из
Москвы.
   - Вы не считаете, что это оскорбительно для других  офицеров?  -  спросил
Нилин.
   - Не считаю, - резко ответил заместитель директора СВР,  -  речь  идет  о
судьбе  наших  сотрудников.  Они  могут  погибнуть  в  любую  минуту   из-за
предательства одного из наших офицеров. Вам не кажется, что всякие разговоры
об оскорблениях просто неуместны.
   - Мы не знали точно, что и где должно произойти, - напомнил Максимов, - и
мы не могли позвонить. Нас сразу изолировали. Мы звонили только домой, и  то
в присутствии старшего офицера.
   - Я бы очень хотел ошибаться, - сказал генерал, -  но  мы  проверили  все
возможные варианты. О наших планах по Кубе знали только вы.
   - В таком случае арестуйте нас всех троих, -  предложил  Данченко,  -  до
выяснения обстоятельств дела. Или до тех пор, пока  на  Кубе  не  поменяется
власть. Мы же не дети, все понимаем, и зачем вели разработки, и зачем искали
замену нынешнему лидеру Кубы. Очевидно, скоро его уберут, я прав?
   Заместитель директора молчал. Только испытывающе оглядывал всех  троих  и
сказал:
   - Фидель  обречен,  и  наша  задача  удержать  Кубу.  Все  трое  офицеров
подавленно молчали.
   - Какие мы все сволочи, - вдруг громко сказал Данченко.
   - Что вы имеете в виду? - спросил заместитель директора.
   - Нашу верность, - вместо Данченко ответил Максимов.
   - Мы провели компьютерный анализ, - сказал Нилин, - при любом раскладе  в
случае смерти Кастро на Кубе начнутся беспорядки. Нам  нужно  быть  к  этому
готовым. И никаких других вариантов просто не существует.
   - Это было обязательно делать? - спросил Максимов. Заместитель  директора
растерялся впервые в жизни.
   - Зачем вы меня об этом спрашиваете? - нервно дернулась у него щека.
   - Просто хочу знать меру нашего падения, - ответил Максимов.
   - Это не смешно.
   - Мы знаем.
   Генерал отвернулся, взял трубку, кому-то позвонил.
   - Как дела? - спросил он.
   Видимо, там его успокоили, и он положил трубку.
   - Сейчас наладят машины, - сказал он, - я  очень  не  хотел  прибегать  к
подобной процедуре, но, видимо, у нас нет другого выхода.
   Его офицеры молчали.
   - Вы меня спросили, - сказал вдруг  генерал,  -  я  отвечу.  Вы  напрасно
думаете, что вы все благородные мушкетеры, а мы - монстры,  предающие  своих
друзей и союзников. Вопрос стоит очень жестко. Сразу три восточноевропейские
страны обратились в НАТО с просьбой принять их  в  этот  военный  блок.  Мы,
естественно, выступили против, но сессия  НАТО  готова  уже  в  начале  июня
рассмотреть вопрос о приеме новых  членов.  Это  значит,  что  граница  НАТО
придвинется к самым нашим границам. Следом  за  ними  в  Североатлантический
блок просятся прибалтийские государства. Вы понимаете, что может произойти?
   - Нужно было об этом раньше думать, - вставил Нилин, - когда  Горбачев  и
Шеварднадзе сдавали Восточную Германию. Это была их проблема.
   - Это теперь наша проблема.
   - При чем тут Куба?  -  спросил  начинающий  догадываться,  в  чем  дело,
Данченко.
   - Наше Министерство иностранных дел смогло  договориться  с  руководством
госдепартамента США, - генерал вздохнул, - кроме меня, об этом  знают  очень
немногие люди, но через два дня это будет уже не тайна.
   - Фиделя не будет, - понял Максимов.
   - Верно. И это - та малая цена, которую мы должны заплатить за отказ НАТО
принять в свои ряды восточноевропейские страны. Другого выхода  помешать  им
просто не существует.
   - Товарищ  генерал,  -  сказал  Нилин,  -  вы  ведь  знаете  историю.  На
предательстве своих друзей  нельзя  строить  собственное  благополучие.  Это
аморально и преступно. Вы так не считаете?
   - Не считаю. Мы обязаны думать прежде всего об интересах своего народа.
   - Можно с вами не согласиться? - спросил Максимов.
   - Не уверен.
   - В любом случае я не согласен.
   - Это ваше право, майор, - генерал  посмотрел  на  всех  троих  и  строго
сказал:
   - Кончаем дискуссию. Здесь не Дума и  не  парламент.  Прошу  всех  пройти
проверку на детекторах. После окончания снова соберемся  здесь  в  таком  же
составе. Все свободны.
   Они вышли втроем  из  кабинета  и  разошлись  по  заранее  приготовленным
комнатам. Максимов сел на стул в своей комнате, достал сигареты, закурил.
   Это не он звонил в кубинское посольство. Но он понимал, что  на  подобный
отчаянный шаг может пойти только офицер с устоявшимися  убеждениями.  Сейчас
ему было стыдно. Стыдно, что этот поступок совершил не он.  И  все  равно  в
душе  Максимов  полагал,  что  звонивший  является  предателем,  какими   бы
благородными мотивами он ни руководствовался.
   Максимов продолжал курить. Он не был сентиментальным  человеком,  он  был
таким же прагматиком, как заместитель директора СВР. Но в  отличие  от  того
полагал, что  измена  и  предательство  собственных  друзей  всегда  чреваты
потерей всех друзей и всех  союзников.  И  это  тревожило  его  более  всего
остального.
   Спустя три часа детекторы показали, что  все  трое  офицеров  вне  всяких
подозрений. Очевидно, звонивший просто связал  массу  критических  статей  в
адрес Фиделя с политикой собственного правительства и решил таким  необычным
способом привлечь внимание кубинцев к этим проблемам. Но легче от  этого  не
было. Наступило второе июня. Последний день перед убийством Фиделя Кастро.

ВОСПОМИНАНИЯ

   Андрей Козырев был первым министром иностранных дел  независимой  России.
На трудный вопрос, от кого независимой,  ответа  не  сумел  бы  дать  и  сам
министр  иностранных  дел,  но  сугубо  историческим  фактом  является   его
пребывание на посту министра иностранных дел России после распада Советского
Союза.
   Родившийся в семье дипломата, маленький  Андрюша  просто  обречен  был  с
раннего детства на учебу в самом престижном и элитарном вузе страны -  МГИМО
и работу где-нибудь в Австрии или Люксембурге,  в  этих  прекрасных  центрах
Европы, где спокойствие и порядок, казалось, присутствовали на  генетическом
уровне.
   В самом  МИДе  он  был  прекрасным  помощником  при  многих  заместителях
министров  и  начальниках   управлений.   Неизменно   ровный,   дружелюбный,
приветливый Андрюша оказался очень полезен тем настоящим профессионалам,  на
которых, собственно, и держится советский МИД.
   Его великий предшественник на посту министра  иностранных  дел  огромного
государства по странному стечению обстоятельств был и  его  тезкой.  И  если
первый Андрей получил во всем мире однозначное  прозвище  "Мистер  НЕТ",  то
второго мир очень скоро назвал "Мистером ДА". Андрюша Козырев мог  оказаться
в любом из  посольств  за  рубежом,  но  случайно  попал  на  пост  министра
иностранных дел Российской Федерации, когда само министерство было  довольно
опереточным учреждением, не имело ни одного посольства за  рубежом,  и  весь
штат которого, включая уборщиц и водителей, состоял из  нескольких  десятков
человек. Но зато была провозглашена независимость.
   Козырев держался  очень  осторожно,  пока  август  девяносто  первого  не
определил, на чью сторону склонилась чаша  весов.  И  только  тогда  Андрюша
Козырев позволил себе право выбора. Он  становится  самым  неистовым,  самым
радикальным,  самым  непримиримым  демократом  среди  окружающих  Президента
Ельцина людей. Год девяносто второй  -  это  пик  моды  на  "демократов",  и
Козырев примеряет это странное платье. И сначала вся страна, а потом и  весь
мир с удивлением, граничащим с сожалением, узнают,  что  в  мире  появляется
"Мистер ДА", политик, готовый поступиться любой выгодой для  своей  державы,
любыми принципами, любым союзником во  имя  торжества  демократии  (конечно,
западной) и прогресса.
   Саму демократию Андрюша  Козырев  понимает  как  систематические  уступки
другим, только очень западным и очень демократичным государствам. С  ними  у
него всегда идеальный диалог. А вот все остальные, явно недоразвитые,  нации
не заслуживают такого уважительного отношения, и с ними он говорит строго  и
очень грубо.
   Следующий год будет годом его отчаянной балансировки. Парламент несколько
раз ставит вопрос о снятии "Мистера ДА" со  своей  должности,  об  отрешении
подобного руководителя от руководства иностранными делами. При этом  Андрюша
проявляет удивительную изобретательность. На одной из  международных  встреч
он выступает.., как настоящий  ястреб  войны.  Когда  у  соседних  министров
иностранных дел кончаются запасы валидола,  выясняется,  что  милый  Андрюша
просто шутит, пытаясь показать всем, что будет со страной, если уйдет  такой
демократ, как он. На его счастье, в  это  время  главный  гарант  демократии
просто  расстреливает  непокорный  парламент  из  танков,  и  Козырев  может
спокойно оставаться в своем кресле и на будущий год.
   Но Андрюша знает, что в этом  мире  ничто  не  прочно.  Партия  власти  -
демократы команды Гайдара - все еще  у  власти,  и  Козырев  выдвигает  свою
кандидатуру  в  холодном  Мурманске   в   депутаты   Государственной   думы.
Разумеется, при этом всюду подчеркивается, что он демократ. Слово  "патриот"
тогда не произносится. Оно -  просто  ругательное  слово  в  устах  правящей
партии.
   Выборы закончились триумфальным поражением  партии  власти.  И  умненький
Андрюша Козырев спешит примерить на себя новые одежды, новую моду. Он теперь
становится государственником,  а  с  будущего  года  уже  и  патриотом.  Как
настоящий патриот, он от всего сердца приветствует введение войск в Чечню  и
тут же отрекается от демократов, заявляя, что всегда был подлинным патриотом
и государственником.
   Еще через год глава правительства создает свой проправительственный  блок
"Наш  дом  -  Россия".  И  выясняется,  что  Андрюша  всегда  был   настроен
проправительственно, он любит государственных мужей. Он прагматик  до  мозга
костей, он даже подсмеивается над демократами.
   Подобные превращения, происходившие со многими  государственными  мужами,
стали  апофеозом  той  безнравственности,  которая  была  заложена  в  конце
восьмидесятых,  когда  предательство  союзников  становится  нормой,  измена
интересам собственной страны называется борьбой за демократию,  а  отказ  от
собственных идеологических воззрений объясняется гибкостью и умом  политика.
Каковы времена, таковы и нравы.

Глава 35

   Весь день  первого  июня  они  были  вместе,  как  подлинные  молодожены,
стремящиеся проводить друг с другом как можно больше времени. Габриэла, видя
их постоянные улыбки, тоже расцвела. Ей казалось, что они просто помирились.
Только Жоакин не замечал  очевидности  изменения  их  отношений,  безнадежно
влюбленный в Инес, он глядел на нее преданными глазами, стараясь угождать ей
во всем.
   Судя по всему, это не мешало их чувствам с Габриэлой. Девушке  понравился
этот молодой, скромный, застенчивый врач, а ему нравились ее бесшабашность и
храбрость. Бернардо  однажды  слышал,  как  они  договаривались  встретиться
ночью, когда уснут "старики". Так  почтительно  они  именовали  сорокалетних
Бернардо и Инес.
   И эту ночь они снова провели вместе. И снова, проснувшись утром, Бернардо
подумал, что счастливее его нет никого во всем мире. Ему начинала  нравиться
собственная женитьба. Но  его  очень  беспокоили  последние  слова  Чернова.
Несмотря на его жесты и слова, первого июня связной от  генерала  так  и  не
появился.
   Правда, ласки и любовь Инес могли как-то  сгладить  его  тревогу,  но  он
по-прежнему находился в ожидании связного.
   Утром они завтракали вместе, как всегда.
   - Сегодня очень хорошее море, - сказала мечтательно Габриэла, - оно такое
ласковое и доброе, словно большая колыбель.
   - Вы никогда не писали стихов, Габриэла? - спросил у нее  Бернардо.  -  У
вас очень поэтический язык. Девушка смутилась, покраснела.
   - Море сегодня действительно великолепное, - согласилась Инес,  -  может,
мы вместе пойдем купаться?
   - Вместе - это вдвоем, ты и Габриэла? - уточнил Бернардо.
   - Вместе - это вчетвером. Вы можете пойти с нами, - предложила Инес.
   - Но я не смогу купаться, сидя в коляске.
   - Зато ты сможешь быть рядом с нами, - улыбнулась женщина, - и мне  будет
приятно, что ты рядом.
   - Тогда я согласен, - обрадовался Бернардо. Ему так нравилось, когда  она
улыбалась.
   Жоакин, не сказав ни слова, пошел собирать вещи. На пляж они попали  чуть
раньше других, и женщины, скинув платья, побежали в море.
   - Жоакин, - закричала Габриэла, - идите к нам! Марокканец пожал