вспомнил Максимов. Ему было неприятно это говорить, но он привык  относиться
к порученному делу достаточно добросовестно, - это Карлос Лахе.  Если  бы  у
нас было время, можно было бы через него провести ряд экономических  реформ,
способных дать сильного лидера. Хотя вы правы: такого лидера, как Фидель,  у
Кубы больше никогда не будет.
   - Вы знаете, - неприятно улыбнулся Данченко, - я  уже  не  в  первый  раз
замечаю, с какой симпатией вы относитесь к этому кубинскому лидеру.
   - Не считаю нужным скрывать, -  сухо  ответил  Максимов,  -  работа  есть
работа. Мне был поручен точный экономический анализ существующей ситуации на
Кубе,  и  я  его  дал.  Теперь  мне  поручено  проанализировать  возможность
экономического развития после ухода Фиделя. Это моя работа, и я ее выполняю.
Что касается симпатий, то я их  никогда  не  скрывал.  Мне  всегда  нравился
Фидель Кастро. Нравился как символ молодости революции, как символ  какой-то
романтической патетики, уже давно забытой нами. Для  моего  поколения  он  -
кумир из детства, он - символ какой-то возвышенной веры и чистоты.
   - Интересные у вас наблюдения, - улыбнулся Нилин. Данченко тяжело молчал.
Словно ждал следующих фраз Максимова.
   - Я понимаю, - глухо сказал  Максимов,  -  что  все  поменялось.  Отлично
понимаю,   как   он   раздражает   американцев,   как   он   мешает   нашему
"демократическому руководству". Но от этого я  не  могу  относиться  к  нему
хуже, чем это  есть  на  самом  деле.  Для  меня  он  все  равно  тот  самый
"команданте", именем которого мы называли наши  комсомольские  отряды.  Если
хотите, я подам рапорт о выходе из группы.
   - Зачем вы так резко? - сразу  ответил  Нилин,  с  тревогой  ожидая,  что
скажет Данченко. Тот молчал еще секунд пять и затем глухо сказал:
   - Продолжаем работать.
   Нилин, переведя дыхание, быстро достал следующую папку. Но едва он открыл
рот, как Данченко, все еще находящийся под впечатлением слов Максимова, тихо
добавил:
   - Не нужно считать, что все мы - сукины дети, а вы один - хороший. Так не
бывает, майор. Мы здесь не  в  куклы  играем,  а  обеспечиваем  безопасность
прежде всего своего государства. Нужно понимать, что существуют  интересы  в
первую очередь собственного народа. Кроме того, мы сейчас перешли  на  более
нравственную политику, исключающую возможность поддержки  каких-либо  личных
режимов.
   - А я всегда считал, что высшая нравственность - это не  предавать  своих
друзей, - сказал окончательно вышедший из себя Максимов. - Раньше, когда был
КГБ, мы такого не допускали.
   Данченко вместо ответа вдруг резко поднял голову.
   - Видите мой шрам, - показал он на подбородок. - Пуля обожгла мне горло и
чудом в меня не попала. Это случилось в восемьдесят девятом году. Тогда  нам
приказали отбить тела семьи Чаушеску и бросить их рядом с казармами. Кстати,
этот приказ мы получили от высшего руководства  страны.  Я  входил  тогда  в
группу "Чиновника". Может, вы слышали об этом? А вы говорите, раньше  такого
не допускали. Эх, майор, вы младше меня  лет  на  десять.  Разведка  -  вещь
грязная, словно копаешься в чужом сортире. Здесь уже не до сантиментов. И не
нужно говорить о нравственности. Какая, к  чертовой  матери,  нравственность
может быть в нашем деле?
   - Извините, - пробормотал Максимов, - я, кажется, немного погорячился.
   - Нет, ничего, все в порядке. Просто, я думаю,  вы  тоже  понимаете,  что
изменить ничего мы не  в  силах.  Нам  нужно  найти  приемлемый  вариант  до
третьего июня. Я действительно не знаю, впрочем  как  и  вы,  что  конкретно
должно случиться третьего июня, но не  сомневаюсь,  что  это  произойдет.  И
остановить что-либо мы  просто  не  сможем,  даже  при  всем  нашем  большом
желании. Нам просто не разрешат выйти из этого Центра.
   - Вы забыли еще об одном моменте,  -  сказал  вдруг  осторожно  молчавший
Нилин, - о наших бывших противниках,  ставших  друзьями.  Это  вполне  может
оказаться и  совместной  акцией  обеих  разведок.  Что-то  такое  они  давно
готовили.
   - Тем более, - сказал  Данченко,  -  давайте  работать,  а  то  мы  можем
договориться до страшных вещей. Просто я думаю, что ни у кого в этом мире не
будет ни единого шанса, если против него одновременно выступят  ЦРУ  и  наша
служба. Этот человек уже обречен, и нам его не спасти. И, помолчав, добавил:
   - Будем считать, что мы обсудили и этот вариант  как  возможное  развитие
ситуации. Давайте следующую кандидатуру. Кто там у нас дальше?

Глава 17

   После убийства Пердомо у него не осталось  никого.  Никого,  кто  мог  бы
привести его к Луису Эррере и Полу Биксби. Никого, кто  сумел  бы  объяснить
эту загадочную цепь убийств, начиная от Брауна и кончая Пердомо.  Только  на
очень высоком уровне могло быть принято решение о ликвидации  сразу  четырех
сотрудников ЦРУ в мексиканском филиале, это Роджер понимал хорошо. Но почему
могло быть принято подобное решение, он не знал. И даже гадать на  эту  тему
не хотел. Должно было случиться нечто исключительное, очень секретное, очень
важное, ради чего убили столько офицеров ЦРУ.
   Теперь нужно было возвращаться  в  Лэнгли  и  объясняться  с  полковником
Харгривсом. Конечно, если ему дадут такую возможность.  Вполне  может  быть,
что его просто уберут при выходе из аэропорта. Официально он уже покойник, и
никто не будет его искать. Роджер убрал пистолет в карман и медленно зашагал
по тротуару. Его, конечно, запомнили женщины и дети в доме Пердомо,  которые
охотно дадут показания. Нужно срочно съезжать и  со  своего  отеля.  И  хотя
приезжие американцы здесь не редкость, найти его в  городе  не  представляло
большого труда.
   Он ускорил шаг и вдруг увидел, как мимо прошли двое служащих мексиканской
телефонной компании. Он даже замер  от  неожиданности.  Ведь  перед  смертью
Пердомо кому-то звонил, с кем-то договаривался. А их местный  агент  "Лопес"
как раз работает в телефонной компании. Как он об этом  сразу  не  вспомнил.
Теперь нужно еще вспомнить  и  телефон  "Лопеса".  Он  напряг  память.  Нет,
конечно, не вспомнит. Это был сектор Генри. А  телефоны  всегда  лучше  всех
помнила мисс Саммерс.
   Нужно сделать по-другому. Он быстро поймал такси и поехал к себе в отель.
К счастью, полиция была не слишком оперативна, иначе он  давно  бы  сидел  в
тюрьме. Они еще, наверное, копаются у дома Пердомо, с  раздражением  подумал
Роджер. А убийцы, конечно, давно уже уехали из города.  Если  они,  конечно,
были не местные. Он собрал свои вещи и вышел из отеля, благо плату за  номер
он вносил при вселении наличными. Здесь у него все чисто. Документов у  него
не просили, а кредитную карточку он на всякий случай не показывал,  заплатив
за номер наличными.
   Теперь  нужно  найти  "Лопеса".  Он  мучительно  вспоминал  его  фамилию.
Кажется, Фигероа.  Черт,  когда  ему  надо,  его  подводит  память.  События
последних двух  дней  настолько  выбили  его  из  привычной  колеи,  что  он
временами  чувствовал,  как  начинает  терять  контроль   над   собственными
эмоциями, задыхаясь от стремительного калейдоскопа меняющихся событий.
   Приехав в местный офис телефонной компании,  он  назвался  представителем
американской страховой компании и еще полчаса потратил, чтобы найти Фигероа.
Но его усилия были вознаграждены. Наконец ему дали телефон агента.
   Сдерживая волнение, Роджер набрал по телефону нужный  ему  номер.  Трубку
сняли почти сразу. Голос был  несколько  пожилой,  с  ленивым  растягиванием
гласных.
   - Я вас слушаю, сеньор, - сказал "Лопес".
   - Вам привет от Давида, - передал Роджер условную фразу. Хорошо еще,  что
он помнил пароль. Впрочем, здесь не было ничего удивительного. Обычно пароли
для местной агентуры придумывал он сам, лично, не доверяя столь важного дела
сотрудникам. Вполне  достаточно,  если  пароль  будет  знать  один  человек,
говорил всегда в таких случаях Роджер.
   -  Что-нибудь  случилось?  -  спросил  встревоженный  голос.  -  Мы  ведь
договаривались встретиться в следующем месяце...
   - Нам нужна ваша срочная помощь, - очень невежливо перебил его Роджер.
   - Если смогу...
   - Сможете, - уверенно ответил Роджер. - Я дам вам  местный  адрес.  А  вы
должны установить, куда и по какому телефону звонили из этого дома  примерно
полчаса назад.
   - И все? - очень удивился агент "Лопес".
   - И все. Но это очень для нас важно.
   - Пожалуйста, - засмеялся "Лопес", - если он живет в городе,  то  никаких
проблем нет. Я выясню прямо сейчас.
   - Подождите, - попросил Роджер, - я забыл сказать самое  важное.  Полчаса
назад он был убит у своего дома. Вполне возможно, что именно сейчас  полиция
проверяет и его телефон.
   - Тем лучше, - ответил "Лопес", - тогда вообще никаких проблем. Мы просто
заявим, что подключились к полицейскому  расследованию  по  их  просьбе.  Вы
можете перезвонить мне через полчаса. Я постараюсь все выяснить.
   Роджер повесил трубку.
   Теперь нужно было где-то провести оставшиеся полчаса.  Он  не  раздумывая
пошел в местный ресторанчик.  Только  сейчас  он  почувствовал,  что  сильно
проголодался. Плотно пообедав, он щедро расплатился  с  официантом  и  снова
позвонил "Лопесу".
   - Вы что-нибудь выяснили? - спросил он.
   - Кажется, да, - немного возбужденно сказал его агент. -  Ваш  подопечный
действительно был убит, и там работает целая бригада полицейских. Сегодня из
дома трижды звонили в его компанию. Один раз  звонили  какой-то  женщине.  Я
думаю, это его любовница. И наконец, еще было два  звонка.  Один  телефонный
разговор был с Мехико, а другой с Четумалем, это город на...
   - Я знаю, - перебил его Роджер, - назовите мне оба телефона.
   "Лопес" продиктовал. Роджер старательно записал оба номера.
   - А любовница вам его не нужна? - хмыкнул "Лопес".
   - Думаю, нет, - чуть подумав, ответил Роджер, - к ней наверняка приедут в
первую очередь. Нет, ее телефон мне не нужен.
   Во всем мире полицейские мыслят одинаково, подумал Роджер. Они  почему-то
считают, что любовница всегда знает мужчину лучше, чем его собственная жена.
Просто в них говорит типичное мужское самолюбие. На самом деле это, конечно,
далеко не так. Жена всегда знает своего мужа гораздо глубже и гораздо лучше,
чем самая совершенная из любовниц. Просто при последней мы всегда  стараемся
выглядеть чуточку лучше, чем есть на самом деле.
   - Больше он никуда не звонил?
   - Больше по этому телефону сегодня никуда не звонили,  -  профессионально
ответил "Лопес", - это я вам гарантирую.
   - Благодарю вас, - очень сердечно сказал Роджер и, уже вспоминая о  своих
обязанностях, добавил:
   - В этом месяце ваша встреча может не состояться.  Наш  человек  серьезно
заболел. А вот  уже  в  следующем  она  обязательно  состоится.  Деньги  вы,
разумеется, получите без учета простоя.
   - Спасибо,  -  взволнованно  произнес  "Лопес".  Положив  трубку,  Роджер
пробежал глазами телефоны. Первый, кажется, ему  знаком.  У  кого  в  Мехико
телефон начинается на двести семь? Код - пятерка и знакомый номер. Он  сразу
вспомнил. Так это телефон Вильямса. Это его телефон. Роджер сжал кулаки. Вот
теперь  он  доберется  до  этого   "ценителя   прекрасного".   Вильяме   был
гомосексуалистом и сумел попасть на работу  в  посольство  только  благодаря
реформам Клинтона, который в своем неистовом стремлении защитить права всех,
в том числе и сексуальных меньшинств, начал уж очень откровенно заботиться о
гомосексуалистах  и  лесбиянках.  И  если  в  армии  еще  как-то   удавалось
отвертеться от приема слишком большого числа любителей мужского пола,  то  в
госдепартаменте  дела  обстояли  значительно  хуже.  Они  просто  не   могли
возражать против гомосексуалистов, так как мировая дипломатия  почти  сплошь
была построена  на  любителях  однополой  любви.  В  некоторых  странах  эта
проблема приобретала просто характер национального бедствия.
   И  если  американцы  были  слишком  консервативны,  чтобы  избрать  своим
Президентом любителя однополой любви,  и  очень  отрицательно  относились  к
таким людям на высоких государственных постах, то в Германии, например,  это
было одной из самых больших проблем германской разведки. Разумеется, об этом
предпочитали нигде не писать.  В  России  наметившаяся  тенденция  в  начале
девяностых  потом  несколько  ослабла,  и  среди  руководителей  страны   их
оказалось не так много. Правда, основные силы были брошены в шоу-бизнес, где
им удалось занять ряд ведущих позиций .
   Роджер  помнил,  как  появление  Боба  Вильямса  в  офисе   американского
посольства  вызвало  легкий  переполох  среди  женщин,  работавших  в   этом
ведомстве. Нужно отдать должное красоте Вильямса, он был достаточно  смазлив
и очень хорошо воспитан. Кроме того, от  него  всегда  пахло  очень  сильным
одеколоном. Только позже удалось узнать, что это  французские  женские  духи
"Дюна", дававшие в сочетании с мужским телом своеобразный запах.
   Но  когда  выяснилось,  что  Вильяме  несколько  последователен  в  своих
любовных играх, женщины потеряли к нему всякий интерес, а мужчины даже стали
немного побаиваться. Хотя сотрудником он был неплохим, все  успевал  сделать
вовремя и очень четко.
   Роджер вспомнил, как Вильяме приходил вчера к нему на  квартиру,  и  сжал
кулаки. Какое счастье, что у Боба нет семьи. Здесь хоть не останется  сирот,
как  в  доме  у  Пердомо,  с  сознанием  своей  вины  подумал   Роджер.   Он
подсознательно чувствовал какую-то вину перед убитыми. Словно  он  один  был
ответственен за этот муравейник, который удалось разворошить и  который  так
больно стал бить по его окружению.
   Теперь  нужно  было  возвращаться  в  Мехико.  Роджер  ясно  представлял,
насколько это опасно и непредсказуемо. Но и оставаться в Мериде больше  было
нельзя. Тут он вспомнил про второй телефон. Что такого важного может быть  в
Четумале, в этом маленьком городке на краю болот, что туда  решил  позвонить
Пердомо? И кто там мог быть? Практически  это  даже  не  город,  а  поселок,
насчитывающий около восьми тысяч человек. Может, Луис Эррера прячется именно
там? Он вдруг вспомнил... Он все вспомнил. Как он мог это забыть! Конечно, в
Четумале нет ничего, там даже  полицейский  участок  с  несколькими  сонными
полицейскими. Но  там,  на  краю  Мексики,  стоит  станция  слежения  АНБ  с
американскими сотрудниками. Как он мог это забыть! И  если  у  Пердомо  были
свои люди в посольстве, если полковник ЦРУ Пол  Биксби  оказался  пособником
мафии, то вполне вероятно,  что  среди  сотрудников  АНБ  также  были  люди,
связанные с Эррерой.
   Он почувствовал, как кружится голова. И снова  вспомнил  слова  Силвейры:
"Не может столько людей в  ЦРУ  оказаться  простым  прикрытием  для  обычных
торговцев наркотиками. За этим должно быть нечто другое". Он чувствовал, что
Силвейра был прав. Он понимал, что в этом тотальном истреблении людей вокруг
него есть некая логика, постичь которую он  не  мог.  И  оттого  еще  больше
злился и совершал ошибки. Но и ждать, пока его уберут, как  всех  остальных,
посвященных в тайну, он не хотел. Нужно было принимать какое-то решение. И в
данном случае опять выбирать. Или ехать в Мехико, где он знал Боба Вильямса,
или  отправляться  в  Четумаль,  чтобы  выяснить,  кому  принадлежит  второй
телефон.
   И опять нужно было поступать не  как  в  кино,  героически  рискуя  своей
жизнью и разоблачая банду негодяев,  а,  исходя  из  реальных  возможностей,
поскорее добраться до  истины,  установив,  кто  и  почему  отдал  приказ  о
ликвидации всей группы Роджера Робинсона в  Мехико.  И  поэтому  нужно  было
ехать не в маленький Четумаль, где он будет  просто  следующей  мишенью  для
своих  преследователей,  а  появиться  неожиданно  в   Мехико,   рассчитывая
захватить Боба Вильямса врасплох и  вытрясти  из  него  тайну,  которую  так
тщательно скрывали.
   В этот раз из Мериды он выбирался с большими сложностями. На дорогах  уже
стояли  полицейские  посты,  проверяющие  каждую  машину.  Они  явно  искали
американца, приехавшего в  город  и  убившего  Эулалио  Пердомо.  Но  Роджер
оказался готовым  и  к  такому  повороту  событий.  В  кармане  у  него  был
мексиканский паспорт на  имя  одного  из  местных  жителей.  По-испански  он
говорил лучше самих мексиканцев, а одежду свою он поменял в одной из  лавок,
купив огромное сомбреро и яркий красный пиджак. В таком  образе  даже  самый
подозрительный полицейский не мог принять его за приезжего иностранца.
   Из Мериды он добирался до  Кампече  два  с  половиной  часа  на  попутной
машине. Затем на  автобусе  доехал  до  Веракруса.  И  уже  только  там,  на
побережье, позволил себе  нанять  за  двести  долларов  автомобиль,  который
согласился везти его ночью в Мехико. В город он приехал  в  половине  пятого
утра. Теперь ему нужно было найти дом, где жил Боб  Вильяме.  Но  для  этого
нужно было позвонить в посольство, а он больше всего опасался быть узнанным.
   Дежурным в посольстве мог оказаться сотрудник,  слышавший  его  голос,  и
тогда сразу выяснится его чудесное спасение  и  за  ним  начнется  настоящая
охота  настоящих  профессионалов.  И   это   будут   уже   не   мексиканские
провинциальные полицейские, которых можно обмануть большим сомбреро и  ярким
красным пиджаком. Это будут уже более компетентные люди,  умеющие  искать  и
находить нужных им людей.
   На Вильямса ему все равно нужно выйти до утра. И  здесь  нужно  придумать
нечто такое, что может помочь ему найти адрес Боба Вильямса. Кроме того, ему
нужно где-то отдохнуть и оставить свои вещи.  К  счастью,  Мехико  он  знает
прекрасно. Лучшее место, где можно скрыться, - это отель "Шератон".  Вернее,
это даже два отеля -  "Шератон  Тауэр",  насчитывающий  сто  тридцать  шесть
номеров  "люкс",  и  сам  отель  "Шератон",  называемый  в  Мехико  "Шератон
Мария-Изабелла Отель", имеющий около семисот номеров. Там можно и отдохнуть,
и спрятаться. В этом отеле  его  точно  не  будут  искать.  Кроме  того,  он
расположен очень удобно, прямо в центре,  рядом  с  монументом  Свободы,  на
проспекте де ла Реформ. И там ему нужен будет телефон.
   Через полчаса,  уже  в  номере  отеля,  он  звонил  в  госдепартамент,  в
Вашингтон. Расчет его был правильным. Весть о его гибели наверняка уже дошла
до Лэнгли, и о ней знает каждый сотрудник. Но о его смерти,  конечно,  сразу
не сообщили в другие ведомства, под прикрытием которых работала его  группа.
Здесь  срабатывает  обычная  бюрократическая   машина.   Нужно   официальное
заключение о  смерти,  опознание  трупов,  приезд  родственников,  похороны.
Принятие решения о замене погибших сотрудников. Отправка тел  на  родину.  И
только после всего этого официальное письмо с грифом  особой  секретности  о
замене местного резидента ЦРУ  на  нового,  фамилия  и  имя  которого  будут
внесены в специальный реестр для дипломатического прикрытия.
   Но за два дня вся эта машина не должна была так быстро сработать. В  этом
и состоял весь расчет. Он позвонил в госдепартамент, в  отдел  по  работе  с
местными резидентурами ЦРУ. Почти сразу трубку снял дежурный.
   - Говорит Роджер Робинсон, из Мехико. Моя фамилия  должна  быть  в  вашем
компьютере.
   - Какой код? - спросил сонный дежурный.
   - Гриф особой секретности. Список три "а" "джи",  представленный  ЦРУ.  -
Дежурный включил свой компьютер. Роджер  замер.  Он  в  любую  секунду  ждал
удивленного крика:
   "А вы разве живой?" - но все шло нормально. Через  полминуты  он  услышал
голос дежурного:
   - Говорите, я вас слушаю, мистер Робинсон. Все в  порядке.  Ваша  фамилия
есть в компьютере.
   Это было введено только при Президенте Буше, который сам в свое время был
директором ЦРУ. Особый список местных резидентов ЦРУ должен  был  быть  и  в
госдепартаменте  США  на  случай  чрезвычайных   обстоятельств.   При   этом
резидентам разрешалось выходить в госдепартамент, минуя даже послов. Правда,
здесь  имелась  и  обратная  связь.  В  ЦРУ   также   был   список   послов,
представлявших и