квозь промокший,   иззябший,   он  пошел  полевыми  тропами  к
Малиновке, стараясь не выходить на дорогу.
     В просветах туч то появлялась,  то исчезала луна.  Где-то вдалеке
чертил небо яркий луч прожектора.  Временами на  горизонте  вспыхивало
пламя, несколько мгновений дрожало, озаряя тучи, а затем быстро гасло.
И только потом ветер доносил отголосок дальнего взрыва.
     Вдалеке показались  очертания  домов - наконец Геннадий Андреевич
пришел к цели. Явка была назначена в три часа ночи, в заброшенной хате
на краю Малиновки.
     Когда-то в этом старом,  заколоченном  досками  доме  жила  вдова
Полознева.  Но  еще  в  первые  дни  войны  она уехала к своей дочери,
которая в прошлом году вышла замуж и переехала в Тамбов.  Покосившуюся
хату  и  избрали  подпольщики  местом  встреч с партизанами.  Время от
времени они приходили сюда,  чтобы обсудить совместные действия. Двери
и  окна  так  и оставались забитыми,  в хату вползали сквозь небольшой
пролом в глинобитной стене, замаскированный прошлогодним гнилым сеном.
     Для еще  большей  предосторожности к хате приближались лишь в том
случае,  когда была  полная  уверенность,  что  убежище  не  раскрыто.
Человек,   который  назначил  здесь  явку,  приходил  загодя  и  долго
неподвижно лежал в кустах, высматривая, нет ли поблизости засады.
     Если бы Коля и пробрался сюда,  он наверняка никого бы не нашел -
хата Полозневой была необитаемой и ни на  какие  пароли  никто  бы  не
отозвался.
     Геннадий Андреевич долго вглядывался в маленький циферблат часов,
стараясь  понять,  сколько  же  сейчас  времени.  Он видел перед собой
белесоватый кружок и никак не мог разглядеть стрелки.  Наконец помогла
луна.  Она  на  мгновение  озарила  опушку  рощи,  и  ее холодный луч,
скользнув между обнаженными  ветвями,  сверкнул  на  стекле.  Половина
третьего!..  Геннадий  Андреевич облегченно вздохнул:  не опоздал!  До
встречи еще целых полчаса.
     Он чутко  прислушивался  к  ночным  шумам.  До хаты отсюда метров
двести.  Она стоит в стороне  от  других  домов,  маленьким  хуторком.
Лучшего места для явки не придумать.
     Но где человек,  который должен его встретить? Уже на месте? Или,
может быть, притаился поблизости и выжидает назначенного часа?
     Из глубины леса ветер  доносил  шорохи.  Где-то  треснула  ветка.
Шаги?..  Нет.  Очевидно,  просто  время ведет свою работу:  пришел час
упасть сухой ветке, и она упала.
     Приближающиеся голоса  заставили его еще больше затаиться.  Он не
видел людей,  но,  судя по всему,  их было двое.  Они торопливо шли по
дороге  к деревне,  разговаривая между собой.  Расстояние было слишком
велико,  и Геннадий Андреевич не разобрал ни слова.  Это не могли быть
крестьяне - ночью никому не разрешалось выходить за околицу, - значит,
полицаи или немцы. Что привело их сюда так поздно?
     До боли  в  глазах он вглядывался в темноту - не мелькнет ли тень
возле хаты.  Но вот голоса  растаяли  вдали,  шаги  стихли,  и  только
откуда-то донесся встревоженный собачий лай. А затем и он оборвался...
     Сколько времени прошло,  Геннадий Андреевич не знал.  Луна  снова
зашла за тучи.  Ничто не выдавало присутствия в хате человека. В окнах
не мелькнуло ни огонька, ни одного шороха не доносилось оттуда.
     Появились первые,  робкие  признаки рассвета.  Геннадий Андреевич
взглянул на часы.  Без четверти четыре!..  Он опоздал на  целых  сорок
пять минут.  Нет сомнения,  что человек,  если он уже в хате, не будет
ожидать долго - он не сможет после рассвета выйти оттуда незамеченным.
     Стараясь ступать  как можно осторожнее,  Геннадии Андреевич вышел
из-за своего укрытия и двинулся к дому.  Все было  тихо.  Даже  собаки
примолкли в этот предрассветный час.
     Легкий ветер коснулся лица,  и  Геннадий  Андреевич  зябко  повел
плечами.  Он устал, он дьявольски устал. Сейчас бы броситься на охапку
сухого сена и заснуть!..
     Рука коснулась плетня.  Геннадий Андреевич сделал несколько шагов
и,  нащупав сломанный шест,  перешагнул через него.  Под ногой звякнул
черепок,  но  Геннадий Андреевич уже быстро шел к хате,  сжимая в руке
пистолет. Если засада - пусть стреляют, он будет драться до последнего
патрона.
     С минуту  Геннадий  Андреевич  стоял,  прижавшись  к  крыльцу,  и
мучительно вспоминал пароль,  слова которого вдруг вылетели из памяти,
- сказалось нервное напряжение проведенной без сна ночи...
     В это мгновение он вдруг понял, что не один. Всеми обострившимися
чувствами он ощутил,  что за ним  наблюдают,  что  за  окном,  забитым
досками, кто-то стоит.
     Геннадий Андреевич прижался к стене.  Да, за стеной явственно был
слышен шорох,  кто-то крался к двери...  Теперь человек снова повернул
назад.  Он опять приближался к  окну!  Очевидно,  решил,  что  у  окна
позиция лучше.
     Во рту у Геннадия Андреевича пересохло, он провел языком по губам
и вдруг вспомнил пароль! Как же он мог его забыть?!
     Он поднялся  на  покосившееся  крыльцо  и   рукояткой   пистолета
осторожно стукнул в дверь.
     И тут же ему ответил густой, низкий голос:
     - Кто?
     - Нельзя ли воды напиться?
     Голос ответил:
     - Воды?  Воды  много,  пей  сколько  хочешь!..  Подожди,   сейчас
выйду!..
     И Геннадий Андреевич услышал,  как человек,  теперь уже не таясь,
зашагал по комнате.
     Через минуту он появился из-за угла,  очевидно  использовав  лаз.
Лицо его рассмотреть было трудно, видно было только, что он бородат.
     - Пошли быстрее,  Павел Мартынович,  - сказал  человек.  -  Скоро
солнце взойдет! Нам тут задерживаться не к чему...
     Они быстро дошли до рощи.
     Когда рассвело,   Геннадий  Андреевич  увидел,  что  спутник  его
немолод,  но крепок,  борода у него  светлая,  лицо  широкое,  глубоко
сидящие  серые  глаза  смотрят умно и чуть насмешливо.  Он назвал себя
Харитоновым и оказался очень словоохотливым.
     Старый лесник,  он когда-то, еще в годы гражданской войны, служил
в Богунском полку Щорса.  Последние годы не работал,  а  жил  в  семье
старшего сына,  который занял его место,  помогал по хозяйству. Теперь
сына не было - ушел на войну,  и старик остался с  невесткой,  но  она
сейчас находилась у своей тетки в соседней деревне.
     Когда Харитонову,  еще до отхода наших войск, предложили помогать
партизанам,  в  нем  взыграла  старая  сила.  Он остался в своем доме,
который стал местом явки партизан.
     Так же как и Полознева, Харитоновы жили на отлете, у самой опушки
леса. Темными осенними ночами можно было незаметно пробраться к хлеву,
а из него уже в дом.
     Дом Харитонова был крепкий,  рубленый,  и легкий  дымок,  который
вился   из   трубы,  и  тихие,  дремлющие  деревья,  -  все  создавало
впечатление покоя и отрешенности от жизненных бурь.
     Как только  Геннадий  Андреевич  переступил порог,  его обволокло
теплом. Ему даже показалось, что пахнет парным молоком, которое он так
любил.
     Харитонов прикрыл дверь поплотнее и подсел к столу.
     - Садись,  Павел Мартынович!  - сказал он. - Покажи-ка документы.
Посмотрим, не надо ли кой-что подправить...
     Он долго  и  внимательно  рассматривал  пропуск  и удостоверение,
которые были даны Борзовым и потому имели совершенно убедительный вид.
Борзов  достал  их еще давно - на бланках оставалось только проставить
даты,  которые вписал сам Геннадий Андреевич.  По  документам  он  был
Павлом Мартыновичем Токаревым.
     - Так!  - сказал Харитонов,  внимательно изучив, казалось, каждую
строку. - Все в порядке. Не подкопаешься.
     - А в чем все-таки дело?  - спросил Геннадий Андреевич, чувствуя,
что стариком руководят какие-то важные соображения.
     - Приказано передать вам маршрут,  -  переходя  на  "вы",  сказал
Харитонов,  и по тому,  как он вдруг стал серьезен, Геннадий Андреевич
понял, что старик не так уж мягок, как показался на первый взгляд.
     Но Харитонов  не  сразу  перешел  к  сути дела.  Он долго шепотом
советовался,  как ему поступить  самому.  Геннадий  Андреевич  слушал,
смотря в его суровое морщинистое лицо. Да, трудно старику... но приказ
выполнить нужно.
     - Душа болит,  - проговорил Харитонов, - знаю, надо, а не могу...
не могу...
     Что мог сказать Геннадий Андреевич? У каждого свой путь, опасный,
тяжкий, но нужно идти по нему до конца, другого выбора нет...
     Потом, собравшись   с   мыслями,   Харитонов   подробно  и  долго
растолковывал,  по  каким  дорогам  и  тропам  следует  добираться  до
партизанского лагеря.
     - А теперь поспи,  - сказал он,  когда убедился,  что  подопечный
усвоил маршрут. - Путь дальний... Топать и топать... Я схожу в деревню
и сразу вернусь... - И, тяжко вздохнув, он вышел из дома.
     Геннадий Андреевич прилег на кровать, сняв только сапоги, и сразу
же заснул таким крепким сном,  каким спал в  детстве.  Проснулся  тоже
мгновенно от какого-то внутреннего толчка, вскочил на ноги. Харитонов,
одетый, сидел у стола.
     - Уже пора?  - спросил Геннадий Андреевич,  взглянув в окно,  где
над дальним лесом кружили птицы. - Долго спал?
     - Часа три, - ответил Харитонов.
     - В деревне был?
     Харитонов кивнул и присел на табуретке.
     - Связной к тебе явился, - сказал он.
     - Откуда?
     - Из города. Николай, сынишка той, что повесили... Охотниковой!..
     - Ну! - удивился Геннадий Андреевич. - Кто его послал?
     - Думаю, Никита. Мальчишка дичится, мне не говорит.
     - Где же он?
     - Говорю ему, нет тебя здесь, а он не верит. Я, говорит, подожду!
Как придет Павел Мартынович, скажи - пусть идет на опушку рощи...
     - Осторожный, - усмехнулся Геннадий Андреевич.
     - Сам худющий, а глаза сурьезные. - Харитонов достал кисет и стал
неторопливо свертывать из газеты папироску. - А только чувствую я - не
с хорошим он к тебе пришел...  Уж очень он торопился, а как узнал, что
тебя нет, даже потемнел весь...
     - Но он же знал, что я должен прийти.
     - Нет.  Сначала я щупом  его  потрогал.  Иди,  говорю,  с  богом,
никакого здесь Павла Мартыновича нет, никогда и не было. А сам смотрю,
что делать  будет.  "Молоко,  спрашивает,  есть?"  -  "Какое,  говорю,
молоко!  Ты что,  с неба свалился? Я давно забыл, как корова выглядит,
есть ли у нее рога..." Ну,  а  он  опять  за  свое:  "Нельзя  ли  воды
напиться?" Видно, пароль вспомнил и на меня напирает... Хорошо, думаю,
помогу тебе малость.  "Воды пей сколько хочешь!.." Как  только  это  я
сказал,  он обрадовался. Опустился на скамейку. "Дедушка, говорит, сил
у меня больше идти  нету..."  Передохнул  малость.  Тут  мы  с  ним  и
договорились... - Харитонов глубоко затянулся махоркой и выпустил клуб
ядовитого дыма.
     В раскрытом  чистом  окне  было  видно,  как  на сломанном плетне
сидела голодная ворона и,  растопырив  крылья,  раздумывала,  куда  ей
лететь  дальше.  По  дальнему шоссе,  зажатому между полями,  проехали
машины.  Если бы не линии телеграфных столбов, можно было бы подумать,
что они едут прямо по целине.
     - Уже едут!.. Торопятся, черти! - сказал Харитонов. - Уходить вам
надо, да поскорее!..
     - Хорошо,  пойду!  - сказал Геннадий Андреевич.  - Только смотри,
будь осторожен!
     - А вещи?
     - Как-нибудь обойдусь...
     Харитонов вздохнул и пожал Геннадию Андреевичу руку:
     - Тогда прощай. Скажи Колеснику, что все сделал, как он приказал.
И еще, что иду против своего сердца.
     - Обязательно скажу!
     - Быстрее уходи!  Быстрее!  - сказал Харитонов  и  отворил  дверь
избы.
     Геннадий Андреевич перелез через тыльный плетень и кружным  путем
направился к опушке.  Сначала он спустился в неглубокую балку, которая
скрыла его от глаз людей.  Пройдя по ней, он круто свернул в рощу, уже
раздетую  осенним ветром.  Порыжелые листья шуршали под ногами.  "Зима
наступает,  - думал Геннадий Андреевич,  - станет  еще  труднее.  Надо
действовать..."
     Где-то в  чаще  пересвистывались  птицы.   Вдруг   огненно-желтый
комочек взметнулся на высокую ель. Белка!.. Она сидела на толстом суку
и косила на него черными глазками.
     Природа жила  по  своим законам.  Сейчас бы с ружьишком охотиться
где-нибудь на уток.  А потом сидеть у пылающего костра  и,  щурясь  от
дыма, смотреть, как закипает смола на сосновых ветках...
     Вот и опушка. Сквозь деревья невдалеке на поляне темнеет пирамида
прошлогодней копны. Никого нет...
     Геннадий Андреевич приостановился.  Может быть,  мальчик ищет его
где-то тут. Надо ждать.
     Тянулись минуты.  Он стоял,  оглядываясь по сторонам. И, хотя все
его чувства были напряжены до крайности,  все же не услышал, как сзади
к нему подкрались.
     Тихий голос позвал:
     - Павел Мартынович...
     Он вздрогнул,  быстро  обернулся,  рука  сама  рванула из кармана
револьвер.
     В нескольких  шагах  от  него,  между  кустами,  стоял невысокий,
худенький мальчик в черном латаном костюме.  Лицо немного  испуганное,
не по-детски серьезное, в сутулой фигурке что-то степенное.
     - Коля! Охотников!..
     Несмотря на  то что Геннадий Андреевич ожидал увидеть именно его,
он все-таки удивился.  Это был тот самый  Коля,  который  чаще  других
забывал,  чем  окончился  последний урок,  и в то же время это был уже
другой мальчик:  повзрослевший,  много переживший,  с  упрямо  сжатыми
губами, ввалившимися глазами...
     - Ну, здравствуй!..
     Геннадий Андреевич  подошел  к  Коле  и  ласково  положил руку на
плечо.  Мальчик вдруг понурился и тяжело вздохнул: если бы с ним рядом
находился  отец,  он бы сказал:  "Папочка,  как я устал!.." Но сейчас,
увидев  Геннадия  Андреевича,   он   стоял,   переполненный   сложными
чувствами.  Он  был  рад тому,  что наконец увидел человека,  которому
доверяет больше других.  Ему хотелось бы навсегда  остаться  рядом  со
своим учителем. Но кто знает, как живет теперь сам Геннадий Андреевич,
возможно ли это.
     Они сели  в ложбинке,  закрытой со всех сторон кустами.  Геннадий
Андреевич вынул из кармана кусок хлеба с салом и протянул  Коле.  Пока
мальчик  ел,  Геннадий  Андреевич  внимательно  читал донесение Никиты
Борзова.  Оно было коротким:  "Ост-24 вскоре перебазируется  к  Новому
Осколу. Пленные будут переброшены на машинах".
     Оставалось неизвестным самое главное:  когда. Если бы это удалось
установить,  можно  было  бы  напасть на охрану и,  освободив пленных,
сорвать на некоторое время начало работ в укрепрайоне.
     Надо скорее доставить донесение в отряд.
     - Ну вот что,  Коля,  пойдем, брат, сидеть нам с тобой недосуг, -
сказал Геннадий Андреевич и решительно поднялся с земли.
     Но Коля почему-то не последовал за ним.
     - Геннадий Андреевич, а я здесь не один.
     - Как - не один? - испуганно спросил Стремянной.
     - Я с Маей.
     - Какой Маей, где она?
     Геннадий Андреевич снова опустился рядом с мальчиком.
     - Сейчас я вам все расскажу...
     И Коля  сбивчиво,  торопясь  стал рассказывать свою историю.  Чем
дальше слушал его Геннадий Андреевич,  тем неспокойнее  становилось  у
него на сердце.  Кто этот Миша, которого спас Коля? Никита Кузьмич ему
не доверяет,  и,  наверное,  не зря. А что представляет собой фотограф
Якушкин с Базарной площади?  Чудаковат, но добр. Может быть, он охотно
помогал бы подпольщикам. Обо всем этом надо серьезно подумать.
     - Вот  что,  Коля,  -  сказал  он,  -  придется  мне вас с Маей к
партизанам отвести. Где она?
     - Я ее подальше в лесу спрятал,  Павел Мартынович, - сказал Коля.
- Вдруг бы на меня напали - она спаслась бы и все передала...
     Геннадий Андреевич хмуро улыбнулся:
     - Ну, я вижу, ты конспиратор! Веди ее сюда. Я вам обоим расскажу,
как действовать...
     Коля поднялся и стал руками  обивать  с  брюк  приставшие  к  ним
соринки.
     - А там не только Мая, - сказал он. - Там еще и Витя Нестеренко.
     - Какой Нестеренко?
     - Мальчик один.  Он на год старше меня.  Его Клавдия Федоровна из
больницы забрала...
     - Он больной?
     - Нет,  сейчас  уже  здоровый.  У  него воспаление легких было...
Слабенький совсем.
     - Слабее тебя?
     Коля усмехнулся:
     - Я крепкий!..
     - Ну, веди их быстрее.
     Коля сделал несколько шагов, но в кустах вдруг обернулся:
     - Павел Мартынович, а об отце вам можно рассказать?
     Геннадий Андреевич махнул рукой:
     - Знаю, Коля, знаю!..
     Коля исчез  за  кустами.  Было  слышно,  как  под  ногами  у него
похрустывали сухие сучья.  Ветер шумел в голых ветвях.  За лесом сипло
прогудел паровоз.
     От хутора  донесся   скрип   тормозов,   и   Геннадий   Андреевич
прислушался.  Раздвинул  кусты,  осторожно выглянул,  но в сгущающихся
сумерках уже нельзя было разглядеть дом лесника.
     - Коля!  -  окликнул  Геннадий  Андреевич,  когда  силуэты  ребят
мелькнули за кустами.
     Геннадий Андреевич  тут же увидел невысокую светленькую девочку с
двумя косичками,  которая смело смотрела  ему  в  глаза,  и  высокого,
коренастого,  но  какого-то  рыхлого  мальчугана;  на  его  лице  была
растерянность.
     - Вот  они,  Геннадий Андреевич!  - сказал Коля и при этом сделал
такой энергичный и широкий жест рукой,  словно сам он был Черномор,  а
за ним шли тридцать три богатыря.
     - Коля,  -  быстро  сказал  Геннадий  Андреевич,   -   прокрадись
сторонкой к дому и посмотри на дорогу, не едет ли по ней кто-нибудь!..
И сразу же назад.  Так,  чтоб никто тебя не видел!  Через десять минут
будь здесь...
     Коля нырнул в кусты и исчез.  За ним хотела устремиться и Мая, но
Геннадий Андреевич удержал ее. Полный мальчик стоял безучастно.
     Коля был  точен.  Запыхавшийся,  усталый,  он  прибежал  назад  и
сообщил,  что  на хуторе - полицаи и немецкие солдаты.  Они только что
выгрузились  из  машин.  Среди  них  старик  Харитонов.  Он  о  чем-то
разговаривал с офицером.
     Геннадий Андреевич несколько мгновений молчал.  Да,  Харитонов  в
трудном положении.
     - Пошли,  ребята,  пошли  за  мной!..  Быстрее!..  Нельзя  терять
время... Тут есть неглубокая речка... Давайте перейдем ее вброд, чтобы
сбить со следа собак...
     Они быстро углубились в лес.


Глава двенадцатая
                          В ПОИСКАХ РЕШЕНИЯ

     Пробираясь с ребятами по густому лесу,  Стремянной думал  о  том,
что  на  крутых  жизненных  поворотах  предельно раскрывается сущность
человека.  Вот эти два мальчика,  его недавние ученики,  и  оставшаяся
сиротой  девочка  начинают свою жизнь с тяжелых испытаний.  Какими они
выйдут из них,  если останутся  живы?  Даже  сейчас,  когда  они  идут
гуськом  один  за  другим,  невольно  проявляются  их характеры.  Коля
Охотников выломал большую суковатую  палку  и  ступает  впереди  всех,
неторопливо,  как странник.  Он авангард их маленького отряда.  За ним
идет Мая.  Сгорбив узкую спину под тяжестью вещевого мешка, она упрямо
следует  за  Колей,  твердо  ставя  ноги,  обутые  в грубые солдатские
сапоги.  Мешок с продуктами она взяла на привале и ни за что не  хочет
уступить  его  ни  более сильному Вите Нестеренко,  ни самому Геннадию
Андреевичу.  Из такой девочки толк получится!  Витя Нестеренко, шедший
вслед   за   Маей,   казался  Геннадию  Андреевичу  менее  активным  и
самостоятельным.  Несмотря на то что он был на полголовы выше Коли, да
и   пошире   его  в  плечах,  держался  он  неуверенно,  робко  и  все
прислушивался к тому, что скажет Коля.
     Они шли всю ночь напролет, по компасу.
     Стороной обходили  деревни.  Несколько   раз   издалека   слышали
немецкую речь.  На рассвете они достигли полевой дороги, зажатой между
невысокими холмами,  очертания которых все более  четко  проступали  в
сумерках начинающегося утра.
     До сих пор Геннадий Андреевич вел свою группу на юг,  а теперь он
круто повернул на запад.  Предстояло идти еще километров пятнадцать по
болотам; это был самый тяжелый отрезок пути, зато там не было немецких
постов.
     К вечеру они наконец добрались до партизанского лагеря.  Когда их
окликнул  часовой,  Геннадию  Андреевичу  даже не поверилос