щедро  лился
сквозь разрушенный потолок.
     - Как ты думаешь, здесь расстреливали? - шепотом спросил Витя.
     - Нет, наверное. Уводили куда-нибудь, - так же тихо ответил Коля.
- Представляешь себе:  ночь,  люди  спят  вот  на  этих  нарах.  Вдруг
открывается  дверь,  кричат  "выходи"  и  ведут  убивать...  -  И Коля
вздохнул,  вспомнив тот  подвал,  в  котором  он  встретился  с  двумя
стариками,  сделавшими  ему и Мае много добра.  - Смотри,  что это?  -
вдруг спросил он.
     - Где? Где? Ничего не вижу! - отозвался Витя.
     - Да вот, на стене! Над самыми нарами... Смотри, написано...
     - Верно.
     Мальчики взобрались на  нары  и  стали  внимательно  разглядывать
неровные,  выцарапанные каким-то гвоздем или осколком стекла неуклюжие
буквы.
     "Федя, молчи!" - приказывал кто-то кому-то.
     "Валечка, меня убили 27 окт.  Расти детей..." -  подпись.  Только
никак нельзя ее разобрать...
     - А вон  там,  выше,  смотри,  какая  длинная  надпись!  Давай-ка
прочитаем, - сказал Коля.
     И мальчики, привстав на цыпочки, принялись читать.
     Прошло добрых десять минут,  пока они разобрались в этих неверных
линиях, царапинах, щербинах, покрывающих бетон.
     "Товарищи, мы умираем,  - было выведено на стене. - Осталось жить
3 часа.  Боритесь,  работайте,  живите.  Мы  держались  до  конца".  И
фамилии: "Шубин, Фомичев, Коробов, Самохин, Кондратенко..."
     - Слушай-ка, - сказал вдруг Витя, - а ведь Шубин - это, наверное,
отец нашей Май. Помнишь, он был арестован, да так и пропал...
     Коля, ничего не отвечая,  повернул к Вите голову.  Он смотрел  на
него  большими  потемневшими  глазами.  И Витя понял,  что он думает о
своей матери.  Ведь и она,  наверное, прошла через этот подвал, прежде
чем погибла на виселице...
     Разыскивая новые надписи, Коля присел на корточки и с трудом стал
разбирать  почти скрытое тенью от нар слово,  смысл которого полностью
никак не мог до него дойти, а когда наконец дошел, Коля даже вздрогнул
и невольно схватился за Витино плечо:
     - Витя, смотри, что здесь написано!..
     - Что? Что?
     - Написано - "Опасайтесь". Видишь?
     Виктор взглянул через его плечо, но так ничего и не увидел, кроме
каких-то царапин на штукатурке.
     - Не  вижу,  -  сказал он,  вглядываясь до боли в глазах.  - Хоть
убей, не вижу!
     - Да ты посмотри внимательнее...  Ну куда ты смотришь? Вот внизу,
у самых нар:  "О-па-сай-тесь". Последние буквы совсем вправо, под нары
ушли.  И  дальше  что-то  написано.  Наверное,  имя  того,  кого  надо
опасаться.  Только там темно.  Не видать ничего...  Где бы нам  спички
достать?..
     - Ребята, вы тут? - вдруг услышали они сверху голос Май.
     Подняв головы,  они  увидели  в  просвете  между двумя балками ее
раскрасневшееся на морозе лицо.
     - Как вы туда забрались - по лестнице или через потолок? Я сейчас
тоже к вам спущусь.
     - Нет! - не сговариваясь, крикнули Коля и Витя и, соскочив с нар,
стремглав выбежали во двор.
     - Куда  же  вы?  -  подозрительно  спросила  Мая.  - Нашли небось
что-нибудь и прячете...
     - Просто там ничего хорошего нет,  Мая, - как-то по-новому, мягко
и дружески,  сказал Коля.  - Пойдем  лучше  отсюда.  В  других  местах
поищем. - И он соскочил на землю с кучи битого кирпича.
     - Ага!  Вот тут кто!  - вдруг послышался  откуда-то  из-за  трубы
знакомый голос. - И всюду-то они бегают, всюду бегают...
     Ребята оглянулись. В нескольких шагах от них, на обгорелой балке,
стоял Якушкин,  зябко поеживаясь в своем стареньком пальто. В руках он
держал  неизменную  треногу  от  фотоаппарата,  а  сам  фотоаппарат  в
потертом  кожаном  футляре  висел у него на ремне через плечо.  Темные
выпуклые  глаза  его  смотрели  сквозь  треснувшие   очки   удивленно,
встревожено и как будто недовольно.
     - Что это вы в подвалах делаете?  - ворчливо сказал он, подходя к
ним поближе. - Так и хочется вам, видно, на мине подорваться.
     - А мы только так - вошли посмотреть, - сказал Виктор.
     - Посмотреть?  -  усмехнулся  Якушкин.  -  Когда  мина взорвется,
ничего не увидишь...
     - А вы знаете, что мы там нашли? - сказал Коля.
     - Ну что?  Что?  - не то покашливая,  не то посмеиваясь,  спросил
Якушкин и поправил сбившиеся набок очки. - Цепи какие-нибудь страшные?
     - И вовсе не цепи, - сказал Виктор, - а стенку с надписями... Там
осужденные на смерть свои имена оставили...
     Коля оттеснил Витю и взволнованно заговорил:
     - И еще там о каком-то предателе написано... На стене, под самыми
нарами...  Сказано - опасайтесь,  а кого опасаться, я не разобрал, там
темно. Спички у вас есть?.. Давайте посмотрим!
     Мая даже руками всплеснула.
     - Ну не стыдно вам:  сами все видели, а меня не пускаете! - И она
бегом бросилась к заваленной кирпичом лесенке.
     - Мая!.. Мая!.. Не ходи! - закричал Коля.
     Но девочка уже исчезла за дверью.
     - Вот проныры!  - покачал головой Якушкин. - Ну ладно, пойду уж и
я посмотрю, что там за надписи такие...
     Мелкими шажками,  чтобы не зацепиться за какой-нибудь камень,  он
вслед за Маей, кряхтя, стал спускаться в подвал.
     Мальчики посмотрели друг на друга и медленно пошли вслед за ним.
     Они увидели Маю на нарах.  Она  стояла,  вытянув  шею,  и  читала
выцарапанные  на  бетоне надписи.  Лицо у нее было серьезное,  а глаза
почти не мигали.  Она боялась пропустить хотя бы одно  слово,  которое
могла разобрать на этой скорбной стене.  "Хорошо, если бы не увидела",
- подумал Коля,  замирая от жалости  и  сочувствия.  Но  Мая  уже  все
увидела,  все  прочитала и все поняла.  Она вдруг схватилась руками за
стену, как раз в том месте, где виднелось глубоко и четко выцарапанное
в цементе родное ей имя.
     - Папа!..  Папа!..  - закричала она, и слезы ручьем потекли по ее
лицу.
     Мальчики, побледнев,  стояли рядом и не знали, что им делать, как
утешить ее.
     - Ах, ребята, - сказал Якушкин, - вот горе-то, вот горе!..
     Он подошел к Мае,  легонько приподнял ее и,  сняв с нар, поставил
на пол.
     - Ну,  девочка, не плачь, - он погладил ее по плечу своей жесткой
рукой с длинными узловатыми пальцами, коричневыми от табака, - слезами
не  поможешь...  А я вот сейчас сфотографирую эту стенку и подарю тебе
карточку...  Ну,  успокойся,  успокойся!  Мальчики,  - обратился он  к
растерянно  стоящим в стороне Коле и Вите,  - отведите-ка вы ее домой.
Не нужно ей тут находиться.
     - Пошли, Мая, - сказал Коля и взял девочку за руку.
     Всхлипывая, Мая послушно пошла между Колей и  Витей,  а  Якушкин,
расставив  треножник,  стал  приспосабливать  аппарат,  чтобы навсегда
запечатлеть для истории эти последние слова погибших за Родину людей.
     Когда ребята подходили к пролому в заборе,  они не заметили,  что
за ними,  стоя на пороге проходной будки,  наблюдает какой-то  солдат.
Постояв немного и оглядев пожарище, солдат скрылся в будке и захлопнул
за собой дверь.
     Дети вернулись домой и обо всем рассказали Клавдии Федоровне. Она
посадила рыдавшую Маю рядом с собой и долго, ласково утешала девочку.
     А через  некоторое  время  верный  своему  слову  Якушкин  принес
Клавдии Федоровне большую,  еще  влажную  фотографию.  На  снимке  все
надписи  на  стене  были  видны  отчетливо  и  казались высеченными на
граните.
     Клавдия Федоровна   горячо  поблагодарила  Якушкина,  хотела  ему
заплатить,  но Якушкин от этого наотрез  отказался  и  поспешил  уйти,
сказав,  что  он  только выполнил свой долг перед дочерью погибшего за
Родину человека.
     - Пусть у нее останется память об отце...
     Подумав, Клавдия Федоровна решила пока не отдавать карточку  Мае.
Потрясение было слишком сильным, пусть пройдет время.
     Раздобыв спички,  Коля и Витя перед ужином,  ни слова  не  сказав
Мае,  снова отправились в подвал гестапо.  Было уже темно, но мальчики
шли по протоптанной тропинке и быстро оказались в камере. Они стали на
колени перед нарами, и Коля чиркнул спичку.
     Неровный желтый  свет  выхватил  из  темноты  край  черных   нар,
запрыгал по серой шершавой стене.
     - Теперь видишь? - спросил Коля.
     Витя смотрел туда, где Коля водил спичкой.
     - Ничего не вижу, - ответил он, - дай-ка я сам.
     Коля передал  ему  коробок,  и Витя зажег вторую спичку.  Теперь,
водя ею у самой стены, он с трудом разобрал выцарапанное на ней слово:
"Опасайтесь..."
     - Вижу, вижу, - взволнованно сказал он.
     - А теперь давай свети под самые нары. Что там?
     Тут спичка догорела и обожгла Вите пальцы.  Но, не чувствуя боли,
он взял из коробка сразу три спички, сложил их вместе и разом чиркнул.
Спички с треском вспыхнули. Витя прикрыл их ладонью и нырнул под нары.
     - Ну, что там? Что там? - нетерпеливо спрашивал его Коля.
     Витя долго молчал,  пыхтел,  затем,  когда огонь совсем сник и  в
камере опять стало темно, вылез обратно.
     - Ничего там не разобрать,  - сказал он. - Имя, может, и было, да
там штукатурка осыпалась. Ничего не разберешь.
     - Ври!
     Коля сам  забрался  под  нары,  исчиркал чуть ли не целый коробок
спичек, но так ничего и не разглядел.
     Белая осыпь  штукатурки  грядкой  лежала  на бетонном полу,  и от
окончания надписи на стене почти ничего не осталось.
     - А это что?  - вдруг спросил Виктор,  взглянув в дальний,  самый
темный угол под нарами. - Посвети-ка туда!
     - Что там?
     - Какие-то палки!
     Коля чиркнул  последнюю  спичку,  и в сумеречном,  пляшущем свете
ребята разглядели смутные очертания каких-то предметов.  Витя протянул
руку и вытащил один из них. Это был плотный рулон жесткой ткани.
     Через минуту перед ребятами лежало уже несколько  рулонов  разной
длины и толщины.
     - Как ты думаешь, что это? - спросил Витя.
     - Не знаю, - сказал Коля. - А ведь раньше их тут не было!
     - Не было,  - согласился Витя. - Я утром все углы осмотрел. И под
нары даже лазил.
     - Кто же это сюда положил?
     Ребята помолчали, ощупывая рулоны.
     - Может быть, Якушкин? - сказал Коля.
     - Наверное,  он,  -  согласился  Витя.  -  А  ты заметил,  как он
старался нас отсюда поскорее выпроводить?
     И тут  в  памяти  Коли  вдруг  возникло воспоминание о встрече со
старым фотографом на улице,  когда Якушкин,  узнав,  что он убежал  от
дяди Никиты,  приютил его у себя...  Он вспомнил и то, как дядя Никита
ворвался тогда в  дом  Якушкина,  силой  увел  от  него  Колю  и,  как
арестованного, запер в подвале... Он ни за что не хотел оставить его у
Якушкина.  Почему?  Может быть, он знал что-то о старике?.. Да и майор
из  штаба  армии,  который приходил в детский дом после того,  как они
нашли Мейера,  подробно расспрашивал их с Витей о фотографе, когда они
сказали,   что   встретили  его  возле  развалин  элеватора.  Странные
подозрения вдруг закрались в душу Коли.
     Внезапно наверху,  у входа,  хрустнул камень, раздались шаги, под
сводами подвала сразу же заплясал тонкий луч фонаря, и ребята услышали
чьи-то голоса.
     - Идите за мной! Сюда, вниз! - громко произнес незнакомый голос.
     Ребята хотели бежать, но поняли, что поздно, выход им отрезан. Не
сговариваясь, они оба сразу метнулись под нары и притаились.
     - Тут кто-то есть! - услышали они снова тот же голос.
     - Навряд ли. Это, наверное, крысы, - ответил ему другой голос.
     Шаги приближались.  Звякнули об пол приклады винтовок.  Пришедшие
остановились.
     - Ну, быстрее показывайте, куда вы их запрятали! - снова услышали
ребята.
     И тут в ответ раздался дрожащий голос Якушкина:
     - Да что вы! Не я запрятал! Я их нашел вот здесь, под нарами...
     Луч фонаря  метнулся  по  сторонам  и  уперся  в  лежащие на полу
рулоны.
     - Почему под нарами?  - усмехнулся человек,  державший фонарь.  -
Вот же они, на полу!..
     Коля, замерев,   глядел,   как   луч   осветил   руки   человека,
перебиравшего свертки.
     - Один...  второй...  третий,  - начал считать Якушкин.  - Должно
быть десять, а тут всего девять.
     - Может быть, просчитались?
     - Нет! - возразил Якушкин. - Одного не хватает.
     - Ладно, составим акт, - сказал человек.
     Щелкнула кожаная крышка  полевой  сумки;  на  некоторое  время  в
подвале наступила тишина, только шелестела бумага.
     - Какая досада, сломался карандаш! - произнес тот же голос. - Нет
ли у вас ножика?
     - Есть, - с готовностью ответил Якушкин. - Пожалуйста, возьмите.
     - Лукин, подержи-ка фонарь.
     Луч фонаря  дрогнул  и  переместился  на  другое  место.   Ребята
услышали царапанье ножа о карандаш.
     - Ну и зазубрины на вашем  ноже!  -  сердито  сказал  человек.  -
Совершенно не чинит.  К тому же он сломан...  Заберите его назад.  - И
после небольшой паузы спросил: - Нет ли у кого-нибудь карандаша?
     - У меня, товарищ сержант, - отозвался голос, которого ребята еще
не слышали.
     Значит, вместе  с  Якушкиным их здесь четверо!  И одного называют
сержантом.  У них с  собой  винтовки.  Как  странно,  почему  Якушкина
сопровождают вооруженные люди?  Голос фотографа звучит так неуверенно,
словно он очень испуган.
     Как быть?  Вылезти  из-под  нар?  Но  те,  которые  пришли сюда с
Якушкиным, могут подумать, что они заодно с фотографом...
     - Значит,  вы  утверждаете,  что  картин  всего  было  десять,  -
произнес тот, кого называли сержантом.
     - Десять,  -  подтвердил  Якушкин.  -  Так  я товарищу Морозову и
сказал: нашел десять картин.
     - И они были под нарами?
     - Точно! Под нарами.
     Сержант помолчал.
     - А ведь верно!  - сказал он.  - Они были под нарами!  Кто же  их
оттуда вытащил? И одной недостает...
     Внезапно Коля почувствовал,  что Витя неслышно толкает его в  бок
чем-то твердым. Протянул руку, и пальцы скользнули по плотно скатанной
шершавой материи.  Десятый рулон!  Теперь их дела  безнадежны.  Сейчас
сержант осветит пространство под нарами, и тогда...
     Но жизненный опыт - великое  дело.  Коля  выхватил  из  рук  Вити
сверток и нарочито громко чихнул.
     - Кто здесь?!  - крикнул сержант,  и почти одновременно  звякнули
два приклада: очевидно, солдаты изготовились стрелять.
     - Это мы!  - ответил Коля из-под нар.  - То,  что вы ищете, лежит
тут!..
     В это же мгновение его ослепил луч фонаря.
     - А ну,  вылезайте! - грозно сказал сержант, нагибаясь к нарам. -
Да побыстрее!.. Сколько вас там?
     - Двое! - ответил Коля.
     Виктор на этот раз оказался гораздо ловчее.  Пока Коля выполз, он
уже стоял на ногах.
     - Больше никого? - переспросил сержант.
     - Никого! - подтвердил Витя.
     Луч фонаря заскользил по их лицам. Ребята щурились - глаза болели
от яркого света.
     - Так! Узнаю! - сказал сержант. - Вы оба из детдома?
     Коля кивнул.   Сержант   перебросил  луч  на  лицо  Якушкина,  и,
вырванное из темноты,  оно показалось  ребятам  особенно  изможденным.
Резкие тени искажали его, окруженные синевой глаза словно провалились,
а обострившийся нос как будто удлинился.
     - Это вы их фотографировали? - спросил сержант.
     - Да,  я!  Что же вы так поздно не спите,  ребятки?  - проговорил
Якушкин. - Попадет вам от Клавдии Федоровны.
     Сержант вдруг  нагнулся  и,  взяв  один  из  свертков,  осторожно
развернул его на полу.
     Все замерли от неожиданности.  Стоявшие в дверях солдаты подались
вперед.  Ребята  опустились на колени - они хотели лучше разглядеть то
удивительное, что представилось их взглядам.
     В мигающем  свете  фонаря  блестели  краски  старинного  портрета
молодой девушки в  широком  белом,  осыпанном  жемчугом  платье.  Лицо
девушки было не очень красивым,  но улыбка,  спокойная и в то же время
мудрая, делала его прекрасным. Казалось, девушка через века обращалась
к людям с каким-то очень важным словом.
     Потом сержант опять скатал холст, и очарование мгновенно исчезло.
Как будто тьма еще сильнее сгустилась в этом холодном, сыром подвале.
     - Так зачем же вы,  ребята, снова сюда явились? - спросил сержант
уже не так сердито.
     - Мы надпись одну хотели прочитать, - сказал Витя.
     Сержант проявил удивительную осведомленность:
     - Под нарами?
     - Там вот, внизу, - ответил Коля.
     - Ну, и прочитали?
     - Одно слово разобрали, а другое кто-то стер.
     Сержант не стал больше допрашивать ребят.
     - Ну,  вот что, ребята, - сказал он, - помогите-ка нам. Забирайте
рулоны - каждый по пять штук...  Да несите осторожнее!.. Идите вперед,
а  мы  за  вами.  -  Он  повернулся  к Якушкину:  - А вам советую идти
спокойно. Вы меня поняли? Вы арестованы!
     - Я  буду  жаловаться!  -  глухо  сказал  Якушкин.  -  Я  честный
человек!..  Это может подтвердить сам товарищ Морозов.  Он сказал, что
меня должны наградить.
     Ребята взяли в руки рулоны, нести которые было не очень-то легко.
Но  никогда  в  жизни  ни Коля,  ни Витя не испытывали такого сложного
чувства и радости и ответственности.  Они нашли картины, которые искал
весь  город.  Каждая из этих картин - чудо!  Ребята теперь были в этом
уверены.
     А позади,  шаркая ногами, старчески кашлял человек, которого вели
конвоиры...


Глава сорок седьмая
                           ГЕРОИ РАССТАЮТСЯ

     Когда Стремянной вошел в особый отдел,  Воронцов молча поднялся с
места, бросил папиросу и, ни о чем не спрашивая, провел его в соседнюю
маленькую комнатку.
     Там, придвинутый  к  стене,  стоял  на  полу  знаменитый  кованый
сундук.
     - А я думал, что вы уже о нем забыли, - сказал Воронцов.
     - Почти забыл, - улыбнулся Стремянной, - но тут, видите ли, такое
обстоятельство...  Наткнулся случайно на одну запись в дневнике  Курта
Мейера и захотел взглянуть на сундук еще раз.  Да вот прочтите сами! -
И он протянул Воронцову  листок,  на  котором  синим  карандашом  были
подчеркнуты слова: "Большая Медведица"... "Малая Медведица"...
     Воронцов медленно  и  сосредоточенно  прочел   покрытый   частыми
строчками листок.
     - Н-да,  может быть,  может быть...  - сказал он.  -  Ну  что  ж,
колдуйте. Не буду вам мешать.
     Он присел на подоконник,  закурил и,  щуря  от  дыма  один  глаз,
принялся издали наблюдать за Стремянным.
     Стремянной склонился над сундуком.
     Он открыл сундук обычным,  знакомым ему способом. Третья кнопка в
первом ряду, шестая - во втором, пятая - в третьем... Поворот ромашки,
раковины, и все готово. Крышка легко поднимается.
     Он заглянул внутрь. Ничто не изменилось. Гладкое полированное дно
блестит,  как зеркало. И в голову не придет, что его можно поднять. Он
снова опустил крышку и,  сверяясь со схемой  созвездия,  нарисованного
метеорологом   на   листке  бумаги,  принялся  осторожно,  неторопливо
подбирать кнопки так, как расположены звезды Малой Медведицы.
     Первые две кнопки нашлись сразу,  и это были не те кнопки,  какие
надо было нажать, чтобы поднять верхнюю крышку.
     - Так,   -   с  удовольствием  сказал  Стремянной.  Очевидно,  он
находился на верном пути.
     Над поисками третьей кнопки ему пришлось порядком повозиться.
     Но это его уже не смущало.  Курт  Мейер  все-таки  навел  его  на
правильный  след.  Просто  интервалы  между  отдельными точками мастер
соблюдал не совсем точно по звездному чертежу.
     Вот и четвертая кнопка, и пятая...
     Все найдены и нажаты, а сундук все равно не открывается. Железное
дно  не  сдвинулось  и  на  миллиметр.  От  досады  и  сознания  своей
беспомощности Стремянной изо всех сил ударил кулаком по крышке.
     Воронцов, до сих пор внимательно наблюдавший со своего места, как
Стремянной,  словно  слепец,  читающий  на  ощупь,  касался  кончиками
пальцев  разных  кнопок,  -  вдруг,  словно потеряв терпение,  встал и
подошел к сундуку.
     - Есть одна странность в том, что вы делаете, - сказал он.
     Стремянной обернулся:
     - Какая же?
     - А вот сейчас объясню. Когда вы открывали верхнюю часть сундука,
то  сначала  нажали  семь  кнопок,  расположенных  по  контуру Большой
Медведицы, а пото