ручке наружной двери,  а
остальную веревку протащил через сени внутрь дома.  Потом  он  прикрыл
внутреннюю дверь,  но не совсем,  а так,  чтобы осталась узкая щель, и
потянул на себя веревку.  Так и  есть!  Наружная  дверь  захлопнулась.
Теперь он потянул на себя и дверь,  ведущую в комнату.  Она закрылась,
накрепко прижав к косяку веревку!  Для верности Коля обмотал свободный
конец веревки вокруг ножки стола.
     Так! Если пес окажется в сенях,  то из этой ловушки ему самому не
выбраться.
     Оставалось самое главное -  заманить  в  дом  овчарку,  а  самому
успеть скрыться за внутренней дверью.  Но как это сделать? Бросить еще
мяса?  Пес не съел и того куска,  который до сих пор валяется в пыли у
нижней ступеньки. Нет, нужно придумать что-то другое.
     Коля постоял,  подумал.  Кто бы мог,  смотря со стороны на  этого
худенького  мальчика  с  бледными  щеками  и  большими серыми глазами,
предположить,  что он готовится вступить в борьбу с большой, сильной и
злой овчаркой, специально натренированной на ловлю людей!
     Коля вышел на крыльцо и остановился на верхней ступеньке.  Собака
лежала невдалеке,  на тропинке,  ведущей к воротам,  и, вытянув вперед
лапы,  внимательно смотрела на него.  Казалось,  она устала и теперь в
сознании  своей силы заняла наивыгоднейшую позицию.  Попробуй,  пройди
мимо!..
     Коля постоял немного,  собираясь с духом.  То, на что он решился,
могло кончиться для него ужасно.  Вчера его спас дядя Никита.  Теперь,
если пес его настигнет, помощи ждать неоткуда.
     Вдруг Коля тряхнул головой,  сжался, словно бросающийся в ледяную
воду  пловец,  спрыгнул  с  крыльца на тропинку и опрометью бросился к
собаке.
     Овчарка вскочила,  испуганно отпрянула,  но тут же, оскалив зубы,
сжалась для прыжка вперед.  Коля пробежал еще шагов десять, повернулся
и  кинулся  назад  к  крыльцу,  чувствуя  за  своими  плечами  тяжелое
дыхание...
     Не помня  себя  он  вихрем  взлетел  на  крыльцо,  вбежал в сени,
заметив,  как мелькнула вслед за ним длинная  черная  тень,  захлопнул
внутреннюю дверь и почти в беспамятстве прислонился к косяку.
     Разъяренный пес злобно царапал лапами дверь.  Придя в себя,  Коля
чуть приоткрыл ее и потянул веревку.  Наружная дверь хлопнула. Ловушка
закрылась.
     Пес с  воем  метался  в  узком пространстве,  но теперь он не был
страшен.  Через несколько минут Коля уже перелез через забор в том  же
месте,  где и вчера.  Вот он и на соседнем дворе. Сквозь калитку выйти
не решился,  боясь,  что на его пути окажется дядя Никита,  и  дворами
перебрался  на  соседнюю улицу.  Почувствовав себя в безопасности,  он
присел на груду сваленных бревен.
     Ну, вот  и  свобода!  Что  теперь  делать?  Он целый день был так
одержим стремлением бежать из дома дяди Никиты,  что не подумал о том,
куда же ему потом деваться...
     Возвращаться домой не хотелось.  Слишком памятна та тяжелая ночь,
которую  он  провел  в  одиночестве после казни матери...  Надо скорее
добраться до деревни.  Какой пароль?  "Нельзя ли воды напиться?". Если
он пойдет быстро, то к ночи уже будет на месте.
     Коля направился  к  воротам,  за  которыми  виднелась  улица.  На
тротуаре  он на всякий случай оглянулся.  Как будто никакой опасности.
Прошли какие-то женщины,  очевидно с базара.  По другой стороне  улицы
медленно прогуливается полицай. С ним лучше не встречаться.
     Коля повернулся и пошел в противоположную сторону.
     На перекрестке улиц он услышал за собой шаркающие шаги, оглянулся
и хотел бежать,  но было уже поздно. Чья-то рука цепко схватила его за
плечо.
     - Куда ты, куда ты, мальчик? - проговорил мягкий мужской голос. -
Да не рвись! Не бойся меня. Смотри, какой ты несчастный! Замученный...
Идем со мной. Тебе нельзя оставаться на улице. Ты погибнешь.
     И мужчина,  крепко  сжав  Колину руку,  силой повел его за собой.
Нелегко  старику  нести  в  левой  руке  треногу,  а   правой   тащить
упирающегося мальчишку.  Но фотограф с базарной площади не мог бросить
ни треногу,  ни руку мальчика.  Без треноги он не смог бы зарабатывать
на жизнь,  а без мальчика?..  Он не представлял себе,  как проживет на
этой мрачной земле маленький, покинутый всеми человек.


Глава шестая
                           НОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ

     Якушкин шел, тяжело волоча ноги и глубоко вздыхая. У него был вид
до  последней  степени  изнуренного,  больного  человека.   Вдруг   он
остановился.
     - Ну, Коля, - сказал он, - не буду больше тащить тебя силой. Если
хочешь,  уходи  -  вот  дорога,  но  у меня тебе будет хорошо.  А один
останешься -  погибнешь!..  Пойдем  лучше  со  мной.  Ты  об  этом  не
пожалеешь.  - Его выцветшие,  прищуренные глаза смотрели ласково, и во
всей сутулой фигуре было что-то располагающее к доверию.
     - Дайте мне треногу, - сказал Коля. - Я ее понесу.
     - Неси,  неси!  - Якушкин с готовностью протянул  ему  деревянный
штатив, - только осторожно! Не урони...
     Такого доверия к себе Коля не ожидал.  Сколько раз  ему  хотелось
дотронуться  до  аппарата,  вокруг  которого священнодействовал старый
фотограф,  но это казалось ему настолько невозможным, что он даже и не
пытался  это  сделать.  А  тут вдруг он сам несет треногу.  На вид она
такая тяжелая и массивная,  а на самом деле совсем легкая,  из  сухого
ясеня.
     Коля шел рядом с Якушкиным, воображая себя его оруженосцем.
     - Будешь  жить  у  меня,  -  говорил  Якушкин,  -  я тебя многому
научу...
     - И фотографировать?
     - Конечно.
     - А это очень трудно?
     - Трудно, но вполне возможно, если только ты будешь трудолюбив...
     Коля внимательно  взглянул  на Якушкина - не шутит ли он,  но тот
легонько похлопал его по плечу:
     - Станешь   хорошим   фотографом...   Мы   с   тобой  такое  дело
развернем!.. Я буду сидеть в кассе, а ты фотографировать...
     - Большим аппаратом?..
     - Ну да, самым большим!
     Они спокойно  добрались  до дома Якушкина,  стоявшего на одной из
окраинных улиц,  за покосившимся древним,  когда-то зеленым,  а теперь
грязно-серым  забором.  Домик  был небольшой,  словно вросший в землю.
Построенный еще в середине прошлого века,  он переменил много  хозяев,
которые,  как видно,  не очень-то о нем заботились.  Стены побурели от
времени,  расшатанное крыльцо угрожающе скрипело,  как только на  него
становилась  нога,  а на входной двери торчали клочья войлока.  Внутри
дом также был запущен и жалок.  Странно, но почти ничего не выдавало в
нем профессии хозяина.  На стенах не было больших фотографий, не видно
было и альбомов,  только в темной каморке, примыкавшей к кухне, стояли
банки с растворами,  фиксажем и прочими принадлежностями,  без которых
не может обойтись фотограф.
     В этой   хибарке  Коля  почувствовал  себя  удивительно  легко  и
свободно.  Якушкин  поставил  аппарат  на  столик  перед  потускневшим
зеркалом в черной раме и отобрал у Коли треногу.
     - Ну,  сынок,  - сказал он,  - вот мы и  пришли.  Сейчас  я  тебя
накормлю и напою чаем...
     Но Коля почувствовал прилив деятельности.
     - Вы уж сидите,  - сказал он деловито. - Где у вас тут самовар? Я
сам его поставлю...
     Якушкин усмехнулся:
     - Самовара у меня нет.  Есть  только  чайник.  Вода  в  ведре  за
дверью,  а  керосинка на плите...  Ты,  я вижу,  умник.  Ну,  помогай,
помогай деду...
     Пока Коля возился с чайником, Якушкин накрывал на стол. Он достал
из шкафа кусок сыра, хлеба и немного масла.
     - Ты зови меня Иваном Митричем,  - сказал Якушкин,  заметив,  что
Коля испытывает  неловкость,  обращаясь  к  нему,  -  да  особенно  не
суетись,  присядь,  отдохни...  Где же ты целые сутки пропадал? Я тебя
искал, прямо с ног сбился. Думал, ты совсем пропал...
     Коля рассказал ему все,  что произошло с ним с того момента,  как
его с площади  увел  к  себе  дядя  Никита.  Не  сказал  он  только  о
подслушанном ночном разговоре.  Хотя Якушкин и вызывал у него доверие,
но что-то подсказывало ему - эту тайну он никому открывать не должен.
     Молча выслушав  историю о том,  как дядя Никита предал убежавшего
пленного, Якушкин долго сидел молча, о чем-то напряженно думая.
     - Какой подлец! - вдруг сказал он. - Какой предатель! Продался за
банку консервов!.. Ты хорошо сделал, что убежал от него.
     - А если дядя Никита придет сюда? - спросил Коля.
     - Не придет, - с уверенностью ответил Якушкин, - он трус. Тебя-то
он к себе тайком привел?..
     - Сказал, чтобы я не подходил к нему близко, а шел позади...
     - Вот видишь!..  Он тебя из дома не хотел выпускать,  боялся, что
полицаи пронюхают,  кому он приходится  родственником...  Ну,  ничего,
есть люди, которые всему ведут счет...
     - И вы знаете их?  - спросил Коля;  по своему простодушию он  уже
считал, что старик знает Геннадия Андреевича, говорит именно о нем.
     Но, к его  удивлению,  Якушкин  как-то  сразу  замкнулся,  и  его
кустистые седые брови совсем прикрыли глаза.
     - Ну,  это к делу не относится, - уклонился он от прямого ответа.
-  А  твой  дядя  Никита еще за все ответит!  За все!..  - И он строго
погрозил пальцем. - И за жизнь твоей матери ответит. Изверг!
     У Коли до боли сжалось сердце. Он боролся с искушением рассказать
Якушкину все до конца: и о том ночном разговоре, который он подслушал,
и о явке в доме вдовы,  и об отце, томящемся в лагере, и о том, что он
хочет добраться до Геннадия Андреевича и попросить его о помощи...
     - Посмотри, чай как будто вскипел, - сказал Иван Митрич, - крышка
хлопает. Заварка в шкафу.
     Коля вышел на кухню.  Чайник действительно уже кипел, из горлышка
клубилась струйка пара.  Мальчик схватился за железную дужку,  но  пар
обжег ему пальцы.
     - Ой!..
     - Что с тобой? - спросил из другой комнаты Иван Митрич.
     - Пальцы обжег, - ответил Коля.
     Но вскрикнул он не только потому, что обжег пальцы. За окном, под
тополем,  стоял дядя Никита.  Откуда  он  появился?  Только  что  Коля
смотрел в окно - во дворе никого не было. Заметив, что Коля его видит,
дядя Никита каким-то умоляющим движением руки приложил палец к  губам.
Что это значит? Предупреждение? Коля должен молчать?..
     Коля невольно обернулся:  видит ли дядю  Никиту  Якушкин?  Старик
переставлял  в  своей  каморке какие-то банки,  и оттуда доносился его
глухой,  надрывный кашель. Когда Коля вновь обернулся, дядя Никита уже
исчез. На тропинке, ведущей к забору, никого не было.
     Но в это время заскрипели ступени,  кто-то долго шарил  в  темных
сенях по двери, отыскивая ручку, и, не найдя ее, открыл дверь, потянув
ее за клочок войлока.
     "Дядя Никита!  Спастись,  как  можно  скорее  спастись  от  этого
человека!" Заскрипела на ржавых петлях  рама,  звякнули  стекла,  едва
державшиеся  на  старой  замазке.  Коля  уже  перенес левую ногу через
подоконник,  как из-за сарая,  который стоял в  глубине  двора,  вышел
высокий рыжий полицай с автоматом и крикнул:
     - Эй! Давай назад!.. - и поднял автомат.
     Он подчинился  рыжему  полицаю  и  вернулся  обратно  в кухню.  В
соседней комнате Иван Митрич уже встречал дядю Никиту,  и  они  завели
разговор.
     Коля искал,  куда бы ему спрятаться...  Для того чтобы пробраться
на  чердак,  нужно  проникнуть  в  сени,  и  тогда необходимо пересечь
комнату,  в которой ждет его дядя Никита. А подвал? Может быть, в полу
есть  люк?..  Нет,  все  доски плотно пригнаны одна к другой,  люка не
видно.  В отчаянии Коля прижался к косяку  приоткрытой  двери  и  стал
слушать, о чем говорит Иван Митрич с этим проклятым банщиком.
     Но они говорили не о  нем.  Иван  Митрич  упрашивал  дядю  Никиту
раздеться и присесть к столу.  А тот отговаривался тем,  что занят,  -
шел мимо да вдруг вспомнил:  давно не фотографировался,  а тут как раз
бургомистр  Блинов  требует,  чтобы  его  работники  представили  свои
фотографии.
     Иван Митрич  выяснил,  какого  размера  должны  быть  фотографии,
пожаловался,  что теперь  трудно  достать  хорошую  бумагу.  Связей  с
немецкими офицерами у него нет,  а если ему изредка и приносят бумагу,
то он боится купить: как бы потом не обвинили, что он ее украл. Никита
Кузьмич  обещал  Ивану  Митричу  достать  все,  что нужно,  ему это не
трудно, ведь он выполняет специальные поручения городского управления.
     Они говорили солидно, как два человека, которые знают себе цену и
занимают в обществе определенное,  заметное  положение.  Даже  в  том,
каким  тоном  Иван Митрич обращался с просьбой достать ему фотобумагу,
было достоинство.  Он просит, но если это трудно, то не настаивает. Со
своей стороны Никита Кузьмич обещает, но в то же время не навязывает.
     Иван Митрич пригласил Борзова прийти завтра утром в ателье,  и он
сделает все, что нужно.
     Затем наступило молчание.  Как будто  все  уже  было  сказано,  и
Никите Кузьмичу оставалось только уйти.
     И действительно,  загремели стулья.  Никита  Кузьмич  поднялся  и
подошел к двери. Коля облегченно вздохнул. Наконец-то он уходит!
     Но Борзов вдруг словно вспомнил о чем-то весьма маловажном:
     - Да вот, Иван Митрич!.. Тут один мальчишка за вами увязался. Мне
надо будет захватить его с собой.
     За дверью  наступило  тягостное  молчание  -  видно,  Иван Митрич
собирался с мыслями, удар был нанесен неожиданно.
     - Вы говорите о Коле? - спросил он, и его голос прозвучал твердо.
     Это был голос человека,  который решил не сдаваться. И Коля вдруг
поверил  в то,  что старик сможет защитить его.  Он выбежал из кухни и
бросился к дяде Никите:
     - Уходи, уходи отсюда!
     Дядя Никита кивнул головой к двери:
     - Идем! Да поживее!
     Якушкин заслонил Колю спиной.
     - Мальчик останется здесь, - сказал он решительно.
     - Нет, он пойдет со мной!
     Якушкин усмехнулся:
     - Но вы,  кажется,  его дядя?  И вы  знаете,  каковы  могут  быть
последствия...
     - Да, я все знаю, господин Якушкин. Он мой племянник, и поэтому я
увожу его с собой. На это есть приказ Блинова...
     - Приказ Блинова?  - переспросил Якушкин.  - А зачем Блинову этот
мальчишка?..
     Дядя Никита зло взглянул на Колю:
     - Этот  мальчишка  слишком  много  знает!  И  у  него очень плохо
привешен язык. Короче говоря, он сойдет со мной. Он арестован!..
     Якушкин развел руками и отступил.
     - Бог вас накажет,  Никита Кузьмич! Губите людей ни за что!.. Иди
ко мне,  Коля,  я тебя поцелую,  мой мальчик.  У меня нет сил защитить
тебя, но я буду хлопотать, чтобы тебя отпустили...
     Никита Кузьмич отворил двери настежь.
     - Иди вперед!  - грубо сказал он Коле.  - Да не  вздумай  бежать.
Когда я на службе, у меня нет родственников.
     Якушкин провожал Колю до ворот. Здесь Коля с ним простился. Рыжий
полицай  уже  ждал  его  посреди  дороги и по знаку Борзова подтолкнул
мальчика стволом автомата.
     - Иди, иди! Быстрее!
     Коля пошел впереди полицая, дядя Никита поравнялся с ним.
     - Черт  тебя  подери,  наделал  же  ты  мне хлопот!  - вполголоса
ругался он.  - Зачем бежал?  Теперь придется тебе сидеть в подвале. Об
одном прошу: молчи. Даже в подвале молчи...
     Полицай шел слишком близко. Дядя Никита замолчал, и лишь время от
времени многозначительно поглядывал на своего арестованного.
     Вскоре Колю втолкнули в подвал мучного  склада  -  здесь  полицаи
устроили нечто вроде пересыльной тюрьмы.  Сюда приводили задержанных и
решали,  что с ними делать дальше - передавать ли в гестапо или  вести
дело  здесь.  В  подвале  еще  пахло  мукой  и  мышами.  Тусклый  свет
пробивался с улицы через мутное оконце под самым потолком.  Окно  было
настолько  узко,  что  и решетки не требовалось:  взрослому человеку в
него не пролезть.  Сквозь окно виднелись клочок неба и ноги часового в
грубых кожаных ботинках.
     У левой стены были сколоченные из толстых досок,  почерневшие  от
времени  широкие  нары.  На  них  сидели  двое  старых мужчин в рваных
ватниках и худенькая девочка в косынке и потертом  пальто.  В  дальнем
темном углу лежал человек, укрытый грязной шинелью.
     За спиной гулко стукнула дверь и заскрипел засов.  Коля  медленно
подошел к нарам и присел с краю.
     Старики удивленно взглянули на него.
     - Ну вот,  за детей уже взялись!.. - сказал один из них; лицо его
было изборождено следами оспы.
     Девочка перестала плакать и с удивлением посмотрела на Колю.  То,
что рядом оказался худенький мальчик,  который был так  же  несчастен,
как и она,  успокоило ее.  Девочке было лет пятнадцать;  две тоненькие
светлые косички выглядывали из-под косынки.
     - Садись  сюда!  -  сказала  девочка и подвинулась ближе к стене,
уступая место. - Как тебя зовут?..
     - Коля! А тебя?
     - Мая!
     - Я тебя на улице видел.
     - И я тебя видела.
     - Ты на Костромской живешь?
     - На Костромской.
     - Твой отец в депо работал?
     - В депо.
     - И мой в депо... Машинист...
     - А мой слесарь. Как твоя фамилия?
     - Охотников!
     - А моя - Шубина.  О твоем  отце  папа  часто  рассказывал...  Он
усатый такой, сердитый. Все время на слесарей ругался.
     Но Коля не хотел говорить об отце. Он спросил:
     - Тебя за что забрали?
     - Хотели отправить в Германию, а я спряталась.
     - А тебе сколько лет?
     - Четырнадцать...  Но в комендатуре сказали,  что я вру и что мне
шестнадцать...
     - А мне уже пятнадцать,  - соврал  Коля;  ему  не  хотелось  быть
моложе этой девчонки.
     - Тебя за что? - спросила она.
     Коля насупился.
     - У меня мать убили,  - сказал он,  - а я от дяди Никиты  убежал.
Потом он меня поймал - и сюда.
     - Это какой дядя Никита? Тот, что у бургомистра работает?..
     - Он самый, - подтвердил Коля. - Хотел взаперти меня держать, а я
убежал... И опять убегу.
     Мая вздохнула:
     - Отсюда  не  убежишь!  -  И  она  глазами  показала  на   черные
подкованные сапоги, которые топтались в светлом квадрате окошка.
     - А я убегу! - с упорством повторил Коля.
     Человек, лежавший в углу, стянул с головы шинель и приподнялся на
локте.
     - Что-то  голос знакомый,  - сказал он,  и Коля сразу узнал в нем
того самого пленного,  которого пытался спасти во дворе дяди Никиты. -
Эй, и ты здесь? Вот не ожидал! Как же тебя сцапали?
     - Сцапали вот, - хмуро ответил Коля.
     Человек покачал головой.
     - Не ожидал я тебя здесь увидеть...  - Он сполз  на  край  нар  и
протянул  Коле  руку.  -  Ну,  малый,  давай  познакомимся.  Зови меня
Мишей... Не за меня ли тебя сюда упрятали?..
     - Нет, - сказал Коля. - Меня дядя предал.
     - А что они с тобой хотят сделать?
     - Не знаю.
     Миша улыбнулся;
     - Не падай духом! Главное - держаться. А там видно будет...
     Один из стариков вздохнул:
     - Когда-то я в этот подвал купцу Дорофееву муку привозил.  Вот уж
не знал, что буду дожидаться здесь своего последнего часа!..


Глава седьмая
                             СЛОЖНЫЙ УЗЕЛ

     Бургомистр Блинов   появился   вскоре   после   того,  как  город
оккупировали гитлеровцы.  Кем был он  до  того  дня,  когда  комендант
города  Курт  Мейер  ввел его в городскую управу,  для всех оставалось
тайной.  Сам Блинов говорил,  что  он  долгие  годы  учительствовал  в
Белгороде,  но однажды, когда его спросили, как называется центральная
улица этого города, он в ответ промычал что-то нечленораздельное.
     С первых же дней новый бургомистр дал понять населению, что он не
сторонник суровых репрессий.  Облав на базаре и в городе стало гораздо
меньше.  Несколько  щедрее  стали  выдаваться  пропуска для переезда в
другие города. А когда начался набор молодежи для отправки в Германию,
он  отдал медикам распоряжение:  по возможности,  освобождать всех,  у
кого плохое здоровье.
     Вскоре по  всему  городу был пущен слух,  что бургомистр связан с
подпольем.  Но,  после того как  на  базарной  площади  повесили  трех
партизан, а затем и Екатерину Охотникову, эти слухи рассеялись.
     Тем не менее население го