На обратном пути он подвергся нападению. Было официально
сообщено,  что Вернер убит и что из  его  машины  украден  портфель  с
важными документами.
     А через два дня  комендант  города  Курт  Мейер  приказал  матери
явиться в гестапо на допрос. Гестаповцы считали, что она могла знать о
маршруте поездки Вернера и сообщила о нем подпольщикам...
     ...Начинало светать,  и  все предметы в комнате стали приобретать
свои реальные очертания.
     Как ему  дальше  жить,  Коля  не  знал.  Идти  к дяде Никите?  Не
ошиблась ли мать? Может быть, она уже сама не понимала, что говорит. О
дяде Никите в городе рассказывали самые ужасные вещи. В первый же день
он продался немцам.  А теперь служит в городском управлении,  и нет  у
бургомистра Блинова более злого и более верного человека, чем он. Ведь
в  тот  вечер,  когда  пришли  за  матерью,  Никита  стоял  во  дворе,
вооруженный  автоматом.  А  когда  мать проходила мимо,  чтобы сесть в
закрытый фургон,  Никита  выругался  и  погрозил  ей  своим  маленьким
морщинистым кулачком. Нет, мать ошиблась. Он не пойдет к Никите, ни за
что не пойдет!
     Коля заснул мгновенно,  как засыпает вконец измученный человек, а
когда проснулся,  было уже совсем светло.  Он вскочил, еще не понимая,
почему так холодно,  почему вокруг такой беспорядок, почему он один...
И вдруг сразу все вспомнил,  и ему от этого стало еще холоднее  и  еще
более одиноко.
     В буфете он разыскал несколько сухих  кусков  хлеба  -  все,  что
осталось от продуктов.  Потом вскипятил на керосинке воду,  налил ее в
кружку и пил обжигаясь, стремясь хоть немного согреться.
     Внезапно за  окном раздались отрывистые слова команды.  Мелькнула
фигура немецкого кавалериста.  Послышалось шарканье  нестройных  шагов
многих людей.
     Коля привстал из-за стола  и  взглянул  на  улицу.  Затем  быстро
нахлобучил шапку и,  забыв запереть дверь,  выбежал во двор. В воротах
уже столпились жители,  смотревшие на колонну  военнопленных,  которые
медленно шли под конвоем эсэсовцев.
     Пленных было  человек  двести.  Многие  из  них  были  ранены   и
поддерживали друг друга.  Женщины бросали им куски хлеба,  но эсэсовцы
не разрешали его подбирать, давили хлеб своими тяжелыми сапогами.
     - Коля! - крикнула соседка Анна Николаевна, старая седая женщина,
бывшая учительница (когда Колиной матери было столько же лет,  сколько
ему,  она учила ее географии). - Где же ты пропадал до поздней ночи? Я
пять раз к тебе приходила. Идем, я тебя накормлю...
     Но Коля  не слушал.  Ему показалось,  что среди пленных он увидел
чем-то  очень  знакомого  ему  человека.  Вот  тот  высокий,   который
прихрамывает  на  правую  ногу.  Голову  он  держит  чуть набок.  Коля
устремился вперед,  обогнал колонну, пристально вглядываясь в серые от
усталости лица пленных.
     И вдруг он увидел лицо высокого раненого.  Отец!..  Это был отец.
Похудевший,  осунувшийся.  Голенище  сапога  на  правой ноге разрезано
сверху донизу,  и обмотанная какими-то грязными тряпками нога казалась
бесформенной.
     Каждый шаг,  очевидно,  доставлял ему страдания. Он щурил глаза и
непрерывно кусал губы.
     - Папа!.. - крикнул Коля.
     Отец обернулся и приостановился.
     - Колечка! - крикнул он. - Где мама?..
     Эсэсовец сердито  закричал  и  толкнул  отца  в спину.  Тот опять
заковылял, все время оглядываясь на Колю, который продолжал идти рядом
с  колонной.  Ему  хотелось  броситься к отцу,  прижаться к его груди,
зарыдать.
     - Где  мама?  -  опять  спросил отец,  воспользовавшись тем,  что
конвойный пошел вперед.
     Коля молчал.  Он  боялся  сказать  отцу  правду.  Он даже нарочно
споткнулся и упал,  чтобы приотстать немного и подумать.  До  сих  пор
Коля  никогда  не  задумывался  над  тем,  что можно говорить,  а чего
нельзя. Мать даже звала его "болтушкой". А тут он почувствовал, что не
должен говорить отцу правду: отец и так очень несчастен.
     Колонна миновала несколько улиц. Эсэсовец вновь оказался рядом, и
Коля  теперь  даже  был ему рад:  можно не отвечать.  А отец все время
оглядывался на него,  улыбался запекшимися губами  и  как  будто  стал
меньше хромать.
     Концлагерь "Ост-24"  находился   на   окраине   города.   Колючей
проволокой  там  было  огорожено  несколько кварталов.  Пленных обычно
водили туда боковыми улицами.
     Но сейчас   их  решили  провести  по  базарной  площади  -  пусть
посмотрят на виселицу и поймут,  что  их  ожидает,  если  они  решатся
бежать или выступят против гитлеровцев.
     Когда колонна свернула в переулок,  ведущий  к  базару,  Коля  от
отчаяния  заплакал.  Так  он  и  шел рядом с колонной,  плача и быстро
вытирая слезы, чтобы их не заметил отец.
     Но отец  их  увидел и почувствовал недоброе.  Как только внимание
эсэсовца чем-то отвлекалось,  он делал знак Коле подойти ближе. И Коля
подходил, но не успевал ничего сказать: мешал конвойный.
     - Где мать?! - в третий раз спросил отец.
     В это  время  колонна  вышла  из  переулка  на пустынную базарную
площадь.  Все ларьки были заколочены. Слева, на дальнем краю, у крытых
навесов,  стояла  небольшая толпа:  там меняли носильные вещи на кусок
мыла или на бутылку с прогорклым подсолнечным маслом.
     Виселицу нельзя  было  не заметить...  Она стояла на самом пути и
невольно притягивала к себе взгляды.  И отец увидел... Он остановился,
вскинул руки, отпрянул назад и рухнул на дорогу.
     Колонна пленных невольно приостановилась.  Коля бросился в толпу,
растолкал бойцов и нагнулся над лежащим в беспамятстве отцом:
     - Папа!..
     - Поднимите  его  скорей!  -  тревожно  крикнул  кто-то.  -  А то
конвойный пристрелит!
     Сзади слышались торопливые шаги и голоса ругавшихся эсэсовцев.
     - Отойди,  отойди, мальчик, - сказал тот же голос. - Эх, зачем ты
отца расстроил?
     Несколько рук подняли упавшего и быстро поставили на ноги.
     - Ну, очнись... очнись!.. Пойдем!..
     Отец медленно приходил в  себя.  Изо  рта  у  него  текла  тонкая
струйка  крови.  Двое  пленных  взяли  его  под руки,  и колонна вновь
двинулась дальше.
     Коля бежал  за колонной до самого концлагеря.  Ворота за пленными
захлопнулись. И мальчик медленно добрел назад.


Глава третья
                                ПОГОНЯ

     На улице  кто-то  тихонько  окликнул Колю.  Он обернулся.  Позади
стоял дядя Никита.
     - Иди за мной, - сказал он, беспокойно оглядываясь по сторонам. -
Тебе мать, наверное, про меня говорила?
     - Говорила...
     - Ну вот,  так ты иди...  Но в ворота не входи, а пойди задами да
перелезь  у сарая через забор.  Не надо,  чтобы тебя со мной видели...
Понял?..
     - Понял.
     Никита слегка хлопнул Колю по  плечу  и  пошел  через  площадь  к
Ярославской улице.  Он жил в небольшом домике за высоким забором. Там,
где кончалась эта улица, начиналась окраина.
     До войны  дядя  Никита  заведовал городской баней.  Работа у него
была невидная,  но,  как он сам любил говорить,  "горячая".  Никто  не
удивился,  что  он  остался  в  городе,  когда  пришли гитлеровцы.  Он
продолжал топить баню,  теперь уже для немецких  солдат,  и  комендант
Курт Мейер считал его человеком полезным.
     Но, когда  Никиту   Кузьмича   Борзова   назначили   заместителем
бургомистра,  выяснилось,  что  в  этом  хилом  на  вид человеке живет
настоящий дьявол.  Никто лучше его не мог организовать  облаву,  когда
надо   было   отправить   в  Германию  очередную  партию  жителей.  Он
мобилизовал  инженеров  и   заставил   их   восстановить   разрушенную
электростанцию; ну, а что касается бани, то она работала бесперебойно.
     Жители города не любили Никиту Кузьмича. Если раньше его звали по
имени-отчеству,  то  теперь  за ним накрепко утвердилась презрительная
кличка "банщик". Никита Кузьмич знал об этом, но только зло усмехался.
"Ничего,  -  говорил  он,  -  "банщик"  себя  еще покажет.  У меня тут
некоторые получат такую баньку, что кровью умоются"...
     Коля шел  шагах  в  двух  позади Борзова,  который важно нес свою
щуплую фигуру,  стараясь  всем  своим  видом  показать,  что  он  лицо
значительное и является представителем власти.
     Если бы не последний приказ матери,  Коля никогда бы не  пошел  к
"банщику". Да и тот, как видно, не очень-то этого хочет. Боится, чтобы
его самого не заподозрили.
     Они уже  почти  дошли  до дома Никиты Кузьмича,  когда из-за угла
показались два конвоира; они вели в тюрьму арестованного.
     Арестованному не  было и тридцати лет.  Коренастый,  небритый,  в
старых черных, обтрепанных снизу брюках и в коричневом пиджаке, из-под
которого виднелась бурая от грязи рубашка, он шел неторопливо, покорно
следуя за передним конвойным.
     И вдруг в тот момент,  когда один из конвойных остановился, чтобы
закурить  папиросу,  арестованный  рванулся,  подбежал  к   ближайшим,
соседним с домом Никиты Кузьмича, воротам и мгновенно скрылся за ними.
Конвойные вскинули автоматы, но пули, очевидно, пролетели мимо...
     Борзова словно подстегнули.  Он забыл о своем высоком положении и
стремглав бросился вслед за конвойными. Судя по удалявшимся выстрелам,
они  были  уже  довольно  далеко.  Беглец,  видимо,  стремился уйти по
задворкам.
     Вместе с  другими  мальчишками,  которые  выскочили  из  соседних
домов, Коля подбежал к воротам. Но там уже никого не было.
     Прошло минут пятнадцать.  Все стали расходиться, и Коля остался у
ворот один. Тогда он решил, что перелезет через забор раньше, чем дядя
Никита вернется домой, и подождет его во дворе.
     Он перемахнул через невысокий плетень  соседнего  двора,  пересек
огороды  и  вскоре оказался у высокого глухого забора.  Судя по острым
очертаниям крыши и возвышавшемуся  над  нею  коньку,  дом  за  забором
принадлежал Борзову.
     Коля оглянулся и нырнул в заросли густой крапивы. Здесь он увидел
щель в заборе и попробовал пролезть.  Но щель оказалась слишком узкой.
Кроме того,  кто-то насыпал рядом с  ней  битого  стекла.  Коля  решил
поискать   более  удобного  места,  но,  где  бы  он  ни  примеривался
перелезть, всюду наверху покачивалась проволока, натянутая в три ряда.
Коля обошел забор вокруг и, озадаченный, вернулся назад. В одном месте
- там,  где между забором и сараем находилось  узкое  пространство,  -
проволоки  не было.  Удивительное дело!  Как раз там,  где легче всего
было перелезть,  забор остался незащищенным.  Коля взобрался на сарай,
перекинул ногу через забор и тут же испуганно отдернул ее.
     Со двора прямо из будки на забор  прыгнул  огромный  черный  пес.
Задержи Коля на мгновение ногу - и он бы ее прокусил.
     Пес остервенело лаял.
     - Молчи! - крикнул Коля. - Молчи, тебе говорят!
     Он заметил,  что длина цепи,  на которой была собака,  рассчитана
только  на  этот участок забора.  Если же перелезть немного правее или
левее,  то пес уже не страшен.  Однако  там,  где  нет  пса,  натянута
проклятая проволока. Как же быть? Нет, надо вернуться обратно к щели в
заборе  и  попробовать  ее  расширить.  Если  удастся  отломить  кусок
штакетника, то он как-нибудь сумеет проползти во двор.
     Коля спрыгнул с сарая,  и его ноги  вдруг  ударились  обо  что-то
мягкое.  В крапиве кто-то вскрикнул от боли.  На земле лежал тот самый
арестованный,  который только что убежал  от  конвоя;  лицо  его  было
измазано кровью и грязью,  волосы спутались.  Потирая ушибленную ногу,
он испуганно смотрел на Колю.
     - Не бойся, - сказал Коля, - я тебя не выдам.
     - А кто ты такой?
     - Коля!..
     - Они уже ушли? - спросил беглец, продолжая потирать ногу.
     - Ушли.
     - Но они обязательно вернутся.  И с собакой...  А чей это дом  за
забором?
     - Банщика, - ответил Коля.
     Беглец усмехнулся:
     - Ах,  вот как!.. Спрятаться бы у него во дворе. Там-то наверняка
искать не будут.
     - Ползи за мной, - тихо сказал Коля, - я видел неподалеку щель...
     - Тебе хорошо говорить - ползи! - вздохнул тот. - И угораздило же
тебя прыгнуть мне на ногу!  Ты мне, наверное, связки порвал... Ну, где
тут щель?.. Показывай.
     Не обращая внимания на волдыри,  которые  из-за  крапивы  красным
созвездием  покрыли  его руки,  Коля стал пробираться к щели.  За ним,
тяжело дыша, полз беглец.
     - А лучше бы вам до ночи пролежать в крапиве, - сказал Коля.
     - Нет,  нет,  здесь меня найдут. Показывай, малец, щель. Может, и
спасусь...
     Коля подполз к щели.  В нее бы еще мог пролезть большой  кот,  но
даже для Коли эта щель была слишком узкой.
     - Дай-ка  я  погляжу,  что  там  делается,  -  сказал  беглец  и,
отстранив  Колю,  заглянул  во двор.  - Верно,  до собаки далеко...  -
проговорил он. - А вон сарай!.. Хорошо бы туда забраться... - Вдруг он
оживился:  -  Найди-ка,  малец,  где-нибудь  большой камень,  мы снизу
отобьем доску...
     Найти подходящий камень было делом не трудным. Беглец снял с себя
рубашку,  завернул в нее камень и этим тяжелым свертком стал сильно  и
без большого шума ударять по краю доски.
     После нескольких ударов доска отскочила.  Затем таким же  образом
беглец выбил и вторую доску.
     - Лезь первым,  - сказал он Коле,  - посмотри, есть ли кто-нибудь
во дворе.
     Коля раздвинул доски и с бьющимся сердцем прополз  в  теперь  уже
широкую щель.
     Здесь, у забора,  тоже  росла  крапива,  справа  невдалеке  стоял
небольшой  дровяной  сарай - он был открыт,  - а слева,  за деревьями,
виднелась собачья будка. Пес, звеня цепью, истошно лаял...
     Небольшой дом Никиты Кузьмича стоял посреди двора. Дверь его была
закрыта на висячий замок.  Но все же на всякий случай  Коля  осторожно
обошел вокруг дома. Все окна были плотно прикрыты и занавешены.
     Никто не остановил и не окликнул его.
     Коля вернулся к щели и тихо позвал:
     - Лезьте! Никого нет!..
     - Попридержи  доски...  вот  так...  -  Беглец с трудом протиснул
плечи в щель. - Дай-ка руку... Подтяни меня немного...
     Коля схватил   обеими  руками  его  широкую  ладонь  с  короткими
пальцами и стал изо всех сил тянуть к себе.
     - Давай,   давай,   малый,   давай!  -  шептал  беглец,  стараясь
протиснуться между сжимавшими его досками.  Наконец это  ему  удалось.
Обессиленный, он упал на землю и с минуту надрывно и глубоко дышал.
     - Прячьтесь!  Прячьтесь!..  - торопил его Коля. - Он сейчас может
вернуться...
     Беглец с трудом поднялся и заковылял к сараю.
     - Постарайся  опять  забить  гвозди,  -  проговорил он,  с трудом
переступая через порог.
     Но гвозди  забить  не  удалось.  Заскрипела калитка,  и Коля едва
успел отскочить от сарая. По тропинке к дому быстро шел Борзов. Он был
чем-то  недоволен  и  сбивал палкой,  которую держал в руках,  головки
цветов.
     Коля замер.  Ему  казалось,  что  он все еще очень близко стоит к
сараю и к забору,  где доски явно смещены.  Бежать  обратно  -  значит
выдать  человека,  который  ему  доверился.  Остаться  на месте - надо
объяснять, как он попал во двор, охраняющийся таким злым псом.
     Звякнул замок,  который  Никита  Кузьмич  снял с засова,  и дверь
распахнулась. Сейчас войдет в дом, и тогда он сможет убежать. "Бежать,
бежать!" - только об этом сейчас думал он.
     Но Никита Кузьмич не торопился входить в дом.  Он стоял спиной  к
Коле и о чем-то думал. Потом Коля услышал его негромкий голос:
     - Иди за мной!..
     Хлопнула дверь,  и  Никита Кузьмич скрылся за ней.  Коля боязливо
поднялся на крыльцо и  долго,  прежде  чем  войти,  стоял  с  бьющимся
сердцем.
     - Войди же  наконец,  -  услышал  он  приглушенный  голос  Никиты
Кузьмича.
     Банщик в пальто и в шапке стоял посреди комнаты.  Острое лицо его
было злым, а руки нервно крутили палку.
     - Ты как сюда попал?  - спросил он, стараясь говорить спокойно. -
Ведь я тебе сказал, чтобы ты перелез через забор.
     - Я и перелез через забор, - ответил Коля.
     - Посмотри мне в глаза... Врешь! Тебя бы разорвала собака. Как ты
сюда проник, отвечай!..
     - Я  перелез  через  забор...  - стараясь глядеть прямо в колючие
глаза Борзова, проговорил Коля.
     - Ну  и  ну!  -  усмехнулся Борзов.  - Вижу,  ты силен врать.  Ну
хорошо.  А почему ты меня не подождал?  Ты же видел,  что я  домой  не
пошел!..
     - Видел!..
     - А я тебе что сказал? Чтобы ты перелез через забор, когда я буду
дома. Ведь тебя могла покусать собака!
     - А у вас собака на цепи.
     - Ах, вот как. Значит, ты лазил на сарай!..
     - Лазил.
     - Так,  так...  Выходит,  ты не через сарай сюда попал...  А я-то
думал,  что пес тебя пощадил.  Вот какие дела...  Где-то в заборе есть
щель... Пойди покажи...
     - Нет, нет! - воскликнул Коля. - Не надо ходить.
     - Почему не надо? - прищурился Борзов. - Это же не в твоем заборе
щель, а в моем. Показывай!..
     - Нет, нет, я не пойду...
     Борзов вдруг как-то подобрел:
     - Что с тобой,  Коля?..  Ну,  не ходи.  Я ее и без тебя найду. На
вот, пирог у меня тут есть. Поешь.
     Он поставил тарелку с пирогом на  стол  и  вышел  во  двор.  Коля
подбежал  к окну и с замирающим сердцем стал следить за Борзовым.  Тот
медленно шел вдоль забора и  пристально  рассматривал  его.  Вдруг  он
нагнулся и поднял что-то с земли.  Коля с ужасом увидел, что в руках у
него рубашка беглеца, в которую был завернут камень.
     А дальше     события    начали    развиваться    с    необычайной
стремительностью.  Борзов бросился к собаке и спустил ее с цепи, пес с
лаем кинулся к сараю.  Борзов распахнул дверь и,  тут же захлопнув ее,
запер на засов.
     - Сторожи! - крикнул он псу и побежал со двора.
     Коля бросился во двор - он отдал бы жизнь,  чтобы помочь беглецу.
Пес  тут  же кинулся на Колю,  повалил его.  Огромная пасть,  ощерясь,
уткнулась ему в лицо.
     Запертый в сарае беглец изо всех сил стучал в дверь,  стараясь ее
выломать.
     - Дик,  назад!..  Ложись!.. - Борзов с двумя солдатами уже вбежал
во двор. - Он здесь, в сарае!.. Берите его...
     Пес, послушный  хозяину,  улегся  рядом с Колей,  поводя налитыми
кровью глазами.
     Солдаты вытащили из сарая беглеца. Он упирался, дико ругаясь. Они
били его по рукам и ногам.
     - Иди,  иди,  негодяй!  - кричал на него Борзов.  - По тебе петля
плачет!
     Беглец отвечал руганью.
     - Предатель!  Банщик несчастный!..  Еще неизвестно,  кто  из  нас
раньше подохнет!..
     Наконец его увели. Борзов прикрыл сарай и вытер со лба пот.
     - Ну, пойдем, - примирительно сказал он Коле.
     Но Коля весь сжался  от  ненависти.  Глаза  у  Борзова  сделались
страшными. Он цепко схватил Колю за руку и втащил его в дом.
     - Рано еще тебе, щенок, рассуждать!..
     Коля укусил его за руку:
     - Пустите, пустите!..
     - Я тебе пущу! - Борзов втолкнул его в комнату и запер на ключ. -
Посиди тут. Потом поговорим!..


Глава четвертая
                        В ДОМЕ НИКИТЫ БОРЗОВА

     Позднее Никита  Кузьмич  принес Коле еду - большой кусок вареного
мяса,  хлеб с маслом и горячий чай, - хозяйственно поставил тарелки на
стол и сел рядом с видом радушного хозяина.
     - Племянничек! - позвал он. - Иди к столу...
     Война быстро  раскидала  родственников  в  разные  стороны.  Одни
эвакуировались в глубокий тыл,  другие ушли на фронт,  и теперь, после
гибели матери, в городе у Коли остался один лишь дядя Никита. Кому же,
как не ему, позаботиться о сироте?
     Но Коля   забился   в  угол  и  смотрел  оттуда  на  своего  дядю
ненавидящим взглядом.  Зачем мать приказала идти к нему? Он, наверное,
и ее предал, только она об этом так и не узнала.
     - Ешь,  Коля!  - настойчиво  сказал  Никита  Кузьмич  и  подвинул
тарелки  поближе к мальчику.  - Ешь,  тебе говорят.  Суешься не в свои
дела...
     Коля не  двигался.  Он  так  много пережил за последние дни,  что
сразу повзрослел.  Еще недавно его маленькое доверчивое сердце  готово
было  поверить Никите,  но теперь он боялся и ненавидел его.  "Скорее,
скорее бежать отсюда!" - только и думал он, притаившис