подслушала
разговоры негров,  узнала,  кто он,  какое отношение имеет к  Тому,  и сразу
прониклась к нему чувством доверия.  А теперь, к ее радости, выяснилось, что
они поедут на одном пароходе.
     Внешность Касси, ее осанка и манеры, а больше всего деньги, которые она
тратила не скупясь,  были способны усыпить любое подозрение на ее счет. Люди
вообще склонны смотреть сквозь пальцы на  тех,  кто хорошо платит,  и,  зная
это, Касси предусмотрительно запаслась солидной суммой на расходы.
     В  сумерках на  реке  послышались гудки.  Джордж Шелби с  галантностью,
свойственной всем  кентуккийцам,  посадил Касси на  пароход и  устроил ее  в
хорошей каюте.
     Пока шли по  Красной реке,  Касси не  появлялась на палубе,  сказавшись
больной,  а  ее  преданная служанка ни  на  шаг не отходила от постели своей
госпожи.
     Но  вот  добрались до  Миссисипи.  Джордж  узнал,  что  незнакомка тоже
собирается ехать  вверх  по  реке,  и,  посочувствовав ее  слабому здоровью,
предложил достать для нее отдельную каюту на одном пароходе с ним.
     И  в  тот  же  день  все  трое пересели на  большое судно "Цинциннати",
которое понеслось на всех парах вверх по Миссисипи.
     Касси быстро оправилась от  своего нездоровья.  Она  сидела на  палубе,
выходила к  общему  столу  и  привлекала к  себе  взгляды  всех  пассажиров,
говоривших  между  собой,  что  в  молодости  эта  женщина,  вероятно,  была
красавицей.
     Джордж с  первой же  встречи с  Касси уловил в  ней  смутное сходство с
кем-то, но никак не мог вспомнить, с кем именно. Сидя за столом в салоне или
у  дверей своей каюты,  Касси то  и  дело  чувствовала на  себе его  взгляд,
который он скромно отводил в сторону, встречаясь с ней глазами.
     В  сердце ее закралось сомнение -  уж не заподозрил ли чего-нибудь этот
юноша?  И  наконец она решила положиться на  его великодушие и  поведала ему
все.
     Джордж был готов прийти на выручку любому беглецу с плантации Легри,  о
которой он  не мог ни говорить,  ни думать спокойно,  и  со свойственным его
возрасту  пренебрежением к  возможным  последствиям своих  поступков  обещал
обеим женщинам сделать все, лишь бы помочь им.
     Каюту рядом с Касси занимала француженка, мадам де-Ту, путешествовавшая
с очаровательной девочкой лет двенадцати.
     Услыхав,  что Джордж уроженец Кентукки, эта дама проявила явное желание
познакомиться  с   ним,   и   знакомство  вскоре  состоялось,   чему  немало
способствовала ее  хорошенькая дочка,  которая могла у  кого угодно прогнать
скуку, навеянную двухнедельным пребыванием на пароходе.
     Джордж часто сидел у дверей каюты мадам де-Ту, и Касси слышала с палубы
их беседы. Француженка подробно расспрашивала своего собеседника о Кентукки,
где она,  по ее словам,  жила когда-то.  Джордж с удивлением узнал,  что они
были почти соседями,  а  в  дальнейших разговорах юношу все больше и  больше
поражала осведомленность,  которую выказывала мадам де-Ту,  вспоминая многие
события и многих обитателей его родных мест.
     - А  среди ваших соседей нет плантатора по фамилии Гаррис?  -  спросила
как-то француженка.
     - Да,  есть такой старикан и живет недалеко от нас, - ответил Джордж. -
Впрочем, мы с ним редко встречаемся.
     - Он,   кажется,   крупный  рабовладелец?  -  продолжала  мадам  де-Ту,
небрежностью тона явно стараясь скрыть, насколько ее интересует этот вопрос.
     - Совершенно верно,  -  подтвердил Джордж,  удивляясь,  почему она  так
волнуется.
     - Вам, может быть, приходилось слышать... у него был невольник... мулат
Джордж... Вы не знаете такого?
     - Джорджа Гарриса?  Прекрасно знаю. Он женился на служанке моей матери,
но потом убежал в Канаду.
     - Убежал? - живо переспросила мадам де-Ту. - Слава богу!
     Джордж в недоумении воззрился на нее, но промолчал.
     И вдруг мадам де-Ту закрыла лицо руками и расплакалась.
     - Это мой брат, - сказала она.
     - Что вы говорите! - воскликнул Джордж вне себя от изумления.
     - Да!  -  Мадам де-Ту горделиво вскинула голову и утерла слезы.  -  Да,
мистер Шелби, Джордж Гаррис мой брат!
     - Боже мой!  -  Юноша отодвинул стул и  во  все глаза уставился на свою
собеседницу.
     - Меня продали на Юг,  когда он был еще мальчиком,  -  продолжала мадам
де-Ту.  -  Но я  попала к  доброму,  великодушному человеку.  Он увез меня в
Вест-Индию,  дал мне свободу и  женился на мне.  Я овдовела совсем недавно и
решила съездить в Кентукки на поиски брата. Я хочу выкупить его.
     - Да,  да,  припоминаю!  Джордж говорил,  что у него была сестра Эмили,
которую продали на Юг.
     - Вот она,  перед вами,  -  прошептала мадам де-Ту.  -  Расскажите мне,
какой он...
     - Ваш брат -  очень достойный молодой человек, хотя он и вырос рабом, -
сказал Джордж.  -  Его  уму  и  твердости характера все отдавали должное.  Я
хорошо его знаю, потому что он взял жену из нашего дома.
     - А что вы скажете о ней? - с живостью спросила мадам де-Ту.
     - Ну,  это настоящее сокровище!  Красавица, умница и такая приветливая,
ласковая!  Она воспитывалась у моей матери,  как родная дочь. Чему только ее
не учили! И читать, и писать, и рукодельничать!.. А как она прекрасно пела!
     - Она у вас в доме и родилась? - спросила мадам де-Ту.
     - Нет.  Мой  отец купил ее  в  одну из  своих поездок в  Новый Орлеан и
привез в  подарок матери.  Ей  было тогда лет восемь-девять.  Отец так и  не
признался,  сколько он за нее заплатил,  но недавно, роясь в его бумагах, мы
нашли купчую. Сумма, скажу вам, была огромная. Вероятно, потому, что девочка
отличалась необычайной красотой.
     Джордж сидел  спиной к  Касси и  не  мог  видеть,  с  каким напряженным
вниманием она прислушивается к их разговору.
     Когда он дошел до этого места в своем рассказе, Касси вдруг тронула его
за плечо и, бледная от волнения, спросила:
     - А вы не помните, у кого ее купили?
     - Если не  ошибаюсь,  сделку совершал некий Симмонс.  Во всяком случае,
купчая крепость подписана его именем.
     - Боже мой! - воскликнула Касси и без чувств упала на пол.
     Джордж и  мадам де-Ту  в  смятении вскочили с  мест.  Наш герой в  пылу
человеколюбия опрокинул графин с  водой и разбил один за другим два стакана.
Дамы,  услышав,  что кому-то стало дурно, столпились в дверях каюты, так что
свежий воздух уже не мог туда проникнуть.  Одним словом, все, что полагается
делать в таких случаях, было сделано.
     А  бедная Касси,  придя в себя,  отвернулась лицом к стене и заплакала,
как ребенок. Матери! Может быть, вам понятны ее чувства? А если нет, знайте:
Касси уверовала,  что  судьба смилостивилась над  ней и  что она увидит свою
дочь.
     Несколько  месяцев  спустя  они  свиделись...   Впрочем,   мы   слишком
торопимся, не будем забегать вперед!


        "ГЛАВА XLIII"

                    Наше повествование подходит к концу

     Нам  осталось досказать совсем немного.  Джордж Шелби,  как и  подобает
человеку  молодому,  горячо  заинтересовался этой  романтической историей и,
следуя  побуждению  своего  доброго  сердца,  не  замедлил  переслать  Касси
документ о продаже Элизы, дата которого и подпись "Симмонс" подтверждали то,
что  она  знала о  своей дочери.  Теперь Касси оставалось только отыскать ее
следы, ведшие в Канаду.
     Общая судьба,  столь неожиданно столкнувшая мадам де-Ту  и  Касси на их
жизненном пути,  сблизила обеих женщин.  Они  отправились в  Канаду и  стали
наводить  справки  на  станциях  подпольной  дороги,   где  обычно  находили
пристанище беглые невольники.  В  Амхерстберге их  направили к  тому доброму
священнику, в дом которого Джордж и Элиза попали прямо с парохода, и, следуя
его совету, они поехали в Монреаль.
     Наши беглецы жили на свободе уже пять лет.  Джордж работал в мастерской
у  одного  механика,  и  его  жалованья вполне хватало на  содержание семьи,
успевшей увеличиться за это время, так как у Элизы родилась дочь.
     Маленький  Гарри,  красивый,  умный  мальчик,  ходил  в  школу;  ученье
давалось ему легко.
     Почтенный священник,  приютивший в свое время Джорджа и Элизу, проникся
таким  сочувствием к  Касси  и  мадам де-Ту,  что  вняв  просьбам последней,
обещавшей к тому же взять на себя все дорожные расходы,  отправился вместе с
ними в Монреаль.
     А теперь,  читатель, представьте себе небольшую чистенькую квартирку на
окраине этого города. Приближается вечер. В очаге весело потрескивает огонь.
На  столе с  белоснежной скатертью все уже готово к  ужину.  В  дальнем углу
комнаты стоит еще один стол,  покрытый зеленым сукном,  на нем -  письменные
принадлежности, бумаги; тут же на стене прибита полочка с книгами.
     Этот  уголок  служит  Джорджу  кабинетом.  Тяга  к  знанию,  побудившая
молодого мулата  еще  в  прежние,  тяжелые  годы  жизни  тайком  от  хозяина
выучиться грамоте, и теперь заставляет его отдавать весь досуг ученью.
     Он  сидит за  письменным столом и  делает выписки из  какой-то  толстой
книги.
     - Джордж!  -  говорит ему Элиза.  - Тебя весь день не было дома. Кончай
свои занятия, и давай поговорим.
     И маленькая Элиза приходит ей на помощь. Она подбегает к отцу, отнимает
у  него книгу и  карабкается к нему на колени,  не спрашивая,  доволен ли он
такой заменой.
     - Ах  ты  проказница!  -  говорит  Джордж,  покоряясь  столь  властному
требованию.
     - Вот и хорошо! - говорит его жена, нарезая хлеб.
     Наша  Элиза  немножко  постарела,  стала  полнее,  солиднее,  но  каким
спокойствием, каким счастьем дышит ее лицо!
     - Ну что,  дружок,  решил задачу?  -  спрашивает Джордж,  гладя сына по
голове.
     Гарри давно расстался со своими длинными кудрями,  но глаза и ресницы у
него прежние,  и лоб все такой же чистый и высокий. Он заливается румянцем и
отвечает торжествующим голосом:
     - Решил, папа! Сам решил, мне никто не помогал!
     - Молодец!  - говорит Джордж. - Полагайся только на самого себя, сынок,
и пользуйся тем, что можешь учиться. У твоего отца такого счастья не было.
     В  эту  минуту раздается стук в  дверь.  Элиза идет открыть ее.  Слышен
радостный возглас:  "Как!  Это  вы?"  Джордж  бежит  в  переднюю и  радостно
приветствует доброго священника из  Амхерстберга.  Следом за  ним входят две
женщины, и Элиза приглашает их садиться.
     Сказать по  чести,  добрейший священник заранее обдумал программу этого
свидания и всю дорогу убеждал обеих женщин не нарушать ее стройного порядка.
     Сначала все шло как по писаному.  Священник усадил своих спутниц, вынул
из  кармана платок,  вытер  лицо  и  только хотел начать давно заготовленную
речь,  как вдруг -  о ужас! - мадам де-Ту, расстроив все его планы, кинулась
Джорджу на шею со словами:
     - Джордж! Ты не узнаешь меня? Я твоя сестра Эмили!
     Касси все еще держала себя в руках,  и она справилась бы со своею ролью
до конца, если б перед ней вдруг не появилась маленькая Элиза - точная копия
той Элизы,  которая осталась у нее в памяти. Малютка во все глаза уставилась
на  незнакомую женщину,  и  Касси  не  выдержала,  схватила внучку на  руки,
прижала к груди и воскликнула, не сомневаясь в правоте своих слов:
     - Радость моя! Я твоя мама!
     Что  и   говорить,   трудно  в  таких  случаях  придерживаться  заранее
установленного порядка!  Однако в  конце  концов священник кое-как  успокоил
всех и  произнес свою запоздалую речь,  которая так  ему  удалась,  что  его
слушатели обливались слезами,  а это, согласитесь, могло польстить самолюбию
любого оратора и древних времен и наших дней.
     И  вот хозяева и гости садятся за стол и заводят беседу.  Все настроены
радостно,  если  не  считать  маленькой  Элизы,  которая  полна  недоумения:
незнакомая тетя держит ее на коленях, то и дело прижимает к груди и вдобавок
отказывается от пирога,  уверяя,  будто у  нее есть что-то такое,  что лучше
всяких лакомств.
     Проходит день,  другой,  и читатель,  пожалуй,  не сразу узнает Касси -
такая перемена произошла в  ней за  этот короткий срок.  Ее  взгляд,  прежде
полный  безграничного отчаяния,  смягчился,  затеплился лаской.  Она  обрела
семью,  и  дорогу к ее сердцу,  истомившемуся без любви,  прежде всего нашли
дети.  Маленькая Элиза была ей ближе родной дочери,  ибо Касси видела в этом
ребенке  двойника той  девочки,  которую она  потеряла много  лег  назад.  И
малютка послужила связующим звеном между  матерью и  дочерью,  которые с  ее
помощью узнали и полюбили друг друга.
     На  следующий день  после встречи с  братом мадам де-Ту  более подробно
посвятила его  в  свои  дела.  Покойный муж  оставил  ей  немалое состояние,
которое она великодушно предложила разделить с семьей Джорджа. На ее вопрос,
как лучше всего распорядиться этими деньгами, Джордж ответил:
     - Дай мне возможность получить образование,  Эмми. Это всегда было моей
заветной мечтой. А остального я добьюсь сам.
     По  зрелом  размышлении было  решено  на  несколько лет  переехать всей
семьей во Францию, что они и сделали, взяв с собой Эммелину.
     В пути прелестная девушка покорила сердце первого помощника капитана и,
когда они сошли на берег, обвенчалась с ним.
     Джордж четыре года  прилежно учился в  одном французском университете и
достиг своей цели - стал образованным человеком.
     Свои убеждения и  чувства он лучше всего выразил сам в  письме к одному
другу.

     "Будущее мое все еще неясно, - писал Джордж. - Правда, ты говоришь, что
белые согласятся терпеть в своем обществе человека с таким цветом кожи,  как
у твоего покорного слуги, - тем более что жена и дети у меня совсем светлые.
Ну что ж,  может быть... Но, представь себе, я вовсе этого не жажду! Все мои
симпатии на стороне того народа,  к которому принадлежала моя мать.  Когда я
вспоминаю то,  что она выстрадала,  вспоминаю муки, выпавшие на мою долю, на
долю  моей  героини-жены и  моей сестры,  проданной на  невольничьем рынке в
Новом Орлеане,  у  меня нет ни малейшего желания выдавать себя за американца
или иметь что-то общее с ними...
     "Но,  - возразишь ты, - наш народ имеет такое же право на существование
в американской республике,  как,  скажем, ирландцы, немцы, шведы!" Допустим,
что  это так.  Нам должны дать равные права со  всеми,  независимо от  цвета
нашей кожи,  независимо от  кастовых признаков.  И  те,  кто лишает нас этих
прав,  изменяют принципу всеобщего равенства -  принципу,  который они якобы
исповедуют.  Мы особенно многого должны требовать именно от Америки, ибо она
повинна во всех наших несчастиях.  Но я опять повторяю:  мне не нужно от нее
воздаяний за прошлые несправедливости.  Я  хочу жить в  своей стране,  среди
своего народа...
     Ты  назовешь  меня  фантазером.   Ты  скажешь,  что  Либерия*,  куда  я
стремлюсь,  овеяна для меня дымкой романтических мечтаний. Но это неверно. Я
все учел,  все обдумал.  Я буду работать там, не боясь никаких препятствий и
неудач,  буду работать всю жизнь,  до последнего вздоха. И я уверен, что мне
не придется раскаяться в своем решении.
     ______________
     * Либерия - страна на западном побережье Африки.

                                                             Джордж Гаррис".

     Через несколько недель Джордж с женой,  матерью жены,  сестрой и детьми
уехал в Африку.
     Нам  осталось  сказать  несколько  слов  о  мисс  Офелии  и  Топси,   а
заключительную главу мы посвятим Джорджу Шелби.
     Мисс Офелия привезла Топси в Вермонт,  к великому неудовольствию своего
сурового и чопорного семейства. На первых порах Топси считали явной помехой,
нарушающей  размеренный  ход   жизни  в   доме.   Однако  мисс   Офелия  так
неукоснительно выполняла свой  долг по  отношению к  Топси и  добилась таких
успехов в ее воспитании,  что девочка вскоре снискала расположение не только
родных и домочадцев своей наставницы, но и всех их соседей.
     Быть  может,  некоторым из  наших  читателей будет приятно узнать,  что
розыски  сына  Касси,  предпринятые мадам  де-Ту,  увенчались успехом.  Этот
весьма  смелый и  предприимчивый юноша  бежал  на  Север  несколькими годами
раньше,  чем  его  мать,  и  с  помощью тех,  кто  всегда  готов  поддержать
угнетенных,  получил там образование. Пройдет еще немного времени, и он тоже
уедет в Африку, где его ждет семья.


        "ГЛАВА XLIV"

                                Освободитель

     Джордж Шелби сообщил матери о дне своего приезда в двух-трех словах.  У
него  не  хватило духу  написать домой  о  смерти Тома.  Юноша несколько раз
брался за  перо,  но  все  эти попытки кончались тем,  что он,  задыхаясь от
подступающих к горлу слез,  разрывал письмо на клочки, вытирал платком глаза
и убегал куда-нибудь успокоиться.
     В  тот день в доме Шелби царило радостное оживление:  все ждали приезда
молодого мистера Джорджа.
     Миссис Шелби сидела в  уютной гостиной у камина,  жаркий огонь которого
разгонял холодок осеннего вечера.  Стол,  накрытый к  ужину под  наблюдением
нашей  старой приятельницы,  тетушки Хлои,  сверкал серебром и  хрустальными
бокалами.
     Разодетая в пух и прах -  новое ситцевое платье, белоснежный передник и
высокий,  туго  накрахмаленный тюрбан,  -  Хлоя без  всякой нужды похаживала
вокруг  стола,   выискивая  предлог,   чтобы  поболтать  с  хозяйкой,  а  ее
глянцевито-черная физиономия так и сияла от радости.
     - Хочу,  чтобы все было как надо,  - сказала она. - Его прибор поставлю
поближе к камину -  он любит тепленькое местечко.  Ох, да что же это! Почему
Салли  не  подала  новый  чайник,  тот,  что  мистер  Джордж  подарил вам  к
рождеству!  Пойду принесу его... - И, помедлив, вдруг спросила: - А письмецо
мистер Джордж все-таки прислал?
     - Прислал,  Хлоя.  Всего несколько слов.  Пишет:  если удастся, приедет
сегодня вечером. Вот и все.
     - А  про  моего старика там  ничего не  сказано?  -  допытывалась Хлоя,
передвигая чашки с места на место.
     - Нет,  Хлоя.  Больше он ни о  чем не пишет.  Обещает рассказать все по
приезде.
     - Да ведь мистер Джордж всегда так. Страсть как любит сам все выложить!
Я его повадки знаю. А по правде сказать, на вас, белых, только диву даешься!
И охота вам писать письма! Возня-то какая!
     Миссис Шелби улыбнулась.
     - Я  все думаю,  не  узнает мой старик своих ребятишек:  Поллито совсем
большая стала,  и какая бойкая!  Она у меня дома сейчас сидит, присматривает
за  пирогом.  Я  своему старику его любимый пирог замесила,  точно такой же,
какой он ел в  тот день,  когда прощался с нами.  Господи милостивый,  как я
тогда убивалась!
     Миссис  Шелби  вздохнула,   почувствовав  тяжесть  на   душе  при  этом
воспоминании.  Беспокойство не оставляло ее с тех самых пор,  как от Джорджа
было получено письмо.  Она подозревала, что сын неспроста пишет так коротко,
словно умалчивая о чем-то.
     - Миссис Шелби, а деньги мои вы приготовили? - спохватилась вдруг Хлоя.
     - Приготовила, приготовила.
     - Пусть мой старик посмотрит,  сколько я заработала.  А знаете,  что он
мне сказал, этот бандитер? "Хлоя, - говорит, - оставайся, не уходи". А я ему
отвечаю:  "Спасибо, - говорю, - я бы с удовольствием осталась, да вот только
мой старик скоро вернется и хозяйке без меня трудно". Так и сказала, честное
слово! А он хороший человек, этот мистер Джонс.
     Хлоя с  первого дня  службы у  кондитера мечтала,  что когда-нибудь Том
убедится собственными глазами в заслугах своей жены, увидев те самые деньги,
которыми ей выплачивали жалованье. Миссис Шелби охотно согласилась выполнить
ее желание и сохранила их до последнего цента.
     - Не узнает он Полли,  ни за что не узнает.  Господи, ведь, ни много ни
мало,  пять лет прошло с  тех пор,  как его увезли!  Она тогда совсем крошка
была,  едва на ногах стояла!  А помните,  как мой Том радовался, когда дочка
начала ходить? О господи, господи!
     Вдали послышался стук колес.
     - Мистер Джордж! - крикнула тетушка Хлоя, кидаясь к окну.
     Миссис Шелби выбежала на веранду и попала прямо