Сэмбо. - И не суйся не в свое дело, дьявол!
     Том проголодался за дорогу и еле стоял на ногах от усталости.
     - Вот,  получай, негр! - крикнул Квимбо, швыряя ему маленький мешочек с
кукурузой. - Да смотри, поаккуратней ее расходуй. Это тебе на неделю.
     Тому долго пришлось дожидаться мельницы,  а  когда наконец его  очередь
подошла,  он  пожалел  двух  измученных женщин,  смолол  сначала  их  зерно,
подбросил хворосту в костер и только тогда подумал о себе.  Уж, казалось бы,
невелика услуга,  но  здешнему народу всякое доброе дело  было в  диковинку.
Женщины сразу  прониклись благодарностью к  Тому  и  просветлели лицом.  Они
замесили ему тесто и принялись печь лепешки.
     Оставшись  один,  Том  долго  сидел  у  костра,  бросавшего красноватые
отблески на его лицо,  и смотрел в небо,  где светила спокойная, ясная луна.
Потом он встал и побрел в свою лачугу. Негры уже спали там вповалку на полу;
воздух был спертый. Том хотел было устроиться где-нибудь под открытым небом,
но  побоялся росы.  Он  остался в  лачуге  и,  закутавшись в  рваное одеяло,
которое должно было заменить ему постель, вытянулся на соломе и уснул.


        "ГЛАВА XXXIII"

                                   Касси

     Том вскоре же понял,  чего следует опасаться и  на что можно надеяться,
живя у такого хозяина,  как Легри.  Любая работа горела у него в руках, а по
складу своего характера он был человек старательный и  добросовестный.  И со
свойственным ему миролюбием Том решил,  что усердный труд хотя бы в какой-то
мере оградит его от преследований и мучений,  а там - кто знает, может быть,
ему удастся спастись отсюда.
     Легри не  мог не  оценить своего нового невольника,  но  он испытывал к
нему  то  смутное  чувство  неприязни,  которое обычно  возникает у  всякого
дурного человека к человеку хорошему. От Легри не укрылось, что Том осуждает
его  жестокое  обращение  с  беззащитными  рабами,   а  осуждение,   хоть  и
молчаливое,  неприятно чувствовать,  даже когда оно исходит от  подвластного
существа.  К  своим товарищам Том относился с  непривычными для них лаской и
участием, и Легри злобствовал, видя это. Он купил Тома с тем расчетом, чтобы
сделать из  него  впоследствии нечто вроде надсмотрщика и  поручать ему  все
хозяйство на  время  своих  отлучек.  Но  от  невольника,  занимающего такую
должность,  прежде всего требуется жестокость.  Легри решил выработать в нем
это ценное качество и  через несколько недель приступил к  выполнению своего
замысла.
     Как-то утром перед выходом в  поле Том с  удивлением заметил в  поселке
новую  женщину,  которая  сразу  обратила на  себя  его  внимание.  Высокая,
стройная фигура,  изящные руки и  ноги,  хорошее платье резко выделяли ее  в
толпе невольников.  Ей  могло быть лет  тридцать пять -  сорок,  а  лицо ее,
которое,  раз увидев,  трудно было забыть,  говорило о  бурной,  полной горя
жизни.  Чистый лоб, резко очерченные брови, правильный нос, прекрасная линия
рта,  горделивая посадка головы -  все свидетельствовало о том, что когда-то
эта  женщина была  очень  красива.  Теперь  же  лицо  ее  бороздили глубокие
морщины,  проведенные на нем страданиями и муками уязвленной гордости. Черты
его  заострились,  кожа,  обтягивавшая  резко  обозначенные скулы,  отливала
нездоровым,  желтоватым оттенком. Но заметнее всего были в этом лице глаза -
большие,  сумрачно-темные,  опушенные длинными  черными  ресницами и  полные
безысходного отчаяния.  Дикая гордость и надменность сквозили в уголках губ,
в каждом движении незнакомки,  только подчеркивая страшный контраст, который
являл собой ее взгляд, выражавший бесконечную душевную муку.
     Кто она была,  откуда взялась,  Том не знал.  Она выросла рядом с ним в
серых предрассветных сумерках и,  гордо подняв голову,  зашагала в поле.  Но
остальные невольники,  видимо,  знали ее.  Они оборачивались, поглядывали на
эту женщину, явно взбудораженные ее появлением среди них.
     - Нашлась и на нее управа! И поделом! - сказал кто-то.
     - Хи-хи-хи! - послышался другой голос. - Теперь, небось, хлебнешь горя,
белоручка!
     - Посмотрим, как она будет работать!
     - Глядишь, вечером всыпят ей горячих заодно с нами!
     - Вот бы посмотреть, как ее будут пороть!
     Незнакомка не обращала внимания на эти издевки,  словно не слыша их, но
надменная, злобная усмешка не сходила с ее лица. Том сразу почувствовал, что
эта женщина знавала лучшие времена.  Но каким образом она очутилась теперь в
таком унизительном положении,  он  не  мог  понять.  Незнакомка ни  разу  не
взглянула на него, не сказала ему ни слова, хотя всю дорогу шла рядом с ним.
     Вскоре они пришли в поле,  но Том и здесь то и дело оглядывался на свою
соседку.   Ему  сразу  стало  ясно,  что  благодаря  врожденной  ловкости  и
сообразительности ей легче справляться с работой,  чем другим.  Она собирала
хлопок быстро, аккуратно и продолжала все так же надменно усмехаться, словно
презирая и эту работу и унизительность своего положения.
     В середине дня Том перешел ближе к мулатке,  которую Легри купил вместе
с ним.  Люси,  видно,  совсем выбилась из сил, еле волочила ноги и все время
стонала и охала. Он улучил минуту и, не говоря ни слова, переложил несколько
горстей хлопка из своей корзины в ее.
     - Зачем? Не надо! - сказала она, растерянно взглянув на него. - Тебе за
это попадет.
     И  тут  откуда ни  возьмись около них вырос Сэмбо,  у  которого был зуб
против этой несчастной женщины. Он крикнул свирепым гортанным голосом:
     - Ты  что  это,  Люси?  Мошенничать вздумала?  -  и  ударил ее  тяжелым
башмаком, а Тома хлестнул бичом по лицу.
     Том,  не промолвив ни слова,  снова принялся за работу,  а Люси,  и без
того еле державшаяся на ногах, замертво упала на землю.
     - Ничего,  сейчас очухается!  - со злобной усмешкой сказал Сэмбо. - Мое
лекарство лучше всякой камфоры.  -  С  этими словами он  вытащил из  обшлага
булавку  и  по  самую  головку  вонзил  ее  в  ногу  женщины.  Та  охнула  и
приподнялась с земли. - Вставай, подлая! Слышишь? Не то хуже будет!
     Мулатка сделала нечеловеческое усилие,  встала и  начала с лихорадочной
быстротой собирать хлопок.
     - Больше не отлынивай!  -  крикнул Сэмбо.  - Жизни будешь не рада, если
что замечу.
     - А зачем мне жизнь?  - сказала женщина, и вскоре до Тома снова донесся
ее  голос:  -  Сколько еще можно терпеть?  Господи,  помоги нам,  что же  ты
оставил нас?
     Не думая о том, чем это грозит ему, Том подошел к Люси и переложил в ее
корзину весь свой хлопок.
     - Не надо! Не надо! Ведь с тобой бог знает что сделают.
     - Что бы ни сделали, мне будет легче это перенести, чем тебе, - ответил
Том и вернулся на свое место. Все это заняло у него не больше минуты.
     И вдруг незнакомка,  которая работала неподалеку и слышала их разговор,
устремила на  Тома тяжелый взгляд своих темных глаз,  взяла охапку хлопка из
стоявшей перед ней корзины и переложила к нему.
     - Не стал бы ты так делать, если б знал здешние порядки, - сказала она.
- Поживешь у нас с месяц,  тогда забудешь, как другим помогать. Лишь бы своя
шкура была цела.
     - Да хранит меня от этого бог, миссис! - воскликнул Том.
     - Бог в  наши места не заглядывает,  -  с горечью ответила ему женщина,
принимаясь за работу, и губы ее снова искривились в презрительной усмешке.
     Но Сэмбо с другого конца поля видел, что она сделала, и зашагал прямо к
ней, размахивая бичом.
     - Это что такое!  -  закричал он торжествующим голосом. - И ты туда же!
Мошенничать! Ну, берегись! Теперь я над тобой хозяин.
     Словно молния сверкнула в черных глазах женщины. Она выпрямилась, круто
повернувшись к Сэмбо,  губы у нее задрожали, ноздри расширились, во взгляде,
устремленном на него в упор, вспыхнули ярость и презрение.
     - Посмей только тронуть меня,  мерзавец!  Да мне стоит слово сказать, и
затравят тебя собаками,  сожгут заживо,  разорвут на клочки!  Это еще в моей
власти!
     - Зачем же  ты в  поле вышла?  -  пробормотал Сэмбо,  явно струхнув,  и
нехотя отступил от нее. - Да разве я что плохое хотел сделать, мисс Касси?
     - Тогда отойди подальше, чтоб духу твоего здесь не было!
     И  Сэмбо покорно отправился в  дальний конец поля,  где  у  него  сразу
нашлись какие-то дела.
     Женщина снова принялась собирать хлопок, и работа шла у нее так быстро,
что  это  казалось настоящим колдовством.  К  вечеру ее  корзина была набита
верхом, а за день она ухитрилась еще несколько раз подбросить хлопка и Тому.
     Уже  совсем  затемно  измученные невольники,  неся  корзины на  голове,
потянулись к сараю, где взвешивался и хранился собранный хлопок. Там их ждал
Легри, деловито переговаривавшийся о чем-то со своими подручными.
     - С  этим Томом никакого сладу нет:  все время подкладывал Люси хлопок.
Если хозяин не даст ему хорошей острастки, он у нас всех негров перемутит, -
сказал Сэмбо.
     - Вот черт!  -  возмутился Легри.  -  Ну  что ж,  ребята,  придется нам
образумить этого прохвоста.
     Оба негра свирепо осклабились.
     - Уж будьте спокойны!  Мистер Легри кого хочешь образумит. В этих делах
ему сам дьявол в подметки не годится, - сказал Квимбо.
     - Так  вот,  я  решил -  поручу Тому порку негров.  Это лучшее средство
выбить у него всякую дурь из головы. Небось, образумится!
     - Нелегкое дело вы задумали, хозяин.
     - Ничего,  я своего добьюсь,  - сказал Легри, заправляя языком табак за
щеку.
     - А уж эта Люси!  Вот дрянь-то! Второй такой твари на всей плантации не
найдется, - ввернул Сэмбо.
     - Что ты на нее взъелся, Сэм? Подозрительно!
     - Да ведь она вашего же приказания ослушалась, не пошла ко мне в жены.
     - Выпороть ее,  так послушалась бы,  -  сказал Легри,  сплевывая.  - Да
сейчас не до этого, очень уж время горячее. Сейчас каждый работник на счету.
На вид-то она хлипкая,  а такие самый упрямый народ.  До полусмерти придется
запороть, пока не образумится.
     - Она  лодырничает,  да  вдобавок дерзкая такая,  только и  знает,  что
брюзжать. Том за нее нею работу делает.
     - Вот  как?  Ну  что ж,  пусть он  сам собственноручно Люси и  высечет.
Во-первых,  ему надо привыкать, а во-вторых, он все-таки не переусердствует.
Не то что вы, дьяволы!
     - Ха-ха-ха! - загоготали оба негодяя, подтверждая своим злобным хохотом
отзыв, который дал им Легри.
     - Вот увидите,  хозяин,  как Том и мисс Касси постарались. Корзина-то у
Люси будет полная.
     - Я сам ее взвешу, - многозначительно сказал Легри.
     Оба надсмотрщика снова расхохотались.
     - Так... Значит, мисс Касси полный день работала?
     - Да  еще  как работала!  Будто в  нее дьявол вселился со  всеми своими
чертями!
     - Они  всегда при ней,  и  дьявол и  черти,  -  сказал Легри и,  злобно
выругавшись, пошел в сарай.


        "x x x"

     Измученные,  примолкшие люди медленно один за другим входили в  сарай и
со страхом ставили свои корзины на весы.
     Легри  отмечал  принятый хлопок  на  грифельной доске,  к  которой была
приклеена сбоку полоска бумаги с именами невольников.
     Корзина Тома потянула хорошо,  и он отошел в сторону,  с тревогой глядя
на Люси.
     Шатаясь от  усталости,  она  подошла к  весам и  поставила на  них свою
корзину Легри сразу увидел,  что придраться не к чему,  и все-таки закричал,
притворившись разгневанным:
     - Ах ты тварь ленивая!  Опять недовес!  Ну,  подожди! Это тебе даром не
пройдет!
     Люси застонала и в отчаянии опустилась на скамью.
     Настала очередь женщины,  которую называли мисс  Касси.  Она  выступила
вперед и с надменной усмешкой небрежно поставила свою корзину на весы.
     Легри насмешливо,  но  пытливо заглянул ей  в  глаза.  Она ответила ему
твердым взглядом и  проговорила что-то по-французски,  еле заметно шевельнув
губами.  Никто не понял ее слов,  один только Легри, услышав их, изменился в
лице.  Он  занес  руку,  словно  собираясь ударить ее,  но  она  смерила его
презрительным взглядом, повернулась и вышла из сарая.
     - А теперь,  Том, пойди сюда, - сказал Легри. - Помнишь, я говорил, что
не затем я тебя покупал, чтобы ты работал наравне с остальными. Ну, так вот,
получишь  повышение:  будешь  у  меня  надсмотрщиком.  Сегодня  с  вечера  и
приступай к своим новым обязанностям.  Возьми вон ту женщину и высеки ее. Ты
ведь видал, как это делается. Справишься?
     - Прошу прощения,  хозяин,  -  сказал Том, - увольте меня от этого. Я к
такому делу не  привык,  никогда этим не занимался...  и  не смогу,  рука не
подымется.
     - Ты у меня к такому привыкнешь,  то тебе раньше и во сне не снилось! -
крикнул Легри,  схватил ремень и  ударил им  Тома  наотмашь по  щеке -  раз,
другой, третий. - Ну! - сказал он, остановившись, чтобы перевести дух. - Все
еще отказываешься?
     - Отказываюсь,  хозяин,  -  ответил Том  и  утер рукой кровь,  струйкой
сбегавшую по лицу.  -  Я готов работать день и ночь,  работать до последнего
вздоха, но против совести своей не пойду, хозяин, никогда не пойду.
     Голос у  Тома был мягкий,  ровный,  держался он  всегда почтительно,  и
поэтому Легри считал его покладистым,  трусоватым.  Последние слова Тома так
поразили невольников,  что они охнули,  как один человек. Несчастная мулатка
стиснула руки и прошептала:
     - О господи!
     Остальные переглянулись между  собой  и  затаили  дыхание,  готовясь  к
неминуемой грозе.
     Легри оторопел от неожиданности, но быстро пришел в себя и рявкнул:
     - Ах  ты  скотина черномазая!  Ему,  видите  ли,  совесть не  позволяет
выполнить хозяйскую волю! Да вам, тварям, и думать об этом не полагается! Ты
что о себе возмечтал?  В господа метишь?  Мистер Том указывает хозяину,  что
справедливо и  что несправедливо!  Так тебе совесть не  позволяет высечь эту
ведьму?
     - Не позволяет,  хозяин,  -  сказал Том.  - Она совсем больная, слабая.
Разве можно быть таким жестоким? Я никогда на это не соглашусь. Хозяин, если
вы хотите меня убить,  убейте,  а руки я на нее не подниму.  Мне смерть и то
легче.
     Том говорил тихо, но в этом тихом, мягком голосе слышалась несокрушимая
воля Легри трясло, словно в лихорадке, его зеленоватые глаза так и сверкали,
он весь ощетинился от ярости.
     - Ах  ты  святоша!  Учить нас,  грешников,  вздумал?  А  что  в  библии
написано, забыл? "Рабы, повинуйтесь господам вашим". А кто твой господин? Я!
Кто заплатил за тебя, собаку, тысячу двести долларов? Ты теперь мой, и душой
и телом! - И Легри изо всех сил ударил Тома сапогом.
     Но  эти слова пробудили ликующую радость в  измученном сердце Тома.  Он
выпрямился и, подняв к небу залитое слезами и кровью лицо, воскликнул:
     - Нет,  нет,  хозяин! Мою душу не купишь ни за какие деньги! Вы над ней
не вольны!
     - Не волен?  -  со злобной усмешкой повторил Легри. - Сейчас посмотрим.
Эй,  Сэмбо,  Квимбо!  Всыпать этому псу, да так, чтобы он месяц очухаться не
смог!
     Оба великана,  словно исчадия ада,  со злобным ликованием схватили свою
жертву.  Мулатка в  ужасе вскрикнула,  остальные невольно поднялись с  мест,
глядя вслед Тому, который покорно дал вывести себя из сарая.


        "ГЛАВА XXXIV"

                            История квартеронки

     Поздно  ночью  Том,   весь  окровавленный,  лежал  один  в  чулане  при
хлопкоочистительной  мастерской,   заваленном   поломанными   инструментами,
отходами хлопка и прочим мусором, скопившимся здесь за много лет.
     Ночь была сырая и  душная;  укусы комаров,  тучами круживших в  чулане,
бередили его  раны,  а  жгучая жажда -  самая страшная изо всех пыток -  еще
больше усиливала и  без  того нестерпимую боль,  не  дававшую ему ни  минуты
покоя.
     - Господи! Обрати взор свой на меня! Дай мне сил одолеть это испытание,
укрепи дух мой! - молился несчастный Том.
     В чулане послышались чьи-то шаги, и свет фонаря ударил ему в глаза.
     - Кто это? Ради создателя... пить!
     Касси - это была она - поставила фонарь на пол, налила в кружку воды из
принесенного с  собой кувшина и  приподняла Тому голову.  Он с  лихорадочной
жадностью делал глоток за глотком.
     - Пей,  пей, - говорила она. - Я знала, что тебе нужно. Мне не в первый
раз носить сюда воду по ночам.
     - Благодарю вас, миссис, - сказал Том, утолив наконец жажду.
     - Не зови меня так.  Я несчастная рабыня,  ничем не лучше тебя... может
быть, даже хуже, - с горечью проговорила Касси. - А теперь попробуй лечь вот
сюда.  -  Она  вытащила из-за  двери узкий матрац и  накрыла его  простыней,
смоченной в холодной воде.
     Избитому Тому стоило величайших трудов перебраться на матрац,  но когда
он  все-таки  сделал это,  ему  сразу  стало легче от  прикосновения к  телу
прохладной простыни.
     Касси,  давно привыкшая ухаживать за жертвами своего хозяина, приложила
примочки к ранам Тома, и страдания его немного утихли.
     - Вот,  - сказала она, подсунув ему под голову хлопок вместо подушки, -
это все, чем я могу тебе помочь.
     Том снова поблагодарил ее, а она села рядом с ним на пол, обняла колени
руками и застыла так,  сумрачно глядя прямо перед собой.  Чепец у нее сбился
на  затылок,  длинные  волнистые волосы  рассыпались из-под  него,  обрамляя
черной рамкой это необычное трагическое лицо.
     - Все твои старания напрасны,  -  заговорила наконец Касси. - Ты ничего
не добьешься.  У тебя есть мужество,  и правда на твоей стороне,  и все-таки
бороться ты  не  сможешь.  Ты  попал в  лапы  к  дьяволу,  он  сильнее тебя.
Покорись, ничего другого не остается!
     Покорись!  А  разве в минуты слабости,  изнемогая от мук,  он не слышал
голоса,  шептавшего ему то же самое?  Тот вздрогнул,  глядя на эту женщину с
безумными  глазами,  казавшуюся  ему  сейчас  воплощением того  соблазна,  с
которым он боролся всю ночь.
     - Боже мой! Боже! - простонал несчастный. - Как я могу покориться?
     - Нечего взывать к богу,  он не услышит,  -  твердо сказала Касси. - Да
его,  наверно, и нет, а если есть, он против нас. Все против нас - и земля и
небо. Нам уготована одна дорога - в ад. Стоит ли с нее сворачивать?
     Том вздрогнул и закрыл глаза - в такой ужас привели его эти слова.
     - Ты ведь здешней жизни еще не знаешь,  - продолжала она. - А я знаю. Я
пять лет живу под пятой этого человека и  ненавижу его лютой ненавистью.  Ты
только подумай:  наша плантация в глуши, кругом болота, до соседних поместий
миль десять,  не  меньше.  И  ни  одного белого поблизости,  который мог  бы
показать под присягой,  что тебя сожгли заживо, сварили в кипятке, запороли,
изрезали на  куски,  бросили на  растерзание собакам или  вздернули на  сук.
Здесь для нас нет закона, ни божеского, ни человеческого, а хозяин наш... он
на  все  способен,  на  любую жестокость.  Если  рассказать,  чего  я  здесь
насмотрелась,  у тебя волосы станут дыбом от страха. Нет, борьба бесполезна.
Я  прожила у  этого человека пять лет,  и  за все эти пять лет не было такой
минуты, когда бы я не проклинала свою жизнь. А теперь он привез молоденькую,
совсем девочку,  ей всего пятнадцать лет.  -  И Касси рассмеялась надрывным,
горестным смехом, жутко прозвучавшим в этом ветхом чулане.
     Том  стиснул руки  на  груди.  Как  страшно,  какой  непроницаемый мрак
окружает его!
     А Касси продолжала тем же суровым голосом:
     - Разве эти жалкие псы заслуживают,  чтобы ты страдал из-за них? Да они
предадут тебя при первой же возможности.  Что у  них на уме?  Одна подлость,
одна жестокость.  Ты  их оберегаешь,  идешь из-за них на муки!  Не стоят они
того!
     - Несчастные! - сказал Том. - Что их так ожесточило? А если я сдамся, я
тоже притерплюсь к  этой жизни и стану таким же,  как они?  Нет,  нет,  мисс
Касси! Я потерял все - жену, детей, родной дом, доброго хозяина... а ведь он
дал бы мне вольную,  если б  прожил хоть на неделю дольше!  Я  потерял все в
этом мире, так неужели же мне еще и озлобиться?
     - А что поделаешь?  Завтра за тебя снова примутся.  Я напере