имость такого рода надстройки на
возведенном мною фундаменте феноменологически и
научно-философски добытых понятий жизни и творчества.

Принимая в целях отклонения намеченной мною метафизической
системы ее же философски язык, я должен прежде всего сказать,
что положительное всеединство отнюдь не есть для меня само
абсолютное, единство отнюдь не есть для меня само абсолютное.
Оно есть в лучшем смысле логический символ этого абсолютного,
да и то не абсолютного, как оно есть на самом деле и в самом
себе, но как оно дано в переживании. А потому ясно, что
полагать положительное всеединство, как положительную основу
всего мира, совершенно бессмысленно; если мир вообще имеет
основу своего бытия и первопричину своего становления (как то
утверждает метафизика), то эта основа и эта первопричина
скрываются во всяком случае в нем самом, но никак не в
логическом символе его самого, как переживания. А если так,
т.е. если в понятии положительного всеединства я даже и не
пытаюсь мыслить само абсолютное, то ясно, что дедуцировать из
этого понятия всю полноту творческих форм является заданием
абсолютно невозможным и праздным: ибо если все формы мира
жизни и мысли и имеют вообще какой-нибудь абсолютный
первоисточник своего бытия и своей значимости, как то
утверждает метафизика, то опять таки этим первоисточником
может быть только то абсолютное, о котором я ничего не знаю и
из которого потому ничего дедуцировать не могу, но никак не
одна из творческих форм научно-философского ряда, какою
всецело является понятие положительного всеединства.

Но раз для нас падает мысль о положительном всеединстве, как
об абсолютном начале всей наличности мира и мысли, а вместе с
ней и задача дедукции всех форм творчества из одного
последнего начала, то ясно, что для нас падают уже и все
остальные намеченные мною метафизические вопросы.

Так, например, для нас теряет всякую философскую остроту
бесконечный спор метафизиков монистического и дуалистического
толков. С нашей точки зрения абсолютно ясно, что в виду того,
что вся сфера творчества знаменуется категорией дуализма,
всяки монизм мыслим лишь в форме дуализма, а всякий дуализм
лишь в форме монизма. Это значит, что в сфере мысли начала
единства и множественности наличны всегда в безусловном
сопряжении. А потому вопрос о том, какое же начало все же
первее, глубоко неправомерен, ибо он означает проэкцию логики
в сферу алогического переживания и превращение логической
природы знаменующего переживание символа в форм самого в этом
переживании переживаемого абсолюта. Но если таковой абсолют
вообще существует, как то утверждает метафизика, и если он
имеет какие-нибудь формы, то во всяком случае ясно, что нет
никаких оснований приписывать ему формы знаменующего его
логического символа. Итак ясно, что наше миросозерцательное
истолкование понятий жизни и творчества есть нечто совсем
иное, чем глубоко неправомерное с нашей точки зрения
завершение поставленных нами проблем их теоретическим
метафизическм разрешением.

Исходною точкою миросозерцательного истолкования понятий жизни
и творчества должно служить не теоретическое искание последних
ответов, ибо в теории по всему ее существу последним моментом
будет всегда не ответ, а вопрос (с последней точки зрения и в
отношении к последнему всякая теория безответна, хотя и не
безответственна), но нечто совершенно иное: это иное есть
некий выбор, некая оценка теоретических принципов, которая
свершается всею безраздельною целостностью человеческого духа.

Таким оценивающим выбором между принципами жизни и творчества
должно потому начаться и наше миросозерцательное завершение
построенной нами философской концепции. До сих пор полюсы
жизни и творчества предстояли нам началами абсолютно
равноправными и равноценными. Переживание,индифферентное к
обоим началам, попеременно возносило то одно, то другое.
Логически знаменующий акт одинаково водружал в каждом полюсе
свое областное понятие. Логически научный анализ равномерно
устремлялся к дальнейшей разработке построяемых областными
понятиями положительного всеединства и субъект-объектного
дуализма областей жизни и творчества.

Теперь же я делаю решительный шаг вперед и утверждаю начало
переживания жизни, как переживание, по сравнению с
переживанием творчества, более глубокое и более значительное,
как переживание предельно значительное и предельно глубокое,
как переживание религиозное, как религиозное переживание Бога.

Доказательства этому шагу я конечно и не ищу и не даю; оно
могло бы быть лишь попыткой доказать, что переживание жизни
есть действительно религиозное переживание. Но такое
доказательство, конечно, совершенно невозможно, ибо
религиозность не есть атрибут, который я правомерно или
неправомерно приписываю переживанию жизни, она есть его
сущность, оно само. Кому в переживании дана жизнь в раскрытом
мною смысле, тому тем самым уже дана и жизнь религиозная, т.е.
тому дано внутреннее знание жизни, как Бога, знание Бога
живого, знание Жизни. Таким образом отождествление Жизни и
Бога является как бы мистическим всего моего раскрытия
миросозерцательного значения понятий Жизни и творчества.

Такое истолкование Жизни часто связывается с пониманием
творчества (определяемого и нами как акт отпадения человека от
Бога), как сферы греховного и богоборческого самоутверждения
человека. Если бы это определение творчества было
действительно правильным, неизбежным, то та характеристика
сферы творчества и ее отдельных форм, которая была нами дана в
предыдущей главе, получила бы вполне определенное освещение и
смысл.

Неизбежное стремление всякой науки убить тот дуализм формы и
содержания, которым она жива, т.е. стремление ее умереть, как
наука, и соприкоснуться с тою правдой искусства, отмежеванием
от которой она в сущности только и жива; столь же неизбежное
стремление сферы искусства избавиться от тяжелой необходимости
взаимоотрицания художественных произведений и связанное с этим
стремлением уничтожение искусства, как такового, путем
признания за единственное подлинное художественное
произведение лишь всей космичной ценостности мира; необходимое
ограничение всякой личности другою личностью в многообразных
формах судьбы и, наконец, стремление всех этих форм к
самоуничтожению в Жизни -- вся эта структура взаимоотношения
между отдельными формами творчества, основанная в последнем
счете на отношении всей сферы творчества к Жизни, получила бы,
как сказано, вполне определенный смысл, смысл утверждения, что
всесотворенное есть порождение греха, а потому обречено уже
своим порождением на муку и смерть.

Если бы такое отношение к творчеству было единственно
возможным, т.е. если бы действительно утверждение Жизни, как
Бога, необходимо приводило к утверждению творчества, как греха
и богоборчества, то ясно, что единственно правильным
отношением ко всей сфере творчества была бы непримиримая
борьба против нее. Долг каждого философа, утверждающего Жизнь,
как погашение всех творческих форм, и полагающего эту жизнь,
как жизнь религиозную, как жизнь в Боге, как Бога6 определялся
бы тогда вполне отчетливо, как необходимость безусловного
отказа от всякого творчества. Отсюда ясно, что и моим личным
долгом, вытекающим из моего понимания Жизни и творчества, было
бы не стремление к философскому творчеству, многословен
утверждающему подлинную жизнь в Боге и в молчании, но
решительный отказ от всякой философии, решительное внутреннее
устремление к тому, чтобы перестать, наконец, говорить о
молчании, чтобы признать истину молчания и воистину замолчать
о нем.

Однако, к такому пониманию творчества нет решительно никаких
оснований. Из двух безусловно правильных положений, что Жизнь
есть Бог, а творчество -- отпадение от Него, отнюдь не
вырастает третьего положения, что всякое творчество есть грех
богоборческого самоутверждения человека.

И действительно: личный опыт, раскрытый нами в
феноменологической части этой работы, вполне уравнивает оба
переживаемых полюса, т.е. полюс жизни и полюс творчества.
Научный анализ обоих полюсов также не приводит нас к
утверждению полюса творчества, как начала безусловного греха
или лжи.Равно и свидетельства мистиков единообразно утверждают
как момент полного слияния человека и Бога -- Жизнь, так и
следующий за ним, момент разлуки человека и Бога --
творчество. Разбираясь в свидетельствах мистиков и их
переживаниях, мы уже и раньше утверждали, что отпадение души
мистика от Жизни и ее возвращение к творчеству, к живому
свидетельству о свершившемся в ней Светеполного единения с
Богом, есть не недостаток мистической Жизни, но ее подлинная
сущность. Мистик, не знающий отпадения от Жизни, мистик, не
ведающий разлуки с Богом, мистик, не чувствующий всем своим
существом присужденности к творчеству, был бы уже не мистиком,
но самим Богом.

Но такое утверждение мистика как Бога, такое отрицание границы
между человеческим мистическим переживанием Бога и
Божественным Самопереживанием, такое отрицание различия между
человеком и Богом есть уже учение не мистическое, но
демоническое и позитивистическое. Различие же между Богом и
мистиком и заключается как раз в том, что Бог пребывает только
в Жизни или точнее Жизнью, мистик же, погружаясь в Жизнь, т.е.
в Бога, всегда снова возвращается к творчеству, т.е.
возвращается в сферу всякой двойственности, а потому и к
утверждению двойственности своей Богочеловеческой природы.

Творить и быть мистиком, т.е. богоисполненным человеком, есть,
таким образом, по существу одно и то же. А потому
рассматривать творчество, так богоборчество и грех, значит
вменять человеку в вину его религиозную, его мистическую, его
человеческую природу. Но такое обвинение совершенно
бессмысленно. Ясно, что всякий человек грешен, но также ясно и
то, что грех этот не может заключаться в том, что человек --
человек. Быть человеком определено человеку самим Богом, а
потому отожествление греховности и человечности есть обвинение
в грехе уже не человека, но Бога. Полагать же Бога, как
существо грешное, есть и этический, и логический, и
мистический абсурд.

Таким образом мы приходим к заключению, что творчество,
представляющее собою вне всякого сомнения переживаемое
человеком отпадение от переживания Бога, никак не может быть
осмыслено и отвергнуто, как греховное и богоборческое
самоутверждение человека. Творя, человек покорно свершает свое
подлинно человеческое, т.е. указанное ему самим Богом дело.
Восставая против творчества, человек непокорно отрицает
границы своей человеческой природы и тщетно пытается утвердить
себя на месте Божием. Подлинная религиозная правда
богочеловеческой жизни держится таким образом равномерным
признанием как полюса Жизни, так и полюса творчества. Но
равномерное признание обоих полюсов не есть конечно их полное
и всестороннее уравнение. Каково же подлинное отношение между
Жизнью и творчеством?

Возвращаясь от Жизни к творчеству, человек помнит "что" этой
Жизни лишь как "не то" всякого творчества, знает Жизнь, лишь
как пустую и формальную идею положительного всеединства,
изначально противоположную всестороннему дуализму окружающей
сферы творчества.

Не зная в момент своего пробуждения в творчестве, что есть
Жизнь, но зная лишь то, что она есть, не зная в этот момент
пробуждения, что есть Бог, но зная лишь то, что Он есть,
человек естественно начинает работать над оживлением своего
воспоминания, над организацией противоречивых двойственностей
творческой сферы в целостное начало положительного всеединства
жизни, над превращением своего знания о том, что Бог есть, в
более высокое и конкретное знание того, что же Он есть по
своему существу и на самом деле.

В этой работе над творческим обретением воспоминаемой Жизни, в
работе над возвращением к Богу, дух человеческий прежде всего
наивно построяет все обособленные группы своих постижений. В
науке и в искусстве, в общественной и церковной жизни пытается
он обрести живую действительность утерянной жизни, подлинную
сущность воспоминаемого Бога.

Но все эти попытки оказываются, как мы видели, тщетными. В ту
минуту, как каждая область творчества входит в сознание своего
бытия, т.е. в ту минуту, как она становится объектом
критически-философского рассмотрения, она неминуемо вскрывает
свою полную неспособность окончательно погасить в себе всякий
дуализм и тем самым внутренне осилить подлинное обретение
Жизни.

Анализируя в третьей главе понятие науки, мы пришли к
заключению, что уничтожение дуализма формы и содержания
уничтожает самую идею науки, уничтожение в искусстве мертвого
плюрализма художественных произведений уничтожает самую идею
искусства и т.д. Не приходим ли мы, однако, к совершенно
неразрешимому противоречию? С одной стороны мы утверждаем, что
смысл творчества в устремлении к жизни, а с другой же -- мы
утверждаем, что творчество решительно не способно осилить
проблемы постижения Жизни. Но зачем же в таком случае избирать
творчество, как путь к Жизни, если на этом пути встреча с
Жизнью решительно неосуществима: Ответ заключается в
следующем.

Поставленное в сферу творчества человечество естественно не
может выйти из нее иначе, как не исходив ее во всех
направлениях. Пути творчества к Жизни должны быть пройдены во
всех направлениях, но с единственною целью решительного отказа
от них, как от путей. Бесконечное значение творчества
заключается в том, чтобы, создавая идолов, распознавать их,
как идолов, и тем самым будить в себе предчувствие живого
Божьего лика.

Отказаться от творчества человеку нельзя, ибо творить всего
только и значит быть человеком. Быть же человеком человеку
определено самим Богом. А потому отказ от творчества есть не
что иное, как прямое Богоборчество. Погрузиться в сферу
творчества и утверждать, что ею исчерпывается Жизнь, что в ней
обретается Бог, -- это значит исказить образ Жизни и забыть о
Живом Боге. А потому единственная правда в отношении Жизни и
творчества может заключаться только в том, чтобы, творя,
человечество каждым творением своим неустанно говорило бы не о
том, чем все сотворенное бесконечно богато, но только о том,
за чем оно, словно за милостынею, вечно протягивает свою нищую
руку.

Лишь иссквозив все свое творчество и все творения свои
последнею религиозною тоскою, может человечество оправдать
творческий подвиг свой. Лишь постольку право всякое творение,
поскольку оно утверждает себя не во имя своей личной мощи, н
во имя соборной немощи всего творчества. Религиозная правда
всякого творения заключается, не в том, что оно утверждает,
что Бог в нем, но лишь в том, что оно видит и знает, что там,
где оно стоит, Бога нет.

Но если мы ведаем что Бог есть, а равно и то, что в творчестве
Его нет, то это значит, -- что мы ведаем уже и то, что
последнее, к чему призвано человечество, -- это полный отказ
от всякого творчества. Неполный отказ от всякого творчества
мыслим лишь при словии изъятия человека из основных творческих
форм, т.е. из форм личности и судьбы. Осуществление этого
идеала есть идеал святой жизни. В свершении святым его жизни в
Жизни, т.е. в Боге, уничтожится по свершении весь полюс
творчества.

Но уничтожение творчества предполагает его полное раскрытие.
Не отказом от творчества может быть уничтожен полюс
творчества, но лишь творческим преодолением его.




                            Аарон
                        Сентхил Кумар
                       Джозеф Пурингер
                         Тодд Э. Грюп
                         Фил Хансфорд
                     Сигрид Э. Мортенсен
                        Джено Байглоу
                        Кристиан Домша
                            и др.

               В Н Е Т Е Л Е С Н Ы Й   О П Ы Т

         (alt.out-of-body   Frequently Asked Questions)

          (перевод в сильном сокращении и искажении)


Мне хотелось бы высказать признательность Сентхилу  Кумару  за
подготовку первоначальной  версии  этого документа и поддержку
моей работы. Также выражаю благодарность всем тем, кто посылал
мне предложения, принятые к сведению.
                                                        Аарон.

       Cодеpжание.

     1. Введение
     1.1. Рекомендации
     1.2. Отправные точки внетелесного опыта
     1.2.1. Сны
     1.2.2. Расслабление
     1.2.3. Сон
     1.3 Терминология њ я пропустил, все и так знают...

     2. Шаги для достижения внетелесного опыта.
     2.1. Расслабление
     2.1.1. Пограничное сонное состояние
     2.1.2. Самогипноз
     2.1.3. Медитация
     2.1.4. Постепенное мускульное расслабление
     2.1.5. Встроенный механизм расслабления
     2.1.6. Медитация на чакрах
     2.2. Типичные физические проявления.
     2.2.1. Вибрации
     2.2.2. Паралич
     2.2.3. Голоса
     2.2.4. Страх
     2.3. Думаю, я расслабился. Теперь что?
     2.3.1. Техника подъ„ма
     2.3.2. Техника поворота
     2.3.3. Техника визуализации
     2.3.4. Представление под руководством
     2.3.5. Тело света
     2.3.6. Сильное желание
     2.3.7. Техники Монро

     3. Во время внетелесного опыта
     А есть ли опасности во внетелесном опыте?

     4. Контролируемые сновидения
     4.1. Ясный сон
     4.1.1. Если сознание ясно, можно ли управлять сном?
     4.1.2. Как вы добиваетесь ясных снов?
     4.1.3. Как предотвратить пробуждение
     4.1.4. Взаимосвязь снов и астpальной пpоекции.
     4.5. Cостояния сознания. 
     4.6. Эффекты электpомагнитных полей.  

     5. Суеверия, предрассудки, проблемы и т. д.

     Список литературы.


     1. Введение

     Внетелесный опыт  (астральная проекция) њ идея популярная
в оккультной литературе;  это понятие охватывает путешествия в
другие миры или места, в то время как физическое тело спит или
находится в трансе.  Астральные путешествия не  опасны  њ  они
также безопасны,  как сон. Большинство снов, так или иначе яв-
ляются неосознанными астральными  путешествиями.  Несмотря  на
то, что много было написано по этому вопросу, внетелесный опыт
оста„тся затруднительным для многих людей. Основная трудность
њ это тенденция забывать сознание сна после пробуждения. И со-
ответственно, успешная практика астральных путешествий требу-
ет работы.
     Современная психология  отвергает  идею   действительного
внетелесного опыта  (при  котором душа временно покидает физи-
ческое тело).  Тем не менее, идея очень стара. У тибетцев име-
ется целая  система йоги (йога сна),  основанная на астральных
путешествиях. И тут у нас имеется важное  предположение  њ  вы
вовлечены во  внетелесный  опыт (хотя бы на чуть-чуть) всегда,
когда спите. То, что отделяет вас от полного внетелесного опы-
та њ это туманное сознание во время него и слабые воспоминания
по окончании его.  Многие люди полностью забывают  большинство
своих снов.  Изучение  путешествий в астрале требует некоторой
ясности ума и бдительности.

     1.1. Рекомендации

     Диета њ определ„нные диеты могут помочь в этом,  особенно
в начале.  Они включают пост, вегетарианство и вообще употреб-
ление л„гкой пищи.  Морковки и сырые яйца особенно благоприят-
ны, но  всех орехов надо избегать.  Переедания тоже надо избе-
гать. И никакой еды не надо есть перед попыткой выхода из  те-
ла. Если вы собираетесь практиковать во время сна,  определите
2 ѓ 4 часа перед этим без еды и питья (кроме воды).  В  общем,
тут те же диетические рекомендации, как для кундалини-йоги.
     Йога и дыхание њ йога,  мантры и  дыхательные  упражнения
одинаково помогают физическому расслаблению. Практика кундали-
ни-йоги особенно уместна, поскольку связана с измен„нными сос-
тояниями сознания. В натуре поднятие кундалини требует состоя-
ния сознания, аналогичного внетелесному опыту.
     И открытый ум њ думайте,  как здорово научиться чему-то но-
вому и исследовать новые миры!

     1.2. Отправные точки внетелесного опыта

     Большинство способов астральных путешествий њ это  созда-
ние определ„нных условий.  Всегда это вк