России имеется много скандинавских
географических названий. К сожалению, нет ни одного, которое было бы
мало-мальски приемлемым. Все названия толкуются из скандинавских корней
после того, как слово подверглось настоящей вивисекции, т. е. изменено до
неузнаваемости.

На деле же все эти названия легко и без всяких изменений объясняются из
угро-финских корней, т. е. из корней тех народов, которые издревле жили в
этих местах. Норманисты не задают себе самого естественного и элементарного
вопроса: если данные географические названия скандинавские, почему в этих
местах не найдено ни одного скандинавского поселения, ни одной
скандинавской могилы или вообще чего-то скандинавского происхождения?

Куда делся (и бесследно) этот скандинавский народ, давший географические
названия, и как на его месте мог появиться чрезвычайно низкий в культурном
отношении народ (водь, ижора, весь, корела и т. д.), дотянувший до конца
XIX века, по крайней мере, а сильный и культурный скандинавский народ исчез?

Далее. Упускают из виду, что в древности "рубилось" немало новых городов.
Были Владимиры, Изяславли, Ярославли, Юрьевы и т. д. Но ни одного Олафова
или Бьернова. А ведь новые города, по убеждению норманистов, создавали
скандинавские князья!

Наконец, почему ни в средней, ни в южной Руси нет совершенно
"скандинавских" названий? Мы объясняем легко: не было утро-финнов.

Названия днепровских порогов. Единственные (якобы) скандинавские названия
видят в названиях днепровских порогов. Бросается в глаза странность: почему
скалы на Днепре получили скандинавские названия, а земля вокруг на сотни
километров - нет? Такой естественный вопрос даже в голову не приходил
норманистам. Естественный вывод один: потому что скандинавы не жили на ней.
Значит, скалам могли дать названия лишь приезжие скандинавы. Но и здесь мы
наталкиваемся на непреодолимые затруднения: во-первых, по мнению всех
авторитетов, в том числе и норманистов, днепровский путь был открыт очень
поздно, именно в ГХ веке, но до пришествия в Киев Олега; во-вторых, как мы
уже указывали в пункте о торговле, этот путь использовался только русскими,
а не иностранными купцами. Представление, что чужеземцы разгуливали по
Древней Руси вдоль и поперек, относится к самым блестящим образцам
развесистой клюквы.

Наконец, мы совершенно достоверно знаем, что несколько тысяч варягов, при
помощи которых Владимир Великий захватил Киев, вынуждены были выехать из
Киева в Царьград, но дороги туда не знали. Они просили Владимира показать
им дорогу, т. е. дать проводника. Это было в 980 году, а норманисты
утверждают, что варяги так хорошо знали Днепр, что даже дали свои
собственные названия порогам! У норманистов с логикой что-то не в порядке.

Вся история со скандинавскими названиями - плод печального недоразумения -
удовлетворительного объяснения с точки зрения норманизма до сих пор не
получила. Что это так, показывает совершенно объективный факт: до самого
последнего времени норманисты продолжают печатать новые и новые работы о
названиях днепровских порогов. Это значит, что старые работы их самих не
удовлетворяют.

В нашей большой работе мы указали, что все объясняется легко и просто.
Днепровские пороги имели двойную систему названий: 1) славянскую
(новгородскую) и 2) русскую (киевскую). Никакого национального
противопоставления руссов славянам у Константина Багрянородного нет. Есть
упоминание двух систем названий, употребляемых теми, кто этим путем
пользовался. Что обе системы названий были славянскими, видно из прямого и
ясного указания Багрянородного, что 1-й днепровский порог и "по-русски", и
"по-славянски" назывался "Не спи". Не может быть, чтобы целая, хотя и
короткая, фраза в двух разных языках звучала и значила одинаково. Это может
быть только у двух очень близких языков. Далее оказалось, что название 7-го
днепровского порога при всем старании из германских корней объяснению не
поддается, а из славянских не представляет затруднений (подробности см. в
нашей большой работе).

Что же касается пяти остальных названий "по-русски", то исследователи не
заметили следующего: 1) все приведенные названия могут быть истолкованы из
германских корней лишь с большими натяжками и смысл названия порога часто
стоит в противоречии, что говорится далее о свойствах порога; 2) эти трудно
понимаемые названия на самом деле являются не славянскими и не
скандинавскими, а греческими. Информатор Багрянородного забыл, как они
звучат "по-русски" (т. е. по-киевски), но помнил, что они значат
по-гречески.

Никакой путаницы не было: и арабы, и греки отлично различали Русь (Киев) и
Славонию (Новгород). Путаницу создали норманисты, когда они решили, что
Русь - это германцы или, еще точнее, скандинавы. Достаточно понять это - и
не нужно портить бумаги новыми работами о днепровских порогах. Пороги были
на Руси, путь использовался русскими купцами из Новгорода и Киева (о чем
Багрянородный говорит совершенно определенно), и, естественно, они носили и
славянские названия. Было лишь две системы названий.

Итак, скандинавских географических названий ни на юге, ни на севере Руси не
найдено.

Народный эпос. Одно время среди норманистов господствовало мнение, что
Скандинавия повлияла на русский народный эпос. Даже Илью Муромца склонны
были рассматривать как славянскую копию скандинавского героя. Упустили
самое главное: характер, внутреннее содержание героев русских былин, их
нравственный тип. Это не искатели приключений или наживы, как герои саг.
Это землепашцы, посвятившие все силы защите родины от внешних врагов и
разбойников. Совершенной самобытности богатырей цикла Владимир Красное
Солнышко никто из норманистов не заметил, а в этом и была вся суть.

В настоящее время сами норманисты уж не исповедуют этого тезиса. Наоборот,
работы Стендер-Петерсена (1934, 1953) убеждают, что источник саг - южного
происхождения. Многие сюжеты юга и востока были заимствованы скандинавами
во время их службы в Византии и на Руси (отсюда даже упоминание об Илье
Муромце) и перелицованы на скандинавский лад (главным образом заменой
имен), ставши основой для различных саг. Стендер-Петерсен прямо называет
XII век веком обогащения скандинавской культуры сокровищами юга и востока
через Русь. Это говорит, напомним, ярый норманист. Таким образом, новейший
норманизм видит в Древней Руси передатчика культуры с юга на север и о
влиянии скандинавов на русский народный эпос либо молчит, либо
ограничивается слабыми, туманными намеками.

Если же мы внимательно изучим русские былины, сказания, песни, сказки,
поговорки, прибаутки и т. д., увидим совершенно ясно одно - полную
независимость Древней Руси в культуре от Скандинавии. И это понятно:
во-первых, между этими народами никогда не было тесного контакта, а
во-вторых, культура распространяется сверху вниз, а не снизу вверх. Древняя
же Скандинавия была менее культурной, чем Древняя Русь, имевшая связи на
протяжении многих веков с Византией и Востоком. Мы рассмотрели достаточно
полно все прямые и косвенные доказательства норманизма. Нигде мы не нашли
следов пребывания германской Руси в восточной Европе, все объясняется
просто и логически существованием славянской Руси на западе, которая,
будучи покорена германцами, была забыта всеми. Поэтому-то и изобрели
впоследствии германскую Русь. Однако в недрах истории, как мы видели,
имеется много доказательств того, что норманизм - это лишь плод
трагического и весьма печального недоразумения.



                                  Глава 5

                          Заключительные замечания

После всего вышесказанного необоснованность норманской теории ясна всякому,
кто дал себе труд познакомиться с фактами истории, а не выдумками
историков. Невольно является мысль:

как могла веками существовать и почему еще теперь существует эта нелепая
теория, почему еще до сих пор западная наука находится в полном ее плену,
совершенно не давая себе отчета, насколько необоснованна и вредна она.
Рассмотрим причины, ее создавшие, и основания, позволившие ей существовать
так долго. Познание причин даст нам возможность понять всђ всесторонне.

1. Основоположниками русской исторической науки были немцы, которые со
времен Петра I поставили себе задачей создать историю Руси. Они не знали и
сотой доли того, что знаем мы теперь. Да и не могли знать уже потому, что
некоторые из них, пишучи историю Руси, не владели даже русским языком!
(Байер, например). Столкнувшись с дикой, неграмотной Россией, они приняли,
что это было так и прежде, выпустив из виду, что представляла собой
Киевская Русь и в какую бездну невежества и бедности она свалилась из-за
нашествия и векового владычества татар. Достаточно напомнить, что храм св.
Софии в Киеве, это удивительное произведение по архитектуре и отделке,
служил после разгрома татар много лет... конюшней. Открытие в 1800 году
такого гениального произведения XII века, как "Слово о полку Игореве", было
похоже на гром среди ясного неба: никто не мог сначала даже подумать, что
русская культура того времени поднималась до высот, с которыми не могла
сравниться вся западноевропейская литература соответствующего времени.

Естественно, что при такой бедности знаний о Древней Руси представления
Шлђцера, что наши предки были настоящими дикарями, были до известной
степени обоснованны: судили по настоящему, забывая о блестящем прошлом.
Выводы, к которым пришли ученые немцы, стали своего рода каноном, в
достоверности которого сомневаться считалось чем-то вроде святотатства.
Напрасно гениальный Ломоносов протестовал против норманской теории - голос
его был "гласом вопиющего в пустыне".

2. Основные выводы были сделаны без сличения всех летописей и проверки их
по многим спискам. В основу была положена Лаврентьевская летопись, кстати
сказать, пестрящая пропусками, ошибками и описками. Крупная, отдельная и
оригинальная ветвь русского летописания - новгородская - была оставлена без
должного внимания. Когда за дело взялись более серьезно, теория уже была
создана, а поэтому все новое, становившееся известным, подгоняли под уже
принятую схему, а явно несогласное отбрасывали, считая за ошибку,
фальшивку, а то и просто замалчивая. Естественно, что при таком положении
дела прогресса знания не могло быть: мысль застыла и дальше не развивалась.

3. Многое в летописях, как мы видели выше, было понято неверно из-за того,
что понимали текст, исходя из норм современного языка, а старых норм просто
не знали. Ведь культурные люди того времени часто изъяснялись по-французски
лучше, чем по-русски. Учебников древнерусского или славянского языка не
было. Каждый судил так, "как Бог на душу положит". Так что смысл летописей
изменялся до неузнаваемости.

4. Нельзя было ограничиваться толкованием неясных, темных мест, исходя
только из рассматриваемого отрывка. Надо было понимать его в свете
предыдущего и последующего. Необходимо было логическое понимание времени,
места, условий, событий. Словом, надо было быть русским историком. А их,
таких историков, не было. Ученый немец представлялся прямо-таки олимпийцем,
и на него смотрели чуть ли не с благоговением. О серьезной критике их не
могло быть и речи: и некому было критиковать, и небезопасно было
критиковать особ, находившихся под самым высоким покровительством, критика
могла быть сочтена только "продер-зостью".

5. Иностранные источники, содержавшие ценнейшие сведения о Руси, не были
вовсе известны. А во многих из них находились как раз прямые указания на
ложность норманской теории. Все это пришло после, когда теория была
санкционирована и вошла в плоть и кровь всех культурных русских людей.

6. И это, может быть, главное: на историю давила политика - германскому
влиянию в России было выгодно поддерживать в русских убеждение, что без
варягов им не обойтись. Норманская теория считалась "благонамеренной", и
всякий, выступавший против нее, подвергался сомнению в "благонадежности" и
т. д. Защищать диссертацию на антинорманскую тему не было возможности: она
непременно была бы провалена в совете профессоров. Чтобы нас не упрекали в
пристрастности, приведем цитату из книги проф. Н. П. Загоскина "История
права русского народа", (1899, 1, 336-338):

"Вплоть до второй половины текущего столетия учение норманской школы было
господствующим и авторитет корифеев ее Шлђцера - со стороны немецких
ученых, Карамзина - со стороны русских писателей представлялся настолько
подавляющим, что поднимать голос против этого учения считалось дерзостью,
признаком невежественности и отсутствия эрудиции, объявлялось почти
святотатством. Насмешки и упреки в вандализме устремлялись на головы лиц,
которые позволяли себе протестовать против учения норманизма. Это был
какой-то научный террор, с которым было очень трудно бороться".

Не забудьте, что это было сказано в 1899 году, но оставалось в силе до 1917
года по крайней мере. И остается до сих пор в русском Зарубежье: во всяком
случае, работы Вернадского, Ковалевского, Пушкарева, Сергеевского и т. д.,
которыми питаются зарубежные русские, не говоря уже о трудах Карамзина,
Погодина, Соловьева, Платонова, Шахматова и др., но все они пропитаны
насквозь норманским духом, т. е. пренебрежением к нашим предкам. Более
того, весь Запад целиком стоит на норманской позиции и не может выставить
ни одного имени антинорманиста, для Запада эта проблема не существует.

Правда, работы В. А. Рязановского, Н. Ильиной, Сергея Лесного и др. стали
поперек течения этого потока мутной воды, но окончательного перелома еще
нет: норманизм всосался в наших "патриотов", которые никак не могут
расстаться с дорогим для них представлением, что предки наши были в IХ веке
дикарями и холуями германцев. Да не подумают, что мало было антинорманистов
(о них можно и должно написать целую книгу), что они руководствовались
шовинистическими побуждениями, а научных оснований у них не было. Это не
так, что доказывается примером небезызвестного историка Иловайского, по
учебникам которого училась вся Россия. В учебниках он был норманистом. И
доход от учебников ежегодно доставлял ему новый дом в Белокаменной. Но в
ученых диспутах, в научных журналах как ученый он был ярым антинорманистом.
В многочисленных научных статьях он опровергал совершенно норманскую
теорию, ожесточенно боролся сам с собой, ибо выступал с пеной у рта против
того, что он официально проповедовал.

Таковы были условия жизни, что антинорманизм никак не мог пробить себе пути
вверх. Гедеонов, автор двухтомного исследования "Варяги и Русь", писал в
1876 году: "Неумолимое норманское вето тяготеет над разъяснением какого бы
то ни было остатка нашей родной старины". И он добавляет: "Но кто же, какой
Дарвин вдохнет жизнь в этого истукана с норманской головой и славянским
туловищем?" Гедеонову была ясна вся нелепость Руси с норманской головой и
славянским туловищем. Действительно, такое творение иначе, как истуканом,
назвать нельзя. Однако шли годы, десятилетия, "а только воз и ныне там".

Многие культурные люди, конечно, понимали, что с норманской теорией что-то
неладно. Тургенев это отразил в своем романе "Дым", написанном в 1857 году.
Он вкладывает в уста своего героя Потугина следующее:

"Немцы правильно развивались, - кричат славянофилы, - подавайте и нам
правильное развитие! Да где же его взять, когда самый первый исторический
поступок нашего племени - призвание к себе князей из-за моря - есть ухе
неправильность, ненормальность, которая повторяется на каждом из нас до сих
пор. Каждый из нас, хоть раз в жизни, непременно чему-нибудь чужому,
нерусскому сказал: иди владеть и княжить надо мною! Я, пожалуй, готов
согласиться, что, вкладывая иностранную суть в собственное тело, мы никак
не можем наверное знать наперед, что такое мы вкладываем: кусок хлеба или
кусок яда?"

Мы видим, что еще в 1857 году даже самые образованные люди того времени
совершенно "плавали" в варяжском вопросе. Нутром они понимали, что здесь
что-то не то, но преклонение перед авторитетами было столь велико, а
привычка критической мысли не существовала, и поэтому мирились с
нелепостью, даже чувствуя, что это нелепость. Многие, однако, понимали, в
чем дело. Чернышевский видел в норманской теории "хлам, ничего не стоящий,
ни к чему не годный". Добролюбов отзывался о главном защитнике норманизма
Погодине как о человеке, который "победоносно почил на норманском вопросе",
мешая "со вздором небылицы", и т. д.

Мало было, однако, высказывать критические мысли. Надо было доказать ложь
норманской теории. А для этого не было сил. Сколько ни кричали
антинорманисты, а учили-то норманскую теорию. И даже не заикались о
существовании других теорий.

В справедливости норманской теории сомневались не только антинорманисты, но
и сами норманисты все время искали каких-то подтверждений. М. П. Погодин,
столп норманизма, приводил следующую цитату из Гель-мольда: "Маркомашинами
называются обыкновенно люди, отовсюду собранные, которые населяют марку. В
Славянской земле много марок, из которых не последняя наша Вагирская
провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из Датчан, так и
из Славян". Добавим, кстати, что эти объединенные шайки из датчан и славян,
шайки варягов, нападали на Англию и требовали буквально "дани" (слово
русское). Приведя цитату из Гельмольда, Погодин добавляет: "Чуть ли не в
этом месте Гельмольда, сказал я еще в 1846 году, и чуть ли не в этом углу
Варяжского моря заключается ключ к тайне происхождения варягов и Руси.
Здесь соединяются вместе и Славяне, и Норманны, и Вагры, и Датчане, и
Варяги, и Риустри, и Россенгау. Если бы, кажется, одно слово сорвалось еще
с языка у Гельмольда, то все бы нам стало ясно, но, вероятно, этого слова
он не знал". Из сказанного видно, как близко, на волосок, стоял Погодин от
настоящего решения и как он понимал, что нор-манская теория - это еще не
решение всей проблемы. Сомнение все время грызло его, и он искал какого-то
ключа от тайны. Он лишь временно удовлетворялся норманской теорией. Но в то
же время искал и другие решения. Приходится удивляться, как тонко он угадал
"верхним чутьем" место, где завязалась загадка Руси. Он знал, где
заключается разгадка, но не имел документа, который это доказал бы. Будь у
него в руках "Житие" Отгона Бамбергского, мы уже 100 лет назад отбросили бы
нор-манскую теорию.

Не без значения и то, что некоторые западные писатели еще столетия тому
назад были антинорманистами. В 1613 году некто Клод Дюре издал в Кельне
книгу об истории языков. В настоящий момент у нас нет под руками этой
книги. Но есть выписка из нее, сделанная Штраленбергом в 1736 году: "Клод
Дюре говорит не без основания, что варяги, от которых происходил Рюрик,
были вандалы, называемые другими "венцами". Таким образом, еще в 1613 году
для некоторых иностранцев нелепость норманской теории была ясна, и они
считали, что призванные варяги были славянами. Гербершгейн после подробного
рассмотрения вопроса о призвании варягов приходит к такому заключению: "На
основании всего этого, мне кажется, руссы скорее всего призвали к себе
князей из варягов или вагров, чем бы передали власть чужестранцам, которые
были чужды и их религии, и обычаям, и языку".

Итак, мысль, что Рюрик был славянином, была высказана еще в 1549 году
Герберштейном, иностранцем, которого ух никак нельзя заподозрить в
славянском шовинизме. Просто каждому здравомыслящему человеку суть дела
была ясна. А вот мы никак не можем избавиться от дыма, который застилает
истину уже несколько сот лет.





                                 II раздел

                            Проблема начала Руси

                      --------------------------------

                                  Глава 6.

                        Известия о руссах до IX век

Из предыдущего раздела видно, что варяги, в частности Олег, явившись на
Русь, застали здесь уже давно сформировавшееся государство с довольно
высокой культурой и значительными связями со всеми соседями. Объединение