о Русь началась с Олега, сейчас не выдерживает
никакой критики. Олег только объединил два древних восточнославянских
государства - Киевское и Новгородское. Какова же была их история до Олега?
На это советская историческая наука ответа не дает. В отношении этого
отрезка времени она оперирует исключительно данными археологии. Хотя
сохранилось довольно много исторических сведений, касающихся доолеговской
эпохи. Как по Новгороду, так и по Киеву. Советские историки совершили
колоссальную ошибку, отбросив Иоакимовскую и другие новгородские летописи
как апокрифические. Новгородские летописи, естественно, знали и писали
гораздо более об истории Новгорода, чем это делал киевский летописец,
который даже не считал Рюрика за "русского" князя, и не потому, что Рюрик
не был славянином, а потому, что Рюрик княжил в "Славонии" (Новгороде), а
не в Киеве, т. е. на Руси. Советские историки совершенно выкинули из
истории Новгорода князя Гостомысла, деда Рюрика, и князя Бу-ривоя, его
прадеда, о которых летописи Новгорода сохранили немало совершенно точных и
важных данных. Более того, они отбросили наличие славянской династии там,
имевшей по крайней мере 10 предыдущих поколений, т. е. минимум 200-250 лет
истории. Равным образом ни один советский автор ни единым словом не
заикается о сведениях, заключенных в старинных источниках по истории
Скандинавии, Финляндии и Карелии.

Редкость их не является оправданием: заполучить свето- фотокопии этих
изданий - проблема разрешимая. Ко нечно, в этих источниках много путаного и
фантастиче ского, но и это не препятствие для изучения докумен тов. Можно
положительно утверждать, что историческое наследие северных народов
советскими исследователями оставлено в стороне. Но нет никакого сомнения,
что в нем есть данные о северной Руси, относящиеся к перио ду VII-XI вв.,
т. е. ко времени, о котором в русских ис точниках ничего решительно нет.
Полагаться на сканди навских ученых не приходится - они рассматривают все
со своей точки зрения, а главное - не могут вычленить то, что в них сказано
о Руси. Мы имеем все основания полагать, что многие из их Рагивальдов на
самом деле являются Рогволодами, равно как и их Вольдемары - отзвуки
Владимиров (о послед нем мы знаем это совершенно положительно). Следует
расшифровать тех Рагивальдов, которые жили и действо вали на Руси: не
Рог-володы ли они на самом деле. Но об этом, конечно, советские историки не
думают. Они также не поднялись выше местного патриотизма южно русского
летописца, для которого существовал главным образом Киев. Если этот местный
патриотизм был еще понятен для того времени, то он вовсе неприемлем для
современной науки, которая изучает историю всего госу дарства в целом, а не
отдает предпочтение одной из со ставляющих его частей. Однако и историки
Киевской Руси не оказались в лучшем положении по отношению к истории
Новгород ской Руси: советские историки не пытаются заглянуть в историю
Киева до Олега, в то время как в житийной ли тературе, в литературе Запада
- огромное количество сведений о доолеговской Руси. Если советским истори
кам претит христианство, то почему они не используют литературу Запада?
Далее. Несмотря на значительное количество данных арабских, персидских и
других восточных авторов, данных, имеющих часто первоклассное значение, до
сих пор они не сведены, не обобщены. Работа Гаркави безнадежно устарела,
ошибки ее не исправлены, многое новое (почти за 100 лет!) не включено и т.
д. А главное - не прокомментировано объективно. Примитивно до
чрезвычайности рассуждение: "руссы" восточных авторов - это, мол,
скандинавы, поэтому зачем их изучать, мы пишем историю Руси, а не
Скандинавии. И, хотя ряд восточных авторов прямо говорит, что "руссы -
племя славян", советский историк проходит мимо этих указаний, не опираясь
на них; он больше глядит, не написали ли чего-нибудь Маркс или Энгельс по
этому поводу, пусть и бегло, тогда он с шиком вставит цитату в свой труд.
Не обращено внимание на исследования византологов. Совершенно в тени
остаются гpy-зинские и армянские истории и летописи. Прежде всего Моисея
Хоренского и Григория Мцатминдели. Необыкновенная узость исследовательской
базы, провинциализм, опускающийся чуть ли не до уровня города Глупо-ва,
ярко характеризуют советскую историческую науку в отношении Древней Руси.
Существует и третья проблема. Это - проблема славянства, которая совершенно
не изучается советскими исследователями с исторической точки зрения, а лишь
с археологической или филологической. Мы не сможем понять, откуда произошла
Русь, если не будем знать корней славянства и того, какую именно ветвь его
она собой представляет. Мы уже видели, что ряд исторических источников
указывают на то, например, что еще в 477 г. русины уже нападали на г.
Зальцбург, что руги и русины - одно и то же, что карпы и русины --
тождественны. Обо всем этом, как и о многом другом, в советской
исторической литературе - ни слова. Вообще сам вопрос о происхождении Руси
и месте ее среди других славянских племен не ставится. Считают, что
исторических данных нет, - и все тут; что, мол, здесь уж начинается область
археологии - заблуждение самое позорное: данных мало потому, что их не ищут
и не публикуют. Сказывается во всем блеске отсталость советской науки. Надо
искать новые, неизученные материалы, нужно правильно истолковать уже
опубликованные. Пример Бачманова говорит сам за себя. Ведь он исследовал
архивы лишь двух монастырей в Австрии, и нами дан далеко не полный перечень
того, что он нашел (напр., записки одного монаха о трехлетнем его
пребывании в Москве в средние века и т. д.). Работы в этой области -
непочатый край.

Необходимо переоценить всю древнюю и отчасти средневековую историю Европы с
точки зрения славян, а не германцев, и должна это сделать Россия, а не
другие славянские государства" ибо возможности последних и СССР несравнимы.
Четвертая проблема, связанная с Русью, - проблема древней славянской (и
русской) письменности. Обойти такой важный показатель культуры никак
нельзя. Мы разобрали выше работы Селищева и Якубинского и по казали, что
эта проблема у советских ученых отсутствует. Более того, если мы сравним
взгляды первого русского историка В. Н. Татищева (ум. в 1750 г.) со
взглядами со временных советских историков и филологов, то мы не можем не
заметить, что советские ученые регрессировали по сравнению с ним. Прежде
всего Татищев понимал важность этой проблемы. Его "История" начинается гла
вой "О древности письма славянов". Следовательно, он ставил ее во главу
угла, чего советские ученые не делают. Пусть его данные о древнем письме, о
докирилловской азбуке не доказаны им самим, но ведь он писал об этом
задолго до 1750 г. И он поступал методологически совер шенно правильно,
подходя к этому вопросу исторически, т. е. изложив историю предмета, а вот
Якубинский и Селищев даже словом не обмолвились о том, что глаголицу целый
ряд ученых считает на века древнее кириллицы и что на Западе по этому
поводу существует уже огромная литература. Но хуже всего то, что, отбросив
совершенно историю постепенного создания глаголицы и кирилли цы, оба
советских автора приняли безоговорочно тео рию, согласно которой кириллица
является алфавитом, изобретенным кем-то вдогонку за кирилловской
глаголицей. Такой метод обращения с научными фактами мож но назвать только
беспардонным. Пятая проблема - проблема "Влесовой книги", кото рая
абсолютно неизвестна советским историкам. Правы мы или не правы в оценке
этого источника - вопрос второй: спорь, доказывай, но не держи его "за
железным занавесом". Тем более что речь идет не о Мадагаскаре, а об истории
России. В связи с пятой проблемой поднимается в более акту альной форме и
шестая: какова была вера древних рус сов? Во "Влесовой книге" много
материала, заставляю щего пересмотреть наши взгляды на религию предков. У
древних руссов было разработанное представление о Вселенной, жизни и
принципах, управляющих общественными процессами. Все это и многое другое
уходит из внимания советских историков. История в своем содержании обеднена
ими до чрезвычайности. Подводя итоги всему сказанному выше, мы можем
констатировать, что история Древней Руси в руках советских историков -
скудное, заброшенное поле. И что это будет продолжаться до тех пор, пока
они не поймут, что единственным путем истинной науки является полный и
безоговорочный ревизионизм. Марксистские кумиры, давление политиков,
вредителей науки, должны быть устранены. Истина едина и обязательна для
всех. Кто не видит жалкого состояния современной советской исторической
науки, тот безнадежно слеп.



                                  Глава 21

                История борьбы антинорманизма с норманизмом

История борьбы норманизма и антинорманизма заслуживает специального
исследования. К сожалению, нет ни кни и, ни даже обстоятельного очерка,
посвященного этому предмету. И этот наш краткий обзор - попытка сооб щить
лишь основные вехи этой борьбы и вскрыть причины столь долгого спора, ибо
без этих разъяснений читатель будет в недоумении: почему этот спор длился
так долго, неужели нельзя было выяснить столь простую истину более
своевременно? Мы не ведаем точно, когда зародилась норманская теория. Знаем
лишь, что уже к 1-й половине XVI в. она существовала. Интересно отметить,
что первым антинор-манистом был иностранец Герберштейн, который,
ознакомившись с содержанием норманской теории, высказал (1549) мысль, что
это было не так, что руссы пригласили к себе не германцев, а западных
славян. Его здравый смысл не мог примириться с доводами сторонников
норманизма. Были и другие иностранцы, высказывавшиеся против норманистов.
Но русских антинорманистов не было, ибо до Петра I русская наука не
существовала. В сущности, настоящий научный спор начался с Ломо носова, но
он не решился в его пользу, так как на это были веские причины. Долгое
триумфальное шествие норманизма объясняется в первую очередь официальной
силой, опиравшейся на науку и власть, и слабостью ан- тинорманизма,
поддерживаемого лишь отдельными ли цами и представлявшего собой
разношерстную смесь разных теорий. Русская традиция ухе к XVI в. утратила
понятие о су ществовании в прошлом западной Руси, раздавленной окончательно
на острове Рюгене в 1168 г.; связь ее с вос точной Русью была всеми
утрачена, исторические следы ее были утеряны. Поэтому, когда с Петра I в
Россию бы ли приглашены ученые немцы, чтобы создать русскую науку,
последние уже столкнулись с норманской тео рией, исповедываемой самими
русскими. Приступив к изучению начала русской истории, немцы-академики и
профессора, естественно, поддержали своим высоким ав торитетом теорию,
которая, кстати, и льстила их нацио нальному чувству. Создался известный
канон, против которого мог выступать разве только либо невежда, либо
заядлый русский шовинист. Таким образом, норманизм получил высокую апроба
цию Академии наук. Нужно заметить, однако, что были и иностранцы (Эверс,
напр.), не считавшие норманскую теорию удовлетворительной. Но работа того
же Эверса была напечатана по-немецки и для широких кругов была потеряна. Да
и при засилье власть предержащих Минихов, Биронов и т. д. выступать против
норманизма по литически было небезопасно. Удивительно ли после это го, что
все свои старания направляли на изыскание но вых подкреплений норманизма,
лавина которого все нарастала, подавляя инакомыслие. Первый русский историк
В. Н. Татищев занял неяс ную позицию, одновременно принимая славянское за
падное происхождение Рюрика и настаивая на том, что "варяги" были главным
образом финны из-за Ладожско го озера. Карамзин же, увы, был уже не
колеблющимся, вполне определенным норманистом. Самые крупные первые
исторические труды, таким образом, продолжали распространять в русском
просвещенном обществе только идеи норманизма. Антинорманисты были гораздо
слабее и количественно, и качественно. Если бы они были идейно сплочены, то
норманизм был бы опрокинут очень скоро, ибо он держался на глиняных ногах.
Порой критика норманизма была убийственна. Но норманизм держался потому,
что антинорманисты предлагали еще менее вероятные теории. Напр., о том, что
руссы были гуннами, готами, кельтами, пруссами и т. д. В последнее время
одна "вещая" дама даже вывела руссов из... Египта! Разумеется, при таком
положении дел общество, даже сознавая все недостатки норманизма, не могло
стать на сторону совсем уж нелепых теорий. Было еще одно обстоятельство,
заставлявшее русское общество настороженно относиться к славянской теории
происхождения Руси. Существовало так называемое движение "славянофилов",
течение политическое. Не все могли согласиться с ними, что руссы идут и
должны идти своей собственной, едва ли не изолированной дорогой, что
европеизация вредна и т. д. Словом, к славянской теории происхождения Руси
была пристегнута политическая теория, которая многими просвещенными людьми
не могла быть принята. От нее пахло ретроградством, рабством и невежеством,
хотя она и обладала некоторыми положительными чертами, напр., подчеркивала
необходимость здорового патриотизма, учета русских условий и т. д. В общем,
обстановка сложилась так, что, несмотря на наличие антинорманистов, не
появилось ни одной серьезной концепции истории Руси на славянской основе.
Обе революции 1917 г. почти ничего не изменили в этом отношении. Было
вначале не до истории: не до жиру, быть бы живу. Затем последовал разгром
"буржуазных" историков в результате одни бежали, другие были уничтожены,
третьи превращены в лакеев "пролетариата". Прошло несколько десятков лет,
пока история стала выбиваться вверх из-под груд обломков, но в своем
естественном развитии она была ограничена (об этом мы уже достаточно
говорили). Новые советские историки пошли дорогой полунорманизма. Они
признали основы культуры Древней Руси чисто славянскими, но
государственность конунгов - германской. Решение проблемы пришло из
зарубежья. Несмотря на крайне неблагоприятные условия для исследовательской
работы в эмиграции, появились книги и множество журнальных и газетных
статей, в которых различные авторы продолжали прежнюю линию в отношении
Древней Руси. Следует признать, и здесь сказалась слабая сторона
антинорманизма: он распылился на множество "теорий" и "теори ек", и лишь
немногие авторы придерживались наиболее верной - теории западного
славянства, которая опира лась на летописи, другие исторические источники,
на традицию и логику. Научная мысль очень медленно и постепенно осво
бождалась от дурмана норманизма и "фанатизма" прочих теорий. Наконец, в
I960 г. был найден основной аргу мент в пользу того, что Рюрик с братьями
был из запад ных славян. Ценность документа увеличивалась тем, что он по
времени приблизительно соответствовал времени написания "Повести временных
лет". Значит, термино логия обоих этих документов была одинакова. Кроме то
го, значение термина "рутен" или "русин" выяснено ис черпывающим образом.
Существование славянского пле мени Русь на западе в начале еще столетия
(между Эльбой и островом Рюген) доказано неопровержимо. Оказывается, что
"русины" этой области назывались так же "ругами". С нахождением этого
документа (вернее, с введением его в научную дискуссию) и другие источники
приобре ли большую силу. И нет никакого сомнения, что найдет ся теперь
множество их. Точнее сказать, получат пра вильное осмысление прежде всего
давно известные. С опубликованием указанной работы загадка призвания
варягов исчерпалась до дна. С норманизмом, полунорма- низмом и прочими
"измами" покончено. Переходим те перь к деталям описанного выше хода
событий. Основоположником научной теории норманизма сле дует считать
академика Г. С. Байера (ум. в 1738 г.), кото рый обосновал ее и привел
новые доказательства в ее пользу (заметим, неверно истолкованные): известие
Бер- тинской хроники о "послах народа Рос" в 839 г.; указал на
скандинавский характер "русских" названий днепров ских порогов; связал
скандинавских "вэрингов" с "варя гами" русских летописей и "барангами"
византийских хроник и т. д. Его аргументы казались Татищеву настолько убеди
тельными, что он привел в переводе крупные выдержки из Байера в своей
"Истории" и тем самым способствовал распространению идей норманизма в
русском обществе. Между тем доводы Байера были слабыми и скорее
поддерживали, чем опровергали, славянскую теорию.

Татищев считает, что Рюрик был членом славянской династии, но по женской
линии. Вместе с тем он опять-таки пишет (стр. 344): хотя, дескать, "славян
по всей Руси до Рюрика было много, но пришествием Рюрика с варяги род и
язык славенский был уничижен". Тем самым признает, что варяги, которые
пришли с Рюриком, не были славянами. С их приходом, мол, славянский язык
отошел на второй план. И вообще он, видимо, полагает, что варяги явились в
очень большом количестве. Свой же собственный, оригинальный взгляд
Татищева: Рюрик прибыл из Финляндии. "Из-за моря" он объясняет так, что
"морем" называли Ладожское озеро. Об этом он прямо говорит (стр. 372):
"Рюрик пришел из Финляндии в 862-м, имея жену Енвииду, королеву
норманскую". Таким образом, Татищев занял особую позицию: варяго
в-германцев он признавал, но Рюрик, по его мнению, был членом славянской
старинной династии, явился из Финляндии при поддержке варягов. Своеобразное
объединение норманской и славянской теории. Собственно началом спора
норманистов с антинор-манистами следует считать речь ак. Г. Ф. Миллера в
1749 г. "О происхождении и имени народа Российского", вызвавшую резкий
отпор со стороны Ломоносова. Резюмируя мысли Миллера, он писал: "Сие так
чудно, что если бы г. Миллер умел изобразить живым стилем, то бы он россиян
сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от
какого писателя не представлен". Ломоносов доказывал, что никакой "великой
тьмы невежества" на Руси не было, что Русь имела свою историю еще до того,
как она стала иметь "общих государей", и уводил начало ее к предкам руссов
- к антам. Он утверждал, что Русь как государство и русская культура
созданы не чужестранцами-варягами, а самими славянами. Эти славяне были
коренным населением междуречья Дуная и Днестра вплоть до отрогов Карпат.
Голос Ломоносова, однако, не был услышан, он оказался в решительном
меньшинстве, и первая схватка была решена в пользу норманизма, ибо доводы
Ломоносова, хотя и заслуживали внимания, достаточно не были еще
разработаны. Все дальнейшие труды - Френа, Штрубе де Пирмона, Штриттера,
Туимана, Круга и т. д. - были направлены на обоснование норманской теории.
Шлђцер, с его классическим трудом "Нестор", еще более утвердил авто ритет
этой теории. Но (исподволь) нашлись и иностранцы - Шторх (1800), Эверс
(1814) и др., возражавшие против норманской теории и собравшие солидный
мате риал против нее. В особенности много дал труд Эверса. Он выступал
против нелепого допущения, что северные славяне, прогнав варягов, снова
пригласили их же. Он опровергал доводы относительно понимания имени Руси из
корней вроде "руотси", "Рослаген" и т. д. Он возражал против вывода древних
русских имен лишь из сканди навских корней. Он настаивал на существовании
имени Русь в Причерноморье. И т. д. К сожалению, его поло жительные данные
в пользу славянской теории уничто жались ложными предположениями его
собственной концепции, что киевские князья были из хазар, что Аскольд и Дир
были ветрами, что "волохи" летописи - это болгары и т. д. Появившиеся
работы в пользу славянской теории Максимовича (1837). Венелина (1842) были
мало обосно ваны и недостаточно убедительны. И. С. Савельев ("Мухамеданская
нумизматика", 1846) писал по поводу того, что ак. Шторх высказал мысль о
древности торговли че рез Россию: "Он получил разнос от Шлђцера, который
назвал эту мысль не только "ненаучной", но и уродли вой, которая бы
опровергла все, что до сих пор о России думали. "Не только множество, но
даже ни одного древ него свидетельства не найдешь по сему делу". Прошло
около сорока лет с тех пор, как написаны был