реформировать и смягчить учение Христа, чтобы привлечь к нему больше
приверженцев.
     Но  их  непреклонные  противники  считали  преступлением  приспособлять
религию  к  обстоятельствам и  к  задачам  светской политики  иезуитов.  Они
смотрели на  них как на предателей и нечестивцев. Они вообразили, что нельзя
вносить  поправки  в учение, которое  они считали  божественным  и которого,
следовательно, нельзя коснуться. В самом деле, риторизм и мрачное настроение
составляют  суть христианства.  Христианин, обладающий  хорошим характером,-
плохой  ученик   бога,  увенчанного   терновым   венцом,  не  перестававшего
проповедовать суровый образ жизни.
     Вследствие этого наши набожные ригористы, чтобы опорочить  своих врагов
и  расстроить  их планы,  упорно  проповедовали евангелие по  всей строгости
небольшой  группе,  которую  сумели  сколотить. Не будучи в  силах повредить
своим  могущественным  врагам,   они,   по   обычаю   рекомендуют  согласие,
милосердие, терпимость, терпение, стойкость в страданиях
     По примеру первых  главарей церкви главари этой партии призывают  своих
последователей вносить милостыню, которую, они распределяют, чтобы облегчить
положение  бедняков,  и  "состоятельных  людей, гонимых  за  истину".  Чтобы
доказать, что только  они  являются хранителями этой драгоценной истины, они
постарались  сфабриковать  чудеса  на  могиле  некоего  дьякона,  умершего в
преданности:  их  взглядам.  Далее, они позаботились о  том, чтобы раздобыть
духовидцев,   бесноватых,   пророчиц,   одержимых,   которые   должны   были
предсказывать  конец  света, пришествие пророка Ильи, страшный  суд  и месть
всевышнего.  В  ожидании  результатов этих предсказаний вожаки партии  живут
привольно за  счет своих набожных  учеников и благочестивых женщин,  которые
взяли их в руководители. Они имеют  привилегию руководить некоторыми семьями
и  подстрекают  своих сторонников против своих противников,  с  болью в душе
видя  их  обладателями  бенефиций и  церковных должностей. Согласно древнему
обычаю они  поносят их, свято клевещут и  горестно вздыхают о том счастливом
моменте,   когда  "действенная   и   победоносная  благодать"   сделает   их
ортодоксами, то  есть  более  сильной  стороной,  когда  на их  улице  будет
праздник  и  они сумеют  милосердно показать  молинистам всю тяжесть  своего
гнева, который тайно их пожирает.
     Ныне, как  и во все  века,  христианство распадается на  секты, группы,
богословские течения,  ереси  и  расколы, сторонники которых  ненавидят друг
друга и всегда  готовы друг другу повредить. Сильнейшие преследуют слабейших
и проповедуют  нетерпимость; а  угнетаемые протестуют против бесчеловечности
преследователей, которых они, однако, стали бы в свою очередь  преследовать,
если  бы имели  возможность. О  чем  идет речь в  спорах  наших  современных
воителей?  О  способах  сделать  людей  более  человечными,  общежительными,
справедливыми,   разумными,  счастливыми?  Нет,   эти  задачи   никогда   не
удостаивались внимания богословов.
     Речь идет о непостижимых мнениях насчет благодати. Спор идет о том, кто
лучше разгадал  тот способ, каким  непостижимое существо, управляющее миром,
воздействует на человеческое  сердце. Эта проблема, неразрешимая для  особей
человеческого рода, вызывает раскол среди  богословов римской церкви. Каждая
сторона  утверждает,  что писание  и  отцы  церкви определенно высказались в
пользу  ее  системы.  Короли,  народы,  даже  женщины   впутываются  в  этот
бессмысленный  спор.  Государи  на  основании  заявлений   заинтересованного
духовника  или  придворного  епископа  преследуют  людей  за  метафизические
системы, о которых не имеют ни малейшего представления. Представители власти
считают  своим долгом  принять  участие  в споре.  Государство  потрясается.
Набожные  мужчины  и  женщины и  с  той  и с  другой стороны шумят,  кричат,
интригуют,  чтобы  повредить   противникам   своих  руководителей,  которые,
принадлежа к той или другой партии, уверяют, что дело идет о чести, славе  и
могуществе  всевышнего   и   что  рискуешь  заслужить   вечную  муку,   если
отказываешься интересоваться делами, столь важными для блага предвечного.
     Таким образом, наши глупые верующие по указке какого-нибудь  священника
воображают,  что  нелепые  мнения, исходящие из пустой головы  сумасбродного
фанатика, могут оказать  влияние на славу верховного  существа, которое, как
при этом  говорят, создало людей  такими, какие  они есть, и, следовательно,
хотело, чтобы каждый фантазировал о них по-своему.
     Бедные безумцы! Они  не  видят, что  диковинные  вопросы,  возбуждаемые
праздными  и  самонадеянными сумасбродами, не могут  интересовать всемогущее
существо, которое, если допустить, что  оно  существует, не может  нуждаться
для  своей  славы  ни в мнениях,  ни  в  глупостях людей.  Они  интересуют в
действительности   лишь  тщеславие,  зависть,  мстительность,  честолюбие  и
жадность некоторых обманщиков, у которых спор идет о  том, за  кем останется
право исключительного господства, право грабить зрителей их битв.
     Споры наших современных крамольников не  касаются и нравственности. Что
я  говорю!  они всеми мерами  стремятся окончательно  ее уничтожить. Одна из
воюющих сторон, чтобы укрепить свое влияние путем завоевания милости королей
и  знати,   отменяет  всякую  нравственность,   как   божественную,   так  и
человеческую, и заменяет ее обрядами, церемониями, нелепым ритуалом, которые
не   могут  повлиять  на  страсти.  Другая  партия,  чтобы  опорочить  своих
противников и  сделать их ненавистными в глазах глупой черни,  демонстрирует
надменную   строгость,   непреклонный   стоицизм,  проповедует   фанатичную,
неосуществимую  на  практике   мораль,   способную   вызвать   ненависть   к
добродетели.
     В результате этих споров народы не только  не становятся просвещенными,
более справедливыми, обходительными, человечными,  но, напротив, распадаются
на враждующие группы, всегда склонные друг друга ненавидеть, мучить, вредить
друг  другу, не  зная, за  что;  стараются доставить победу взглядам тех или
иных  представителей  духовенства,  которые  одни  только  при  помощи  веры
используют для своей выгоды злобу людскую.
     То же безумие мы находим во всех христианских толках. Похоже на то, что
звание христианина  всюду  доставляет  людям основания для ненависти,  обид,
взаимных  огорчений  и мучений.  Протестанты, то есть христиане, отпавшие от
римской  церкви,  об®единившись  против  римско-католической  церкви, в свою
очередь  распались  на  группы,  вожаки  которых  всегда  готовы  вступить в
рукопашную.  Англиканец ненавидит  и  презирает пресвитерианца, который,  со
своей стороны,  выступает против пышности тирании епископата.  Кальвинист на
ножах  с лютеранином. Кальвинист-гомарист  ненавидит кальвиниста-арминианца.
Коккеанец ненавидит последователей Боэция.  Греки на  Востоке  разбились  на
множество толков по догматическим  вопросам, о которых не имеют ни малейшего
представления.  Православный московит ненавидит московита-еретика,  имеющего
дерзость  думать,  что  креститься  надо  обязательно тремя пальцами.  Среди
христиан только квакеры, или трясуны, ни с кем не спорят. Чем это об®яснить?
Тем, что в этой секте нет ни священников, ни пастырей, ни духовных вождей.

     Глава десятая, и последняя.
        РАЗМЫШЛЕНИЯ О НАБОЖНОСТИ, ИЛИ РАССМОТРЕНИЕ
     влияния, КАКОЕ ХРИСТИАНСКАЯ РЕЛИГИЯ ОКАЗЫВАЕТ НА НРАВЫ ЛЮДЕЙ.
     Все  сказанное до  сих пор доказывает, что христианская религия  во все
времена  была  источником раздоров  и  смут.  Христиане  всегда  оказывались
обманутыми жертвами религиозных  страстей. Священники во все времена ставили
себе целью  господствовать  и жить в почете за счет верующих, всецело на них
полагавшихся.   Святые   во  все  века   были   мятежниками,  заговорщиками,
смутьянами,  гонителями,  когда  сила была на  их  стороне.  Они становились
кроткими, снисходительными, сговорчивыми лишь в  том случае, когда  они были
слишком  слабы, чтобы дать волю своему дурному характеру. Во все времена они
прибегали  к  интригам,  козням,  фокусам,  предсказаниям и  чудесам,  чтобы
приобрести себе сторонников.  Во  все времена  они  применяли одни и  те  же
искусные приемы, чтобы сразить и уничтожить своих противников.
     Представленная  нами  на  основании данных  истории  картина древних  и
современных   святых  отнюдь   не   способна   создать   у  нас  возвышенное
представление об их действительных добродетелях, то  есть выгодах, какие они
доставили  роду  человеческому. Мы  ясно показали,  что  этих  святых  можно
разделить на две категории.
     Одни  были  вожаками  групп,  основателями   сект,   людьми,  неизменно
ставившими себе целью господствовать и жить за счет легковерия тех, кому они
возвещали евангелие.
     Другие были искренними  фанатиками,  которые,  став  жертвами обмана со
стороны  плутов, превратились в их  руках  в орудие их  страстей и корыстной
политики.
     Ни те, ни другие не  были полезными людьми. Если обманщики, после  того
как они приобрели приверженцев, нашли секрет, как тиранить их  и  жить за их
счет, то искренние  фанатики, энтузиасты,  уверенные  в правоте своего дела,
слушающиеся  указаний своей заблудшей совести, причинили обществу не  меньше
зла, вызывая часто смуты и опустошения. Отсюда видно, что  святоша-лицемер и
святоша добросовестный - оба были чрезвычайно вредными существами. Обманщик,
если он обладает здравым смыслом и умом, может даже оказаться менее опасным,
чем святоша глупый и искренний.  Глупость последнего помешает ему предвидеть
когда бы то ни было последствия  сумасбродств, внушаемых ему набожностью. Он
часто будет вредить  даже своей партии, думая,  что он ей  оказывает услугу.
Обманщик  знает по  крайней мере, что ему надо соблюсти какую-то меру, в  то
время как усердный  святоша обычно  ставит себе в  заслугу, что он закрывает
глаза на какие бы то ни было соображения. Можно найти мотивы, чтобы удержать
обманщика.  Но  совершенно  невозможно найти  достаточно сильные  аргументы,
чтобы сдержать безумца, вообразившего, что его безумства одобрены его богом.
     Таким  образом, с какой бы точки зрения  мы ни взглянули  на святых, мы
увидим,  что они были и остаются  очень опасными из-за своего  плутовства  и
лицемерия. Еще более опасны они своим  фанатизмом и слепой набожностью. Или,
наконец, это люди, которых религиозное неистовство сделало жестокими к  себе
самим и совершенно бесполезными для сограждан.
     Установив эти положения, мы можем по совокупности данных понять, как мы
должны отнестись к этим  великим особам, которых христианство нам подает как
образцы  святости.  Все  то,  что  мы  привели  в  этой  книге  на основании
исторических памятников, авторитет  которых признают сами  христиане, должно
было нас убедить, что святые всех  категорий были совершенно бесполезны  для
рода человеческого.
     Действительно, мы видели, что святые,  проповедовавшие  евангелие, были
людьми,  проповедовавшими о самих себе. Они старались создать себе учеников,
чтобы  властвовать над ними и жить за их счет. Святые учители  были вожаками
партий.  Они никогда не обнаруживали особой разборчивости в средствах, чтобы
доставить  победу  своему делу, и часто  позволяли  себе  преступления  ради
достижения   намеченных  целей.  Святые  мученики  были   либо  обманщиками,
погибшими  за  старания  утвердить  контрабандное  учение,  либо  безумцами,
которым  их вожди-фанатики или мошенники-смутили разум. Святые на троне были
либо одураченными  жертвами  духовенства, либо  весьма  плохими  политиками,
всегда готовыми проливать кровь, чтобы упрочить царство своих попов.  Святые
отшельники   были  людьми,  явно  вредными  для   самих   себя  и  абсолютно
бесполезными для общества.  Святые монахи  были либо опасными  рабами  своих
настоятелей,  либо  трутнями,  жиревшими  в  безделье  за  счет трудолюбивых
сограждан. Святой в семье был и будет всегда мизантропом, врагом собственных
своих наслаждений и строгим цензором чужих удовольствий, вечно  занятым тем,
чтобы  мучить  себя  и других. Наконец,  всякий святой-человек,  который  не
рассуждает, но думает и действует согласно  указаниям тех, кого он взял себе
в  вожди.  Последние,  получив  право запретить  ему  пользоваться  разумом,
сумеют, когда им будет угодно, заставить его совершить преступление.
     Все это  вскрывает ту  колоссальную  разницу,  какая  существует  между
великим святым и великим человеком, между апостолом веры и апостолом разума,
между мучеником, ослепленным  своим  неистовством, и благородным  защитником
истины,   между   набожным   королем-ревнителем   и  королем   великодушным,
бдительным,  заботящимся  о счастье  и  покое  подданных,  между  кеновитом,
отшельником   и   монахом  и  трудолюбивым   гражданином,  отцом  семейства,
человеком, содействующим на своем  поприще благосостоянию  отечества,  между
смутьяном-попом и  законопослушным мирянином. Вообще все показывает, что нет
ничего общего между святошей и порядочным человеком.
     Что я говорю! Если взять за мерило наших суждений о человеке пользу или
ущерб для общества, мы увидим,  что величайшие святые  часто  причиняли роду
человеческому больше зла, чем самые от®явленные преступники.  В самом  деле,
найдется ли такой  разбойник или убийца, который  погубил бы такое множество
граждан, как эти короли-гонители, которые часто убивали тысячи подданных для
укрепления или распространения веры? Найдется ли  мятежник, который произвел
бы в  какой-нибудь нации такие опустошения, как большинство  фанатичных  или
развратных  святых, столько  раз призывавших к мятежу  и нетерпимости? Какой
вор столь же основательно ограбил  народы, как  множество святых основателей
монастырей,  занимающихся  обиранием своих набожных  сограждан? Найдется  ли
писатель, который  с большим успехом развращал бы людей, чем учители церкви,
чьи творения полны наставлений, самым  разрушительным образом действующих на
здоровую мораль?
     Только разум  может  сделать людей лучше.  Вера всегда будет  создавать
только  рабов,  глупо упорствующих во  взглядах своих  тиранов.  Эти  тираны
мысли, обладая правом регулировать поведение людей, будут всегда давать волю
страстям, благоприятствующим их  личным интересам, которые они умеют искусно
отожествлять  с  интересами  всевышнего.  Так как  мошенники  лишь в  редких
случаях могут прийти к соглашению, когда дело идет о дележе власти и добычи,
награбленной  у одурачиваемых ими,  то  всегда  будут  группировки,  партии,
расколы и ереси среди христианских вождей. Каждый неистовый фантазер, каждый
упорный обманщик найдет в писании, у отцов  церкви, в комментариях  и  т. п.
достаточно  аргументов  для  подтверждения  самых  противоречивых  взглядов.
Всякий  самонадеянный богослов, убежденный в правильности своих суждений и в
собственной непогрешимости,  будет  стараться  вербовать  прозелитов,  чтобы
пустить  в обращение свои мнения и опорочить системы и бредни других. Каждый
будет  считать, что  его образ мыслей-единственно необходимый для  спасения.
Поэтому каждый будет все позволять  себе и своим приверженцам против врагов,
которых он тут  же  превращает во врагов бога. Он  не будет  останавливаться
перед  тем,  чтобы  вредить,  клеветать,  применять  подлоги  и   обман  для
укрепления  своей   партии,  пока  она  слаба,  и   совершать   насилия  над
противниками, сживать их  со свету, истреблять их,  когда у  него будет  для
этого сила.
     Таков был, есть и будет всегда дух христианства. Легко заменить, что он
несовместим с самыми очевидными принципами  марали и  здравой политики. Вера
слепо подчиняет  человека священнику.  Последний запрещает ему рассуждать  и
тем  гарантирует  себе  возможность  сделать  с  ним,  что  захочет.  Только
набожность   пользуется   привилегией  совершать,  не  краснея,   величайшие
преступления.  Предложите  любому  здравомыслящему  человеку  убить  другого
человека, перегрызть глотку  другу, восстать против государя, вонзить кинжал
в грудь короля-вы увидите, что он попятится от вас в ужасе. Предложите те же
злодеяния святоше. Скажите ему, что бог так приказал,  что от этого  зависит
благополучие  церкви.  Покажите  ему  разверстые  небеса  и  бога,  готового
увенчать  его мужество.  И сейчас  же  ужаснейшие преступления покажутся ему
законными.  И, если  у него твердое или  жестокое  сердце,  он не только  не
устыдится, но  почтет  за честь, что  для  исполнения  своих  великих  целей
провидение избрало его.
     Интересы спасения, интересы  церкви - таков  единственный критерий,  на
основании которого набожный  человек расценивает те или  иные  действия. Раз
эти интересы требуют,  чтобы он был смутьяном,  мятежником, бунтовщиком, поп
внушит ему необходимое рвение, чтобы  воспламенить его, сделать его жестоким
и кровожадным. Он предпишет ему под страхом вечного осуждения порвать всякие
отношения с врагами бога,  обращаться с ними как с  существами,  не имеющими
права на пощаду,  милосердие,  справедливость, добросовестность.  Он покажет
ему  в  Библии  великих  святых,  которые  действовали  подобным  образом  и
благочестиво  топтали ногами все,  что людям  дорого, чтобы  угодить  своему
богу. Он покажет ему какого-нибудь Авраама, готового погрузить  нож в  грудь
своего  сына; Финееса,  убивающего своих сограждан по  приказу Моисея; Аода,
поднимающего руку убийцы на своего царя; пророков, неустанно  мутящих святой
народ  и  поднимающих его  против своих  государей. Он будет возбуждать  его
славным  примером мучеников. Он  забьет  ему голову лживыми и часто опасными
наставлениями святых отцов.
     В конце концов примерами и текстами духовный  руководитель внесет такую
сумятицу в голову своего пасомого, что превратит его в фанатика,  способного
пойти на что угодно ради "дела божьего". Если наш фанатик терпит поражение в
таком  предприятии, он утешает  себя сознанием,  что  он  святой исповедник,
мученик и что он обретет на небе награду за безумства, в которых он оказался
повинным на земле.
     Если наш святоша не обладает мужеством играть такую великую роль, тогда
ему не предлагают  столь высоких  образцов. В  таких  случаях довольствуются
тем,  что  питают  его меланхолию, рекомендуя  ему подражать великим святым,
обретшим рай  за то, что они жили в уединении, бежав от развращенного света,
в  постах  и беспрестанных  размышлениях.  Наш святой  убеждается,  что  его
ценность  тем  более повышается  в глазах бога, чем бесполезнее он будет для
окружающих его существ. В своем тщеславии он будет радоваться даже презрению
сограждан,  он  будет  считать,  что  уподобился  своему  богу,  когда   его
бессмысленное  поведение  сделает  его  смешным  и презренным  в глазах всех
здравомыслящих людей.
     Религиозный   фанатизм  всегда  будет   создавать  только  сумасбродов,
преданных своей церкви,  но опасных для  общества, или же мизантропов, вечно
находящихся в борьбе с самим собой, без всякой пользы для других. Набожность
явно стремится  оторвать человека от семьи,  от родных, чтобы привязать  его
единственно  к кучке людей,  которым  он  доверил  руководство  своей душой.
Набожный Паскаль, которого янсенисты считают святым, упрекал себя, по словам
его биографа, за нежность,  которую питал к своей сестре. Как сочетать такое
извращенное чувство с  той "любовью", о  которой  столько шумела его партия?
Неужели тот же Паскаль искренне думал, что  не  оскорбляет любви, когда он в
своих "Письмах  из провинции" нападал на иезуитов и выставлял их на всеобщее
посмешище? Нам  скажут, что он писал так потому,  что совесть  обязывала его
разоблачить губителей общественной нравственности. Но разве святой Августин,
отцы церкви и многие другие  христианские  вероучители  не распространяли  в
своих сочинениях таких же вредных правил, как правила казуистов из "Общества
Иисуса"?  Наконец,