дельском берегу, благочестивые  банианы
массами  бросаются  под  колеса  тяжелой  колесницы,  везущей  их  идола,  и
убеждены,  что  эта  добровольная  смерть  доставит  им  вечное  блаженство.
Китайские  бонзы   и  татарские   кающиеся  не   меньше  выделяются   своими
благочестивыми  безумствами  и,  как и христианские  анахореты,  приобретают
уважение и пожертвования от набожных  членов секты.  Последние точно так  же
уверены,  что эти  искусные фокусники-люди,  пользующиеся  милостью  неба  и
имеющие возможность  с  успехом  использовать свое  влияние для блага прочих
смертных.
     Эти фанатические представления христиан и язычников основаны, очевидно,
на нелепых и оскорбительных понятиях о божестве.  Они представляют  себе его
свирепым   тираном,    которому   доставляет    удовольствие    наслаждаться
отвратительным  зрелищем человека, вечно погруженного в слезы  и  горе.  Они
воображают,  что   этот  бог,  которого   они  упорно   называют  бесконечно
благим,-кровавый  деспот,  которого  можно  ублаготворить  только  кровью  и
которого раздражает благополучие и наслаждения его несчастных творений.
     Эти противоречивые представления составляют главную основу христианской
религии, предполагающей, что бог мог смягчиться только ценой  невинной крови
собственного  сына. Но так  как фанатик никогда  не  рассуждает  и отнюдь не
бывает последовательным, то наши сумасбродные святоши, признавая, что кровь,
пролитая Христом, имеет бесконечную ценность и что ее больше чем достаточно,
чтобы смягчить отца, вместе с тем  думают, что  бог  этот требует  еще крови
тех,  кого сын якобы уже  омыл своею кровью. Их святое неразумие внушает им,
что  этому  богу  приятно  медленное добровольное  самоубийство  его  верных
служителей. Наконец, их безумие и непоследовательность доходят  до того, что
они думают,  будто эти  бесполезные самоистязатели являются святыми, которых
бог поддерживает  своей благодатью, которым  он  дает  силу  и умение  стать
совершенно несчастными.
     Впрочем,  как  уже  можно  было заметить,  почтение  людей  к  монахам,
отшельникам и  знаменитым  кающимся могло,  так  же  как и  божья благодать,
укреплять этих фанатиков,  уверенных в уважении общества при  жизни, в славе
апофеоза после смерти и в вечном блаженстве на  небе. Все эти мотивы, вместе
взятые, должны были помочь им терпеливо сносить иго, которое они добровольно
на себя наложили.
     В  результате   безумие  монашества  стало  у  христиан   эпидемической
болезнью,  сменившей  эпидемию  мученичества.  Не   имея   больше  оснований
опасаться пыток  со стороны других, они причиняли их  себе сами. Всюду стали
появляться   монахи.   Множество   святых  захотело  прославиться  в  церкви
каким-нибудь  новым  уставом. В  каждом  веке  появляется  новый  духовидец,
старающийся  перещеголять  своих  собратьев  и  предшественников.  В  Египте
основателем монастырской  жизни был святой Пахомий.  Святой  Василий Великий
основал монастырь на Востоке. Святой Мартин Турский учредил первый монастырь
в  Галлии. Но истинным  патриархом  монашества на  Западе  считается  святой
Бенедикт. Его  пример вызвал подражание со  стороны  святого Бернара, Бруно,
Норберта и  др. Все эти  изуверы были согласны между  собой насчет  основных
принципов  своих  установлений. Они  хотели  вернуть своих учеников к образу
жизни  терапевтов, или  ессеев,  то есть  к  образу жизни  первых  христиан,
который давно уже  переменился, так как  он  стал совершенно несовместимым с
общественной  жизнью,  вне которой люди существовать никак не могут.  Отсюда
видно,  что  Иисус, несмотря на свое  божественное  познание, создал законы,
годные лишь для кучки монахов, а не для  многочисленных народов, которые для
своего сохранения  должны на  каждом  шагу  отступать  от этих  великолепных
установлений.
     Все  учредители  монашества предписывали  своим  ученикам  евангельскую
бедность, абсолютное воздержание  и,  особенно, слепое повиновение главарям.
Каждый основатель  ордена  создавал себе неограниченную власть  над  большим
числом   людей,  для  которых   он   становился   деспотом  или   государем.
Неограниченная власть всегда  была  предметом стремлений честолюбивых людей.
Приятно царствовать  хотя  бы  над  монахами,  если нельзя  царствовать  над
другими. Но эта абсолютная власть была вредна для общества.
     Монах всегда  считает себя больше обязанным повиноваться своим духовным
властям, чем государям  или  законам и правительству своей страны.  Монах не
знает в  мире ничего более священного, чем распоряжения его  руководителя, в
руках которого  он должен быть,  "как палка в руках старика". Это  выражение
употребляют "конституции" иезуитов; уставы других орденов  говорят все в том
же тоне. В силу этого слепого повиновения пылкие монахи, возбуждаемые своими
наставниками, во  все времена были  настоящими поджигателями  в христианских
странах. Монах подчинен  своему  настоятелю, последний получает распоряжения
от папы, который получает,  таким образом, возможность сеять  смуты  во всем
христианском мире.
     Независимо  от   этой  власти  основатели  религиозных   сект  в  эпоху
невежества и набожности пользуются  и в миру величайшим почтением, милостью,
щедростью  и уважением королей  и народов. Так, мы видим,  что святые монахи
появляются  с  блеском при  дворах королей.  Королевы окружают  их лаской  и
обожанием. Их почитают знать к самые свирепые разбойники. Словом, они играют
величайшую роль в церкви и государстве.
     Мы  видим,  например, что  святой Бернард приобретает огромное влияние,
внушает страх самому папе, высокомерно порицает духовенство  за его  пороки,
распоряжается тоном хозяина  в церкви. Этот смиренный монах уходит из своего
монастыря, чтобы  бороться с ересями. Он  диктует свою волю всей  Европе. Он
проповедует крестовый поход.  Он вооружает Запад против Востока.  Он обещает
именем  неба успех,  что события не замедлили  опровергнуть. Однако он сумел
приписать  греховности христиан  провал предприятия, которое было  начато по
его распоряжению и которому он в своих предсказаниях  гарантировал удачу. Но
его  монастырь   и   его   орден,  говорят,  преуспевали  благодаря   щедрым
пожертвованиям, которые  внесли им крестоносцы,  прежде чем  пуститься в эту
несчастную экспедицию.
     Верующие, не  сообразив, что ведь  эти  божественные люди  отреклись от
мира, были очарованы, видя, как монахи ради них становятся светскими людьми.
Забыв, что они дали обет нищенства,  их осыпали дарами и были им  благодарны
за то, что  они принимают преходящие  земные богатства,  обязуясь обеспечить
дарителям нетленные сокровища  неба. Одним  словом,  людям, которых почитали
как раз  за бескорыстие и за презрение к радостям жизни, давали  возможность
купаться  в  обилии. Благодаря  неразумной  щедрости  королей  монахи  стали
богатыми  порочными бездельниками. Чтобы предотвратить соблазн,  какой могла
вызвать их распущенность,  столь не соответствующая их положению, занимались
постоянно   их   "исправлением",  чтобы   восстановить   их   первоначальные
установления. Но эти реформы не могли давать длительный результат. Человек в
силу  неизбежной  склонности  вновь  поддавался  природным потребностям,  от
которых фанатизм тщетно старался его освободить.
     Первые шаги монашеских  орденов всегда обнаруживают  пыл, строгий образ
жизни,  поразительное  бескорыстие. Народы всегда попадались на  эту удочку;
они  всегда  оказывались  одураченными   жертвами  фанатиков   и  лицемеров,
старавшихся   пленить   их  такими  способами.  Когда  светское  духовенство
окончательно  развратилось,  римский  первосвященник   стал  выдвигать   ему
противников в лице монахов. Последних  он  считал пригодными  на  то,  чтобы
удержать под игом народы, которых возмутительное  поведение светских попов в
конце  концов  разочаровало  в  религии, поскольку ее  служители  так  плохо
выполняли ее  предписания.  Мы видим поэтому, что  монахи всегда  воевали  с
прочим духовенством.  Белое  духовенство  всегда  видело в монахах неудобных
конкурентов,  более  ловких  в  искусстве  импонировать  толпе.  В  наиболее
суеверных странах монахи пользуются неизмеримо большим значением, чем прочие
представители духовенства.
     В  тринадцатом   веке,  период,   известный   невежеством   народов   и
развращенностью  духовенства,   появляются  все   новые  монашеские  ордена,
учреждаемые  либо обманщиками, либо  фанатиками, задавшимися целью подогреть
веру  народов. Среди  этих  знаменитых  героев особенно выделяются  Франциск
Ассизский, основатель ордена братьев-миноритов, и Доминик, основатель ордена
братьев-проповедников. Эти два героя создали под покровительством  папы  два
знаменитых  ордена,  которые в  течение  многих  веков были  прочной  опорой
римского  первосвященника  против  государей,  народов и самого духовенства.
Святой  престол  всегда  находил  в  них   верных   эмиссаров,  опору  своей
деспотической  власти, пламенных защитников его  узурпаций. Он  особенно  их
любил и запищал против врагов. При помощи изощренной и туманной теологии они
углубили невежество христиан и  сотни раз потрясали весь мир своими пустыми,
презренными спорами.
     Ученикам  Франциска  мир  обязан   замечательным  догматом  непорочного
зачатия девы  Марии. Если бы не протесты  упрямых теологов, религия  была бы
обязана  им  еще  новым  евангелием,  полным  всяких  бредней,  которые  они
осмелились издать под названием "Вечное евангелие". Папа не захотел проявить
строгость к этим нечестивцам, которые, впрочем, были полезны его целям.
     Доминик оказал римскому престолу особенно выдающиеся  услуги.  В голове
этого  пылкого  фанатика зародилась идея трибунала инквизиции, о  которой мы
говорили. Монахи  учрежденного  этим  чудовищем ордена  стали судьями людей,
палачами  совести,  ужасными   исполнителями  жестокостей  святейшего  отца,
который,  подобно   Сатурну,  вечно  пожирал  своих  собственных   детей.  В
результате  изобретения  этого проклятого трибунала все граждане были отданы
во власть мрачного террора. У целых народов отец боялся сына, жены, близких.
Набожность  вменяла в  обязанность каждому  доносить по  делам ереси даже на
кровного,  близкого родственника.  Узы  родства, дружбы, общественности были
совершенно   порваны   религией,   изощрявшейся  в  способах   делать  своих
последователей дурными. Она вменила в священный долг становиться  доносчиком
и предателем. Она  изгнала из обращения  доверие и  свободу.  Таковы  важные
услуги, оказанные великим Домиником роду человеческому.
     Мы не станем здесь распространяться о тех гнусностях, которые творились
всегда  в этом  отвратительном  трибунале.  Его участники имели  бесстыдство
назвать его "святой  службой", в то время как эти чудовища всегда используют
его для удовлетворения своей жадности, мстительности,  стремления к роскоши.
Заметим   только,   что  учреждение   это,  воистину  достойное  каннибалов,
оказывается  в прямом противоречии с принципами христианства, которое всегда
лицемерно проявляло  огромное усердие в  делах спасения души.  В самом деле,
разве они,  предавая  упорного  еретика  огню, не посылали его, по  понятиям
богословов, прямо в ад? Оставляя такого человека  в живых, гонители разве не
могут  надеяться, что  промысл  божий может  когда-нибудь  отвратить  его от
заблуждений? Но религиозное бешенство не умеет рассуждать. Свою жестокость к
врагам оно доводит до того, что хочет осудить их и на том свете, после  того
как их подвергли  жесточайшей  казни на этом свете.  Правильнее сказать, что
инквизиторы были всегда обманщиками, закрывавшими глаза на  все, когда  дело
шло   об  интересах  духовенства.   А  между  тем,  чтобы  обелить  церковь,
заявляющую,  что  она гнушается крови, от подозрения  в  жестокости, гнусные
инквизиторы  притворно умоляют светские власти о снисхождении к  несчастным,
которых они  осудили и  выдали  властям.  Они вполне уверены, что  судьи  не
снизойдут  к  их  просьбе.  Ведь  им  грозит  отлучение,  если  они  посмеют
помиловать тех, кого инквизиция признала виновными.
     Таким образом,  христиане  стали  подражать самым  варварским народам в
своих религиозных жестокостях. В то  время как эти  слепые твердят  нам, что
почитают благого  бога,  они не перестают совершать  ужаснейшие  жестокости,
чтобы ему угодить.  Они приносят ему  человеческие жертвы. И у  них  хватает
безумия называть "делами веры" эти  возмутительные  дела  свирепости  попов.
Могущественные цари имеют  низость предоставлять свой аппарат к услугам этих
извергов. Они допускают,  чтобы  монахи распоряжались жизнью и имуществом их
подданных. Они терпят, награждают, одаряют кровавый трибунал, созданный  для
того,  чтобы  изгнать   из  их  государств  науку,  просвещение,  индустрию,
деятельность   и,   особенно,    разум,   без   которого   нельзя   обладать
нравственностью. Наконец, эти слепые короли не видят, что деспотизм церкви -
истинная причина тупой вялости, в которой пребывают их подданные.
     Франциск  и  Доминик, видя, что христиане  в их  время были  шокированы
богатством и распущенностью монахов, запретили своим ученикам  владеть какой
бы  то ни было  собственностью и потребовали, чтобы они жили только за  счет
милостыни верующих. Таким образом, эти нищие были еще более тяжелым бременем
для народов, чем те монахи, которые были больше всех наделены богатством.
     Народы должны были ежедневно, без перерыва доставлять средства  к жизни
бесчисленному множеству бездельников и наглых нищих, которые умели  выжимать
богатую милостыню у несчастных,  напуганных зрелищем их безграничной  злобы.
Как отказать в милостыне "брату-проповеднику", если его неудовольствие может
привести  человека  в казематы  святой инквизиции?  Не  проявить щедрости по
отношению  к такого  сорта нищим должно было служить  признаком ереси. Таким
образом,  эти благочестивые  "нищенствующие" требовали милостыни,  приставив
нож к горлу. Вскоре они поэтому  разбогатели.  Их  "случайные доходы"  стали
гораздо значительнее,  чем твердые  поступления у других монашеских орденов.
Они вознеслись над  ними,  стали  независимы от  епископов, отняли паству  у
кюре,  завладели  доверием  королей,  которые,  будучи преисполнены  веры  и
почтения к этим пиявкам  общества, оказывали им неограниченное доверие. Так,
Людовик  Благочестивый "делил  свое сердце  между  братьями-проповедниками и
братьями-миноритами", которых просвещенный король должен был  бы  изгнать из
государства. Но набожные государи и  народы никогда не вскрывают обмана и не
знают ни настоящей добродетели, ни своих собственных интересов.
     Чтобы  продемонстрировать  свое бескорыстие,  братья-минориты разыграли
перед  народами  очень  смешную  сцену,  которая  кончилась  трагически  для
мошенников, придумавших  ее. Многие  из  этих  монахов утверждали, что им не
только не разрешается владеть какой-либо собственностью, но что и пища их им
не принадлежит. Они заявляли, что все это принадлежит папе. Последний, чтобы
показать,  что он не  уступает монахам в бескорыстии, осудил, как  еретиков,
тех,  кто осмеливался поддерживать  подобные положения. В результате большое
число этих монахов было наказано и сожжено за то, что они были  сторонниками
взглядов,  отвергнутых  святым  престолом. История сообщает  нам,  что  этот
важный спор дал несколько сот мучеников.
     Нет такой глупости, которая не имела бы своих защитников и  сторонников
в христианском богословии. Эразм, прекрасно  знавший богословов, большинство
которых были монахи, говорит совершенно правильно, что "поведение богословов
заставляет сомневаться  в истинности богословия; этот раздел науки  обладает
как  бы свойством  отнимать  искренность  и  здравый  смысл у  тех,  кто  им
занимается".
     История  монашества-это история  фанатизма  и  глупости, поддерживаемых
лицемерием и обманом. Если несколько  искренних и ревностных святош основали
монашеские ордена,  то  этих  благочестивых  дураков  скоро  сменили  ловкие
мошенники,  которые  пожинали  плоды благочестия  их  основателей и глупости
народов.
     Мы никогда не кончили бы, если б стали  перечислять все фокусы, плутни,
чудеса,  видения, откровения,  которых  полны  легенды  об  этих  знаменитых
святых.  Они  написаны  в  эпоху  мрака, написаны  монахами,  которые  в  те
блаженные  для  церкви  времена  были  единственными  обладателями искусства
письма, и они могли быть уверены,  что самое богатое  воображение не  сумеет
изобрести достаточно нелепые сказки, чтобы смутить веру народов. При  чтении
этих благочестивых романов не знаешь, чему больше удивляться - наглости тех,
кто их выдумал, или легковерию христиан, которые их  принимали на веру. В те
же  времена монахи-обманщики, чтобы подогреть щедрость верующих и вытянуть у
них побольше  приношений, стали пред®являть народу для почитания бесконечное
множество подложных реликвий, которые  они выдавали за останки мучеников или
других  никогда  не  существовавших святых.  Чтобы удостоверить  подлинность
реликвий, им приписывали  бесчисленные чудеса, которые неизменно  привлекали
толпы верующих  в  те места, где,  по  их убеждению,  покоились останки этих
величайших  угодников  божьих.  Папа,  бывший  всегда в  доле  с  теми,  кто
стремился  свято  дурачить  род  человеческий, содействовал  целям  монахов,
поставлял  им в обилии реликвии  и раздавал  индульгенции тем, кто по  своей
набожности посетит их и воздаст им почитание.
     Конечно,  все эти плутни  не были раскрыты в века  тьмы, когда народы и
знать,  погруженные  в  грубейшее  невежество  и  глупейшую  набожность,  не
считались  даже с тем, что они собственными  глазами видели  распущенность и
гнусное  поведение монахов, которое они наблюдали повседневно  и  повсюду. В
действительности, как мы  заметили,  монахи, предаваясь праздности, утопая в
богатстве,  не  замедлили  использовать  те  блага,  которые  доставляла  им
простоватость верующих, чтобы  дать  волю  своим страстям.  Они  предавались
пьянству,  обжорству,  распутству, они  даже  не  считали  нужным  соблюдать
внешнее приличие и, по-видимому, не боялись шокировать народы, вера которых,
казалось,  должна  была  рушиться при виде  того,  как неизмеримо далеко эти
святые отошли от духа своих учреждений.
     Однако  в  конце концов во многих  странах завеса была  сорвана. Алчные
короли  набросились  на имущество  монахов  при одобрении  народов,  которым
распущенность и подлости  монахов открыли наконец глаза. История Англии дает
нам  пример,  по  которому  мы   можем  судить  о  благочестии,  царившем  в
шестнадцатом веке в монастырях.
     Мы имеем документ, подписанный настоятелем и монахами аббатства святого
Андрея в Нортгемптоне. В нем они сознаются перед государем Генрихом  восьмым
во всех пороках, в которых их обвиняли, признают, что заслужили  строжайшего
наказания, просят у него милосердия и отдают ему имущество своего монастыря.
Вот как они пишут:
     "Мы и наши предшественники, которых называли монашествующими указанного
монастыря,  постриглись по уставу  указанной обители с исключительной целью-
проводить  жизнь  в  праздности,  а  не  упражняться в добродетели,  жить  в
пышности,  а не в послушании и смирении. Под прикрытием  указанного устава и
монашеского  обета  мы  попусту  растрачивали  отвратительным  и  бесчестным
образом,  вернее, пожирали доходы с указанных земель,  до отвала обжираясь и
напиваясь.  Мы   делали  и   другие  суетные  и   святотатственные  расходы,
направленные к тому, чтобы  погубить набожность наших душ и  чистоту тела  и
опозорить евангелие Иисуса Христа, которое мы по призванию обязаны блюсти во
всей  строгости. Этим  мы лишили добрые души  утешения,  которое  они должны
найти в  вере в спасителя. Мы  отняли у величия божьего  должную ему  честь,
побуждая христиан всякого рода ухищрениями поклоняться безжизненным иконам и
подложным реликвиям