ради нашей предосудительной выгоды. Итак, рассматривая и
воскрешая   постоянно   в  нашем  уме  свои  отвратительные  мерзости,  свое
длительное  лицемерие,  скрытое под видимостью святости,  и  заблуждения,  в
которые мы ввели подданных вашего высочества; видя, что бездна вечного  огня
готова нас  поглотить, если мы покинем эту бренную жизнь, оставаясь в  таком
положении;  взвесив  все  эти обстоятельства,  движимые невыносимыми укорами
совести  и воодушевленные,  как  мы надеемся,  благодатью бога не Желающего,
чтобы кто-нибудь погиб в грехе,- мы припадаем  к стопам  вашего  высочества,
каясь с сокрушенным сердцем. Мы тяжко оскорбили бога и ваше высочество, и мы
с  плачем и  стенанием  просим  у вас  прощения  за  указанные  оскорбления,
упущения  и  нерадение, которые мы  допустили,  согласно  тому, как  мы  это
признали, против  вашего  высочества и ваших сиятельнейших предшественников.
Мы признаем,  что,  поскольку ваше  высочество  после Иисуса Христа -  глава
церкви  в  нашем  английском   королевстве  и,  следовательно,  единственный
религиозный реформатор,  вы  имеете полное право закрыть все  монастыри всех
монашеских  орденов,  злоупотребляющих  своим   уставом.  Кроме  того,  ваше
высочество  в качестве нашего суверенного государя и бесспорного  основателя
указанного  монастыря должно унаследовать  ему в  связи с его  упразднением;
точно  так  же  оно   унаследует   все  движимое   и  недвижимое  имущество,
принадлежащее этому  монастырю, и  может  распоряжаться им,  как  ему  будет
угодно".
     Этот документ подписан: "Я, Франциск, настоятель;
     я, Иоанн, помощник настоятеля; я. Иог.  Пайта,  Иог. Гарольд, Том Смит,
Том Гольсон, Роберт Мартин, Яков  Гопкинс, Ричард Банберт, Том Барби, Вильям
Уорд, Том Аттербери, Вильям Фаулер".
     Этот  подлинный  документ  может  нам  дать  представление  о  святости
монашеских  нравов  во  всех  странах в эпоху реформации.  В самом деле, все
историки единодушно  говорят  нам  в том же  тоне о распущенности  монахов и
духовенства этого и  предыдущих веков.  Какими бы жадными или деспотическими
ни считать тех государей, которые взялись за  упразднение монашества в своей
стране,  короли  эти  не  посмели  бы  покуситься  на  него и выполнить  это
мероприятие, если бы народы не были вконец измучены  высокомерием, наглостью
и алчностью монахов, которые в опьянении  своими успехами перешли,  наконец,
все границы и стали  предметом  презрения  народов,  которых они  так  долго
дурачили.
     Это распутство  монахов привело к окончательному упразднению монашеских
орденов в  тех странах, где победила реформация, но они  остались в странах,
сохранивших  покорность римскому первосвященнику, прирожденному  главе этого
священного воинства.  В  наиболее  набожных  странах  эти монахи  продолжают
безнаказанно  проявлять  то  же своеволие, которым они отличались  повсюду в
эпоху  невежества.  В  других государствах,  менее  суеверных, монахи,  став
предметом презрения порядочного  общества  и просвещенных  людей, продолжают
еще взимать с несчастного народа обычную дань,  демонстрировать ему время от
времени чудеса, вытягивать  у  него  деньги благочестивыми  обманами  и,  во
всяком  случае,  растрачивать без всякой пользы огромные доходы с имущества,
доставшегося  некогда  их  монастырю  в  дар.  Надо, однако, надеяться,  что
благодаря  прогрессу просвещения,  все  более и  более  распространяющегося,
короли   освободятся   от  своих   предрассудков   и   поймут   когда-нибудь
необходимость избавить народ от бремени  этих  бесполезных людей, которых он
должен был кормить и оплачивать, не получая от них никакой пользы. Упраздняя
монашество, государь, руководящийся справедливой и благодетельной политикой,
облегчит положение  подданных,  сам  приобретет силу и  богатство  и получит
вновь большое  количество граждан и гражданок, которых несправедливо отнимал
у государства фанатичный закон о безбрачии.
     Действительно,  монашество,  не  довольствуясь  тем,   что  отнимает  у
общества большое число  мужчин, которые тысячами различных способов могли бы
служить обществу, забирает у него и женщин, которые могли бы увеличить число
граждан. Страны,  подчиненные папе,  во  все времена были полны  монастырей,
вернее, казематов, предназначенных как места заключения для  приятного пола;
а ведь  он  предназначен  природой  для  того, чтобы  умножить число  членов
общества, очарованием и украшением которого он служит.
     В  этих-то монашеских  тюрьмах фанатизм  производил  наиболее  заметные
опустошения.  Там  бедные  затворницы  с очень ярким воображением  и  слабой
конституцией,  предоставленные  ужасному  одиночеству,  питаясь меланхолией,
взбесившись от печалей, постов, самоистязаний,  испытывали бредовые видения,
иллюзии,  экстазы, частые откровения.  Одним словом, монахини еще в  большей
степени,  чем самые строгие  отшельники,  были восприимчивы к самовнушению и
становились поэтому очень часто весьма удобным орудием  в руках духовенства,
чтобы вызывать волнения черни.
     От  времен  святого Павла до нашего времени мы находим  непрерывный ряд
вдохновенных  дев  и жен,  пророчиц, одержимых,  которые  принесли  огромную
пользу  церкви своим умоисступлением. Эти небесные дары особенно проявлялись
в монастырях и обителях для девушек, главным  образом у тех из  дев, которые
обладали большим темпераментом. Эти  небесные супруги Иисуса  Христа, давшие
обет  воздержания,  должны были часто чувствовать  правильность высказанного
Гиппократом * положения, что, когда самая чистая кровь, не находя  выхода по
обычным путям, поднимается к сердцу, тогда вены вздуваются, мозг затемняется
и  человек  впадает  в безумие. Таким образом приходится об®яснить  экстазы,
видения и  бессвязные предвещания множества святых монахинь, безумие которых
нам преподносят как проявление благодати. Святая Бригитта,  святая Екатерина
Сиенская, святая Тереза, святая Магдалина де Пацци, Мария Алакок и множество
других святых сумасбродок, набожность и пророческий дар которых восхваляются
в церковных святцах,  были,  по-видимому,  женщинами,  которых  воображение,
воспламененное  слишком  строгим  образом  жизни,  делало  часто  совершенно
безумными. У женщин, постоянно  предающихся  набожной мистике, истерия может
дать все  те явления, которые поражают у этих святых фанатичек. Божественная
любовь вызывает у особы с  живым  воображением и пылким темпераментом  те же
безрассудства, что и любовь "мирская".
     Вообще нет  ничего удивительного  в  том, что монашки весьма подвержены
частым приступам  безумия. Святое варварство,  с  которым  церковь  и законы
обращаются  с  этими жертвами  воздержания, способно повергнуть  их в  самую
мрачную  меланхолию и  даже отчаяние.  Еще на пороге  детства,  в  неопытном
возрасте,  современные  весталки  принимают  на  себя  на  всю  жизнь  обеты
деликатного  свойства, обычно навязываемые им обольщением, а иногда властным
деспотизмом   бесчеловечных  родителей,  которым   религия  и  правительство
позволяют быть  тиранами. Трудно  понять мотивы  современного  варварства по
отношению  к  этим  несчастным  девушкам и  основания,  по  которым  церковь
изменила в применении к ним те правила, которые в более древние времена были
разумнее и мягче. В самом деле, мы видим, что на соборе в Агде в 506 г.,  на
котором   председательствовал   святой   Цезарий,  епископ  арльский,   было
постановлено, что  "девицы могут принять пострижение  не ранее сорокалетнего
возраста, как  бы ни  были уверены в их  добропорядочности"  (канон 19). Это
распоряжение было подтверждено папой Львом.  Но в последующие времена и даже
еще  теперь девушки шестнадцати  лет имеют  пагубную возможность связаться с
нищетой на всю жизнь. Раз данный  ими обет  не подлежит отмене, нет никакого
спасения для этих жалких жертв неразумного  фанатизма.  В третьем  веке брак
посвященных богу дев не считался преступлением. Святой Киприан (послание 62)
говорит о них, что "если они не желают или не могут устоять, пусть они лучше
выходят замуж, чем попадают в  ад". Но  варвары-богословы переменили взгляды
на  этот  счет.  Они осуждены  на  то,  чтобы  всю  жизнь  стонать в глубине
монастырей под начальством  мрачных  настоятельниц, которые  сами  не  имеют
никаких  радостей,  кроме  печальной привилегии изливать  на  других  дурное
настроение, которое их терзает. Таким образом, только  смерть может положить
конец мучениям этих несчастных дев, которые рады, если  опьянение фанатизмом
может  их  поддержать до  конца  мучительного  жизненного  пути, поливаемого
постоянными  слезами.  Так  - печалью, слезами, отчаянием-удостаиваются,  по
мнению   христиан,  милости  господней.  Таковы  те  преимущества,   которые
христианская религия дает прекрасному  полу. Она за  один миг неосторожности
осуждает их на то, чтобы влачить, вздыхая, жалкое и бесполезное для общества
существование.
     Между  тем  именно этим  несчастным  девам  во многих странах  поручают
воспитание  детей.  Эти  бедные  затворницы,  невежественные,   легковерные,
фанатичные  и  неопытные,  берут на  себя  заботу о воспитании  гражданок  и
матерей  семейства.  Хотя   они  не  имеют  ни  малейшего  представления  об
общественных обязанностях и о том, что творится на свете, им доверяют первые
годы жизни того пола, которому предназначено  составить счастье другого. Что
у  детей  остается  от   такого  воспитания?  Они  вырастают   боязливыми  и
легковерными святошами, не обладающими ни  одним из качеств, необходимых для
того, чтобы их ценили и любили люди, с которыми  им предназначено жить.  При
выходе из монастыря они приносят в жизнь только свою  неопытность, к которой
присоединяется  узость   ума,  занятого   множеством  мелочей,  делающих  их
несчастными на всю жизнь.
     Опустим занавес перед  этими  тяжелыми сценами и  вернемся  к  монахам,
гораздо более опасным для разоряемого ими общества, чем эти несчастные девы,
которых  закон  в  союзе  с  предрассудком осуждает  на вечное заключение  в
темнице.
     Среди орденов, возникших в  последние  века, особенно замечателен орден
иезуитов. Он был учрежден святым Игнатием, испанским  фанатиком,  у которого
под влиянием чтения  одной легенды окончательно помутился разум. Так как его
голова романтика склонила его в сторону набожности, он поставил себе задачей
искать опасных приключений и стать Дон-Кихотом римской религии, которая в то
время  подвергалась  атакам  многочисленных ересей.  Воспитанный  в  военной
среде, он в своем  воинственном  пыле задумал учредить монашеское  воинство,
предназначенное для неустанной борьбы с врагами церкви. Он получил одобрение
у  папы,  увидевшего  в этих новых солдатах воинственные  отряды, которые  с
успехом  могли бы  служить  ему для поддержания его  власти, подвергшейся со
всех сторон нападениям многочисленных мятежников.
     Орден, учрежденный Игнатием, в короткое время затмил все существовавшие
до  него в христианстве. Последние,  работавшие в течение  веков,  благодаря
благочестию  верующих  коснели в бездействии и думали только о том,  чтобы в
праздности наслаждаться  богатствами, полученными от государей и народов. Не
таков был дух "Общества Иисуса". Оно вспомнило, что его божественный учитель
явился, чтобы принести "не  мир, но меч". Поэтому война стала его стихией, и
оно служило римской церкви с необыкновенным пылом.  Мы видим поэтому, что за
два столетия один этот орден дал почти столько же святых, сколько все прочие
ордена, вместе взятые. В  самом  деле,  нет таких монахов,  которым  римский
первосвященник был бы так много обязан. Обязавшись специальной клятвой слепо
следовать  воле святейшего отца,  иезуиты,  казалось, были чудесным  образом
специально созданы  для того,  чтобы  в  нашу эпоху поддержать,  расширить и
защитить деспотизм наместника
     Иисуса  Христа. Гравда,  несмотря  на  свои клятвы,  они довольно часто
выходили  из повиновения. Но  это всегда бывало  лишь для того,  чтобы лучше
услужить. Чтобы вернее достигнуть  этой цели,  они  во всех странах затевают
заговоры, замышляют  перевороты, сеют раздоры, смуты и мятежи, покушаются на
особу королей, и все это,  как они заверяют, "для вящей  славы  бога". Давно
сказано  было  об  "Обществе Иисуса",  что  то был "длинный кинжал, рукоятка
которого находится в Риме и который всегда готов поразить государей".
     Воинственный   и   беспокойный   дух   этих   монахов-воинов   не   мог
удовлетвориться тем, что сеял смуту в  пределах нашего полушария при  помощи
благочестивых фанатиков, которых  орден сумел сделать орудием для выполнения
своих широких  замыслов. Он посылал людей  в самые отдаленные  страны, чтобы
там завоевывать  души для бога, подданных  для папы и богатство для себя. По
примеру святого Павла иезуит  стал "всем для всех". В Индии он сочетал культ
идолов с культом Иисуса и  тем облегчил успех евангелия  и торговых операций
"Общества".
     Следуя той же политике, эти  святые особы в интересах знати вылущили из
евангелия все, что есть в нем сурового и отталкивающего. Эти умелые водители
душ  великолепно  поняли,  что  наставления  и советы,  предназначенные  для
презренного простонародья, фанатиков и монахов,  не годятся  ни для королей,
ни для двора, ни для  светских людей.  Мало того, чтобы предоставить совести
больше  простора,  они  довели свою  снисходительность до того,  что сделали
сомнительными и проблематичными самые ясные принципы естественной морали.
     Стремясь угодить государям,  они  не забывали проповедовать, деспотизм,
превозносить  божественные  права  монархов  и  вдалбливать подданным  самую
неограниченную покорность.  Имея на своей  стороне  королей,  они обеспечили
себе  возможность  царствовать над народами.  Однако  эта покорность властям
была  лишь  условной.  Они  умели  проповедовать  мятеж и  даже призывать  к
убийству королей, когда те оказывались недостаточно послушны им или римскому
первосвященнику.  В таких  случаях  государи  оказывались просто тиранами, и
казуисты из "Общества Иисуса" заявляли в своих писаниях, что будет законно и
похвально очистить от них землю.
     Суровую   христианскую  религию  иезуиты  мудро   заменили   "духовными
упражнениями",   легко   выполнимой   обрядностью,   "конгрегациями",    или
благочестивыми  сообществами,  четками,  частыми  исповедями и  причащениями
-словом,  множеством мелочных обрядов,  гораздо  менее  обременительных, чем
осуществление  добродетели.  Зная, что люди проникнуты страхом  перед богом,
которого  им  обычно  рисуют  с  малоприятными чертами,  они  освободили его
творения от необходимости любить его,  уверяли,  что  достаточно не питать к
нему  ненависти, и ловко обратили набожность верующих на святых, особенно на
деву Марию, как мы уже заметили выше.
     При помощи всех этих остроумных  средств иезуиты стали  монополистами и
арбитрами в делах религии. В странах, подчиненных папе, руководство королями
и  знатью возлагалось почти исключительно на них.  Они стали покровителями и
господами  епископов.  Благодаря  интригам  и  священным заговорам они стали
распоряжаться бенефициями и  милостями.  В результате весь  христианский мир
вынужден был  преклонить колени перед этими  монахами,  которые всегда  были
опасны для государей и всегда удостаивались их доверия.
     Почти  во  всех  странах  им  поручали  воспитание  юношества.  Но  они
старались   его  не  просвещать.  Напротив,  зная,   какую  ценность  всегда
представляло  для служителей религии  невежество людей,  они мудро старались
противиться  опасному  прогрессу  человеческого  духа  и  вернуть  народы  к
невежеству веков  набожности  и варварства,  оказавшихся, как  мы убедились,
столь  выгодными для  церкви.  Они возродили легенды,  чудеса, благочестивый
обман и святое жульничество веков мрака.
     Однако,  несмотря  на  все  свое  могущество,  наши  иезуиты  встретили
противодействие и  помеху в  проведении своих широких  замыслов  со  стороны
секты желчных  святош,  известных  под  именем  янсенистов,  которые, будучи
преисполнены  святой   мизантропии   первых   христиан,   упорно  отстаивали
первоначальное монашество. Но эти жалкие фанатики, ставшие неуместными в наш
век, как  и первые проповедники евангелия, отнюдь не встретили  сочувствия у
властей  земных. Их ригоризм  создал  им  врагов  и очень  мало сторонников.
Особенно ополчился против них римский первосвященник, непогрешимый авторитет
и деспотизм которого они дерзнули оспаривать.
     Папа открыто  высказался в пользу "Общества Иисуса",  превратившегося в
его  преторианскую  гвардию,  в  янычаров,   в  официальных  защитников  его
непогрешимости  и его неограниченной  власти над церковью. С другой стороны,
добрым отцам  оказали поддержку  короли,  которые  были вполне  довольны  их
нетребовательной   моралью  и  религией.  В  результате  они   побили  своих
противников с  большой выгодой  для себя и заставили святого отца предать их
анафеме.  А светская власть, всегда  верно  следующая указке Рима,  взяла на
себя,  даже вопреки  собственным интересам, честь  преследовать янсенистов и
создать среди них множество исповедников и мучеников.
     Однако партию янсенистов  с жаром защищали знаменитые люди, пустившие в
ход для защиты  дела все свои  таланты  и знания,  которые были  бы достойны
удивления, если бы их обратили на более интересные об®екты, чем богословские
споры,  всегда нелепые с точки зрения разума. Какую пользу могла бы получить
Франция и вся Европа от  гения Арно, Николя,  Паскаля и ученых из Пор-Рояля,
если бы вместо того, чтобы заниматься непостижимыми спорами о благодати, они
занялись  просвещением человеческого  рода  насчет  предметов, действительно
важных для него!
     Однако эти глубокие богословы потерпели поражение в борьбе с иезуитами.
Последние, более гибкие и ловкие, менее стесняющиеся в средствах,  оказались
сильнее своих ученых противников.
     В руках учеников  святого Игнатия  христианство утратило свой свирепый,
дикий  вид.  Оно  стало  религией,  удобной  для  всех,   приятной  королям,
нестеснительной для царедворцев, занимательной для  женщин,  развлекательной
для  народа,  которому  она  давала  непрерывные зрелища.  В  то  время  как
янсенисты  пытались  вернуть  христиан  к скучной  простоте  первоначального
культа, более ловкие  иезуиты обращались к показной стороне  и доказали, что
для привлечения большинства нужен пышный культ.
     Но ничто не дало иезуитам  столько могущественных  сторонников, как  их
нетребовательная мораль и  снисходительность к тем, кто не, хотел покориться
строгим законам добродетели.  Их  богословы старались расширить  узкий  путь
спасения, выровнять  ухабистую  тропинку  евангелия.  Каждый  мог  надеяться
попасть на  небо,  не давая  себе  труда  бороться со  своими наклонностями.
Казуисты заботились о том, чтобы делать поблажки совести, и  изобрели тысячи
остроумных уловок, чтобы оправдать самые подлые поступки и самые скандальные
пороки.  Учение  о  пробабилизме *  дало  людям возможность  выбирать  среди
решений сговорчивых вероучителей те, которые больше всего соответствовали их
настоящим интересам.
     Словом,  целью политики  иезуитов  было,  как  видно,  желание  оживить
пошатнувшуюся  религию,  ставшую непривлекательной  из-за  невозможности  ее
осуществить. Иезуиты  пытались сделать ее  более радостной, отнять у  нее ее
суровую внешность, способную  только отпугнуть. Они  пытались сделать  людей
набожными  и религиозными даже за счет морали, не заставляя  их вместе с тем
жертвовать своими страстями. Они лучше, чем их неистовые противники, поняли,
что  первоначальная  христианская  религия уже  не  по сезону  и, во  всяком
случае, без серьезных поправок не годится для большого света. По всем данным
можно считать,  что  искусные руководители "Общества  Иисуса", сами лишенные
религиозных предрассудков, которые они хотели внушать другим, поставили себе
задачей