ный лишался преимуществ пребывания в общине,  общения с
верующими и доли в милостыне. Святой Киприан,  епископ карфагенский, ставший
впоследствии мучеником, выработал, кажется, наиболее полезные для епископата
правила. Говоря об отлучении от церкви, он доказывал, что "подобно тому, как
во времена Ветхого завета бог приказал умертвить материальным мечом тех, кто
оказал неповиновение священникам, точно так же при Новом завете надо убивать
духовным  мечом  гордецов  и упрямцев, изгоняя их из  церкви".  Но,  как  мы
видели,   "духовный   меч"  убивал   и  телесно  тех,  кто  имел   несчастье
воспротивиться епископу, ибо, отрывая их от тела церкви, он лишал их средств
к жизни.
     Отсюда  можно  себе  представить,   какой  деспотизм  проявляли  первые
христианские пастыри, которых нам  рисуют  как святых и  многие  из  которых
стали  мучениками.  Эти  знаменитости  присвоили  себе  роль  распорядителей
посмертным  спасением  своих  овец и в ожидании  их  смерти лишали  их-путем
отлучений-средств к жизни.
     Короче,  с  самого  начала  существования церкви епископы  пользовались
огромной властью над христианами. Последние почитали их как богов, покорно и
смиренно  принимали  все их  указания,  не  смели ни  на  миг  усомниться  в
правильности их учения, боялись их как судей и вершителей судьбы в этом мире
и на том свете. При таком положении  дел  божественным пастырям очень  легко
было разжигать фанатизм людей, слепо покорившихся им в силу своего глубокого
невежества и безоглядной веры.
     Среди христиан  в первые века церкви существовало всеобщее  убеждение в
скором пришествии антихриста, который будет жестоко преследовать христиан, и
в конец света, который будет уничтожен огнем. Верили, что сам Христос вскоре
явится  в  облаках, чтобы судить людей по делам  их; что все будут поглощены
всепожирающим пламенем, кроме тех, кто пролил свою кровь за веру.
     В  те  времена  верили,  что   за   исключением  мучеников,  вступавших
немедленно  во владение раем, никто не может  удостоиться вечного блаженства
до всеобщего  воскресения мертвых. Такое представление мы находим, например,
у Григория Назианского.
     Кроме того,  набожные  христиане большей  частью  влачили такое  жалкое
существование, что у них возникало отвращение к этому миру  и они  воздыхали
об  обещанном им будущем блаженстве. Они  вечно сокрушались и питали в своих
сердцах  самую  мрачную меланхолию. Помимо того, они упражнялись  в постах и
умерщвлении плоти,  и это расстраивало их мозг. Столь  мрачные  настроения и
действия легко могли отвлечь от преходящих благ земных и  возбудить щедрость
христиан, а пастыри умели очень хорошо использовать такие настроения.
     Так  как, далее, главари были  в  высшей степени заинтересованы  в том,
чтобы сохранить свою паству и укрепить ее веру,  они считали  важным придать
своим сторонникам стойкость против гонений и пыток, грозивших им каждый миг.
Поэтому  христианские  богословы постоянно  внушали слушателям отвращение  к
мирским наслаждениям, полное презрение  к земным делам  и  мужество, которое
позволило бы  им  презирать страдание и даже пренебречь  смертью. Преходящие
мучения  и  смерть богословы рисовали как верный  путь  к обретению радостей
рая,  которые  рисовали  в  великолепных  красках,  способных   воспламенить
воображение  верующих. В первые века христианства  святые  богословы обещали
наступление материального, земного царства Христа, который должен был, по их
словам, тысячу  лет  царствовать  на земле. Тогда богословы, как видно по их
произведениям,  не успели  еще  придать  спиритуалистический, метафизический
смысл  неведомому  блаженству в  ином мире, как это впоследствии сделали  их
преемники.
     С набожными христианами  вели  беседы о радостях, уготованных богом для
святых. Им трубили о "неувядаемых венках", которые  они получат. Им рисовали
Христа,  сидящего  одесную  отца и  протягивающего  пальму  тем,  кто  смело
исповедал его имя и пролил свою кровь за него.
     К этим  мотивам, которые уже сами  по  себе  могли возбудить  энтузиазм
первых  христиан, присоединялись и чисто  земные  мотивы. Христиане  видели,
какую помощь, какие  заботы, почти божественные  почести  расточались лицам,
терпевшим  за  веру. Верующие наперебой стремились утешать их  в заключении,
приносили им обильные  даяния, пускали в ход  все средства, чтобы помочь  им
мужественно переносить страдания. Уверенные, что исповедники в большой чести
у бога, грешники  молили  их о  покровительстве.  Исповедники  на самом деле
пользовались  правом  приостановить и отменить епитимьи, наложенные церковью
на  грешников.  Достаточно  было выданного исповедником удостоверения, чтобы
вернуть грешника в лоно церкви.
     Святой   Киприан  часто  горько  жалуется   на  ту  легкость,  с  какой
исповедники раздавали такие удостоверения. Это в  действительности  означало
присвоение прав епископа, который в обычных условиях был единственным лицом,
правомочным  восстанавливать  отлученных  и   смягчать  наложенные  церковью
наказания. Верующие целовали цепи  и  раны мучеников,  обмакивали в их кровь
тряпочки, которые потом бережно  хранили. Всякий старался выразить мученикам
свое преклонение,  чтобы  таким образом  утешить  их  за суровое  обращение,
которому  их  подвергали   язычники.  А  после  смерти  их  борьба  за  веру
становилась  темой для благочестивых  писаний. Церкви в  циркулярных письмах
обменивались  донесениями  о  великих  подвигах  своих   героев.  Память  их
праздновалась. На  их могилах  молились. Их  реликвиям поклонялись. Их имена
помещали  в  мартирологи  и  диптихи,  или  церковные  реестры.  Словом,  им
воздавали культ, устраивали им некий апофеоз. Вскоре начинали распространять
о  них  легенды,  полные  чудес и  удивительных  сказок; а  вера  заставляла
верующих  легко  усвоить  повествования, сфабрикованные  главарями,  которые
постоянно   старались   питать    благочестивым   обманом   фанатизм   своих
последователей. На основе  таких  выдумок и возникло столько подложных житий
мучеников, столько нелепых подчас легенд, из коих некоторые дожили до нашего
времени.
     С  другой стороны,  лица, поддавшиеся  слабости, проявившие  под пыткой
недостаток веры и отрекшиеся  от религии, томились под  бременем бесчестья и
презрения.   Духовные  вожди  заставляли  их  влачить  жалкое   и   позорное
существование на глазах  собратьев. Их  подвергали  унизительным  епитимьям,
которые  часто  длились всю  жизнь.  Они  служили  предметом  отвращения для
остальных, которым наложенное на отступников наказание внушало страх.
     Соединение всех этих мотивов  должно было оказывать могучее действие на
ранних христиан. Не удивительно  поэтому, что жажда  мученичества приняла  у
них  эпидемический характер. Они толпами являлись  к магистратам, изумляя их
своим  безумием, истинные причины  которого  были им  непонятны. Невероятные
примеры  стойкости  и твердости являли  даже представительницы слабого пола,
которые тоже не  в  малой степени были  подвержены религиозной экзальтации и
упорному фанатизму.
     Жестокость судей  должна была  раздражать  зрителей  и  вызвать  в  них
сочувствие к жертвам бесчеловечной ярости. Стойкость этих  жертв должна была
казаться  толпе  сверх®естественной. Она  внушала  мысль о том, что мученики
должны  быть  уж  очень уверены  в  истинности  тех  взглядов,  которых  они
придерживаются, если они ради них готовы претерпеть такие тяжелые мучения  и
даже смерть. Вот  почему, надо полагать, преследования со стороны  язычников
содействовали   росту  численности   христиан.  Насилие  всегда  содействует
распространению тех взглядов, которые оно хочет задушить.
     Каковы  же  были  причины,  по которым  так  часто, согласно  церковным
летописям,  разгорались  кровавые гонения против  приверженцев  христианской
религии? Как  это случилось, что римляне, проявлявшие  вообще  терпимость ко
всем культам, с такой яростью преследовали сторонников культа Иисуса Христа?
Этот  образ действий  их  вызывался  несколькими довольно  простыми и вполне
естественными причинами.
     1. Римляне почти всегда смешивали христиан с евреями, из  среды которых
действительно вышло христианство. Они не делали между ними никакой разницы.
     Утомленные и раздраженные частыми восстаниями населения Иудеи, они были
убеждены, что христиане не могут быть более верными подданными,  чем  евреи.
По  всей вероятности, Траян  велел  умертвить Симеона,  родственника  Иисуса
Христа, епископа  иерусалимского, только потому,  что тот происходил из дома
Давида,  и на этом основании его подозревали в намерении поднять восстание в
стране.
     2.  Христианская  секта  должна  была  казаться римлянам  очень опасным
сообществом. Крепко спаянные  между  собой, христиане жили  почти совершенно
изолированно  от   остального  общества.   Они   подчинялись  только  власти
епископов,  которые,  как  мы  указали,  были  единственными  судьями  в  их
гражданских  тяжбах,   единственными  признаваемыми   должностными   лицами,
единственными  их господами.  Христианское  сообщество, распространившееся к
тому же по всей империи, должно было поэтому сильно тревожить представителей
власти,  видевших  в  этой  секте  тайную  организацию  заговорщиков  против
государства.
     3. Так как епископы были главарями христианской общины, осуществлявшими
в  ней  судейские функции, они должны были внушать  особое недоверие римским
императорам, несомненно знавшим, какую власть епископы имеют над умами своих
последователей. Эта власть должна  была казаться  им опасной.  Поразительный
пример  такого  настроения  императоров мы  имеем  в  деле мученика-римского
епископа Фабиана, погибшего вначале правлевия Деция. По  этому поводу святой
Киприан замечает, что Деций предпочел  бы иметь соперника в лице претендента
на  императорский  титул,  чем видеть в Риме епископа соперником его  власти
(Киприан, послание 52). Вообще гонители понимали, что,  поражая пастыря, они
уменьшают опасность со стороны стада.
     4.  Христиане благодаря своему поведению должны были казаться  римлянам
ненадежными  подданными. Они отказывались  молиться  богам  и  приносить  им
жертвы за  благополучие  императоров.  Они  никак не  соглашались  воздавать
императорским статуям почести,  выработанные обычаем и  угодливостью. Святой
Поликарп,  ученик святого Иоанна, по примеру зелотов, о которых  мы говорили
выше,  предпочел  умереть,  чем  согласиться  именовать  императора  титулом
"господин".  Евсевий.  История  церкви, 4,  15.  Понятно,  что  такого  рода
упорство  должно было  вызвать  тревогу  у государей  и внушить  им  сильные
подозрения против христиан.
     5.  Под  влиянием  агитации  языческих  жрецов  народ  считал  христиан
нечестивцами, врагами богов и поэтому видел в них виновников всех бедствий,
какие  постигали   империю.  Часто   даже  кроткие   императоры   и   мягкие
представители  магистратуры  невольно  вовлекались в  гонения  из-за  ярости
народа, который  видел в христианах причину всех  зол и очень  часто в цирке
криками  требовал  "смерти нечестивцам".  С  другой стороны, суд обычно  был
склонен  осуждать людей, отказывавшихся передавать на его суд свои тяжбы, не
признавая, согласно принципам своей секты, никаких судей, кроме епископов, и
рассматривая языческую  магистратуру  как нечестивое учреждение, недостойное
судит® их.
     6. Так как христиане  устраивали  собрания  по  ночам  и совершали свои
таинства скрытно,  то их  поведение  казалось  язычникам подозрительным.  Их
обвиняли в том,  что они  пользуются темнотой не только для заговоров против
государства, но  и для совершения ужасных  преступлений. Так, по материалам,
которые мы находим у христианских апологетов, мы  видим, что идолопоклонники
обвиняли  христиан  в  том,  будто  они  едят  детей  и  воскрешают  ужасное
пиршество,  которое  Атрей предложил Тиесту.  Далее,  на  христиан возводили
обвинение   в  том,   что  на  своих  ночных  собраниях   они   оскверняются
отвратительным   распутством.  Это  обвинение  отчасти   было  обосновано  в
отношении некоторых христианских сект, которых язычники не умели отличать от
так называемых "правоверных".
     7. Представления о загробной жизни и о близком  конце света, о  котором
христиане  постоянно  воздыхали,  внушали  римлянам  представление,  что эти
мизантропы радуются бедствиям  общества.  На  них  поэтому  смотрели  как на
противообщественный элемент. Тацит, говоря о гонении на христиан, указывает,
что причиной послужила "их  ненависть к роду человеческому".  Тацит. Анналы,
15, 44.
     8.  В  своем фанатизме  и  бешеном  рвении  христиане  часто  умышленно
навлекали на  себя  гонения. Они дерзко  выражали свое  презрение к  богам в
самих храмах, опрокидывая алтари, разбивая статуи.  Жажда мученичества часто
толкала  их   на  то,  чтобы  безрассудно  и  дерзко  нарушать  общественное
спокойствие.  Понятно, что язычники боялись  этих безумцев, ни перед чем  не
останавливающихся в своем неистовстве, и старались уменьшать их численность.
     9.  Христиане  очень  часто оскорбляли судей  в трибунале, раздражали и
сердили  их  своим упорством и дерзостью. Вследствие  этого судьи  удваивали
свою жестокость,  чтобы сломить сопротивление этих  неистовых фанатиков и их
вызывающую  дерзость.  Разгоралось  как  бы  соревнование  между  тщеславием
гонителей  и  гонимых,  кончавшееся  обычно длительными пытками  и  жестокой
казнью.
     10. Христиане, естественно, возбуждали ненависть  к себе  не  только со
стороны языческих жрецов, поскольку  опорочивали  их культ, но и  со стороны
гаруспиков, прорицателей  и магов, дискредитируя их ремесло и разоблачая  их
плутни. Все эти  обманщики со своей стороны использовали свое влияние, чтобы
возбуждать  народ против христиан  и  побуждать  его  требовать казни их.  С
другой  стороны,  писания первых христианских апологетов полны  желчи против
язычества,  оскорблений и жестоких насмешек над богами. Это, конечно, отнюдь
не  содействовало смягчению  гнева  и  ослаблению  рвения жрецов и  набожных
язычников.
     Таким образом, ярость,  с  какой язычники  преследовали христиан, имела
такие  же реальные  основания, как  и неистовство, с каким  христиане шли на
смерть.  Они  страдали и  умирали  ради химер,  основанных только  на словах
пастырей,  которые были заинтересованы в сохранении своей власти над рабами,
жертвами  своего  легковерия.  Проще  сказать,  христиане думали или внушали
себе,  что они страдают и умирают  за веру, в  действительности же их карали
как  государственных  преступников,  так как  их  действия внушали тревогу и
подозрение, что они злоумышляют против империи.
     Современные  богословы, вместо того  чтобы  краснеть  за  те  глупости,
которые   несчастные   жертвы   фанатизма   натворили    по   наущению    их
предшественников, сочли  за  благо  преувеличить число  мучеников.  Но Генри
Додуэль, известный  английский критик, в ученой  диссертации доказывает, что
число   христианских  мучеников  гораздо  меньше,  чем   утверждают  древние
фальсификаторы, фабриковавшие легенды о мучениках с целью, очевидно, поднять
престиж церкви. Ориген,  живший  в  третьем  веке,  соглашается,  что до его
времени число  мучеников было незначительно и  "их легко сосчитать" (Ориген,
с.  Celsum,  1. 3).  Лишь в века невежества монахи и набожные  подделыватели
документов стали фабриковать мучеников тысячами.
     Но много ли, мало ли было христианских мучеников, они делают мало чести
как церкви, служители  которой свели  их с пути,  так  и христианскому богу,
который в течение трех веков  расставлял  своим  преданным почитателям столь
опасные ловушки.
     В самом  деле, если  предположить, что бог добр и  желает счастья своим
творениям, то  каким нужно быть безнадежным глупцом, чтобы вообразить, будто
он  способен  был  наслаждаться  зрелищем  мучительной  смерти  своих  самых
ревностных служителей? Думать, что он, не довольствуясь смертью собственного
сына, требовал еще  принесения в жертву  тысяч христиан,-значит  поклоняться
жестокому, кровавому богу.  Неужели для утоления своей жажды мести  ему мало
было смерти сына?
     Воистину, только  религия дикарей может приписывать богу такой свирепый
нрав.  А ведь надо  сознаться, что именно такое  понятие о  боге вытекает из
принципов  христианства. Раз  бог  мог  быть настолько  несправедливым,  что
потребовал смерти невинного сына, то почему бы  ему не находить удовольствия
в человеческих  гекатомбах? А  как  расценивать  Тертуллиана, писавшего, что
"смерть святых драгоценна в глазах господа"?
     Большое число людей,  которых церковь возвела в ранг мучеников и память
которых  она чтит,  были  явными  самоубийцами, то есть добровольно  шли  на
смерть,  которой  они  согласно  правилам  собственной  религии должны  были
избегать и отгонять от себя. Во  всяком случае,  такие действия противоречат
принципам  современного  христианства, воспрещающего  лишать  себя  жизни  и
добровольно идти на смерть. Но как  же согласовать эти принципы с указаниями
большинства святых учителей первоначальной  церкви  и  с  поведением  многих
мучеников?  Разве   самого  Иисуса,   который   предписывал   уклоняться  от
преследований,  не следует рассматривать как настоящего  самоубийцу? Ведь он
так легко мог бы избежать
     смерти.
     Действительно, святой Киприан говорит, что Иисус
     предупредил  работу  палача  и добровольно  испустил дух.  Его  примеру
последовал святой Игнатий, епископ антиохийский и ученик евангелиста Иоанна.
Когда этого святого осудили  на то, чтобы отдать его на растерзание зверям в
цирке, он  писал  христианам  в  Рим, что  умирает добровольно, и  просил не
вступаться за  него.  Евсевий  рассказывает  про одного мученика,  по  имени
Герман,  что  он  раздражал зверей,  чтобы  они  его  скорей растерзали.  Он
прибавляет, что  в этом случае мученик вел себя как истинный философ. Святой
Климент  Александрийский,  призывая  христиан  к мученичеству, ссылается  на
пример язычников, добровольно причинявших себе смерть.
     Мученики так  далеко заходили  в своем безумстве, что  один африканский
проконсул,  которому  надоела  бессмысленная  резня  христиан  на  основании
императорского  эдикта,  приказал  спросить  через  глашатая, "есть  ли  еще
христиане, желающие умереть". А услышав, что все в один голос просят смерти,
он предложил им, чтоб они сами повесились или утопились и избавили бы суд от
труда. Короче, первые христиане были влюблены в  смерть, и  язычники  часто,
чтобы досадить  им,  лишали  их  удовольствия  быть  гонимыми и чести  стать
мучениками.
     Евфемиты, которые хоть  и были еретиками, но так же жаждали смерти, как
и  ортодоксы,  дали себе  прозвище  мартириан.  Доказывая  истинность своего
учения, они кичились тем, что  у них гораздо больше мучеников, чем у других.
Монтанисты,  тоже  еретики,  утверждали,  что  нельзя спасаться  от  гонений
бегством. Тогда-то соборы попытались установить различие между "истинными" и
"мнимыми"  мучениками.  Согласно  решениям  Лаодикейского,  Карфагенского  и
Эльвирского соборов добровольное  мученичество стали считать  грехом. Да,  в
действиях и учении церкви никогда не было ничего прочно установленного.
     Если  спросить  наших богословов, по какому  признаку  можно распознать
истинного и  мнимого мученика, они скажут, что causa facit martyrem, то есть
что тот истинный мученик, чье дело правое. Но  как определить  правоту дела?
Разве не всякий  человек, умирающий за  веру, убежден, что  его дело - самое
справедливое?  Разве  мусульмане,  погибающие  в  боях  против неверных,  не
воображают  себя  мучениками  за  единственно  истинную   религию?  А  разве
протестанты,   которых  столь   жестоко  преследовало  свирепое  благочестие
Людовика четырнадцатого, не смотрели на себя как на истинных мучеников?
     Нам  могут возразить,  что ни  еретики,  ни  неве