ка
на запад.  И такими же вечными,  как собрания камней на том берегу Океана.
На макушках пирамид светились неугасимые огни.
     Ночью, когда темнота скрадывает подробности и расстояния, возведенное
людьми выглядело таким же величественным, как горы, созданные творцом всех
вещей. Мрак возвышал дело людей, не унижая дела Бога.
     "Бог ревнив, - думал Уэмак, - его день слишком ярок, слишком очевидно
величие Солнца... Ночью власть Бога ослабевает".
     Оэлло  обняла Уэмака,  смело и  сильно.  Да,  ночью храбрость женщины
превосходит храбрость мужчины -  ей помогают звезды. Глаза Оэлло блестели,
отражая лучи  звездного света.  Ее  волосы пахли странно и  ново.  Женщины
умеют, собрав цветы, добыть их ароматы с помощью каменного пресса.
     Летучие  мыши  чертили небо.  Трепеща крыльями,  в  воздухе беззвучно
остановилась  сова.   Что-то  привлекло  владычицу  тьмы.  Уэмак  различал
громадные глаза ночной птицы.  Она  висела в  двух  локтях над  изголовьем
низкой кровати из кожи, натянутой на раму черного дерева.
     Оэлло  приподнялась.  Опираясь  на  локти,  женщина  заслонила  своей
головой вестницу несчастья.
     На западе небо осветило красным -  там гора дохнула огнем.  Так здесь
часто бывает.  Как  обычно,  послышался глухой гул.  Чуть  дрогнула земля,
изгибаясь под  насилием огня,  чуть  дрогнул полный  людьми глиняный улей,
колыхнуло пол.  Все непрочно,  все случайно...  И  все это было привычным,
будничным, таким знакомым.
     - Шочи, шочи, - шепнул мужчина женщине.
     "Шочи" - цветок на языке земли, которой принадлежали оба.


     Шли кучками. Прятались в тени. На открытых местах крались согнувшись.
Но  многим уже надоело:  ведь трудно три дня подряд делать одно и  то  же.
Первые два дня похода войско-толпа находилось на  своих землях.  Однако же
порядок  соблюдался  лучше.  Мечтали  об  успехе.  Остерегались встречи  с
лазутчиками: говорили, что где-то и кем-то были замечены чужие.
     На третий день сказалась усталость.  Появились больные, так как сырая
мука из маиса плохо переваривается. Угнетала тяжесть оружия. У каждого был
лук,  согнутый из упругого дерева. Жильная тетива делала опасной стрелу по
меньшей мере  на  сто  шагов.  Длинные мечи  были изготовлены из  жесткого
дерева,  с  лезвиями из осколков камня.  Из такого же дерева были палицы с
острыми  кусками  обсидиана,  вделанными  в  головки,  напоминавшие сжатый
кулак. Топоры из тяжелого каменного клина, насаженного на прямое топорище,
тащили на  перевязи за  спиной.  Короткие ножи  делались из  прямого куска
обсидиана,  привязанного ремнями к  деревянной рукоятке.  Надежным оружием
были копья длиной в два человеческих роста.
     Уже в  первый день слабейшие открыто освобождали себя от непосильного
груза,  складывая ненужное  в  приметных местах.  В  середине третьего дня
войско было остановлено в  лесу,  за которым скрывался враг,  обреченный в
добычу.  Вожди знали дорогу,  вели лазутчики: в них превращались торговцы,
знатоки расстояний и тропинок,  причудливой сетью покрывавших всю землю от
неприступных гор и до берега Океана.
     Отдых был необходим.  Все переутомились.  Обремененные оружием,  люди
были не в  силах нести на себе много пищи.  И  хотя каждый получил столько
же,  сколько все,  у  многих запасы кончились еще вчера.  Так было обычно.
Привыкли  к   тому,   что  не  приходится  требовать  многого.   Кажущаяся
беспечность была результатом слабости.  Однако же неудача грозила тем, что
иные не найдут сил, чтобы вернуться.
     Медленно продираясь в колючем подлеске, люди шумели по необходимости,
чтобы спугнуть ядовитых гадин, владеющих лесом. Для безопасности расчищали
полянки  от  травы  и  устраивались  на  долгий  отдых.   Нападенье  будет
произведено в конце ночи, как везде и всегда.
     В   общем  беспорядке  был  свой  порядок.   Город-дом  образовывался
единством трех  родов,  из  которых каждый,  однако,  имел  свою  храмовую
пирамиду и своего вождя, звавшегося Старшим Братом - ахкакаутином. Уэмаку,
Главе Мужчин, подчинялись все три ахкакаутина.
     Вожди совершили свое.  Бог  войн  Хуитцилопокхутли -  Владыка Ночи  -
задобрен обещаньем жертв. Войско приведено в нужное место и вовремя.
     Привычка жить вместе в  громадах домов,  слитых из комнат без дверей,
служивших отдельным жилищем для мужа, жены и детей, привычка совершать все
на глазах у всех, привычка считать своим лишь несколько вещей из домашнего
обихода и одежды -  все об®единяло мужчин,  нынешних воинов. Они сбивались
кучками, как жили, считаясь ближним и дальним родством крови, шли вместе -
три-четыре десятка,  -  вместе устроились на отдых. Но те, у кого осталась
пища,  не  думали делиться с  тем,  кто  сам себя обездолил.  Дележ был бы
вопиющей несправедливостью: каждый получил свое на время похода.
     Уэмак и  Старшие Братья расположились в тылу войска.  Захват вождя не
просто означает победу.  Потеряв вождя,  войско разбегается:  Бог  и  боги
покинули его.  Охрана разместилась тут же как придется. Приблизительно две
сотни. Как и всегда, строй не существовал, и никто не думал счесть людей и
указать им какое-то место.
     Тезоатл   наблюдал,   как   рабы   услуживали  Уэмаку:   вожди   были
единственными,  кто не был обязан сам нести оружие и припасы.  Тезоатл был
почти сыт.  Он сумел сохранить две маисовые лепешки для последней трапезы.
Это не мешало ему с жадностью следить, как насыщались старшие. У него были
свои  счеты  с  Уэмаком.  Глава  Мужчин  четыре года  тому  назад  наказал
Тезоатла.  За  леность и  непослушание.  Как будто бы  только один Тезоатл
"забыл" копье и меч на обратном пути от Теско,  от того самого города,  на
который нападут завтра. Тогда, четыре года тому назад, поход был неудачен.
Был  избран более  далекий путь,  кто-то  предупредил тескуанцев.  Потеряв
преимущество внезапности, войско два дня простояло у Теско и пошло вспять,
умирая от голода.
     Тезоатл считал себя ничуть не худшим Уэмака,  в  его жилах тоже текла
кровь белых богов.  Так говорили.  Но все предание, вся власть, весь почет
издавна принадлежали только  роду  Уэмака.  Остальным же  досталась участь
быть потомственной стражей вождей. Тезоатл вспомнил слова Человека Темного
Дома:  все может измениться.  Этот вождь,  не то что Уэмак, был милостив к
Тезоатлу.  Что изменится? Ничто... Тезоатл отвернулся, чтобы не раздражать
себя зрелищем недоступного, и вскоре крепко заснул.
     Солнце шло  над вершинами леса,  наполненного спящими.  Медлительные,
как сытая змея,  неизбежные, как смерть, ползли последние часы шестого дня
осеннего месяца.  День назывался микстли,  а месяц -  тепелиуитл.  Все дни
были сосчитаны и названы.  Все месяцы и годы -  тоже.  Все было известно о
прошлом. Не было тайн и в будущем.
     Мир был стар,  стар,  так же стар,  как камни, как Океан, как пламя в
животах огнедышащих гор.
     В  начале начал бесконечно далекий и бесконечно безразличный ко всему
наивысший из  всех богов -  Солнце есть низшее его  выраженье -  по  имени
Тлоке-Науаке создал все.  Наступило первое время,  называемое Солнцем Вод.
Это  было  господство Воды,  оно  длилось  четыре  тысячи  и  восемь  лет,
закончилось великим потопом,  и люди превратились в рыб.  За ним наступило
второе время - Солнце Земли. Оно истекло через четыре тысячи и десять лет.
Земля  тогда  скорчилась  от  землетрясений.  Гигантских  людей  поглотили
трещины и пропасти. Наступило третье время - Солнце Ветра. Оно завершилось
ураганами  невиданной силы.  Немногие  люди  из  оставшихся в  живых  были
превращены в обезьян.
     Ныне  длится  четвертое время  -  Солнце Огня.  Оно  закончится через
тысячу лет от  сегодня.  Через тысячу лет Великий Огонь сожжет всех людей.
Так будет,  это не подлежит сомненью.  Трижды погибали люди, переобременив
собой землю, погибнут в четвертый.
     Через тысячу лет!  От живущих сегодня великий пожар удален на десятки
поколений.  К чему бояться событий,  которые совершатся тогда,  когда даже
кости мои исчезнут без следа!  Тезоатл хотел жить так,  как жили до  него,
как будут жить после него.  Человек Темного Дома сказал:  "Я  позабочусь о
тебе, если ты будешь послушным".
     Смерть держит каждого в невидимых, неощутимых об®ятиях. Легкое сжатие
- и  тебя нет.  Тезоатл,  как все,  свыкся с  видом смерти,  с кровью,  со
священным насилием над жертвой с той минуты, когда его глаза открылись для
жизни. Быть, как все. Не бояться смерти - ее не боится никто.
     Исчислив по  звездам начало  второй  половины ночи,  вожди  разбудили
воинов своей охраны. Охрана разбрелась по лесу, будя остальных.
     Надевали длинные рубахи,  толсто  простеганные хлопком и  пропитанные
солью.  Эта  жесткая и  прочная одежда хорошо защищала тело  не  только от
уколов  стрел,   но  и  от  ударов  мечей  и  копий.  Головы  прикрывались
причудливыми и устрашающими шлемами в виде голов ягуаров,  красных волков,
медведей,  орлов  или  фантастических животных.  Деревянные каркасы шлемов
были  обтянуты звериной шкурой или  змеиной кожей.  Лица людей смотрели из
разинутых пастей,  будто  готовые скрыться в  глотке  чудовища.  Маленькие
круглые щиты, украшенные перьями, довершали защиту.
     Накапливаясь  в  кромешной  тьме  леса,  с  трудом  пробираясь  через
заросли, воины выбрались на опушку. Едва серело. Утренняя звезда мерцала и
струилась зелеными  лучами.  Вися  в  глубине  седлистого ущелья,  владыка
последнего часа ночи одноглазо взирал на  спящий мир.  Две острые вершинки
по бокам звезды казались крыльями вампира.
     Войско-толпа  наползало на  обреченный город  Теско.  Шли  по  полям,
покрытым   плодородным  илом,   который   в   период   дождей   приносился
благодетельными потоками. Маис был убран. Коленчатые стебли, освобожденные
от обильных плодов, дрябло хрустели под ногами.
     Оросительные канавы,  как  обычно,  запущенные после  уборки  урожая,
смердели  гнилью.  Заросшие  водолюбивыми  травами,  канавы  местами  были
засыпаны,  чтобы  сделать переходы для  переноса урожая.  Между  земляными
мостиками образовались узкие болотца, кишащие личинками и гадами.
     Светало  с   быстротой,   которая  удивила  бы  жителя  севера.   Все
заторопились.  На  земляных  перемычках  теснились.  Крайних  сталкивали в
мутную  воду.  Змеи  чертили темную  поверхность,  высоко поднимая плоские
головы и  сразу пряча их.  Заросли водяных трав  раздвигались под  напором
толстых тел перепуганных обладателей яда.
     Под®ем от полей на террасу, где стоял Теско, преодолели бегом. Скорее
к  стенам города,  которые были  также  и  задними стенами жилищ.  Грозная
издали,  вблизи  преграда не  была  неодолимой.  Во  многих  местах стены,
сложенные из сырого кирпича,  выкрошились,  образуя подобие лестниц. Узкие
тропы-дороги,  служившие людям,  не  имевшим повозок или вьючных животных,
заканчивались у стен не слишком надежными дверями.
     Теско легко защитился четыре года тому назад, но сейчас город проспал
свою жизнь и  свободу.  В десятках мест нападающие залезли на крыши,  было
выломано много  дверей,  и  чаланское войско  наводняло Теско,  когда  его
жители очнулись.  Они  выскакивали без  оружия,  почти неодетые или совсем
голые. Нападавшие в своих разнообразнейших боевых одеждах резко отличались
от жителей Теско.
     Наслаждаясь властью вооруженного над безоружным,  Тезоатл размахнулся
мечом. Острые камни разорвали спину старухи, которая с воплем выскочила из
ниши.  Опьяненный удачей,  Тезоатл перепрыгнул через бьющееся тело. Откуда
она выскочила?  Пригнувшись,  Тезоатл ворвался в  темную комнату.  Темнота
испугала  воина  и  охладила порыв.  Прижавшись спиной  к  стене,  Тезоатл
закрылся круглым щитом.  Защищаясь,  он  вслепую махал  мечом перед собой,
пока его  глаза не  привыкли к  полутьме.  В  дальнем углу из-под травяных
циновок торчали ноги.
     - Выходи,  или убью! - приказал Тезоатл. Он устал и вряд ли мог найти
силы  для  настоящего удара.  Из-под  циновок  робко  вылезли побежденные.
Четверо!
     Тезоатл связал руки и  ноги побежденных крепкими веревками из  агавы.
Мужчина,  женщина, двое подростков отдались, как тела, уже лишенные жизни.
Пленники. Победа! Теперь нужно поискать другую добычу.
     Такой  же  легкой победой закончилась война для  первых ворвавшихся в
Теско.  Задние спешили выше, карабкаясь по ступеням крыш. Каждый обыскивал
темные комнатки,  каждый искал,  искал,  и  движение замедлилось.  Верхние
кварталы Теско,  устроенные на  горных террасах,  еще  не  были захвачены.
Жившие там и успевшие бежать снизу начали оказывать сопротивление.  Склады
оружия -  дома стрел,  находившиеся близ площади с храмом Теско,  снабдили
жителей.   Крики  нападающих  и   крики  жертв  сливались  в  безобразный,
невообразимый шум.
     Уэмак и родовые вожди -  ахкакаутины - через торговцев разведали силу
Теско  и  могли  взвесить способность тескуанцев к  сопротивлению.  Войско
Чалана   пользовалось   великими   преимуществами  внезапного   нападения.
Дальнейшее не  зависело от  вождей.  Целью  войны  был  захват пленников и
грабеж  побежденных.   Однако  еще   никто   не   умел   сначала  подавить
сопротивление, а потом пользоваться победой.
     Нижняя часть  города Теско была  захвачена.  Все,  кто  успел бежать,
кишели,  кричали,  метались наверху,  на последних ступенях,  образованных
крышами  домов,  на  площади,  в  середине  которой  поднималась пирамида,
похожая на пирамиды Чалана.
     На  плоской  вершине  пирамиды,  увенчанной  храмом,  жрецы  пытались
вызвать чудо.  Для этого следовало умилостивить богов.  На каменном алтаре
поспешно  растягивалась жертва,  привычные руки  разрывали каменным  ножом
грудь.  Облитый кровью жрец спешил в святилище,  чтобы сжечь перед образом
Бога драгоценный кусок мяса. И следующая жертва ждала своей участи.
     Угождай богам,  чтобы тебе было хорошо.  Корми богов. Они едят сердца
людей,  а  тела оставляют верным.  Несчастье и  смерть ждут повсюду -  как
змеи,  свернувшиеся в траве,  невидимые и настороженные,  подобно западне,
подобно натянутой тетиве лука.  На случайное, безвредное прикосновенье они
отвечают убийственным укусом. Священная скульптура повсюду изображала змею
- выражение божественной силы, беспощадной, неумолимой. Так было всегда, и
каждый  привык,  и  каждый  не  замечал,  не  понимал всеоб®емлющей власти
страха.
     Но  к  голоду  тела  нельзя привыкнуть.  Нельзя научиться не  слышать
беспокойного зова  желудка.  Правду легко обманывают хитросплетеньем слов,
тело не слушает убеждений.
     Благословенный маис был  так же  бессилен,  как бессильна среди богов
его скромная богиня, похожая на смертную женщину.
     Мяса,  мяса и мяса - это требование могло бы оказаться сильнее страха
перед Богом, но сам Бог способствовал его удовлетворению.
     В  сломленном Теско  перед  богами  города  поспешно  сжигали  сердца
растерзанных жертв. Тянуло горелым мясом, и этот запах пьянил сильнее, чем
перебродивший сок  агавы.  Тянуло также и  вареным мясом.  Тела  жертв Бог
даровал  верным.  И  тескуанцы спешили насытиться,  прежде  чем  сами  они
сделаются жертвами и пищей.
     Тезоатл с проснувшейся яростью затянул узы своих пленников и метнулся
вверх,  на приступ и к трапезе.  Бежали другие. Теснясь, спеша, нападающие
цеплялись за  выступы в  стенках.  Забивали узкие  лестницы.  Мешали  один
другому, но в общем порыве рвались наверх: пора кончать.
     Еще усилие.  И  еще.  Само Солнце спешило.  С начала приступа истекли
мгновенья,  но Солнце вознеслось высоко-высоко, и палящий жар изливался на
бойню.
     Выше,   выше.   Кто-то   из  дорвавшихся  первым  падал  под  ударами
защитников.   Удары  были   неверны,   оружие  падало  из   рук.   Попытка
сопротивления не могла остановить порыва нападающих.
     Отогнав  защитников,  победители овладели  котлами.  Дележ  произошел
мгновенно.  Мясо  поглощали  с  жадностью  голодающих.  Обгладывали кости,
дробили их, рылись в черепах, выскребая мозг.
     Несмотря на  высеченные в  плитах стоки,  верх  храмовой пирамиды был
залит свежей кровью.  Святилище богов Теско открывалось узкой нишей двери.
Внутри было темно.  Из темноты вырывались пронзительные взвизги,  молитвы,
крики.  Священнослужители гневно упрекали богов.  Разве мало  было  жертв!
Разве вся жизнь народа не обременена обрядами, как спина раба!
     Темны пути людей.  Непроницаемы изгибы человеческой воли, и непонятны
причины возникновения ненависти и любви.  Как же судить о намерениях Бога?
Кто поймет, что делается в таинственном бытии высших сил!
     Солнце сушило храмовую площадку,  и  свежая кровь  смердела вместе со
старой кровью.  Затащив наверх лестницы, десятка два победителей забрались
на  плоскую крышу.  Трудно было начало.  Затем вслед за  первой сброшенной
плитой   кровли   разрушение  пошло   легко.   Кровля  рушилась,   обнажая
прокопченные  дочерна   балки.   Умолкли   призывы   побежденных   жрецов.
Внутренность храма осветилась.
     Открылось тайное, но зримое, так как оно было создано рукой человека.
Чудовищные изображения,  безразлично покоряясь насилию, выставляли напоказ
черты, полные значения.
     Мать  богов  Коатликуэ стояла  на  толстых  ногах  с  когтями  вместо
пальцев.  Прижав локти  к  бокам,  она  раскрывала перед сморщенной грудью
громадные лапы.  А на зобастой шее была не голова,  а курносый череп: мать
богов была также Богиней Земли, то есть и Смертью.
     Койолшауки,  сестра Бога войн,  была изображена стоя,  но мертвой.  С
закрытыми глазами на толстом, отекшем лице, с обвисшей нижней губой. А сам
Бог  войн  обладал двумя  лицами -  в  устрашающей смеси  черт  человека и
ягуара, - окруженными лучами: каждый луч был стрелой.
     Рядом с ними толпились другие, сидя, стоя, согнувшись. На стенах были
высечены рисунки из жизни богов и  людей,  покровителями которых они были.
Жертвоприношения,  победы,  жатва маиса,  и  еще жертвоприношения,  и  еще
победы.  Ярко  раскрашенные  изображения  были  понятны  своим,  кто  умел
находить глубокий смысл в устоявшихся символах.  Но чужой взгляд увидел бы
только изощрение ужаса перед бытием и страх творца перед своим твореньем.
     Это  были не  более чем видимые атрибуты невидимого.  Но  в  них -  и
желание служить высшему, чем сам человек, и его жалкая судьба. Ступени, по
которым поднималась мольба человека о милости,  о добре.  Милость к одному
значила немилость к  другому,  и добро для первого было гибелью,  злом для
второго.
     Священные изображения в  Теско  были  очень  похожи на  изображения в
Чалане.  Почти  двойники.  Через них  -  посредников -  желания тескуанцев
возносились к  тем  же  богам,  к  которым  обращались чаланцы.  Святилище
побежденных  подлежало  уничтожению.   Это   было  не   святотатство,   но
расчетливое действие победителя.
     Рушились стены.  Преодолевая мертвое сопротивление камня,  в  проломы
выталкивали статуи. Еще усилие, еще. Кренясь, боги падали, дробя ступени и
разбиваясь  сами.  Торжествующие крики  победителей,  сливаясь  с  воплями
побежденных, поднимались и падали, как океанский прибой.
     Потом пришла очередь, другой святыни. В глубоком бассейне с отвесными
стенами  жили  ядовитые змеи.  Откармливаемые внутренностями жертв,  живые
посредницы между  человеком и  вечностью благоденствовали в  сытом  покое.
Почти  бессмертные,  здесь  они,  год  за  годом  сбрасывая старую  шкуру,
вырастали  до  невиданных размеров.  Иногда  между  ними  возникали ссоры.
Происходили битвы,  толстые тела  пестрились кровью.  Жрецы  проникновенно
толковали смысл пророческих сражений.  В  них бывали отступления и победы,
но почти никогда смерть не вмешивалась в змеиные войны: наглядно доказывая
свое преимущество над людьми, эти бойцы не умирали от яда подобных себе.
     Никто не решился бы спуститься вниз.  Чаланцы избивали священных змей
камнями. Затем развели рядом костры и сбросили вниз рдеющие массы угля.
     Так была завершена победа над