не
прикрывал пряжку пояса безопасности на животе. И мы  благодарно  подумали,
что вот, пояс он сохранил и, конечно, не ради себя, ради нас. Вася пожевал
губами:
   - Не могу я уйти. Их без меня с®едят.
   - Не с®едят, - сказал капитан, постукивая пальцами по ящичку.  -  Здесь
две кнопочки: включил и выключил. И питание на десять лет. Кто здесь самый
умный? Впрочем, зови сюда  всех,  пусть  это  будет  общим  достоянием.  И
переведи им то, что я скажу.
   Вася долго рассматривал  ящичек,  похоже,  он  действительно  не  хотел
уходить. Но, подчинившись дисциплине, пробурчал что-то негромко, и  тотчас
вокруг нас столпилось все племя.
   - Люди! - Капитану не пришлось становиться  на  камень,  он  на  голову
возвышался над толпой. - Вася покидает  вас.  -  И,  перекрывая  горестные
вопли, он закричал: - Но вас не с®едят! Мы оставляем вам  Васин  голос.  -
Капитан поднял над головой ящичек. - Когда станет темно или вас преследует
зверь, надо ткнуть пальцем сюда!
   Капитан нажал кнопку, и поляну сотряс  жуткий  вой  и  рык.  Карчикалой
подпрыгнул как  ужаленный  и  длинными  прыжками  сбежал,  мы  пригнулись.
Нимзияне слушали этот звук, как дитя колыбельную, неумело улыбаясь.
   - Что это? - Бледность на Васином  лице  проступала  сквозь  бороду.  -
Откуда этот ужас?
   - Это, Вася, твое храпение во сне.  Мы  записали  еще  на  корабле.  То
самое, которым ты здесь хищников по ночам разгоняешь. Без усилителя.
   - Не может быть... А как же вы?
   - У тебя каюта с  тройной  звукоизоляцией,  мы  практически  ничего  не
слышим. Ну ладно, Вася, ладно. Нимзияне тебя не только за это любят.
   - Ну да, - вмешался космофизик. - Любят  всегда  ни  за  что  и  не  по
заслугам. Иначе что это за любовь.
   - Давай прощайся.
   - Чего там. - Вася был дико удручен. Он постоял  с  опущенной  головой,
потом махнул рукой, поглядел на нимзиян,  столпившихся  вокруг  ящичка,  и
негромко сказал: - Рейвали клянс - в смысле, прощайте.
   Мы сделали круг над становищем, и, когда были уже в километре от  него,
до нас снизу донесся вой карчикалоя, который потом был перекрыт  храпением
Васи. Нимзияне развлекались.



        ЗАКОН РАВНОВЕСИЯ

   Мы привыкли собираться у меня. Может  быть,  потому,  что  Клемма,  мой
домовый кибер, без устали наводит чистоту и уют  в  квартире.  А  уют  все
любят: и теорианский кот, и капитан, и сам Вася. А этот вечер был осенний,
с запланированным моросящим дождем, и кот тихонько пел  в  два  голоса,  и
Вася щурился на пламя камина, и моя умная Клемма приглушила светильники.
   - Если говорить об искусстве, то я предпочитаю ваяние, - сказал Вася. -
Живописец - он хоть расшибись,  а  из  плоскости  выйти  не  может.  Об®ем
передает только скульптура. Вообще, члены  нашего  экипажа  -  благодатный
материал для скульптора. В Жмеринке  на  территории  школы  космопроходцев
отличная скульптура Льва, ну где он бронзовый, десятиметровый и с гитарой.
   - Что это ты обо мне говоришь, будто я уже помер? - сказал Лев. - А  я,
чтоб ты знал, жив!
   Нам было ясно, к чему в конце концов Вася сведет  разговор,  но  как-то
было лень вмешиваться, пусть, думаем, доскажет. Вася повернулся ко мне:
   - И ты тоже хорош, приятно смотреть. В позе роденовского "Мыслителя", в
одной руке чья-то голова с обнаженным мозгом, в другой - скальпель,  а  ты
этак  задумчиво  скальпелем  в  мозг  тычешь.  А  у  левой  ноги   учебник
нейрохирурга-любителя. Мне нравится, хотя фигура несколько статична. Жаль,
что цвет и фактуру волос не передает. - Это он  подпустил  шпильку  в  мой
адрес.
   Ну все, думаем мы, сейчас Вася перейдет к динамике и на  том  иссякнет.
Вася продолжал:
   - Будем справедливы. Хоть  и  не  совсем  скромно  говорить,  но  самая
динамичная из всех виденных мной скульптур - это та, на Теоре. Я там, если
помните, стою у ворот в бутсах и футболке со скрещенными на груди руками и
отведенной для удара головой.
   Васе было чем гордиться: удар головой от своих  ворот  через  все  поле
увенчался победным голом. Аборигены на Теоре о Васе слагали саги.
   - Мы помним, Вася, - ласково сказал капитан. - Мы все помним. И как  ты
спас нас на Сирене, и как достойно вел себя на Эколе. И что,  несмотря  на
спелеологические увлечения, собрал наиболее впечатляющий материал  о  быте
туземцев на Нимзе. Но что касается Афсати, то, конечно...
   - А что Афсати? - Наш коренастый Вася обиделся. - На Афсати  не  только
меня сбили с толку эти совпадения. Хотя я  согласен:  то,  что  для  Льва,
скажем, простительно, то для меня  недопустимо.  Но  я  хотя  бы  не  стал
загадкой природы. - Он покосился на мою  шевелюру.  -  Было  бы  негуманно
пред®являть к вам такие же требования, какие я пред®являю к самому себе...


   Действительно, планета Афсати поначалу не предвещала никаких сюрпризов.
Человека здесь мы не обнаружили, а были леса, в которых  еще  ни  разу  не
раздавался топор дровосека,  обремененного  большой  семьей.  Разноцветные
леса были густы и вездесущи, и мы были вынуждены устраивать наш лагерь  на
склоне потухшего вулкана. Рядом, у  его  подножия,  плескалось  безбрежное
пресное озеро с редкими скалистыми островами. Сверху  оно  казалось  почти
круглым. Человеку, ежели он куда-то уходит, надо  куда-то  вернуться.  Для
этого и базу вокруг катера мы соорудили.  А  устроившись,  разбрелись  кто
куда для предварительной разведки окрестностей. Мы полагали - дня на  три.
В лагере дежурил на связи я, да под задержались капитан и Лев Матюшин.
   Но уже к полудню Вася затребовал дисколет, и мы  полетели  за  ним.  Он
ждал нас на берегу озера с исказившимся лицом.
   - Взгляните, что я наделал!
   Зверь лежал снежным холмиком на опушке  леса:  белый  мех  с  муаровыми
разводами.
   - Это я его убил.  Заряд  джефердара  был  рассчитан  на  десять  минут
обездвиживания,  и  сначала  он  стоял  как  положено.  Я  снял  его.  Вот
голограммы, смотрите. - Вася протянул кассету,  рука  его  дрожала.  -  Он
стоял, стоял... А потом вдруг упал и перестал дышать... Я  -  в  лагерь  -
надо проверить все джефердары... Я этого себе никогда не прощу!
   Мы удрученно молчали. Джефердар был абсолютно безопасен. Это не оружие,
это прибор для обездвиживания - одним и тем же зарядом  обездвиживается  и
мышь, и динозавр.  Мощность  заряда  влияет  только  на  продолжительность
обездвиживания. Применение джефердара ни в одном случае не  имело  вредных
последствий, а уж летальных тем  более.  Вы  знаете,  этические  нормы  не
позволяют землянину убивать... и Вася был в сильнейшем эмоциональном шоке.
Законы этики он всосал с молоком матери.  Нам  стало  не  по  себе.  После
длинной паузы капитан сказал:
   - Зверя мы забираем в лагерь. Ты, Вася, иди на  дисколет,  мы  погрузим
без тебя. И не забудь джефердар.
   Джефердар торчал в развилке, длинный шнур  тянулся  от  его  спускового
крючка. Мы перестали смотреть на зверя, мы уставились на Васю.
   - Ну да. - Вася сделал  попытку  улыбнуться.  -  Видите,  жив  остался.
Только рука затекла, я, дернув шнур, не успел  ее  опустить  и  целый  час
стоял с протянутой рукой. Кстати, импульс не лишает сознания... Да. А  вот
хочешь убежать и не  можешь.  Жуткое  состояние  для  зверя,  которого  мы
изучать взялись. Не знаю, как вы, а я  впредь  палить  в  кого  ни  попадя
поостерегусь.
   Вот таков наш Вася. Богатырь не  только  физически.  Он  и  нравственно
недостижим. По нему даже равняться не стоит,  не  получится.  А  ведь  это
мысль, хотя и не новая: все проверять на себе. И новое лекарство -  зарази
себя и вылечи. И правило для судьи -  отсиди  пару  лет  в  тюряге,  потом
других сажай. Узнай на себе, каково это - драпать  на  исходе  дыхания  по
степи ночью от машины в свете фар, может, не станешь за сайгаком и  зайцем
гоняться.  Я  нейрохирург-любитель  и,  увы,  не  могу  сам  себе  сделать
трепанацию черепа, а то бы, конечно, не преминул.
   Васю и зверя мы доставили в лагерь. Зверь действительно не дышал и  был
холодный. Мне  как  биологу  пришлось  анатомировать  его.  Природа  любит
многообразие форм, сравните  кошку  и  пчелу,  ничего  похожего.  Но  она,
природа, экономна по  сути  своей  и  однажды  найденное  удачное  решение
использует несчетное число раз.  Я  это  к  тому,  что  и  корова,  и  хек
серебристый имеют кишки, глаза, ливер и мозги, хотя бывают  и  исключения,
недалеко ходить.
   Инопланетный зверь имел все, что зверю положено. Жвачное животное, но с
одним желудком. Удивило мощное сердце и  клыки  -  как  у  хищника.  Мышцы
странно пластичные, тягучие, что ли. Причину смерти я установить не  смог.
Внутренних кровоизлияний не  обнаружил,  следовательно,  ни  инфаркта,  ни
инсульта у зверя  не  было.  Когда  я  доложил  результаты  вскрытия,  все
задумались.
   - Значит, не от испуга? - сказал Лев, почесав затылок, и  стал  утешать
Васю, он его всегда утешает. -  А  может,  этому  зверю  всего  час  жизни
оставался, может, он с минуты на минуту должен был умереть от старости.  А
тут ты со своим джефердаром.
   - Так что? - спросил капитан. - Зверь инопланетный, а анатомия, значит,
земная?
   - Не совсем, - сказал  я.  -  Есть  и  отличия.  Вдоль  хребта  тянется
странное образование, мне не ясны его функции, но, судя по тому,  что  оно
сплошь пронизано нервами, без него  организму  не  обойтись.  И  еще.  Вся
поверхность шкуры покрыта порами. Я было подумал, что это  выходы  потовых
желез, но отказался от этой мысли: не могут потовые каналы  иметь  диаметр
чуть ли не миллиметр. У него, если так можно сказать,  ситоподобная  шкура
на тончайшей сплошной подложке. Правда, под мехом дырки не видны.
   - Я ж говорю - от страха, иначе с чего б мелкодырчатая?
   Вася усматривал связь между страхом и дырками в шкуре,  мы  -  нет.  Мы
сильно задумались, но ничего вразумительного придумать не смогли. Наш опыт
показывал,  что,  несмотря  на  многочисленные  общие  с   земными   черты
инопланетного зверья, ну там наличие  голов,  зубов,  скелета,  хвостов  и
прочего,  всего  не  перечислить,  всегда  имелись  какие-то  особенности.
Зачастую  они  ставили  нас  в  тупик,  и  мы  улетали,  оставляя  загадки
неразгаданными. Думать, что зверь дышал шкурой, не приходилось, слишком уж
могучие легкие были у него. Так чего ж он,  голубчик,  откинул  копыта,  с
какой причины? Эту загадку разгадать мы были обязаны, хотя бы из-за Васи.
   Следовало  продолжить  наблюдения  и  по  возможности  не  пользоваться
джефердаром. Во-первых, мы решили построить вольер для не слишком  крупных
жвачных и, во-вторых,  подвесить  с  десяток  летяг.  Это  такое  надувное
устройство с моторчиком и аппаратурой. Летяга на небольшой высоте  следует
за об®ектом наблюдения, как привязанная и все записывает,  а  кроме  того,
все, что видит и слышит,  транслирует  на  пульт  управления-наблюдения  в
лагерь. Мы разбрелись в окрестностях лагеря в поисках животных,  пригодных
для отлова и для наблюдения летягой.
   Вася, мрачный, как Мамай на поле  Куликовом,  ушел,  не  взяв  с  собой
джефердара. Капитан закрыл глаза на это нарушение, но  зато  подвесил  над
ним летягу. За все годы космических скитаний  мы  не  потеряли  ни  одного
человека и не собирались терять...


   Каменистые отроги гор спускались к озеру, образуя  ущелья.  Речки-ручьи
вытекали из ущелий. По песчаному неглубокому устью такой речки бродил Вася
Рамодин, разглядывая животных, собравшихся на водопой. Здесь, на пляже, им
было удобней, чем в каменной теснине,  где  речка  бурлила  в  недоступной
глубине ущелья.
   Васе приглянулось нечто ушастое и глазастое: ростом Васе  по  пояс,  на
тонких ножках и вдобавок с симпатичным детенышем. Не  знаю,  правильно  ли
это, но при контактах  с  инопланетными  животными  мы  в  первую  очередь
руководствовались критериями земной эстетики. Сколько  ни  твердили  себе,
что красивое - по нашим меркам -  это  не  обязательно  хорошее  на  чужой
планете, но одолеть Тишкин синдром не могли... Не один Вася  положил  глаз
на симпатичного жвачного ушастика, на него опасно щурился хищник.  Той  же
расцветки, что и ушастики, то есть зеленый в черную  полоску  -  под  цвет
зарослей, из которых выполз на брюхе. Зверь, нервно скалясь,  бил  хвостом
по песку и уже собирался прыгнуть на детеныша. Но  здесь  был  Вася.  Вася
трахнул его каменюкой между глаз. Хищник лег на бок, в голове у  него  все
перемешалось, он потерял вкус к жизни и забыл, зачем сюда пришел.
   Вася   нагнулся   над   поверженным   хищником,    давая    возможность
вмонтированной в скафандр электронике зафиксировать  облик  зверя  крупным
планом. Зеленый  и  полосатый  привстал  на  неверные  лапы,  помутневшими
глазами посмотрел на Васю и бросился в озеро.
   Наш Вася был настолько потрясен, что чуть не рехнулся, - это уже вторая
смерть на его совести. Он поднял руки кверху и возопил:
   - За что караешь, Господи?!
   Мы забрали с пляжа близкого к нервному срыву Васю. Он что-то мычал  всю
дорогу и изредка тряс головой.
   - Это он на меня обиделся, - пробормотал Вася, выходя из вездехода. - Я
нехорошо обошелся с этим  зебрером.  Нельзя  так.  Видать,  у  него  очень
ранимая психика, тонкая нервная организация.
   - Ты это брось! - грубо сказал я. - Нет у него никакой психики. У  него
одна мысль, кого б задрать на обед. А  если  ты  кого-то  ешь,  но  и  сам
внутренне готов к тому, что  тебя  с®едят.  Не  знаю,  с  какой  стати  он
утопился, но уверен, с тобой это не связано.
   Капитан протянул стакан с соком черничного арбуза и разжал пальцы. Вася
взглядом остановил падение стакана. Капитан улыбнулся:
   - Тебя никто не винит, ты вел себя как надо. Пусть они  там  едят  кого
хотят, но не при нас. У тебя не было  выбора  -  или  отдать  на  с®едение
чужого дитятю, или вступиться за него, Вася!
   В некоторых случаях имя "Вася" звучало у капитана примерно так же,  как
последнее слово в предложении: "Ваша кошка проглотила заводную  мышь,  она
больше не будет царапать мебель, сэр".
   - Можно было хворостиной отогнать, а я сразу булыжником в переносицу.
   - Какой хворостиной, где ты хворостину нашел? У этого, как  ты  сказал,
зебрера шестьдесят зубов, из них восемь клыков с твою ладонь длиной, в нем
росту метр двадцать, в нем три метра длины - и это без хвоста!  Да  он  бы
тебя в бублик свернул - и без  дырочки.  Короче,  ремонтник  Рамодин,  без
джефердара  из  лагеря  выходить  запрещаю.  И  летягу  придется  терпеть.
Хворостиной... кишка тонка.
   Вася всхлипнул и ушел к себе в каюту с тройной  звукоизоляцией,  откуда
не показывался сутки. Лев сказал, что он там переживал в одиночестве, а  я
так думаю, спал. Иначе он выходил бы к  обеду:  Вася  любил  радовать  нас
своим аппетитом.
   Вася ушел, а мы стали раскидывать мозгами. Капитан высказал мнение, что
мы  уже  своим  присутствием  вносим  новый  биотический  фактор  в  жизнь
животных, с которыми соприкасаемся, и  этот  фактор  может  иметь  роковое
влияние.  Я  заметил,  что  устойчивость  биоценоза  весьма  велика  и  на
случайные помехи он практически не реагирует. Капитан на это  сказал:  но,
но, а ежели землетрясение, разве не случайный фактор? Тут капитан смутился
и признал, что равнять нашего Васю по силе воздействия с землетрясением не
совсем корректно.
   - Разве с небольшим, - сказал Лев, выручая капитана.


   Третьего дня я пригнал в вольеру округлое животное вроде черепахи, но с
мягким пушистым панцирем. Я с  ним  долго  возился,  подталкивая  сзади  в
нужную сторону, оно не сопротивлялось, но и не  спешило.  Белые  пятна  на
красноватой шерсти подсказали название - божья коровка. В конце концов  мы
с  космофизиком,  взявшись  за  края,  понесли  ее  на  себе.  Эта   тварь
меланхолично поглядывала на  нас,  расслабленно  свесив  лапы  с  толстыми
плоскими ногтями. В вольере мы поставили  ее  в  углу,  принесли  травы  и
убедились, что шоковое по сути событие - ну как же,  тебя  куда-то  тащат,
толкают в зад - не повлияло на аппетит.
   Неплохо чувствовал себя в неволе  и  бугорчатый  арнольд.  Он  до  пупа
закопался в почву и очень напоминал поясной намогильный памятник.  Питался
зверь насекомыми, которые  сами  во  множестве  садились  ему  на  сладкие
душистые усы.
   Нелегко было  из  множества  прыгающих,  бегающих,  вообще,  суетящихся
вблизи лагеря животных выбрать наиболее уравновешенных по  темпераменту  и
подходящих по габаритам для нашей вольеры.  Божья  коровка,  флегматик  по
натуре, подошла вполне, интересовалась она едой и  питьем,  а  этого  было
вдоволь. Бугорчатый арнольд за трое суток с места не сдвинулся и,  похоже,
благоденствовал. Прижился сумчатый твашенька. Только  в  сумках  по  бокам
носил он не детенышей, а продукты. Ту еду, что мы ему давали, тваша  сушил
на бугорке и складывал в  сумки.  В  вольере  мы  соорудили  что-то  вроде
пластиковой  ванны,  маленького  бассейна  с  низкими  бортами,  твашенька
размачивал в воде ржаные сухари, которые предпочитал всякой  другой  пище.
Был еще мырда-губошлеп, но о нем и сказать-то нечего.
   Хищников мы не брали, ибо не хотели строить вторую вольеру. Лень  было.
А лень - явление настолько естественное и распространенное, что не требует
оправданий. Лентяй делает только самое необходимое и ничего лишнего, жизнь
его   отличается   отсутствием   суеты.    Лентяю    присуща    внутренняя
удовлетворенность,  он   сознает,   что,   оставив   что-то   несделанным,
способствует уменьшению энтропии. Он живет в ладу с самим собой.  Возьмем,
например, кота... Впрочем, я  отвлекся.  Лентяй  живет  сам  и  дает  жить
другим, не затрудняя  их  работой.  Лентяй  всегда  ищет  и  находит  пути
экономии времени и сил. Идеальный начальник - это ленивый начальник, хотя,
конечно, еще лучше начальник отсутствующий. Естественно, к нашему капитану
это не относится. Мы принимаем его, когда он здесь и когда отсюда ушел.


   Если говорить о красоте, то болонка, конечно, смотрится  лучше.  У  нее
нет надглазных роговых щитков, узких ноздрей  под  ушами,  у  болонки  нет
колючек и ее можно гладить в любую сторону,  а  карчикалоя  только  вдоль.
Болонка субтильна от природы, от карчикалоя  субтильностью  и  не  пахнет.
Ежели болонка скалится - народу смешно. Если  скалится  карчикалой,  людям
становится грустно, а некоторые начинают плакать. У болонки углы сглажены,
чего не скажешь о карчикалое. При  радикулите  чисто  выстиранную  болонку
полезно  на  ночь  прибинтовать  к  пояснице,  а  попробуйте  прибинтовать
карчикалоя.
   Зачем, спрашивается, мне понадобились эти идиотские противопоставления?
Дело в том, что внешность этого зверя  неописуема  и,  говоря  о  нем,  от
чего-то надо отталкиваться. Ну а болонку я здесь  присобачил  потому,  что
карчикалой в глубине своей является добрейшей  души  псом.  Привязчивым  и
нежным. Видели бы вы, как он замирает  под  ладонью  капитана,  когда  тот
поглаживает ему гланды. Предчувствуя наш скорый отлет с Нимзы,  карчикалой
так убивался  и  горевал,  что  мы  поняли:  разлуку  с  капитаном  он  не
переживет. И тогда мы всем экипажем собрались тайком от капитана и  решили
взять карчикалоя с собой. Не об®ест же он нас! Говяжьего  дерева  на  всех
хватит. Самое трудное было  спрятать  карчикалоя  на  корабле  так,  чтобы
капитан не обнаружил его до отлета. Зверь не очень чтобы велик, с теленка,
но таил в себе мощь носорога. Помню, капитан был  в  отлучке  с  проверкой
разведочных групп, а мы обездвижили карчикалоя, предварительно заманив его
на трап нашего катера. Потом долго кантовали его по  переходам  в  дальний
бокс, в Васину каюту, Васи не было, он пещеры изучал. Позже, когда мы, уже
на  орбите,  пристыковались  к  кораблю  и  карчикалой  впервые  возник  в
кают-компании, капитан поперхнулся обедом, и мне  пришлось  долго  стучать
кулаком по его мослатой спине.
   - Недосмотрели, - соврал от имени коллектива Лев. - Как-то  просочился,
где-то прятался. Чего уж теперь.
   Наблюдать за этим зверем - одно удовольствие. Спервоначалу в экипаже