тяй. А то как бы ваши рогоносцы  не  повредили  друг
друга. Слышите, опять дуэль затеяли.
   Леший сложил семена в карман передника, тяжело поднялся.
   - И то... пойду.  Только  не  рогоносцы  это,  Ванюшка,  сколько  можно
говорить. Единорог, самый благородный зверь из живших на земле.
   - Бадейку-то заберите, второй кочет уже кричал.
   - Сам знаю. Эх, не по специальности вы меня, чешите грудь, используете.
Ладно, пойду... А вы, Нури, видать, к нам надолго. Еще, выходит, свидимся.
   - Что значит надолго? - спросил Нури,  когда  Леший  ушел.  -  Как  это
надолго?
   - Э, сколько захотите, столько и пробудете. Вот вы тут о некорректности
методик  говорили.  Вы  что,  и  в  генетике  специалист?  Разбираетесь  в
трансцендентных мутациях?
   - Не сподобился, - хмуро буркнул Нури.
   - Не сердитесь, просто я хочу сказать, что неизвестно еще,  чьи  методы
лучше. Вы там бьетесь над восстановлением исчезнувших реальных форм, а все
равно вынуждены часто удовлетворяться похожестью, внешним  сходством.  Так
ведь? Ибо если утерян генофонд, то  воссоздать  животное  уже  невозможно.
Природа-то миллионы лет тратила. А мы... За сотню  лет  уничтожили,  а  за
десяток восстановить хотим... - Иванушка склонился над  котлом,  заработал
веслом-мешалкой.
   - Не узнаю я вас, Ваня, - задумчиво произнес Нури. - У нас там вы вроде
совсем другой были и по-другому речь вели.
   - Образ обязывает, сложившийся в детском сознании  стереотип.  Иванушка
как-никак... Хотя, с другой стороны, известен и Иван-царевич. -  Тут  речь
Иванушки потеряла стройность. Словно спохватившись, он  забормотал:  -  Не
нам судить, сами в эгоизьме  погрязли,  в  самомнении...  Нам,  наприклад,
легче, ибо мы не ведаем, что творим. Потому - люди мы простые. От этой, от
сохи, выходит.
   - И Ромуальдыч от сохи?
   Иванушка подождал, пока Нури отсмеется.
   - А что? Ромуальдыч, между прочим, обеспечивал. Он и сейчас еще  вполне
может.


   Раным-рано сидел Нури на крылечке избы, в которую его определили  жить.
Крыльцо, еще влажное от росы, выходило прямо на улицу  поселка.  Нури  уже
вымылся по пояс колодезной водой, на завтрак выпил малый ковшик драконьего
молока и вот сидел, прислушиваясь  к  новым  ощущениям.  Кровь  бежала  по
венам, и он чувствовал ее бег,  мышцы  просили  дела,  а  мысли  возникали
четкие и добрые. Еще когда  Нури  только  досматривал  предпробудный  сон,
неслышно прибежала Марфа-умелица, прибралась в горнице, задала курам корм,
что-то мыла и чистила, хлопотала и так же неслышно исчезла, ушла по  своим
делам.
   Редкие прохожие, кто проходил мимо, здоровались с Нури,  говоря:  "Утро
доброе, воспитатель Нури!" И Нури отвечал: "Воистину доброе".
   Было слышно, как на заднем дворе Свинка  -  Золотая  Щетинка  рылась  в
приготовленной для удобрения огорода навозной куче -  конечно,  в  поисках
жемчужного зерна, а что еще можно там  найти?  На  коньке  соседней  крыши
вездесущий Ворон, склонив  набок  голову,  слушал  песню  скворца.  Допев,
скворец слетел на грядку, где его ожидали дождевые черви.
   - Мастер-р! - одобрительно произнес Ворон.
   Когда люди прошли, Нури обратил внимание на пегого котенка,  что  сидел
на перильцах.
   - А кого мы сейчас  гладить  будем?  -  тонким  голосом  спросил  Нури.
Котенок спрыгнул ему на колени:
   - Меня-я.
   - Говорящий? - приятно изумился Нури.
   - Не-е-е.
   Притворяется, подумал Нури, чтоб не  приставали  с  вопросами,  а  сам,
конечно, говорящий.
   Поселок, отгороженный тыном от остальной территории, насчитывал десятка
три рубленых изб, разбросанных там и сям.  Единственная  улица  изгибалась
причудливо,  то  вползая  на  пригорки,  то  сбегая  в  низинки,  заросшие
травой-муравой и Аленькими цветиками. Протекал  через  поселок  прозрачный
ручей, но жители почему-то брали воду из  колодца  с  журавлем.  Ворота  в
ограде были широко распахнуты, и Нури видел,  как  в  них  вошел  человек,
длинный и тощий, босиком, в коротких трусах и майке. На плече он  нес  два
толстых чурбака. Усы тонкими стрелками торчали  по  обе  стороны  носатого
лица, и если бы еще эспаньолку, небольшую  такую  остренькую  бородку,  то
можно было бы принять его за Дон-Кихота.
   - Вот и дело мне. - Нури  вернул  котенка  на  прежнее  место  и  вышел
навстречу. - Позвольте, я вам помогу.  -  Он  принял  на  свое  плечо  оба
чурбака и пошел рядом. - Здравствуйте, я Нури.
   - А чего б не помочь? Старому мастеру надо помогать, а то  все  заняты,
всем не до меня... Здравствуйте, Нури. Меня зовут Гасан-игрушечник, и  моя
мастерская вот здесь. Спасибо, мы уже пришли... Нет, не сюда, кладите  под
навес, я сейчас закрашу охрой  торцы,  чтобы  не  растрескалось,  и  пусть
дерево сохнет. Сейчас, конечно, где Василиск прополз - зло порожденное,  -
там  и  сухостой,  вроде  как  пожаром  тронутый.  Мне  говорят:  бери.  А
отравленное дерево для игрушки непригодно - как такую ребенку дашь. Может,
зайдете в помещение? Я покажу вам игрушки, вы ведь любите игрушки?
   Нури любил игрушки, но  он  ждал  Иванушку  и  потому  пожелал  мастеру
приятной работы, собираясь уйти. Он обещал прийти  потом,  надолго,  чтобы
насладиться беседой и созерцанием без спешки.
   - Подождите, Нури. Взгляните хоть на это.
   Мастер держал на ладони деревянного зверя -  и  ощущение  возвращенного
детства, ощущение неповторимости  мгновения  овладело  душой  Нури.  Зверь
светло щурился, причудливо изогнув спину.  Его  лапы,  мохнатые  снизу,  с
пухлыми подушечками, опирались на растопыренные пальцы мастера, тело  было
мускулисто и волосато, и веяло от него этакой уверенностью и  бесстрашием.
Конечно, такой зверь должен быть... он есть где-то здесь,  в  сказке...  а
мастер подсмотрел и перенес, ибо такое нельзя выдумать. С  тихой  радостью
рассматривал Нури игрушку, представляя  реакцию  своей  ребятни,  особенно
теперь, когда дети познакомились с тянитолкаем и восприняли его...
   - Спасибо, мастер! - Нури прижал руку к сердцу. - Но откуда это  у  вас
берется?
   - Разве я знаю? На этот вопрос ни один мастер не ответит. Но  я  думаю,
что в каждой коряге, в любом чурбаке  заключен  свой  неповторимый  образ,
надо только догадаться - какой и высвободить его. Догадался, ощутил -  это
главное. А остальное - дело техники. Я вот эту загогулину нашел, так сразу
почувствовал: в ней кто-то есть. Но кто, еще не знал. Образ возник  потом,
когда у нас тянитолкай появился... Вы поняли, Нури?
   - Нет. Но я чувствую... это близко мне, мастер. И  много  у  вас  таких
зверей?
   - Увы, это единственный экземпляр, как и все мои поделки. Он непригоден
для массового тиражирования. Ну сколько детишек  подержат  в  руках  этого
зверя?
   - Это неважно, мастер. Когда речь идет  о  красоте,  бывает  достаточно
просто знать, что она где-то есть. Скажите, а вы посещаете нас там, ну,  в
реальности? Иногда у нас  появляются  чудо-игрушки.  Дети  говорят:  утром
пришли и увидели. Или, говорят, в песке откопали...
   - Все Иванушка. Он забирает игрушки и уносит к вам. А я нет,  я  только
здесь. Зачем и что мне там?.. - Мастер посмотрел через плечо  Нури  и  без
выражения добавил: - А вот и Кащей Бессмертный. Зло изначальное.
   Нури обернулся. Кащей стоял посередине улицы, и больше  на  ней  никому
места не было. Он был  упитан,  коренаст  и  монументален,  а  роста  ниже
среднего. Та часть, которой он  ел,  была  хорошо  развита  и  производила
сильное впечатление. Та часть, которой он  думал,  была  узка.  Промежуток
между ними заполняли зеркальные очки, в которых отражалось то, на  что  он
смотрел. Сейчас в них отражался мастер и Нури рядом с ним.  Кащей  подошел
вплотную.
   - Тут мы в свое время что-то не додумали, -  сказал  он.  -  Что-то  мы
упустили, если тебя, Гасан, в свое время не наказали,  не  отлучили  и  не
выгнали. Нам  надо  по-большому,  по-крупному  надо  нам.  Чтоб  было  что
показать в комплексе. Эх, я в свое  время  умел  показать!  А  ты  ерундой
занимаешься, мелочевкой, отдельными, видишь ли, игрушками. А игрушка - она
отвлекает. От выполнения. А?!
   Это "а" произносилось на выкрике, как бы в отрыве от остального текста,
и придавало словам Кащея мучительно хамский  оттенок.  Было  понятно,  что
Гасан с его заботами о чурбаках, с его игрушками - это  для  него,  Кащея,
раздражающе малая величина.
   Усы у  Гасана  обвисли,  он  молча  смотрел  под  ноги,  где  на  траве
беспомощно валялся диковинный зверь, и мастер не  решался  подобрать  его.
Ибо от века так: работник, творящий новое, беззащитен  перед  наглостью  и
хамством. Нури покраснел, ему стало  стыдно,  словно  это  он  сам  обидел
старого мастера. Он подумал, что, конечно, Кащей -  осколок  прошлого,  не
более того, и к тому же его уже уволили. Но Нури знал и  видел:  здесь,  в
Заколдованном Лесу, с Кащеем предпочитают не  связываться.  Ибо  он  сумел
каким-то образом внушить многим, что отставка его - дело временное.
   - Вы хотели оскорбить мастера, Гигантюк,  вам  это  удалось,  -  сказал
Нури. - Не словами, они не имеют смысла, ибо в игрушках,  как  и  во  всем
остальном, вы не специалист. Оскорбили тем, что взялись судить о его деле,
тоном своим оскорбили. Я не требую от вас извинений, уйдите. Вы завистник,
вы мне противны.
   Гигантюк ощерился:
   - Чему завидовать, вот этому? - Носком башмака  он  ковырнул  зверя.  -
Масштаб не тот. Да и разве такие звери  бывают,  зачем  придумывать,  чего
нет. Помню, мы из нержавейки обелиск соорудили семь на восемь  -  вот  это
да! Далеко было видно. Убрали... Говорят, безадресный... Но ничего, Сатона
снимут, обелиск восстановим, и меня  призовут,  и  других...  А  о  вас  я
слышал. Вы - Нури, бывший кибернетик.  От  науки,  значит,  ушли.  А  куда
пришли? Вот то-то... - Гигантюк стоял, раскачиваясь. - Меня не  интересует
мнение бывшего. А я есть. И буду!
   И он двинулся по середине улицы, заботливо унося себя.
   Нури поднял зверя.
   - Возьмите, Гасан. Вы великий мастер, верьте мне...
   После Гигантюка разговор  их  как-то  погас.  Гасан-игрушечник  сел  за
работу и тем утешился. Для мастера работа всегда цель и утешение.  А  Нури
пошел к отведенной ему избе, возле которой его уже ждал Иванушка. Он боком
сидел на широкой спине ездового хищника - Серого Волка  и  был  готов  все
показать и обо всем рассказать.


   Что может старик  Ромуальдыч,  Нури  узнал  к  концу  экскурсии,  когда
попутно выяснилось, что ему придется-таки остаться в  Заколдованном  Лесу.
Естественно, по доброй воле и неизвестно, на какой срок.
   Управляющий  комплекс  разместился  в  обширном  зале   со   сводчатыми
потолками. Помещение комплекса было вырублено в  основании  известнякового
утеса с поросшей соснами  макушкой  и  выглядывало  фасадом  на  небольшую
нехоженую поляну. Фасад, выложенный  из  слоистого  песчаника  и  заросший
плющом,  почти  сливался  со  скалой.  Только  выходящую  наружу  толстую,
покрытую  инеем  петлю  криогенной  электролинии  Нури   воспринимал   как
диссонанс в этой совершенной гармонии ландшафта и техники.
   Старик Ромуальдыч, задумчивый  и  грустный,  сидел  за  подковообразным
пультом,  обрамленным  экранами.  Деревянная  скамья  под   ним   тоскливо
скрипела.
   - Тэк-с, посмотрим, что у нас на выходе... - Нури встал внутри подковы,
отодвинул в сторону свисающий на толстом кабеле  шлем  с  присосками.  Все
было знакомо - и шлем электронного  стимулятора  умственной  деятельности,
попросту, шапка ЭСУДа, и вогнутые экраны "Кассандры". Пальцы его  привычно
забегали  по  клавиатуре  пульта.  На  экранах  сразу  выявились  странные
фигурки,  похожие  на  волосатую  букву   "Я".   Они   деформировались   и
расплывались,  то   теряя   очертания,   то   приобретая   голографическую
рельефность. Старик Ромуальдыч, передергиваясь,  вытянул  длинную  руку  и
костлявым пальцем стер фигуры.  Из  призрачных  глубин  экранов  бездарным
порождением убогой фантазии выплывали новые уродцы.
   - Мерзоиды! Сплошные мерзоиды! -  забормотал  старик  Ромуальдыч.  -  И
делаю я многое сему подобное, взоры оскверняющее...
   - Над задачами воссоздания бо-о-льшие коллективы работают, а вы  тут  в
одиночку...  Нури  переключил  прогнозную  машину   на   анализ   эволюции
буквообразных уродцев. - Вот и шапкой вынуждены пользоваться, а ЭСУД  ведь
не для этого, он  для  экстренных  случаев...  Вы  хоть  понимаете,  сколь
невероятно сложна программа восстановления?
   - Нам понимать ни к чему. И шапка у нас не чтоб думать, а для  вложения
души. Мы проблему нутром чуем. Энциклопедисты-примитивисты - вот мы кто. А
программа что... нам ее готовую дали.
   - Как - готовую?
   О  программах  Нури  знал  все,  поскольку  в  воспитатели  поднялся  с
должности генерального конструктора Большой моделирующей машины. С тех пор
прошло почти пять лет, но - и это поражало его самого до  глубины  души  -
знания остались. Однако разве кто-нибудь работал над  программой  создания
сказочных форм? Такие вещи втайне не делаются.
   - Кто вам ее дал?
   - Директор ИРП,  кто  ж  еще.  У  вас  там  по  этой  программе  все  и
воссоздается. И эта, виверра, и карликовый бегемот...
   - Товарищ Ромуальдыч, - цыганский надрыв в голосе Нури был  неподделен.
- Эти ж программы для реальных форм! А у вас сказочные!
   - Э, все едино. Это нутром надо чуять.
   - Ага! - Нури увидел, как буква "Я"  утолщилась  снизу,  а  в  кружочке
возник и замигал кошачий глаз. - О нутре мне уже много раз говорили. Это я
понял. Но как по программе для реальных форм вы умудряетесь получать формы
сказочные - вот чего я понять не могу. Откуда, к примеру, Дракон?
   - Сие тайна великая есть.
   - Повторяетесь. Про тайну и Иванушка говорил.
   - Тем более, тем  более,  -  забормотал  старик  Ромуальдыч.  Глаз  его
задергался, словно перемигиваясь с буквой  "Я",  которая,  перепрыгнув  на
экран центрального  дисплея,  превратилась  в  мохнатый  колобок,  мигнула
последний раз и  бесформенно  расплющилась.  -  Коли  двое  говорят,  надо
прислушаться. Иванушка чист душой.
   - Я тоже чист. Но, как  сказал  Неотесанный  Митяй,  толку-то...  Одной
душевной чистоты мало, еще и работать надо уметь.
   - А вот когда, к примеру, напряжение падает, что мы имеем? То-то! У вас
там крупные комплексы  вводятся,  а  у  нас  Кащей  врывается,  скандалит,
говорит, темно ему, он, видишь ли, по  ночам  мемуары  пишет,  чтоб  всех,
значит, на чистую воду... Порядок это? Я не про Кащея, черт с ним,  я  про
другое. Ты, допустим, кистеухую свинью в  вольере  смотришь,  хорошо  это?
Отвечу - хорошо, потому как сознаешь: есть кистеухая  свинья  и  живет  на
планете той же, что и ты, человек.
   - Отлично сказано! - воскликнул Нури.
   - Вот. А ежели ты тянитолкая от носов к середке  в  две  руки  гладишь?
Отвечу - тебе еще лучше, потому что он из  сказки.  А  у  нас  перерывы  в
энергоснабжении - это как? А ты на спевке тютелек был?
   Нури, прикрыв глаза,  вслушивался  в  бормотание  старика  Ромуальдыча.
Какая-то система во всем этом должна была быть, в подходе  к  проблеме,  в
действиях жителей Заколдованного Леса, малопонятных, но,  видимо,  имеющих
свою логику. В конце концов, что ни говори, а  продукцию-то  они  дают.  А
может, им действительно легче, ибо, кто знает, каков Дракон был в  натуре?
Вывел нечто чешуйчато-перепончатое - и, пожалуйста. Дракон. А  докажи!  Но
кто, собственно, сомневаться станет? Поразительно: методы сомнительные,  а
результаты столь впечатляющи...
   Был Нури на спевке  тютелек,  именуемых  также  дюймовочками:  Иванушка
сводил его  в  ближние,  доступные  посещению  места  и  кое-что  показал.
Дюймовочки, разместившись вокруг низкого пня на  кочках  и  цветах  дикого
подсолнуха,  разучивали  что-то  знакомое  и  жужжащее.   Домашний   шмель
перелетал от одной группы  Дюймовочек  к  другой,  предлагая  смешанную  с
нектаром пыльцу, которую налепил себе на бицепсы задних ног. Все это можно
было увидеть, если хорошенько присмотреться, а Нури умел  присматриваться.
Это можно  было  услышать,  если  хорошенько  прислушаться,  а  Нури  умел
слушать.
   - А вот дуб железный, еже есть первопосажен! - сказал Иванушка.
   Дуб был огромен, и обозреть его было нельзя, не потеряв шапку с головы.
В невозможной вышине темнело дупло, в  котором,  как  утверждал  Иванушка,
дневала змея Гарафена. Но ту змею никто не видел, а только слышали  здесь,
как она ползает там. За самый нижний сук дуба, метрах так в пяти от земли,
уцепилась  передними  когтистыми  лапами  Драконесса,  положив  голову   в
развилку. На морде ее было написано лучезарное блаженство, поскольку внизу
доил ее Неотесанный Митяй. Густое,  как  мед,  молоко  звонко  цвиркало  в
бадью, над которой роились пчелы.
   -  А  говорите,  тянитолкаю  детское  питание  нужно.  Тут  молока   на
ползверинца хватит.
   - Молоко, да не то, - вздохнул Иванушка.
   Гребенчатый  хвост  Драконессы  тянулся   в   кусты,   а   перепончатые
прозрачно-черные   крылья   были   мощно   растопырены,   и   сквозь   них
просматривался багровый диск полуденного солнца.
   - Дикая лактация. - Леший утер пот с усов.  -  Драконыш  высасывать  не
успевает, доить приходится чуть не шесть раз в сутки, и все мне, все  мне!
А едва задержка - пристает к прохожим и, чешите грудь,  гудит  и  крыльями
трепещет. А у них частота двенадцать герц,  инфразвук.  Люди  пугаются  до
онемения... Хочешь попробовать?
   Неподвижная Драконесса чем-то даже привлекала, от нее приятно пахло,  и
была она теплая и уютная. Нури  попытался  заменить  лешего,  но  не  смог
выдоить ни капли.
   - Здесь сила требуется. - Леший потряс кистями рук, шевельнул пальцами.
- Двадцать процентов жирности... Сметана. Пятнадцать  процентов  фруктозы.
Правда, при  трехстах  сорока  градусах,  не  пугайтесь,  по  Кельвину,  -
нормальная для драконов температура - вязкость уменьшается, но все  же  ох
нелегко.
   Нури вспомнил так называемое коровье поле неподалеку от городка  ИРП  и
уходящий за горизонт навес, под которым укрывалась  от  зноя  нескончаемая
шеренга  коров-скороспелок,  вспомнил  прозрачные  трубы   молокопроводов,
хлюпанье присосок и стерильную чистоту автоматических отсосных станций.
   - Доильный аппарат нужен, - сказал он.
   - Дракон это! - посуровел Неотесанный Митяй. - А ты к нему с аппаратом,
как к буренке. Соображать надо, а не бухать что  ни  попадя.  Хорошо,  она
сейчас высоко, не слышит и вообще отключилась.
   Нури выслушал чужое мнение и согласился  с  ним.  Розовое  и  вроде  бы
мягкое на вид вымя Драконессы было на  ощупь  практически  несминаемым,  и
только сверх®естественная сила рук  лешего  позволяла  ему  справляться  с
дойкой.
   Показал Иванушка и единорогов. Они  дремали  в  тени  цветущей  липовой
рощи.  Нури  рассматривал  их  не  спеша,  убеждаясь,  что  тот  неведомый
скульптор  не  погрешил  против  натуры  ни  в  единой  детали.  В   холке
достигающие двух метров, единороги отличались угадываемой  мощью  рельефно
сглаженной мускулатуры и чем-то напоминали  сказочных  белых  коней.  Чуть
выше глаз, почти параллельно земле, вырастал у каждого длинный белый  рог,
прямой и  тонкий.  Гривы  их  и  хвосты  рассыпались  мелкими  кудрями,  а
опущенные и неестественно для альбиносов черные ресницы  бросали  пушистые
тени на розовые ноздри. Пораженный этой дивной  красотой,  Нури  с  трудом
перевел дыхание и, чтобы прийти в себя, ни к селу ни к городу заметил, что
рог - это не совсем удобно, при пастьбе должен мешать, упираясь  в  землю.
Иванушка  успокоил  его:  нет  проблемы,  единороги  в  основном  питаются
цветками шиповника и медовой сытой, а пьют росу либо млеко от двенадцатого
источника, довольно глубокого.
   - А сначала было их три! - произнес Иванушка  голосом,  от  которого  у
Нури пошли мурашки по коже. - Сказка сказок - единорог!
   И больше Иванушка ничего путного не сказал, сколько Нури ни  добивался.
И заторопился по каким-то неотложным делам, будто есть дела важнее, нежели
беседа с гостем. Он косн