ившись на нижней развилке, их рассматривала гракула.
   Гром улегся неподалеку, положив голову на  вытянутые  лапы.  Морда  его
выражала   сознание   выполненного   долга   и   гармонии   с   окружающей
действительностью. Олле, стоя на спине у  коня,  об®езжал  рощицу  кругом,
непрерывно щелкал затвором аппарата.
   Нури возился с прибором связи. Сориентировав  створки  антенны  на  еле
различаемую в невозможной дали иглу башни ИРП, он подозвал Олле.
   - Рельеф  позволяет  использовать  лазерную  связь.  Прямая  видимость.
Вызываю деда.
   Метрах в трех от земли возникло туманное пятно и оформилось в привычный
образ директора ИРП. Сатон сидел в кресле, видимый по пояс. Изображение не
имело четких границ. В ИРП над столом директора спроецировалось  такое  же
изображение стоящих рядом Олле и Нури.
   Сатон поднял голову, дернул себя за бороду.
   - Мы нашли ее, профессор, - сказал Нури.
   - Я так и подумал. Как там она?
   - Висит на дубе. Сменила  расцветку.  Сейчас  она  бледно-сиреневая  по
краям, а серединка в незабудках по зеленому полю.
   - Ага! И что вы собираетесь предпринять?
   - Ничего. Вернемся домой.
   - А она?
   - Я полагаю, пусть висит, - сказал Олле. - Пусть катается  диском,  или
бегает козой, или плавает моржом. В конце концов, мы убедились, что она на
Земле акклиматизировалась. Ей здесь хорошо, и пусть живет Нуриным и прочим
ползункам и ходячим на забаву.
   -  Говоришь,  по  зеленому  полю  незабудки.  Странный  вкус!  -  Сатон
откинулся в кресле, усмехнулся и исчез.


   Они возвращались домой, в ИРП, но еще долго было слышно,  как  на  дубе
хихикали уже две гракулы.



        ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМЫЙ

   Альдо очень спешил. Он почти бежал в сторону от поселка,  от  огней,  в
темноту. Легкие судорожно расширялись, и сердце билось не  в  груди  -  во
всем теле. Он привычно провел рукой у пояса - там, где крепилась маска,  и
не нашел ее. На секунду  возникла  мысль  вернуться.  Но  впереди,  совсем
рядом, мелькнула отраженным светом чешуя черта,  он  потянулся  к  нему  и
упал. И еще успел подумать, что у ребят вечерний отдых сорван...


   - Как и раньше, мы формируем группы здесь, на Земле. Они проверяют себя
на совместимость, работая в экстремальных условиях, более жестких, чем  на
Марсе. Год практики на орбитальной станции - это сильная проверка.  Лишние
отторгаются. Там дружба без лукавства, уважение взаимно, ибо каждый из них
- личность. И вдруг это ужасное несчастье,  без  смысла,  без  повода.  Он
вышел из лагеря ночью один, без маски. И погиб. Двадцать лет.
   Представитель Совета наклонился к Сатону, поймал его взгляд.
   - Мы посылали экспертов, доктор, и провели осторожную проверку. Психика
у  всех  в  абсолютной  норме,  иначе  и  быть  не  могло.  Но   создается
впечатление, скорее - смутное ощущение, что там каждый сам по  себе.  И  в
этом смысле Совет  считает  неблагополучными  девять  колоний  из  десяти,
действующих на Марсе. У нас нет фактов, но  в  этих  случаях,  вы  знаете,
Совету  достаточно  и   сомнения.   Если   причина   несчастья   останется
нераскрытой, Совет будет вынужден заменить группы. Это крайняя мера, но мы
не можем рисковать.
   - Альдо. Один из  ребят  Нури.  -  Сатон  сгорбился,  долго  молчал.  -
Отозвать колониста досрочно... Кто решится на это?
   - Совет поручил  мне  просить  вашей  помощи.  Вы  крупнейший  психолог
планеты.  Руководитель  Третьей  Марсианской.  Сейчас  условия,   конечно,
изменились. Романтический период закончен,  идут  рабочие  будни  освоения
Марса. Мы знаем, директору Института реставрации природы надлежит быть  на
Земле. Но... там более двухсот человек...
   Представитель Совета подошел к раскрытому окну, рассеянно глянул вниз и
отшатнулся. С высоты полукилометра домики центра ИРП  казались  не  больше
почтовых открыток, брошенных на зеленый ковер. Преодолев головокружение  -
башня ощутимо раскачивалась, - он повторил:
   - Более  двухсот.  Наедине  с  планетой,  которая  каждый  день  задает
загадки.
   - Я ценю доверие Совета, - тихо произнес  Сатон.  -  Но  Альдо  Джен...
Новая формация. Воспитанники Нури и Ивана Иванова...
   - Эти имена вызывают уважение.
   - Я предлагаю кандидатуру Нури Метти. Он родился в Третьей Марсианской,
знает Марс, если его можно знать, и сущность  этих  новых  людей.  Ему  не
нужно изучать их психологию. Он один из них.


   Свободные от дежурств колонисты сидели на бетонном, забранном  решеткой
обводе шахты. Маленькое солнце висело под рефлектором  на  ажурной  мачте,
заливая шахту и площадку перед ней и черную зелень сосен  бледным  светом,
придающим однотонность разноцветным комбинезонам и одинаковость  лицам.  С
обостренным вниманием они разглядывали  двух  коренастых  кругломорденьких
чертей: Беленчук вывел их в освещенный круг.
   - Прошу смотреть, ответственная встреча! - возгласил он. -  Борьба  без
отдыха и компромиссов, без ничьей до результата, каковым признается первое
сколупывание. Правила следующие. Запрещается применять  отвертки,  гаечные
ключи, ножовки, напильники,  а  также  хорошо  известные  из  литературных
источников деструкторы, бластеры, лайтинги...
   - И фитинги, - подсказал кто-то.
   - ...За неимением таковых  и  из  соображений  гуманности.  Разрешается
взаимно пинаться, бросать через бедро, давать подножку,  делать  подсечку,
выворачивать конечности...
   - Щекотать.
   -  Вот  именно.  Щекотать  тоже  можно.  Равно  как  умаривать  смехом,
пропускать через мясорубку, распинать на кресте,  разрывать  пасть  и  что
еще, я не знаю.
   - Толочь в ступе, - донеслось от шахты. - Четвертовать  и  третировать;
испепелять взглядом, поносить противника и давить на психику.
   - Благодарю за подсказку. Все неупомянутые  приемы  также  относятся  к
категории разрешенных. Пусть толкут, поносят и давят. Итак, что мы  имеем?
С одной стороны известный каждому Мионий Большое  Горло.  Масса  (Беленчук
ухватил огромными ладонями Миония  за  голову,  приподнял),  гм,  двадцать
восемь килограммов. С другой стороны Анипа Барс Пустыни (та  же  процедура
взвешивания  с  Анипой)  на  полкило  больше,  а  может  быть,  и  меньше.
Уцелевшего ждет приз. - Беленчук достал откуда-то коробочку, открыл. Черти
склонились над ней. - Видали? Здесь на полгода хватит.  Побежденного  тоже
не обидим. Начали!
   Черти   сцепились,   звякнув   круглыми   головами,   посаженными    на
цилиндрические туловища. Они ходили по кругу, раскачиваясь и приседая.
   Нури стоял в тени и слушал монотонный шум воздушной  струи,  вытекающей
из шахты. Возня на площадке продолжалась уже минут двадцать,  и  никто  из
колонистов за это время не произнес ни слова. Черти,  обнявшись,  неуклюже
топтали собственные тени.
   -  Глупо  это,  -  тоскливо  сказал  Беленчук.  -  У  нас  такой  набор
превосходных развлечений...
   Нури вглядывался в лица и находил знакомые. Они  мало  изменились,  его
ребята, вундеркинды и акселераты. Как они радовались  утром  его  приезду.
Каждый коснулся его плеча и своей груди против сердца: для них  он  всегда
останется Воспитателем Нури.
   Они знали о цели его приезда. Горькое недоумение - вот все, что услышал
Нури.
   - Альдо! Он был самый лучший.
   Нури не скрыл раздражения:
   - Укажи мне худшего.
   - Не понимаю. - Собеседник растерянно улыбался. - Как это - худшего?
   - Ну, если Альдо был самым лучшим, то должны быть те, кто хуже него?
   - Не понимаю.
   - Прости, - сказал тогда Нури. - Я задал глупый вопрос.
   Старый  черт,  он  отличался  цветом  чешуи,  дал  подножку   молодому,
навалился на него и ловко сколупнул с живота противника чешуйку.  Беленчук
облизал губы:
   - Видели? Ну да, меня это тоже захватывает. Как и всех.
   Он вошел в круг, разнял чертей и поднял над  головой  коробочку.  Черти
уставились на нее.
   - Победил Анипа Барс Пустыни. А может быть, и Миопии Большое Горло, кто
их, к черту, разберет. Но зато теперь  можно  сказать:  он  самый  сильный
среди здесь.
   - Не среди здесь, - послышалась реплика, - а между тут.
   - Верно. Победителю слава и  приз.  -  Он  вручил  черту  коробочку.  -
Побежденному утешение. - Он достал из кармана несколько чешуек  и  опустил
их в протянутую горсть.
   У шахты зашевелились. Люди  тихо  выходили  из  круга  и  скрывались  в
темноте. Черти застыли под рефлектором.
   - Молчат! - всхлипнул Беленчук.
   - Просто устают за день.
   - Если бы. Это не усталость, Воспитатель. Вы  заметили,  они  почти  не
реагируют на шутку. Я не знаю, что это такое.
   - ...Твой текст - это что, экспромт?
   - Что вы, я два дня готовился. Альдо, тот мог экспромтом.
   Снова Альдо. Здесь  любой  разговор  заканчивается  этим  именем.  Нури
прильнул щекой к теплой коре сосны, совсем земной. Подумалось, что ребята,
такие оживленные днем на работе, совсем  изменились  к  вечеру,  и  только
Беленчук не потерял активности.
   - Скажи, а тот, кто ведет эти ваши чертовы состязания?
   Беленчук поднял измученные глаза:
   - Каждый из нас по очереди... Ведущий занят и остается самим собой.  Он
готовит программу, комментирует ход борьбы, ну, как я сегодня. А, вот вы к
чему. В тот вечер должен был вести программу Альдо. Днем, так уж  совпало,
он был дежурным по безопасности и не мог сходить за чертями. А  в  поселке
мы  масками  не  пользуемся,  но  она  была  у  него  на  поясе,  как  это
предусмотрено правилами. Альдо никогда не нарушал правила. Не то чтоб  был
такой уж дисциплинированный, но не хотел, так я думаю, отвлекать  на  себя
внимание. Кто-то должен был, возвращаясь в поселок,  привести  чертей,  но
каждый из нас понадеялся на другого. Я тоже... Ну вот,  Альдо,  значит,  и
кинулся за ними... Мы потом нашли маску.  Зацепилась  кольцом  на  вентиле
баллончика за выступ на стене. А он не заметил, спешил, значит.  Для  себя
он бы не стал спешить. Вот я, что бы ни делал,  всегда  о  себе  думаю,  в
подсознании о себе помню. Знаю, что плохо это, а помню. Альдо  чужую  боль
ощущал во сто крат больней своей.
   - При чем здесь это?
   - Не знаю. - Беленчук как-то нелепо развел руками, и этот жест  странно
усилил впечатление  растерянности,  которое  владело  им.  -  Если  погиб,
значит, что-то было недодумано в системе  безопасности.  Сейчас  положение
исправили, и больше нечего расследовать. Уже никто не  выйдет  из  поселка
без маски. Безопасность - вот мой главный принцип отныне и навеки.  У  вас
ведь тоже есть принципы, которыми вы руководствуетесь как воспитатель?
   - Есть, - вздохнул Нури. - Главное - это не воспитывать.
   - Странно вы сказали, вас трудно понять.
   - Просто смотреть на себя их глазами. И если  наедине  с  собой  ты  не
краснеешь за сказанное и сделанное, то сегодня, и только сегодня,  ты  был
хорошим воспитателем. Вот и все.
   Еще утром Нури обошел поселок, приглядываясь к переменам.
   Детство оживало в нем незнакомым ощущением потери, и новизна не  всегда
казалась оправданной. Поселок, возникший  на  месте  Третьей  Марсианской,
лежал в котловине между пологих вершин. Двухэтажные  пластиковые  коттеджи
лепились вокруг шахты, из  которой  с  неисчезающим  постоянством  вытекал
поток горячего воздуха - будущей атмосферы Марса. Раньше шахты не было, по
те, кто были первыми, предвидели и шахту, и глубинные  заводы-автоматы.  В
операторской Нури долго наблюдал на экранах, как в синем дыму  под  лучами
лазеров стекали стены пещер и неслышные взрывы сотрясали скалы, когда  луч
попадал на ледяные включения.
   Днем освещенный солнцем воздушный поток создавал удивительный  световой
эффект:  пологий  прозрачный   холм   колебался,   покрывая   поселок,   и
расплывчатые радужные вихри бесследно  таяли  в  розовом  небе.  У  границ
поселка, там, где  его  опоясывала  метровой  высоты  силикатная  стена  -
основание снятой уже защитной сферы, - играли призрачные блики. Это воздух
переливался через ограду и растекался  по  поверхности  планеты.  Защитная
сфера стала ненужной, когда заработали атмосферные заводы. В  окрестностях
шахты создавался устойчивый  микроклимат,  пригодный  для  жизни  людей  и
растений. Но пройдут  еще  долгие  годы,  пока  кислородная  оболочка  над
планетой достигнет хотя бы высоты десятка метров, и еще столетие  люди  за
пределами поселков будут работать в меховых  обогреваемых  комбинезонах  и
масках и носить на себе трехсуточный запас кислорода.
   ...Видимо, вот здесь Альдо Джен преодолел стену и потом  упал  в  сотне
метров от нее. А  когда,  поднятые  по  тревоге  дежурным,  прибежали  его
товарищи - было уже поздно. Далее там ничего нет, мелкие камни на  равнине
и зеркальные радиаторы, в  которых  циркулирует  жидкий  литий,  отводящий
избыточное тепло от лазерных пушек. Нури  бросилось  в  глаза  невозможное
зрелище: у циклопических батарей  радиаторов,  словно  в  карауле,  ровной
шеренгой стояли недвижимые черти.
   В коттедже было тепло  и  чисто.  Беленчук  расхаживал  по  кабинету  и
говорил, говорил, потирая глянцевый бритый  череп.  Свой  рыжий  парик  он
бережно надел на подставку и то и дело сосредоточенно  поправлял  торчащие
волосинки. Он принес надувную постель и долго возился с ней, пояснив,  что
Нури будет спать в кабинете, здесь удобно, только не надо ходить на второй
этаж, это не жилой этаж - там воздух разрежен. А программа выполняется  по
всем показателям. Они, конечно, устают.  И  механики,  которые  следят  за
работой атмосферных заводов, и разведчики недр, и сеятели, и бурильщики, и
гидрологи. Эта база специализирована на посадках  будущих  лесов.  А  ведь
каждый  сеянец  растет  под  маленьким  прозрачным   куполом   на   клочке
синтетической почвы, согреваемый и питаемый. И буксуют в песке поливальные
машины, и вырывается под страшным давлением из  скважин  холодный  пар  от
глубинных озер,  калечит  оборудование  и  засыпает  его  хлопьями  снега,
который днем тает, не давая воды. А людей  мало,  вы  же  знаете,  что  не
каждый из ста, даже из тысячи пригоден для работы на  Марсе.  Оборудования
тоже не хватает и хватать не будет,  пока  не  заработают  на  Марсе  свои
рудники и заводы. Третьего дня на буровой был выброс пара, и два робота из
бригады обслуживания сыграли в ящик...
   Беленчук  снова  поправил  парик  суетливым   движением,   зрачки   его
расширились:
   - Это ведь я развалил коллектив, плохой руководитель.  И  вы  тоже  так
думаете, ведь так, Нури? Эта смерть без смысла и  повода.  Альдо,  он  был
лучшим из нас... А вы заметили, что нам не о чем разговаривать? Мы молчим.
   - Бросьте, - сказал Нури. На душе его было смутно,  а  Беленчук  с  его
дурацкой заботой о парике  вызывал  досаду  и  беспокойство.  -  Коллектив
развалить нельзя. Это весьма устойчивое образование.
   - Да, конечно. Извините. Вам будет удобно так? Подушка не высока?
   ...Самый лучший! Об этом говорит  здесь  каждый.  Расплывчатое,  но,  в
общем, достаточно емкое определение. Как воспитатель,  Нури  знал,  что  в
любой группе есть лучший. Не статью, не знаниями, не обостренным  чувством
товарищества - этими  качествами  обладал  каждый  из  его  воспитанников.
Просто лучший, навстречу которому раскрываются сердца.  Таким  был  первый
космонавт. Непознанным секретом раскрывать сердца владел и Альдо Джен...
   Ночью Беленчук трижды, крадучись, входил в кабинет, поправлял одеяло  и
подушку, будил при этом Нури и бормотал извинения.


   За двадцать дней Нури успел побывать почти во всех колониях.  Они  мало
отличались внешне: тщательно продуманный,  научно  обоснованный  стандарт,
гарантирующий сохранение жизни, способность и любовь к  работе,  царил  на
Марсе.  Котловина  -  обязательный  пейзаж,  она  обеспечивает  сохранение
кислорода в поселке при ветрообразных перемещениях собственной разреженной
атмосферы  Марса;  монолитные  разноцветные   коттеджи.   Выводные   шахты
атмосферных заводов: одна в центре, реже - несколько по периметру поселка.
Толстые зеркальные трубы криогенных электролиний,  связывающих  поселки  с
глубинными атомными электростанциями. В окрестностях за  пределами  жилого
массива - буровые  установки,  обсерватории,  мастерские,  метеостанции  и
парники, где выращивались  овощи  и  саженцы.  И  множество  вездеходов  -
плоских с низкими бортами платформ на надувных  гусеницах.  Они  стояли  у
границ поселков, всегда готовые к действию. Человечество осваивало Марс  в
рабочем порядке.
   И в каждой колонии Нури видел одно и  то  же.  Завершив  дневные  дела,
усталые  люди  знали  одно  развлечение  -  борьбу  чертей,  бессмысленное
барахтанье, переставшее быть забавным из-за частых повторений.  В  каждой,
кроме пятой.
   Нури жил в пятой уже неделю. В первый вечер он прочел лекцию  на  тему,
не имеющую ни  прямого,  ни  косвенного  отношения  к  Марсу:  "О  красоте
движения в энергетической  трактовке".  После  лекции  смотрели  старинный
фантастический фильм об освоении Марса  и  хохотали  до  колик,  когда  на
экране герой сражался с песчаной гидрой, исчезающей и переменчивой.  Герой
своим деструктором наворочал гору щебенки из окружающих скал, но так и  не
попал в гидру.
   Потом были другие вечера, смотрели стерео с Земли, отмечали чей-то день
рождения  и  танцевали  в  двухлунном  свете,  пока  старший  не  разогнал
компанию: "...потому что скоро на работу".
   Да, в пятой танцевали, как ни странно. Нури поймал себя на этой  мысли,
пока его партнерша, маленькая  негритянка,  то  возникала  перед  ним,  то
исчезала бесследно, намечая в танце прихотливую игру со светом и тенью.
   - Она любит эту мелодию. Вы слышите, она поет.
   - Кто?
   - Лариска, - формируясь из тени, ответила девушка. - Завтра моя очередь
купать ее.
   На краю шахты сидела субтильная собачка и  с  забавной  старательностью
подвывала, довольно точно копируя мелодию. Заметив, что  на  нее  смотрят,
она прыгнула на решетку шахты. Воздушный поток приподнял ее над  решеткой,
перевернул. Нури,  преодолевая  вихрь,  поймал  собачку  и,  уклоняясь  от
облизываний, поставил на ноги.
   - В следующий раз будешь висеть до утра.
   - Нури, - улыбнулась девушка. -  Она  вас  поцеловала,  а  вы...  такой
строгий. Или озабоченный, да?
   Озабоченный? Не то слово. Он просто помирает от страха, помирает каждую
секунду, и особенно к вечеру, когда чудится, что  кто-то  снова  бежит  по
пустыне без маски и падает, как упал Альдо. И неизвестно, что хуже: смерть
от удушья или эти молчаливые сборища вокруг дерущихся чертей. И  Беленчук,
он ведь тоже полумертвый от страха за своих ребят, из которых каждый самый
лучший.
   Днем легче. Днем он просто работает рядом с  ними  -  наладчику  всегда
дело найдется, и живет как все, ибо иначе не может. И какие тут отклонения
от нормы у этих остряков, они пышут душевным  здоровьем  и  отвагой.  Днем
пышут, сказал себе Нури. Пока не возвратятся в поселок... А там вступает в
действие непонятный фактор  угнетения.  И  коллектив  до  следующего  утра
распадается на составные части.
   Ночами Нури листал Книги Жизни, пытаясь найти  хоть  какую-то  зацепку.
Эти толстые журналы вели дежурные по безопасности: времени у них  хватало.
По традиции записи делались вручную на пронумерованных листах. Обо всем. О
распорядке дня, о планах работы по группам, о поломках  машин  и  качестве
меню... Прочесть все было немыслимо, да и не  нужно.  Нури  изучал  раздел
"Развлечения",   поскольку   развлекались   вечерами.   Альдо   погиб   на
стовосьмидесятый день со дня прибытия этой смены.  И  Нури  делал  выписки
сосредоточенно и методично.
   "МАРС-1. БИО. 180. Вечер. Смотрели чертей. Дежурный Кривцов".
   До чего лаконичен Кривцов. Смотрели - и весь тут сказ.
   "МАРС-4. ЭНЕРГО. 180. Вечер. Чертей представлял Никита. Это  надо  было
слышать,  пересказать  невозможно.  Жаль,  что  я  не   записал:   потомки
обездолены. Он изобрел новый способ образования небывалых имен.  Например,
Абыл Упопс, Роцесса Скоб, Резбия Модей и невозможный парень  Панель  Жным.
Никита берет инструкцию к какой-либо машин