уда.
   Дик внимательно осматривал снег вокруг, ища следы.
   - Она вернется, - сказала Марьяна.
   - Она вернется, - повторил Дик,  -  только  в  виде  мертвой  туши.
Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоих глупостей.
   Дик рос и рос, скоро он достанет  головой  до  неба,  но  он  может
расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые... Олег  сильно
зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на
одеяло и раскачивался, словно беззвучно пел.
   - Марьяшка, согрей кипятку... - Олегу  показалось,  что  голос  его
звучит твердо и громко, на самом деле он шептал почти беззвучно. - Для
Томаса. Ему плохо.
   Марьяна поняла.
   - Сейчас, Олежка, конечно.
   Но она но отрывала глаз от Дика.
   - Я так и думал, - сказал Дик. - Она пошла обратно. Вниз.  За  ночь
она могла пройти километров двадцать.
   - Дик, останься здесь, - сказал вдруг  Томас  внятно  и  громко.  -
Марьяшка сама найдет козу. Ты же ее убьешь.
   - Можешь не сомневаться, - сказал Дик. - Хватит глупостей.
   - Я найду ее. - Марьяна забыла  о  кипятке.  -  Тебе,  Дик,  нельзя
сейчас уходить. Томас болен, а за Олегом надо следить.
   - Ничего с ними не случится.
   Дик запустил пальцы в густую темную гриву волос, рванул их,  мотнул
головой и, не оборачиваясь, быстро и легко пошел по следам козы  вниз,
откуда они пришли вчера.
   - Я хотел, чтобы ты пошла, - сказал Томас, - ты бы привела ее. А он
ее убьет.
   Олег, хоть мир вокруг него  все  время  менял  форму  и  пропорции,
становился все более зыбким и ненадежным, все еще сохранял способность
думать. Он сказал:
   - Дика можно понять... нам в самом деле не везет.
   - Осталось идти совсем немного, - сказал Томас. - Я знаю.  Мы  идем
быстро. Мы будем там послезавтра. Мы дотянем и без мяса. Ведь дотянем?
А за перевалом пища. Дик, я обещаю!
   Дик поднял  руку,  чтобы  показать,  что  слышит,  -  звуки  далеко
разносились над снежным склоном, но шага не замедлил.
   - Козу поймать нужно, - обернулся Томас к Марьяне. - Она нам нужна.
Но но надо убивать.  В  этом  нет  смысла...  Что-то  меня  жжет.  Как
жарко... Почему так болит печень? Это нечестно. Мы уже рядом.
   - Он убьет ее... - сказала Марьяна. - Он  ее  обязательно  убьет...
Ди-и-ик! - Марьяна обернулась к Олегу и Томасу: - Ну  что  делать,  ну
скажите, вы же умные, вы же все знаете! Ну как его остановить?
   - Мне его не догнать, - сказал Томас. - К сожалению, я для него уже
не авторитет.
   - Сейчас... - сказал Олег. - Ты  только  распутай  меня.  Может,  я
успею до припадка, может, я успею?
   Марьяна  только  отмахнулась.  Она  сделала  два  шага  за   Диком,
вернулась, посмотрела на Томаса, на Олега:
   - И вас нельзя оставить.
   - Да беги тогда! - вдруг закричал Томас. - Беги скорей!
   - Но как же я вас оставлю? А вдруг какой-нибудь зверь.
   - Беги же! - повторил Олег. - И возвращайся.
   И Марьяна легко,  словно  не  касалась  снега,  понеслась  вниз  по
склону, туда, где уже исчез Дик.
   - Жалко девчонку, - сказал Томас, - она привязалась к козе.
   - Жалко, - сказал Олег. - Как странно, что  у  вас  нет  формы.  Вы
бываете толстый и потом совсем тонкий, как спичка.
   - Да, - согласился Томас. - Ты лежи удобнее, почему-то сначала этот
яд действует на зрение. Я помню, меня  раза  три  она  кусала.  Но  не
бойся, побочных эффектов практически не бывает. Не бойся.
   - Я понимаю, но все равно страшно  потерять  себя,  понимаете?  Вот
сейчас это я, а скоро меня не будет.
   Олега тянуло вниз, в синюю воду, и очень трудно было удержаться  на
поверхности воды, потому что ноги были спутаны водорослями и  надо  их
освободить, надо вырвать их, а то утонешь.

        x x x

   Одеяло, которым Марьяшка накрыла Олега, слетело. Олег не  удержался
у стены и упал на снег. Глаза его были закрыты, губы шевелились,  лицо
потемнело от напряжения, от желания разорвать путы. Томас хотел помочь
Олегу, накрыть его или хотя бы положить голову  себе  на  колени.  Это
полезно делать в таких случаях  -  держать  голову.  Томас  постарался
подняться, но ноги отказывались  его  держать.  Олег  выгнул  спину  и
буквально взлетел в воздух, оттолкнулся кулаками от земли и  покатился
вниз по откосу. Он перевернулся несколько раз, ударился о торчащую  из
снега глыбу и замер. Его куртка разорвалась, снег  не  таял  на  голой
груди.
   Так нельзя,  думал  Томас.  Надо  обязательно  до  него  добраться.
Чертова коза, чертов Дик с его комплексом сильной личности. А ведь Дик
уверен, что прав, и уверен, что им владеет лишь забота обо всех.  И  с
его дикарской  точки  зрения,  он  прав,  с  его  дикарским  неумением
посмотреть в будущее... Не слишком ли скоро человек коллективный, гомо
цивилизованный, становится дикарем? Может, мы ошиблись, позволяя детям
вырасти в волчат, чтобы им легче было выжить в лесу? Но у нас не  было
выбора. За шестнадцать лет мы, взрослые, так  и  не  смогли  дойти  до
перевала. И надежда на это не возникла бы, если бы не  выросли  Дик  и
Олег. Сколько у меня сейчас? Наверное, за сорок. Очень больно дышать -
двусторонняя пневмония, для такого диагноза не надо быть врачом.  Если
я не доберусь до корабля, моя песенка спета. Никакое мясо козы мне  не
поможет. И идти надо самому - ребятам не дотащить меня до  перевала...
Что же Олежка? Блоха - это  крайняя  степень  невезения,  словно  рок,
притаившийся в скалах, не хочет отпускать нас к  человечеству,  словно
лес хочет превратить нас в своих детей, в шакалов на  двух  ногах,  он
согласен  терпеть  наш  поселок,  но  только  как   свое   собственное
продолжение, а не как отрицание. Там, за глыбой, темнеет обрыв,  вроде
бы невысокий обрыв, но если Олег сейчас упадет  вниз,  он  разобьется.
Где веревка, где вторая веревка, надо примотать его к тому камню...
   Томас полз вниз, хорошо, что вниз, вниз ползти легче, и только жжет
снег - почему-то снег умудряется проникать всюду и очень  жжет  грудь.
Когда кашляешь, то тихонько,  чтобы  не  разорвать  легкие,  а  кашель
накапливается и рвется из груди, и его ничем но удержишь.
   Томас полз вниз, волоча за  собой  веревку,  которая  казалась  ему
невероятно тяжелой, свинцовой, веревка разматывалась и волочилась  как
змея. Олег забился по-птичьи, стараясь  разорвать  путы,  затылок  его
колотился о камень, и Томасу физически  передавалась  боль,  владевшая
Олегом,  владевшая  им  в  кошмаре,  но   тем   не   менее   реальная,
трансформировавшаяся в видение. Олегу в этот момент казалось,  что  на
него упала крыша дома. До Олега оставалось метров десять,  но  больше.
Томас понимал, что тот его но слышит, но твердил:
   - Потерпи, я иду, - а сам старался поднять голову,  чтобы  увидеть,
не возвращаются ли Марьяна с Диком.
   Главное было успеть, успеть, прежде чем  Олег  скатится  к  обрыву,
тогда будет поздно...
   "Почему у меня сейчас кружится голова?"
   Когда Томас дотянулся до Олега,  он  на  несколько  секунд  потерял
сознание, все силы ушли на то, чтобы доползти. Тело,  движимое  только
этим отчаянным желанием, отказалось более подчиняться, как бы выполнив
все, на что было способно.
   Томаса привел в себя порыв ледяного ветра, принесший заряд снега, а
может, невнятный шепот Олега и  его  хриплое  дыхание.  Томасу  больше
всего на свете хотелось закрыть глаза,  потому  что  вот  так  лежать,
ничего но делать, ни о чем не думать  -  это  и  было  теплой,  уютной
сказкой, исполнением желаний.
   Олег сдвинулся еще на метр,  он  бился,  стараясь  освободиться  от
веревок, отталкивался связанными ногами от  глыбы.  Томас  подтянул  к
себе веревку, стараясь сообразить, как ему примотать Олега надежнее  к
скале, и никак не мог понять, как это делается, а потом оказалось, что
его рука пуста - веревку он выпустил, ее конец  остался  в  нескольких
метрах сзади и вернуться к нему не было сил. Томас  подтянулся,  чтобы
уцепиться за ноги Олега, но  тот  дернулся  и  отбросил  Томаса,  тело
которого не почувствовало боли.
   Томас понял, что так  ему  Олега  не  удержать  и  что  Олег,  даже
связанный, куда сильнее его, и потому Томас возобновил свое  медленное
путешествие к обрыву, чтобы оказаться между ним и Олегом, превратиться
в барьер, в препятствие, в неподвижную колоду. Томасу казалось, что он
ползет несколько часов,  и  он  умолял,  уговаривал  Олега  потерпеть,
полежать спокойно, и все же, когда ему  удалось  наконец  доползти  до
узкой полки, отделявшей Олега от обрыва, Олег сполз уже так низко, что
Томасу пришлось протискиваться между телом Олега и острыми камнями  на
краю.
   И наверное, Томасу удалось бы оттащить  Олега  обратно,  наверх,  к
безопасности, если бы сам он мог удержаться на зыбком краю сознания.

        x x x

   Марьяна прибежала  к  лагерю  запыхавшись,  ей  казалось,  что  она
отсутствовала несколько минут, на самом деле ее не было  больше  часа.
Она бежала прямо к палатке и потому не сразу  поняла,  что  произошло.
Она увидела только, что лагерь пуст,  и  сначала  даже  откинула  край
палатки, решив, что Томас с Олегом прячутся там от снега, хотя палатка
лежала плоско на земле и спрятаться под ней никто бы не мог.
   Марьяна в растерянности оглянулась и увидела след в снегу,  который
уходил вниз к скале, след такой, будто кто-то тащил по  снегу  тяжелый
груз, и ей  сразу  почудилась  страшная  картина:  животное,  которому
принадлежали круглые, как от  бочки,  следы,  тащит  обоих  мужчин,  и
виновата в этом только она, потому что побежала спасать козу и  забыла
о людях, о больных людях в снежной пустыне, чего делать нельзя. И  все
получилось ужасно и глупо, потому что она не догнала Дика и  не  нашла
козу, а оставшись одна среди скал, испугалась, что не  найдет  пути  к
лагерю, испугалась за Томаса с Олегом,  которые  беспомощны,  побежала
обратно - и вот опоздала.
   Марьяна семенила вниз по склону, всхлипывая и повторяя:
   - Мамочка, мамочка...
   Почему-то на снегу лежала веревка. Олегу удалось распутаться?
   Она обогнула серую глыбу  и  увидела,  что  на  краю  обрыва  лежит
связанный Олег, а Томаса нигде нет.
   - Олег! Олежка! - закричала она. - Ты живой?
   Олег не ответил. Он  спал.  Люди  всегда  засыпают,  когда  пройдет
припадок. Он был один, но след от его тела продолжался вниз, к обрыву,
и, когда Марьяна заглянула  вниз,  она  увидела,  что  там,  недалеко,
метрах в пяти, лежит Томас, очень спокойно и  как-то  даже  удобно,  и
поэтому Марьяшка не сразу догадалась, что Томас уже мертв.  Тогда  она
спустилась вниз, спеша и обламывая ногти о ледяные камни, долго трясла
его, старалась разбудить и вдруг поняла, что Томас умер,  разбился.  А
Олег, который пришел в себя, услышал шум  и  плач  Марьяны  и  спросил
слабым голосом:
   - Ты что, Марьяшка, что случилось?
   Он совершенно не помнил, как столкнул Томаса вниз,  хотя  потом  по
следам и отрывочным кошмарным видениям Олега они смогли понять, как  и
почему все произошло, и догадались, как умер Томас.

        x x x

   Дик вернулся в лагерь через два часа. Он не догнал козу  и  потерял
ее следы на большой каменной осыпи. На обратном пути он встретил следы
неизвестного животного и пошел по ним, думая подстрелить, чтобы прийти
в лагерь с добычей. Тогда можно сказать, что он нарочно оставил козу в
покое, пожалел Марьяну. И он искренне уже верил, что пожалел  Марьяну,
потому что не выносил неудач.
   Когда он узнал, что  случилось  в  лагере  без  него,  он  оказался
трезвее и спокойное остальных и сказал Олегу:
   - Не говори глупостей. Никого ты не убивал и ни в чем  не  виноват.
Ты же не знал, что столкнул Томаса. Ты должен быть благодарен ему, что
он тебя старался удержать. Может, он ничего и не успел сделать, вернее
всего, он ничего не успел сделать, но все равно он хотел тебя  спасти.
Может, так даже лучше, потому что  Томас  был  совсем  болен,  он  мог
умереть в любую минуту,  но  хотел  идти  к  перевалу,  и  потому  нам
пришлось бы его тащить, и все погибли бы.
   - Ты хочешь успокоить Олега, - отвечала  Марьяна,  раскачиваясь  от
боли - она отморозила руки и ободрала  их  в  кровь,  когда  старалась
оживить Томаса и когда они вместе  с  шатавшимся  от  слабости  Олегом
тащили его тело к палатке. - Ты хочешь успокоить Олега, а виноваты  мы
с тобой. Если бы мы не побежали за козой, Томас был бы жив.
   - Правильно, - сказал Дик, - тебе не надо было бежать за мной.  Это
глупость, женская глупость.
   - Неужели ты не винишь себя? - спросила Марьяна.
   Томас лежал между ними, закрытый с головой  одеялом,  и  как  будто
присутствовал при этом разговоре.
   - Я не знаю, - сказал Дик. - Я пошел за козой, потому что нам нужно
мясо. Нужно всем. Мне меньше других, потому что я сильнее.
   - Я не хочу  с  ним  больше  говорить,  -  сказала  Марьяна.  -  Он
холодный, как этот снег.
   - Я хочу быть справедливым, - сказал Дик. - От того, что  мы  будем
метаться и стонать,  никому  не  лучше.  Мы  теряем  время.  День  уже
перевалил за середину.
   - Олег еще слабый, чтобы идти, - сказала Марьяна.
   - Нет, ничего, - отозвался Олег, - я пойду.  Только  надо  взять  у
Томаса карту и счетчик радиации. Он говорил мне, что, если  что-нибудь
случится, надо взять эти вещи.
   - Не надо, - сказал Дик.
   - Почему?
   - Потому что мы идем обратно, - сказал Дик спокойно.
   - Ты так решил? - спросил Олег.
   - Это единственный путь, чтобы спастись, - сказал Дик. - Через  два
дня мы будем в лесу. Там я найду добычу. Я вас приведу  в  поселок,  я
обещаю.
   - Нет, - сказал Олег, - мы пойдем дальше.
   - Глупо, - сказал Дик. - У нас нет шансов.
   - У нас карта.
   - А почему ты веришь ей? Карта  старая.  Все  могло  измениться.  И
никто не знает, сколько еще идти без еды, по голому снегу.
   - Томас сказал, что мы шли быстро, что остался один день.
   - Томас ошибался. Он сам хотел туда, и он нас обманывал.
   - Томас нас не обманывал. Он сказал, что там есть пища и  мы  будем
спасены.
   - Ему хотелось в это верить, он был болен, он плохо  соображал.  Мы
останемся живы, только если вернемся обратно.
   - Я пойду к перевалу, - сказал Олег. Он сказал это, глядя на  тело,
покрытое одеялом, он обращался к Томасу.
   - Я тоже пойду, - сказала Марьяна, - как ты не понимаешь?
   - Марьяшка, - сказал Дик,  постукивая  большим  кулаком  по  камню,
отбивая такт словам,  -  Олегу  заморочил  голову  Старый.  Он  всегда
твердил ему, что он умнее, лучше нас с тобой, что он особенный. Он  не
мог быть лучше нас в поселке или в лесу, он всегда уступал  мне.  Даже
тебе в лесу он уступает. Понимаешь, ему нужна эта сказка о перевале  и
речи о дикарях, которыми мы не имеем права стать. А я не дикарь. Я  не
глупее его. Пускай Олег идет, если он уверен. А тебя я не пущу -  тебя
я уводу вниз.
   - Глупости, глупости, глупости! - закричала Марьяна. -  Нас  послал
поселок. Нас все ждут и все надеются.
   - Мы принесем больше пользы живыми, - сказал Дик.
   - Пошли. - Олег протянул руку к одеялу, чтобы взять у Томаса  карту
и счетчик, и медленно сказал: - Прости, Томас, что ты  не  дошел  и  я
беру у тебя такие ценные вещи.
   Он откинул  край  одеяла.  Томас  лежал,  закрыв  глаза,  лицо  его
побелело, и  губы  стали  тонкими.  И  Олег  не  смог  заставить  себя
дотронуться до холодного тела Томаса.
   - Погоди, я сама, - сказала Марьяшка. - Погоди.
   Дик поднялся, подошел к скале, поднял со снега флягу, поболтал ею -
там плеснулся коньяк. Дик отвинтил крышку  и  вылил  коньяк  на  снег.
Острый незнакомый запах повис в воздухе. Дик завинтил крышку и повесил
флягу через плечо. Никто ничего  не  сказал.  Марьяна  передала  Олегу
сложенную карту, счетчик радиации и нож Томаса.
   - Нам его не закопать, - сказал Дик. - Надо отнести его под обрыв и
засыпать камнями.
   - Нет! - сказал Олег.
   Дик удивленно поднял брови.
   И глупо было отвечать, что нельзя  на  Томаса  класть  камни.  Ведь
Томас мертв и ему все равно.
   Все сделал Дик. Олег и Марьяна только помогали ему. Больше они ни о
чем не говорили. Олег и Марьяна молча собрались, взяли  совсем  легкие
мешки (даже дров осталось на один-два костра), разделили на три  части
последние ломтики вяленого мяса, и Марьяна отнесла  Дику  его  порцию.
Тот положил ломтики в карман и ничего не сказал. Потом Олег и  Марьяна
поднялись и пошли, не оглядываясь, наверх, к перевалу.
   Дик догнал их метров через  сто.  Догнал,  потом  обогнал  и  пошел
впереди. Олег шел  с  трудом,  еще  не  прошли  последствия  припадка.
Марьяна хромала - ушибла ногу, когда  лазила  по  обрыву.  Они  прошли
всего километров десять, и пришлось остановиться на ночлег.
   Олег свалился на снег  и  сразу  заснул.  Он  не  проснулся,  чтобы
напиться кипятку со сладкими корешками.  И  он  не  увидел  того,  что
увидели  Дик  и  Марьяшка,  когда  совсем  стемнело.   Облака   вокруг
разошлись, и на небе появились звезды, которых никто из них никогда не
видел. Потом небо затянуло вновь. Марьяна  тоже  заснула,  а  Дик  еще
долго сидел у погасшего теплого костра, положив в него  ноги,  смотрел
на небо и ждал - может, облака разойдутся вновь? Он слышал о  звездах,
старшие  всегда  говорили  о  звездах,  но  никогда   раньше   он   не
догадывался, какое величие и  простор  открываются  человеку,  который
видит звезды. Он понимал, что им никогда не вернуться в поселок.

        x x x

   Они поднялись рано, выпили немного кипятку, растопив снег, и  доели
сладкие корешки, от которых  голод  лишь  усилился.  В  тот  день  они
тащились медленнее, чем обычно, даже Дик выбился из сил.
   Беда была в том, что они не знали, правильно ли идут. На карте были
нарисованы ориентиры, но они не совпадали. Понятно  почему:  люди  шли
здесь в прошлый раз зимой, когда много снега, когда сильные  морозы  и
мгла, и потому сейчас все вокруг выглядело иначе.
   Наступило отчаяние, потому что перевал был абстракцией,  в  которую
невозможно поверить, как невозможно представить  себе  звездное  небо,
если его не видел и знаешь лишь по рассказам. Олег жалел, что заснул и
пропустил небо, но, может быть, оно повторится следующей  ночью?  Ведь
облака на небе стали тоньше, сквозь них иногда проглядывала голубизна,
и вокруг было куда светлее, чем внизу, в лесу.
   Днем, когда все выбились из сил, Дик приказал остановиться и  начал
растирать Марьяшке снегом  отмороженные  щеки.  Тогда  Олег  увидел  в
стороне, на снегу, синее пятно. Но до него надо было пройти еще  шагов
сто, а сил не было, и Олег не стал ничего говорить.
   Когда наконец Дик сказал, что пора  идти,  Олег  показал  на  синее
пятно. Они пошли к нему, с каждым шагом быстрее.
   Это была синяя короткая куртка из прочного и тонкого материала. Она
наполовину вмерзла в снег, и один рукав  ее,  набитый  снегом,  торчал
вверх. Дик окопал снег вокруг, чтобы вытащить куртку, а  Олегом  вдруг
овладело болезненное нетерпение.
   - Не надо, - сказал  он  хрипло,  -  зачем?  Мы  скоро  придем,  ты
понимаешь, мы правильно идем!
   - Она крепкая, - сказал Дик, - Марьяшка совсем замерзла.
   - Мне не нужно, - сказала Марьяшка, - лучше пойдем дальше.
   - Идите, я вас догоню, - сказал Дик упрямо. - Идите.
   Дик догнал их через  пятнадцать  минут,  неся  куртку  в  руке,  но
Марьяна надевать ее не стала, сказала, что куртка мокрая  и  холодная.
Но главное было то, что куртка чужая и ее кто-то носил. И если снял  и
бросил, то,  значит,  погиб.  Всем  известно,  что  с  перевала  вышло
семьдесят шесть человек, а до леса дошло чуть больше тридцати.
   Они не добрались в тот день до перевала, хотя Олегу  все  казалось,
что перевал будет вот-вот, - сейчас обойдем этот язык ледника, и будет
перевал, сейчас минуем осыпь, и будет перевал... И  под®ем  становится
все круче, а воздуха все меньше.
   Они ночевали, вернее, пережидали, пока кончится темнота, сжавшись в
клубок, закутавшись всеми одеялами и накрывшись палаткой. Все равно не
заснешь  от  холода,  они  только  проваливались  в  забытье  и  снова
просыпались, чтобы поменяться м