, - сказал Сергеев. - В этом году лето очень
теплое, и нет гарантии, что тепло продержится.  Ты  помнишь,  как  два
лета  назад  сначала  была  жара,  а  потом  пошел  снег?  Это   может
повториться. А сейчас уже больше недели стоит тепло, и снег у перевала
должен подтаять.
   - Мы вдвоем пойдем, - сказал Олег. - Нам много еды не надо.
   - Олег прав, - сказал Сергеев.
   - А что это изменит? - вдруг вмешалась мать.
   Олег понимал, что она сейчас  будет  придумывать  аргументы  против
этого похода, он ждал, что она начнет говорить об этом.  Ей  казалось,
что если  она  будет  говорить  умно  и  убедительно,  то  ее  поймут,
послушаются, и Олег останется с ней.
   - Нет никакой гарантии, что вы сможете хоть как-то наладить связь.
   - Мама, я все это уже слышал, -  сказал  Олег.  Остальные  молчали,
понимая, что именно он должен ответить матери. - Двадцать лет назад не
было времени. Корабль был мертв, холоден, оба связиста погибли, ты  же
знаешь, и капитан погиб - все, кто был на пульте управления,  погибли.
Тогда надо было выжить, все думали, как уйти, никто  не  думал,  чтобы
остаться и замерзнуть на корабле, правда?
   - Правда, - сказал Вайткус.
   - Если наши заблудились, попали на остров, не могут вернуться, наша
надежда - корабль.
   - Не говори чепухи, - сказала мать. - Корабль в горах.
   - Мама, - сказал Олег. - Мы долго все обсуждали.  Если  мы  наладим
связь, наш сигнал перехватят. Понимаешь? Пока  эта  экспедиция  здесь,
есть шанс, что наш сигнал услышат.
   - Такого шанса нет, - упрямо сказала  мать.  -  Сигнал  космической
связи - гравиграмма. А у них здесь  планетарная  связь.  Радиосигналы.
Зачем лелеять несбыточные надежды?
   Глаза у  Ирины  были  влажными,  она  еле  сдерживалась,  чтобы  не
заплакать, и оттого лицо ее было злым и напряженным.
   - В том-то и дело, - сказал Сергеев, - что мы постараемся  наладить
не космическую связь, а планетарную.
   - Вам ее не наладить.
   - Ее наладить легче. Поэтому мы и  идем,  мама,  именно  сейчас,  -
сказал Олег. - Когда мы догадались об этом,  я  чуть  не  запрыгал  от
радости.
   - И молчали? - спросила Ирина.
   - Вайткус знает, - сказал Сергеев. - И Старый тоже. Но мы не хотели
говорить об этом заранее.
   - Глупые тайны, - сказала Линда. - Никому не нужные тайны.
   Она тоже не хотела, чтобы Сергеев уходил.
   Олег смотрел на старших. Все было решено.
   Теперь судьба поселка в его руках.  И  в  руках  Сергеева.  И  надо
успеть.
   И в этот  момент  дверь  хижины  распахнулась,  чуть  не  порвались
веревки, которые держали ее.
   Старый громоздким силуэтом возник на пороге.
   Он не вошел в дом. Он медленно оглядел сидевших за столом.
   - Борис, этого еще не хватало! - Появление Старого  подарило  Ирине
возможность сорвать на нем злость, даже  ненависть  к  людям,  которые
угрожают жизни Олежки. - Ты же болен! Ты сошел с ума. Уйди, уйди!
   Старый засмеялся. И это было очень странно. Время не подходило  для
смеха.
   - Идиоты, - сказал он весело. - И я главный идиот.
   - Садись, - сказала Линда, поднимаясь, чтобы помочь Старому.  Может
быть, она подумала, что Старый бредит.
   - Да послушайте вы меня, -  сказал  Старый.  Он  подошел  к  столу,
уперся в него единственной рукой, и  свет  коптилки  отразился  в  его
глазах. - Мы говорили,  как  бы  нам  починить  планетарную  связь  на
"Полюсе". Говорили?
   - Конечно, - сказал Сергеев.
   - Только последние идиоты могли тратить на это  время,  -  произнес
Старый торжественно. - Потому что планетарную связь не надо чинить.
   - Почему? - спросил Вайткус.
   - Да потому, что ее надо просто включить!
   - Ты что имеешь в виду? - спросил Сергеев, который уже  понял,  что
Старый не бредит. Старый что-то придумал.
   -  Кто  мне  ответит,  где,  кроме  узла  связи,  на  корабле  есть
передатчик?
   - Ты прав, - почти сразу  сказал  Сергеев.  -  Мы  самые  последние
идиоты.
   - Где? - спросил Олег. - Что он имеет в виду?
   - Проще простого, - сказал Сергеев. - Передатчик есть на катере. На
спасательном катере, который остался в "Полюсе".
   - А насколько мне известно, - сказал Старый,  -  передатчик  катера
совершенно цел. И мы не думали о нем, потому что нам  не  приходило  в
голову, что можно выйти на связь с кем-то на этой проклятой планете.
   Стало очень тихо, словно Старый  сказал  эти  слова  на  непонятном
языке. И каждый для себя переводил их.
   - Ого, - пробасила в тишине Луиза. - Это же меняет дело.
   Это меняет дело, повторил про себя Олег. Это меняет дело. За минуту
до слов  Старого  путешествие  к  кораблю  было  жертвой,  подчинением
холодной и разумной Необходимости. Каждый  шаг  к  кораблю  уводил  от
Марьяны и отнимал у нее и  ребят  шанс  спасения.  Минуту  назад,  уже
подчинившийся ненавистной Необходимости, Олег проклинал поход  и  тех,
кто заставил его идти к "Полюсу", все были врагами, потому что  готовы
были примириться с гибелью Марьяны... Идея Сергеева, хоть  и  дававшая
некую тень надежды, не обещала надежды немедленной...  Какое  хорошее,
доброе лицо у Старого. Какой он умный и мудрый. А почему не я?  И  тут
же возникло, как удар, как позор,  понимание,  что  о  передатчике  на
планетарном катере должен был вспомнить он,  Олег.  И  не  нужно  было
никакого полета на воздушном шаре  к  реке.  Уже  давно,  десять  дней
назад, две недели назад надо было лететь на "Полюс" и  вызвать  земную
экспедицию...
   - Я должен был об этом подумать раньше, - сказал  Сергеев.  Он  был
мрачен, будто слова Старого его не обрадовали. И Олег понял почему: он
был отцом Марьяны и думал сейчас так же, как Олег. И был зол  на  себя
так же, как Олег. И тогда впервые Олег ощутил свое родство с Сергеевым
- они оба любят Марьяну.
   - Чего же мы стоим?! - Олег сначала  услышал  этот  крик,  а  потом
только понял, что это кричит он сам. - Надо сейчас же идти.
   - Сначала соберем все по сусекам, - сказал Вайткус, - чтобы  вы  не
померли с голоду.

        x x x

   - Ты уходишь с утра? - спросила Лиз, когда все расходились.
   Эти дни она к Олегу не подходила, молчала, только смотрела на  него
издали пристально и жалко. И мать с Олегом  тоже  не  говорили  о  том
вечере. Олег вроде бы понимал, что виноват  он  сам  -  не  надо  было
жалеть Лиз и  тогда  бы  он  не  стал  обманщиком,  ведь  трудно  даже
представить себе подлеца, который целуется с девушкой,  когда  другая,
которую он любит, погибает в диком лесу. И потому он  просто  старался
об этом не думать, а думал о Марьяне и походе к кораблю. И это у него,
надо сказать, отлично получалось. Как будто Лиз и не было в поселке. И
потому, когда она подошла, Олег сразу вспомнил и ощутил свою вину, и в
нем возникло недоброжелательство к Лиз. Даже к  тому  запаху  душистой
травы, который  вновь  исходил  от  нее.  И  наверное,  он  сказал  бы
что-нибудь несправедливое и обидное, но в тот  момент  он  уже  был  в
походе, в горах, он уже включал рацию...
   - Ухожу, - сказал Олег. -  Не  надо  меня  жалеть.  У  меня  все  в
порядке.
   - Да, конечно, я очень рада. Но  мне  за  тебя  страшно.  Ведь  мне
ничего от тебя не надо, понимаешь, только чтобы ты на меня не сердился
и помнил меня.
   - Хорошо,  -  сказал  Олег,  кидая  взгляд  вокруг,  не  слышит  ли
кто-нибудь разговора, - я буду помнить. Ты не волнуйся.
   - Пойдем вечером погуляем, - сказала Лиз очень тихо, одними губами.
   - Погуляем?
   - За изгородь, недалеко.
   - Да  ты  что?  -  искренне  удивился  Олег.  -  Я  всю  ночь  буду
собираться, мы с рассветом выходим.
   - На немного, - просила Лиз. - И ты вернешься.
   - Посмотрим, - сказал Олег.
   Ему опять было жалко эту девушку,  и  в  его  руках  и  губах  жила
стыдная, но неизгладимая память о ее коже и ее губах, он понимал,  что
нельзя никуда с ней ходить,  и  не  хочется,  ведь  в  самом  деле  не
хочется...
   И он убежал в мастерскую, чтобы помочь  Сергееву  сделать  кошки  -
железные крючья, с которыми легче лазить по ледяным склонам.  А  потом
он забыл о Лиз.
   А она долго стояла у изгороди, подальше от ворот,  в  тени,  ждала,
хоть и сама не верила, что он придет. Потом замерзла и побрела  спать,
а Олег вернулся к себе еще позже,  когда  Сергеев  выгнал  его,  чтобы
выспался перед выходом.
   И  только  когда  ложился,  Олег  вспомнил  о  Лиз  и   подумал   с
облегчением: "Ну и хорошо, что я забыл".



        Глава седьмая

   На этот раз торжественных проводов не было. Не то настроение, да  и
не тот поход.
   Было совсем рано, ребятишки еще спали,  у  ворот  собрались  только
старшие, и прибежала Фумико, она до последнего момента надеялась,  что
ее возьмут. Она подслушала, что Олег будет разговаривать  по  радио  с
теми,  кто  спасет  Казика,  и  хотела  слышать,  как  это  все  будет
происходить. Но конечно, и речи не могло быть о том, чтобы ее взять  в
горы: она слабенькая, будет обузой.
   От своей хижины спешила Лиз. Она несла мешочек. Лиз не проспала, но
задержалась, отыскивая, что бы вкусное дать с собой Олежке.  Она  была
как мышка - всегда прятала вкусные вещи, но порой забывала  о  них.  А
теперь перекопала  все  и  нашла  сладкие  корешки,  ком  сахара,  еще
прошлогоднего, и жалкие остатки своей зимней попытки испечь пирог. Лиз
хотела  завернуть  все  покрасивее,  но  спешила  и  не  получилось  -
пересыпала все в обыкновенный мешочек, с которым  ходят  по  грибы,  и
побежала к изгороди.
   Олег взял мешочек, ему казалось, что все смеются. Лиз стояла в двух
шагах и смотрела на него так, словно хотела втащить к себе в глаза.
   Мать  подвинулась,  чтобы  встать  между  Лиз  и  Олегом,  и  стала
поправлять ему воротник куртки. Олег не сопротивлялся.
   - Ладно, - сказал Старый, - времени тратить не будем.
   - Сегодня все на прополку пойдут, - сказал Вайткус.
   Голос у него дрогнул, и Олег догадался, что Вайткусу  плохо  -  все
уходят, а его оставляют с женщинами  и  детьми.  Но  у  Вайткуса  были
слабые легкие и болело сердце. Ему нельзя далеко ходить.  И  он  очень
много делал - на нем был огород и все хозяйство.
   Заплакала Линда. Она ни слова не сказала, но плакала.  Еще  недавно
она провожала Томаса, и Томас не вернулся. А теперь она с Сергеевым, и
вот он тоже уходит.
   Олег с Сергеевым поправили мешки и быстро пошли к горам.  По  земле
стлался туман, чуть парило, день обещал быть теплым. Олег  спешил,  он
угадывал вехи их прошлогоднего пути. Сергеев во всем слушался его - он
верил памяти Олега. Они почти не разговаривали, только по делу.
   Гриб-гигант был на прежнем месте, он даже подрос за  зиму.  Они  не
задерживались возле него - уже темнело и Олег хотел дойти до пещеры, а
может, если удастся, и дальше. Каждый день они должны  были  проходить
больше, чем в прошлом году.

        x x x

   Они хотели начать переправу через широкий рукав  с  рассветом,  но,
пока укрепляли расползшийся за ночь  островок,  Марьяна  заснула.  Она
ночью не выспалась, а тут пригрелась и заснула. Дик с Казиком не стали
ее будить, они отошли подальше по берегу и ждали, пока она проснется.
   - Устал? - спросил Дик.
   Казик удивился. Дик  никогда  не  спрашивал  о  таких  вещах.  Если
мужчина устал, это его дело. Если ты сильно устал, то  Дик  возьмет  у
тебя мешок или добычу. Ничего не скажет, просто  возьмет.  "Может,  он
тоже устал?" - подумал Казик. А вслух сказал:
   - Ничего, немного осталось.
   Дик стукнул его по плечу  ладонью,  не  больно,  но  чувствительно.
Казик думал: "Вот мы сидим рядом с Диком, и он не  знает,  как  я  его
люблю. Я его люблю больше всех, даже больше  Марьяны  и  тетки  Луизы,
потому что я хочу быть таким, как он - сильным  и  молчаливым.  Хорошо
бы, мы дружили с ним и на Земле. Я ведь быстро вырасту  и  тоже  стану
взрослым, а он еще будет довольно молодой. Мы можем вместе отправиться
в далекое путешествие".
   - А может, поднимемся на Эверест, - сказал Казик вслух.
   - Дался тебе этот Эверест, - сказал Дик, который понял,  что  Казик
опять думает о Земле.
   - Ну, на охоту, - сказал Казик.
   - На охоту там нельзя, - сказал Дик.  -  Я  спрашивал  Старого.  На
Земле не охотятся. Не хочу я на Землю.
   - И не хочешь посмотреть?
   - Посмотреть можно, - сказал Дик. - Только оставаться там не  хочу.
Мне скучно. Там этого нельзя, этого  нельзя...  Они  сидят  по  чистым
домам и боятся микробов, я знаю.
   - Если бы они боялись, - рассудительно возразил Казик, -  то  мы  с
тобой сюда бы не прилетели.
   - А мы при чем?
   - А потому, что мы и есть они. Мы одно и то же.  Мы  куда  идем?  К
ним. То есть к себе. Я так понимаю. Мы как будто заблудились в лесу  и
теперь хотим выбраться. Они все сильные, красивые, как на фотографии.
   - А мы для них грязные, - сказал Дик.
   Казик не стал спорить, потому что понимал, почему Дик так  говорит.
Это не уменьшало его любви к Дику: так  понимание  слабостей  любимого
человека даже делает его ближе. Дик боялся людей с Земли,  потому  что
завидовал им.
   - Мы там тоже будем не последними, - сказал Казик.
   - Где?
   - На Земле. Там наши таланты понадобятся. Мы будем  следопытами.  В
Дальнем космическом флоте.
   - Возьмут нас... они с пеленок учатся, - выдал себя Дик.
   - Мальчики, - позвала Марьяна. - Мы почему не плывем?
   - Проснулась? - Дик поднялся. - А  мы  решили  немножко  отдохнуть,
потому что трудно плыть будет. Как нога, болит?
   - Лучше, - соврала Марьяна.
   - Пить хочешь?
   - Дай.
   Дик принес ей воды в скорлупе. Он подержал ей голову, чтобы удобное
было пить, затылок Марьяны был очень горячим. Дик боялся за Марьяну  -
у них совсем не было лекарств. Дику всегда нравилась  Марьяна,  больше
всех в поселке. Но он все понимал про Марьяну и Олега и  чувствовал  в
этом несправедливость... Впрочем, не обижался. Они так хотят, пускай.
   Они столкнули в воду островок и  начали  отталкиваться  шестами  от
мягкого дна. Шесты застревали, и толкать было  трудно,  потом  их  все
больше стало сносить вниз. Берег удалялся, но тот, другой  берег  тоже
удалялся, потому что река становилась все  шире,  готовясь  влиться  в
озеро. Шесты перестали доставать дно, и Дик  с  Казиком  стали  грести
широкими жесткими листьями, которые утром отыскали на берегу.  Течение
было сильным, и неясно  было,  помогает  ли  гребля.  Вроде  бы  и  не
помогала.
   Они вспотели и устали. Марьяна расстраивалась, что не может помочь.
Одно из бревен отвязалось, и пришлось потерять немало времени,  прежде
чем связали разорвавшуюся веревку и примотали бревно на место. За  это
время их унесло еще ниже, справа было озеро - серое и гладкое, по нему
были рассеяны темными пятнами островки, образовавшиеся  в  дельте,  за
ними серая мгла, дальний берег с воды не был виден.
   Их пронесло над мелью, но они не успели за нее  зацепиться,  потому
что Дик слишком сильно нажал на свой шест, шест обломился, и Дик  чуть
не свалился в воду. К тому же островок - основа плота  -  весь  как-то
расползся, и только бревна удерживали вместе массу грязи и корней;  за
кораблем по реке плыл хвост веток и водорослей.
   Берега резко разошлись в  разные  стороны,  подул  ветер  -  совсем
другой, чем в лесу, свежий, - их качнуло, и  ход  корабля  замедлился.
Река была позади.
   - Что случилось? - спросила Марьяна.
   - Ничего, - сказал Дик. - Плывем.
   - Так даже лучше,  -  сказал  Казик.  -  Здесь  течение  медленное.
Выгребем.
   Но течение все же было, и их тянуло все дальше от берегов, пока они
не наткнулись на моль, которая впереди высовывалась из  воды  плоским,
чуть ли не вровень с водой, песочным островком.
   Если не смотреть на  ничтожную  полоску  песка,  отделявшую  их  от
простора воды, ощущалось, что они продолжают  плыть  по  озеру.  Устье
реки, которая вынесла  их  наружу,  было  таким  широким,  что  низкая
поросль по берегам речных рукавов казалась лишь меховой  оторочкой  на
серой ткани. И была очень далеко.  А  так  как  они  начали  переправу
поздно, во второй половине дня, то уже начало темнеть. Они развели  на
островке костер - хорошо еще, что огня хватило, чтобы согреть воды для
Марьяны. Дик и Казик напились прямо из озера, они пили много,  нарочно
пили много, потому что,  если  напьешься  воды,  это  помогает  против
голода. Правда, им не помогло.
   Вечером Дик пытался ловить рыбу - у него еще  оставалось  несколько
стрел. Но он никогда раньше не стрелял в рыбу  из  арбалета  и  потому
промахивался. А бластер он жалел - он не знал, много ли в нем осталось
зарядов, и боялся, что тот скоро перестанет стрелять.
   Ночь выдалась трудная, потому что ветер  усилился  и  волны  начали
перекатываться через островок. Кораблик покачивался, и приходилось все
время подталкивать его шестом  на  мелководье.  А  когда  волны  стали
совсем большими, Дик и Казик влезли в холодную воду и  удерживали  так
плот. Марьяна тоже не спала.

        x x x

   Олег с Сергеевым шли налегке, шли быстро  и,  главное,  шли  иначе.
Изменилось их отношение к дороге. В прошлом году это было  путешествие
почти невозможное, на которое можно решиться лишь от отчаяния.  Смерть
Томаса была естественной платой за достижение несбыточной цели, и  сам
"Полюс"  казался  таинственным,  далеким   воспоминанием,   реальность
которого была сомнительна.
   Сейчас они шли по трудной дороге к определенной цели с  конкретными
намерениями.  Главное  -  дойти  как  можно  скорее  и   связаться   с
экспедицией.
   Сергеев обыденно и спокойно признавал в пути  главенство  Олега,  и
оттого, что старший но старался ничем подчеркивать разницу в  годах  и
опыте, Олег также спокойно признавал эту разницу. Это было путешествие
двух взрослых мужчин.
   Они как раз миновали  гигантский  гриб  и  шли  среди  скал,  когда
Сергеев спросил:
   - Ты в самом деле любишь мою Марьяшку?
   -  Мне  так  кажется,  -  ответил  Олег.  Он  подумал,  что   более
категоричный ответ будет Сергееву неприятен.
   Сергеев словно не заметил дипломатичности ответа.
   - Никто из нас не мог подумать,  что  мы  доживем  до  свадьбы,  до
свадьбы следующего поколения.
   - Мы об этом с ней не говорили, - смутился Олег.
   Он вспомнил о Лиз, и ему захотелось спрятать  эту  мысль  поглубже,
чтобы Сергеев не увидел ее.
   - Если все обойдется, - сказал Сергеев, - поселок этой  свадьбы  не
увидит. Поселка не будет. Его сожрет лес.
   Олег обернулся. Ему показалось, что сзади  идет  слон.  Уже  начало
темнеть, и от снежных струй мир был закован в серую мглу. Сергеев  шел
спокойно. Он полагался на чутье Олега.
   - Мне его не жалко, - сказал Олег.
   - А мне жалко, - ответил Сергеев. - Это почти половина моей  жизни,
и большая часть жизни сознательной.
   - Ты не хочешь домой?
   - Не в этом дело. Мы прожили  долгие  годы  в  нищете  и  бессилии,
человек с Земли, увидевший  нас  с  тобой,  решил  бы,  что  лицезреет
обезьян. А я убежден, если  мы  вернемся  домой,  то  в  воспоминаниях
останутся победы и моменты торжества, которых ты и не заметил.
   - Я был маленький?
   - Для тебя было естественно, что мы остаемся людьми, что ты  ходишь
в школу и ешь ложкой. А знаешь, какой праздник  был,  когда  я  сделал
первую ложку?
   Олег резко дернул Сергеева за  рукав,  свалил  с  ног,  тот  только
крякнул от боли.
   Над головами пронеслась черная стая. "Как всадники апокалипсиса", -
подумал Сергеев, глядя на стремительное  и  стройное  движение  черных
теней.
   - Что это было? - спросил он Олега.
   - Не знаю, - сказал тот. - Я их как-то  видел,  давно  еще,  но  не
знаю, кто они. Ты говорил про ложку?
   - А еще было много смешного, - сказал Сергеев. - Мы часто смеялись.
Раньше чаще, чем теперь, - теперь мы устали.
   Они миновали пещеру, где в прошлый раз Олег провел тревожную  ночь.
Может, стоило остаться на ночь в ней -  все  же  укрытие,  но  еще  не
совсем стемнело и неизвестно было, какая погода  завтра.  Упорство,  с
которым мокрый снег устилал землю, было тревожным. Сергеев не спорил с
Олегом, хотя устал  куда  больше,  чем  он.  У