же  через  полчаса  Олег
пожалел, что они не остановились в пещере.  Снег  повалил  гуще,  Олег
испугался заблудиться. Они разбили палатку, забрались в нее, обнялись.
Ночью похолодало. Сергеев,  пока  не  заснул,  рассказывал,  что  мать
Марьяны его не любила. И даже хотела уйти от него, но  осталась  из-за
Марьяшки. Это было странно: как можно уйти от человека в поселке?
   Поднялся ветер и кидал горстями снег на маленькую палатку.
   Они поднялись, когда рассвело настолько, что можно было  разглядеть
землю под ногами. Вернее, драное одеяло мокрого снега, сквозь  которое
торчали камни и редкие кусты.
   Снег утих, но ветер выл с прежней силой, он был мокрый и злой. Олег
глядел, как ежится под ветром Сергеев, какие  у  него  темные  корявые
пальцы, которыми он резко отводил со лба прядь длинных пегих волос.  И
тут Олег понял, что боится. Боится, потому что в  прошлом  путешествии
он не нес ответственности. Дик лучше охотился и находил дорогу,  Томас
помнил прежний путь, Марьяна умела лечить  и  знала  травы.  От  Олега
требовалось одно - идти. А если они теперь сбились с дороги? Если  они
не найдут  ущелья,  в  котором  течет  холодный  ручей?   Возвращаться
обратно?  Это  самое  худшее,   что   может   случиться.   Только   не
возвращаться.
   - У тебя кипит, - сказал Сергеев.
   Олег высыпал в банку горстку сухих грибов.  Они  быстро  набухли  и
всплыли. Сергеев и Олег по очереди, обжигаясь,  вытаскивали  из  банки
скользкие мягкие шарики, дули на них,  потом  жевали.  Олегу  есть  не
хотелось, это была необходимость, которую  надо  выполнить,  иначе  не
хватит сил. В поселке всегда было плохо с солью. Раньше ее  вообще  не
было, а теперь Вайткус отыскал  за  болотом  солоноватый  источник,  и
вокруг него  можно  было  наскрести  соли.  Правда,  она  была  скорее
горькая, чем соленая, и Вайткус выпаривал ее,  хитроумно  разделяя  на
фракции. Грибы, которые они  жевали,  были  лишь  чуть  подсолены,  но
недостаточно, чтобы отбить противный, надоевший привкус.
   - Пошли? - спросил Сергеев.
   Олег и не заметил, как он поднялся и начал  сворачивать  палатку  -
полотнище из рыбьей кожи.
   Олег проверил арбалет. Тетива отсырела, и ее пришлось подтянуть.
   Они пошли дальше, вверх по  склону,  Олег  не  узнавал  мест  и  со
злостью на себя подумал: как глупо было не оставить знаков,  ведь  два
раза прошли этим путем.
   - Может быть, мое настроение, - сказал Сергеев, когда они прошли  с
километр, - вызвано еще и тем, что моя деятельность, моя ценность там,
на Земле, теперь равна нулю. Мне предложат отдыхать.
   - Почему? Ты еще не старый и сильный, - сказал Олег.
   - Мне уже не вписаться в мир, который  изменился,  в  котором  я  в
лучшем случае стану экзотическим  Робинзоном,  вызывающим  сочувствие.
Придется писать воспоминания.
   - Воспоминания? О чем?
   - О нас... Я пошутил. Я не буду писать воспоминаний, я буду нянчить
внуков. Вам с Марьяшкой тоже будет нелегко. Ты представляешь,  сколько
всего знают ваши сверстники?
   - Я буду учиться.
   - Разумеется. Тебе будет трудно.
   Сергеев не понимал, что для Олега проблемы земные не  подкреплялись
зрительными образами, предыдущим опытом - Земля оставалась пока  краем
обетованным.  Если  нужно  учиться  -  выучимся.  Это   потом   придут
разочарования.
   Олега все более беспокоила неузнаваемость мест, по которым они шли.
Давно уже должен был появиться ручей, ущелье,  но  скалы  вокруг  были
чужими, незнакомыми.
   Сергеев ощутил беспокойство Олега.
   - Мы что, заблудились? - спросил он.
   - Все иначе, чем тогда, - сказал Олег. - Это из-за снега.
   - Не бойся, - сказал Сергеев, - мы не можем сильно сбиться. Пока мы
знаем общее направление, пока мы идем вверх, ничего страшного.
   - Погоди, - сказал Олег. Он услышал журчание воды.
   Снова зарядил снег. Они вышли  к  ручью  через  несколько  минут  и
дальше пошли вверх по ручью, хотя это было ненадежно. В прошлый раз  к
ручью они вышли уже у ущелья. А сколько здесь течет ручьев?
   Они шли до вечера, почти не останавливаясь. Никаких  приключений  с
ними  не  было.  Олег  стрелял  по  зайцу,  но  промахнулся.  Снег  не
прекращался. Он липнул к одежде, но было не холодно, только  с  каждым
шагом труднее вытаскивать ноги из снега.
   Когда стемнело, они вошли в  ущелье.  Но  это  было  совсем  другое
ущелье.  Скорее,  широкая  промоина.  Там  и  остались  ночевать.  Оба
понимали, что сбились с пути, но возвращаться было поздно.  Если  там,
наверху, снега не так много, то остается надежда выйти к перевалу.  Но
говорить об этом не хотелось. Олег разделил оставшиеся  грибы  на  три
части. Дрова они экономили и, как только вода в банке согрелась, сразу
потушили огонь, а головешки сложили в сумку.
   Они спали под обрывом, ночью  был  мороз,  и  ветер  скатывался  по
промоине, как поток весенней воды.

        x x x

   Утром Павлыш собрался в горы.
   Он позвал с собой Салли, как и  договаривались,  но  воспротивилась
Клавдия, потому что подошел день  профилактики  и  Салли  должна  была
проверять аппаратуру - это ее  обязанность.  Павлыш  стал  уговаривать
Клавдию,  что  профилактику  можно  перенести  на  другой   день,   но
начальница была непреклонна. Она глубоко убеждена в том, что ею правит
чувство долга, и только чувство долга. И никаких других чувств она  не
знает.
   - Бог с вами, Клавдия, - сказал Павлыш. - Если вы не хотите,  чтобы
со мной летела Салли, полетим с вами.
   Ему показалось, что Салли, слышавшая это  предложение,  улыбнулась,
но он не посмел посмотреть в ту сторону.
   - Вы с ума сошли, - сказала Клавдия, неожиданно  покраснев.  Павлыш
даже не подозревал, что Клавдия умеет краснеть. -  Вы  полагаете,  что
именно я и есть главная бездельница на нашей станции?
   - Я ничего дурного не имел в виду, -  сказал  Павлыш.  -  Я  только
думал, что и вам рано или поздно придется лететь в горы. Это  же  ваша
стихия.
   - Моя  стихия  -  вся  планета,  -  сказала  Клавдия.  -  Горы  уже
обследованы  скаутами.  Система,  находящаяся  к   северу   от   леса,
сравнительно молодая, без активного  выветривания.  Если  там  и  есть
что-либо не банальное, то потребуется глубокое бурение...
   - Мое дело пригласить. Место в вездеходе найдется.
   - Спасибо за приглашение, в другой раз...
   Салли завернула Павлышу несколько  бутербродов  на  дорогу  и  дала
термос с кофе.
   - Не расстраивайся, - сказала она, когда Клавдия удалилась к себе в
лабораторию. - Мне в самом деле сегодня надо работать.  Мы  слетаем  с
тобой в следующий раз.
   - Не знаю, когда он будет, - сказал Павлыш. - Завтра возникнет  еще
миллион дел.
   - Придумаем что-нибудь. Сегодня ты  найдешь  какие-нибудь  особенно
красивые места. Хорошо?
   Салли поднялась на цыпочки и легонько поцеловала Павлыша  в  висок.
Она была высока ростом.
   - Я знаю, что сделаю, - сказал Павлыш. - Я уже все обдумал.
   - Что?
   - Я переселюсь в лабораторию. Вместе с тобой.
   - Со мной?
   - Да. У нас будет свой домик, мы сможем  закрыть  за  собой  дверь.
Почему нам нужно притворяться и делать вид, что мы  не  нравимся  друг
другу?
   - Ты не умеешь делать вида.
   - Тем более. Клавдия все равно недовольна.
   - Разумеется. Это крушение принятых норм. Она отлично знает, откуда
берутся дети, не  считай  ее  лиловым  чулком.  Но  в  экспедиции  она
привыкла, что на твоем месте находится Сребрина Талева. Наши отношения
неправильны, неожиданны, и она никак не может к ним приспособиться,  а
нас всегда раздражает то, к чему мы не можем приспособиться. Например,
нас раздражает эта планета.
   - Не надо философствовать, - сказал Павлыш.  -  Поставим  ее  перед
фактом.
   -  Ничего  не  выйдет  -  лаборатория  недостаточно  стерилизована.
Клавдия скорее умрет, чем позволит кому-нибудь жить там.
   Закончить  этот  разговор  они  не  успели,  потому  что  вернулась
Клавдия. Она принесла желтый листок.
   -  Третьего  дня,  -  сказала  она,  -   один   из   моих   скаутов
зарегистрировал металлическую аномалию вот в этом квадрате. Причем его
сообщение сбивчиво - я не смогла понять, что там за выход.  Если  тебе
все равно куда лететь, погляди в этой долине. Аномалия  поверхностная,
и это тем более странно.
   - С удовольствием, - сказал Павлыш.

        x x x

   Павлыш сделал круг над станцией, погода была хорошая, видно далеко.
Туманной скалой поднимались,  исчезая  в  облаках,  стволы  гигантских
деревьев. По  озеру  шли  некрутые  волны,  дальше,  на  глубине,  они
курчавились барашками. На Земле Павлыш  давно  бы  вышел  в  озеро  на
надувной лодке  и  порыбачил  или  понырял  бы  в  свое  удовольствие.
Впрочем, надо будет совершить экскурсию по дну озера. На той неделе.
   Затем Павлыш поднял вездеход выше, прорезав облака.
   Из облаков вылетела стая птиц - таких Павлыш уже  видел,  это  были
странные создания, наверное  пресмыкающиеся,  -  надо  будет  отловить
экземпляр для исследования; они устроили в  воздухе  отчаянную  драку:
сплетались клубком, разлетались снова, бросались друг на Друга.
   Вершины  гор,  еще  далекие,  прорезали  облака.  Ближе  -  черные,
бесснежные; дальше - покрытые снегом, массивные, спокойные и  знакомые
- горы везде одинаковы, на любой планете.
   Вездеход  снизился  к  горам.  Теперь  можно  было   понять   схему
расположения горной системы.  Горы  поднимались  уступами  от  долины,
переходя в первый, сравнительно невысокий и  пологий  хребет.  За  ним
тянулись высокогорные долины, в которых даже сейчас,  летом,  не  таял
снег. За долинами  цепью  возвышались  горы  повыше  -  уже  настоящие
великаны, высотой более пяти километров. Дальше - Павлыш знал об этом,
но издали было трудно увидеть  -  располагался  могучий  узор  вершин,
самых высоких на планете, и наивысшая гора высотой больше  одиннадцати
километров, которой  еще  предстоит  получить  достаточно  красивое  и
гордое название.
   Туда Павлыш пока не полетел.
   Он  опустил  машину  на  пологом  склоне  второго  хребта.  Посидел
немного, не открывая люка.
   Было очень тихо. И тишина эта была чистой и торжественной.  Тишина,
которую никогда и никто еще не нарушал звуком голоса.
   Затем Павлыш вышел на связь и спросил, как дела на станции.
   Клавдия ответила, что все в порядке, и попросила  не  опаздывать  к
обеду. Она была настроена  мирно.  Она  напомнила  Павлышу,  чтобы  он
заглянул в ту долину, где замечена аномалия.
   - Обязательно, - сказал Павлыш. - Только чуть попозже.
   Он открыл люк и вышел наружу. Ветра не было. Ноги сразу ушли в снег
- почти по колено,  снег  был  покрыт  блестящей  твердой  коркой,  за
длинный день летнее солнце растапливало его.  Но  внутри  он  оказался
сухим, рассыпчатым и слишком белым - здесь еще Павлышу не  приходилось
видеть такого яркого белого цвета.
   Павлыш взял пригоршню снега и сжал  перчаткой.  Снег  рассыпался  и
пудрой потек вниз.
   Потом Павлыш совершил преступление против инструкций, но как биолог
он понимал, что здесь ему ничто не грозит. Он снял шлем.
   Холодный воздух обжег лицо, на секунду Павлыш даже удержал дыхание,
чтобы не пустить в легкие мороз. Когда  он  все  же  вдохнул,  то  все
ожидания сбылись - это был  хрустальный,  первозданный,  замечательный
воздух.
   Держа шлем в руке, Павлыш пошел, проваливаясь по колено в снег.  Он
не спешил. Был только один звук - звук  хрустящего  снега.  Здесь,  на
высоте, с непривычки сбивалось дыхание - а всего километра четыре,  не
больше.
   Белая птица пролетела вдали. Значит, и здесь есть какая-то жизнь. А
почему бы ей не быть - воздух нормальный.
   Замерзли уши. Павлыш пожалел, что не взял теплой  шапки  -  у  него
была с собой старая вязаная шапка.
   Павлыш надел шлем, включил  отопление.
   Ему не хотелось уходить. Он стоял, медленно поворачивая  голову,  и
разглядывал поочередно вершины, столь  схожие  и  столь  величественно
разные - это была особенная, торжественная и совершенная  архитектура,
которая свойственна лишь большим горам. Яркое белое солнце  плыло  над
вершинами, и небо было  куда  темнее,  чем  на  Земле,  и  были  видны
звезды.
   Павлыш вернулся к вездеходу, поднял его вновь и прошел  к  дальнему
большому хребту. Он летел вдоль  горной  цепи,  вглядываясь  в  детали
великанов: в скальный обрыв километровой высоты, в узкий гребень,  над
которым навис снежный карниз, на трещину в леднике, уходящую в голубую
бесконечность... Одни любят смотреть  на  огонь,  другие  -  на  море.
Павлыш больше всего любил смотреть на горы.
   Он почувствовал, что устал и проголодался.  Он  достал  бутерброды,
выпил кофе, снова поговорил со станцией и  снова  услышал  напоминание
Клавдии заглянуть в ту долину.
   Поэтому Павлыш перед возвращением взял курс туда. В полете он мирно
прихлебывал кофе, нежась в умиротворенном состоянии человека,  который
не обманулся в высоких ожиданиях.
   Вездеход опустился на склоне долины, схожей с огромным цирком.
   - Ну, где здесь у нас аномалия? - сказал вслух Павлыш и выглянул  в
иллюминатор.
   С той стороны ничего не было - белый склон. Он  поглядел  в  другую
сторону, вниз.
   Потом сказал:
   - Так. Именно так.
   Из всех невозможных зрелищ, которые выпадают на долю человека,  ему
выпало самое невероятное.
   Внизу, в долине, на арене снежного цирка, маленький отсюда, сверху,
лежал космический корабль.
   В первое мгновение он показался Павлышу совершенно целым, и он даже
подумал на мгновение: может, это другая экспедиция... А  потом  понял,
что корабль погиб.
   Диск  стоял  склонившись,  касаясь  краем  снежного  поля.  Снежная
ледяная шапка прикрывала его вершину.
   Павлыш резко поднял вездеход и бросил его к кораблю.
   Выскочив из вездехода, он вспомнил, что не сообщил об  открытии  на
станцию, чем еще  раз  непростительно  нарушил  инструкции,  но  потом
выкинул эту мысль из головы.
   На боку корабля поблескивала надпись: "Полюс".

        x x x

   Корабль не хотел пускать Павлыша внутрь.
   Пассажирский люк был  приоткрыт,  но  добраться  до  него  не  было
возможности - он оказался на высоте трех метров. Трап  не  смогли  или
некому было опустить. Грузовой люк был заклинен  при  падении.  Обойдя
корабль и поняв, что находится в положении кота,  которому  предлагают
напиться из кувшина с  узким  горлом,  Павлыш,  проваливаясь  в  снег,
медленно брел вокруг "Полюса" и вдруг поймал себя  на  мысли,  что  не
спешит проникнуть в корабль, боится  встречи  со  зрелищем  внезапной,
давно замерзшей смерти.
   В то же время  хотелось  надеяться...  На  что?  И  тут  же  Павлыш
придумал  ответ:  на  то,  что  кто-то  остался  жив,   смог   поднять
планетарный катер и уйти в космос.
   Нелепость этой мысли заставила досадливо поморщиться.  Ведь  Павлыш
отлично знал, что это за корабль, знал, что он давно пропал без вести.
Последняя связь с ним была, когда он уходил в большой прыжок совсем  в
другом секторе. Что-то произошло во время прыжка. Корабль из  него  не
вышел. И сгинул бесследно, что  бывает  крайне  редко,  может,  раз  в
десятилетие.
   Оказывается,  корабль  вышел  из  прыжка  только  для  того,  чтобы
бессильно рухнуть в этих холодных горах. И разумеется, никто с него не
спасся. По той причине, что если бы они запустили спасательный  катер,
то могли бы добраться до обитаемой планеты. Этого не произошло.
   Павлыш вернулся к себе в катер, вспомнил,  что  Клавдия,  наверное,
сходит с ума - так давно он молчит.
   Если Клавдия и сходила с ума, то она отлично держала себя в руках.
   - Что-нибудь случилось?  -  спросила  она  ледяным  голосом,  когда
услышала голос Павлыша.
   - Как тебе сказать...
   Клавдия молчала. Связь работала отлично,  Павлышу  было  слышно  ее
быстрое дыхание.
   - Я нашел "Полюс", - сказал Павлыш.
   - Какой полюс?
   - Помнишь, ты мне  говорила  об  аномалии.  Это  не  аномалия.  Это
космический корабль "Полюс". Может, ты слышала, что он исчез  двадцать
лет назад?
   - Ой! - раздался голос Салли. Видно, она стояла рядом  с  Клавдией.
Может, тоже беспокоилась, куда пропал Павлыш. - А люди?
   - Он погиб. Разбился,  -  сказал  Павлыш.  -  Сейчас  я  постараюсь
проникнуть в него.
   - Подожди, - сказала Клавдия. - Мы не знаем причины гибели.
   - Он разбился, - повторил Павлыш. - Прошло двадцать лет.
   - Тогда нечего спешить, -  сказала  Клавдия.  -  Мы  прилетим  туда
вместе. По инструкции нельзя идти одному.
   - Я в скафандре, - сказал Павлыш.
   - Конечно, Слава пойдет, - сказала Салли. - Я бы тоже пошла.
   - Я категорически против, - сказала Клавдия.
   - Прости, - ответил Павлыш и отключил связь.
   Это было открытой революцией, мятежом на борту.
   Павлыш открыл ящик с экспедиционным снаряжением.  В  экспедиционном
катере должны быть первобытные вещи - веревки, крючья.  Обстоятельства
бывают  столь  неожиданными,  что  вся  технология  космического  века
оказывается бессильной перед куском троса.
   Павлыш сразу же  отыскал  идеальное  орудие,  чтобы  проникнуть  на
корабль, - реактивный ранец.

        x x x

   Внутри корабль сохранился замечательно. Он был как  бы  заспиртован
ледяным воздухом.
   Павлыш медленно шел коридорами корабля,  заглядывая  в  каюты.  Его
целью был пульт управления. Там должен сохраниться судовой журнал.
   Каюты были пусты. Это было странно: даже если большая часть команды
находилась в анабиозном отсеке, вахтенных на таком корабле должно было
быть не менее сотни человек.
   В каютах все оставалось таким же или почти таким же, как  в  момент
гибели судна, вещи на местах, но ни одного трупа.
   На корабле летели семьями. В  одной  каюте  -  Павлыш  запомнил  ее
номер: 44 - его вдруг тронула картина  запечатленного  мгновения.  Там
стояла детская колыбель, возле нее початая бутылочка детского  молока.
Игрушки в колыбели...
   Павлыш был уже убежден, что  после  аварии  на  корабле  оставались
живые люди. И ему предстояло понять, что с ними случилось потом.
   Павлыш отыскал  пульт  управления.  Он  сильно  пострадал.  Приборы
управления были  разбиты.  В  мертвом  хаосе  чудом  казалось  зеленое
мерцание сигнала автоматической наводки на Землю. Павлыш выключил  его
- мерцание зеленого огонька в столь окончательно погибшем корабле было
зловещим.
   В узле управления и в других служебных помещениях  "Полюса"  Павлыш
никого не нашел. Не было  и  судового  журнала.  Не  было  людей  и  в
двигательном отсеке, пострадавшем более всего. Наконец Павлыш добрался
до анабиозного отсека. Дверь в него была заперта. Но Павлыш был  готов
к этому. Он захватил с катера резак.
   Замок поддался довольно легко. В анабиозном  отсеке  было  темно  -
стены здесь, в отличие от других помещений, не были покрыты светящимся
составом. Павлыш включил шлемовый фонарь.
   И тогда все понял.
   Люди в анабиозных ваннах погибли вместе с кораблем.  Вернее  всего,
при аварии сразу отключился энергоблок, и оставшиеся в живых обитатели
корабля не могли оживить систему  реанимации.  Хотя,  судя  по  всему,
пытались. Некоторые  из  ванн  были  открыты,  но  старания  оказались
тщетными.
   А потом растворы в ваннах замерзли, и те, кто спал в момент  гибели
корабля "Полюс", оказались закованными в прозрачные ледяные глыбы.
   И тут же, в проходах между ваннами, Павлыш нашел тех, кто погиб вне
отсека. У кого-то хватило сил перетащить их тела сюда.
   Павлыш не стал задерживаться в  анабиозном  отсеке.  Ему  было  там
страшно. Можно быть сколь угодно рациональным, трезвым и даже отважным
человеком и все равно внутренне сжаться, услышав за спиной, в  ледяной
тишине, воображаемые медленные шаги и увидев вдруг,  как  под  стеклом
анабиозной ванны, в неверном луче шлемового фонаря  дрогнет  веко  или
дернется в усмешке рот человека, погибшего двадцать лет назад.
   Павлыш отступал к выходу, не в силах обернуться спиной  к  кладбищу
"Полюса". А когда закрыл за собой  дверь  отсека,  прижался  спиной  к
стене коридора и простоял так несколько минут, чтобы прошла  проклятая