жен на Старого за такую несправедливость, и только потом он
понял, что в этом и была справедливость -  Старый  приготовил  каждому
вопросы, на которые тот мог ответить. Тогда  у  Олега  было  такое  же
чувство, как сейчас. Он весь собрался, он был как на охоте,  когда  на
тебя нападает шакал, и все мысли были ясными и точными.
   - Если ветер неожиданно изменится, - ответил Олег быстро,  -  то  в
шаре нужно сделать такое устройство, чтобы он быстро опускался. И  его
не успеет унести в сторону. Мы просто опустимся на  полпути  и  дальше
пойдем пешком или подождем попутного ветра.
   - Разумно, - кивнул Сергеев, - при условии, что спускаться придется
на ровном месте, а не над скалами.
   - Нам бы только перевалить на плато, - сказал Олег, -  дальше  скал
нет. Там ровно.
   - Ты возьмешь меня с собой? - спросила Марьяна,  глядя  в  упор  на
Олега. Она всегда смотрела в упор на человека, с которым  говорила,  и
потому многие чувствовали себя  неловко.  Обычно  люди  не  смотрят  в
глаза, когда говорят с тобой.
   - Не знаю, - сказал Олег.
   - Вторая сторона проблемы, - сказал Сергеев, - заключается  в  том,
как сделать шар. Я пока не знаю, как его сделать.
   - Я тоже не знаю. Но придумаю.
   - Он должен быть большим. Где мы найдем такое полотно?
   - А если связать много пузырей  мустангов?  -  сказала  Марьяна.  -
Будет гроздь воздушных шаров.
   - Нет, - сказал Сергеев, - шары останутся  лежать  на  земле.  Ведь
мустанг наполняет их горячим воздухом из своего тела, поэтому они  его
поднимают.
   -  Правильно,  -  согласился  Олег.  -  Значит,  мы  возьмем  много
мустанговых шаров и сошьем из них большой шар.
   - Нитками?
   - Клеем, - сказал Олег. - У нас есть Чистоплюй.
   - Хорошо, - согласился Сергеев, - предварительно мы  принимаем  эту
версию. Но как ты подвесишь к шару гондолу?
   - Кого? - не понял Олег, который не слышал раньше такого слова.
   - Люльку, корзину, в которой будут сидеть люди.
   - А как это делали на Земле? - спросил Олег. - Наверное,  ее  можно
пришить к нижнему концу шара. Ведь там внизу  должно  быть  отверстие,
чтобы входил теплый воздух.
   - Нет, - вспомнил Сергеев. - Как сейчас вижу картинку в книжке Жюля
Верна - их покрывали сеткой, а к сетке подвешивали корзину.
   - Ну, сетку мы сделаем, - сказал Олег.
   - А как будем согревать воздух?
   - Как братья Монголфье, - сказал Олег, чувствуя, что  побеждает.  -
Сделаем печку... ну разве не придумаем?
   - Может, и придумаем, - усмехнулся Сергеев.
   Тут заблеяла коза от ворот, что-то  случилось.  Умеренно  заблеяла.
Если бы угрожала настоящая опасность, коза бы орала втрое сильней. Так
что никто не встревожился. Но  все  же  проверить  следовало.  Сергеев
выжидательно поглядел на Олега. Олег сказал:
   - Я погляжу.
   - Хорошо, - сказал Сергеев, - а то я устал сегодня. А  насчет  шара
мы завтра вместе с тобой подумаем.
   Олег попрощался, пошел к воротам. Марьяна пошла за ним.
   - Ты хорошо придумал, - сказала она.
   Они шли по краю длинной лужи. Небо чуть светилось, и поэтому  глаза
быстро привыкли к темноте. Окна хижин  были  желтыми  -  везде  горели
плошки. Никто не вышел, хотя коза продолжала голосить. Все знали,  что
ничего опасного.
   Марьяна поскользнулась и взяла Олега за руку. У  нее  были  жесткие
пальцы. Олег поглядел на ее профиль, у нее был очень точно  выточенный
нос и полные губы. Олег подумал, красивая ли она?  Мать  говорит,  что
Марьяна гадкий утенок,  которому  не  суждено  стать  лебедем.  Вечный
подросток. Мать считает, что в Лиз есть женская прелесть.  Может,  она
так говорит, потому что  Лиз  совсем  не  нравится  Олегу,  а  Марьяна
нравится. Олег не мог бы об®яснить,  почему  она  ему  нравится  -  он
ощущал это только в негативном смысле. Например, если Марьяна  уходила
в лес с Диком. Наверное, хотя он не смог бы сформулировать эту  мысль,
это была не ревность, а скорее зависть к Дику. Потому что Дик был выше
ростом, смелее, сильнее, он был великолепный охотник.  Олег  завидовал
умению Дика  стрелять  из  арбалета  и  метать  нож,  его  способности
выследить  и  убить  зверя,  даже  очень   сильного,   его   холодному
безрассудству и, главное, полному равнодушию к  достижениям  и  мечтам
Олега.  Достижения  Олега  Дику  были  недоступны,  он  и  не  пытался
разобраться в справочниках по связи  или  в  логарифмах.  А  это  было
несправедливо и обидно.  От  этого  ценность  знаний  и  умений  Олега
падала, и ему приходилось уговаривать себя, что в один прекрасный день
он докажет Дику свое превосходство в  знаниях,  в  мудрости,  хотя  на
самом деле ему хотелось доказать превосходство в схватке с шакалом.
   Иногда Олег начинал скучать по Марьяне, ему  хотелось  услышать  ее
голос или встретить серый настойчивый взгляд. Но  в  последние  месяцы
они почти не бывали вместе, потому что Олег был очень занят и  уставал
за короткий мутный день. Все в поселке  и  всегда  были  заняты,  даже
дети, все и всегда уставали, если не считать слепую Кристину и Лиз, не
любившую работать. Олегу надо было понять все, написанное  о  связи  в
книгах, которые он принес с корабля. Он должен был  вернуться  туда  и
сказать Земле, что они здесь.
   Коза бегала вдоль изгороди и блеяньем пыталась отпугнуть  сидевшего
по ту сторону одинокого шакала -  белая  шерсть  дыбом,  черная  пасть
нараспашку. Коза справилась бы с шакалом, если бы он перебрался  через
забор - один шакал козе не страшен, она вдвое больше и вдвое  сильней,
поэтому шакал только облизывался. А коза топотала, пугая  шакала.  Это
был пустой поединок.
   - Молчи, - сказал Олег козе, - иди спать.
   Марьяна погнала козу к козлятнику и закрыла ее  там.  А  Олег  взял
камень из кучи, специально для этой цели лежавшей у ворот, и  запустил
в шакала. Шакал понял, что делать ему тут больше нечего, и  побежал  к
лесу.
   Было очень  тихо.  Снег  сыпал  лениво  и  беззвучно.  Олегу  стало
холодно.
   - Спокойной ночи, - сказал он Марьяне, которая запирала  козлятник.
- А то я замерзну.
   - Спокойной ночи, - сказала Марьяна. Голос ее был грустным, но Олег
не прислушивался к интонациям. Скользя по грязи, он  побежал  к  своей
хижине изобретать воздухоплавание.



        Глава вторая

   Шар стал яблоком  раздора  в  поселке.  Идея  казалась  безумной  и
невероятно громоздкой. И  она  требовала,  чтобы  все  жители  поселка
жертвовали  своим  временем,  нужным  на  каждодневные  заботы,   ради
мальчишеской выдумки, из которой ничего не выйдет.  Но  у  Олега  были
союзники.
   Первым стал Сергеев.  Он  не  вмешивался  в  споры,  он  согласился
придумать и сделать горелку.  К  счастью,  стебли  дерева  каракатицы,
которыми  отапливали дома, состояли чуть ли не на половину  из  жирной
смолы. Они не очень  хорошо  пахли,  когда  горели  жарким  фиолетовым
пламенем, сгорая почти без  остатка,  но  этого  давно  уже  никто  не
замечал. Сергеев сделал пресс, чтобы выжать из стеблей смолу - большая
экономия веса. А Старый, хоть и со скрипом, отдал им старый микроскоп.
У него был новый, который Олег  принес  с  "Полюса",  но  он  берег  и
старый, без линзы. Из  микроскопа  получилась  трубка  для  горелки  и
клапан, чтобы регулировать пламя.
   Вторым союзником стал Казик.
   Воздушный шар был для него  великим  приключением.  Причем  земным.
Ведь только на Земле летают на воздушных шарах. Казик попросил, тихо и
вежливо, всех взрослых по очереди, чтобы они рассказали ему содержание
романа Жюля Верна "Пять недель на воздушном шаре". Казик рассудил, что
все читали этот  роман,  но  давно,  в  детстве,  и  забыли  множество
деталей. Но если поговорить с каждым,  если  каждый  перескажет  сюжет
романа, то получится более или менее полная картина. Он даже выудил из
рассказчиков имена героев и заставил Старого нарисовать воздушный шар.
Старый часто рисовал для учеников  картинки  из  жизни  Земли.  Первое
поколение учеников -  Дик,  Лиз,  Марьяна  и  Олег  -  были  вынуждены
довольствоваться грубыми изображениями на земле или углем на  сосновой
коре. В последний год ребятам повезло - появилась  бумага,  и  Старый,
охваченный эйфорией в одну ночь разбогатевшего нищего, потратил немало
ценных запасов на картинки,  неумелые,  наивные,  но  самые  настоящие
картинки: Эйфелева башня, Кремль в Москве, Слон, Лунный купол,  Первый
паровоз, каравелла Колумба. Таких картинок набралось с полсотни, и  их
можно  было  рассматривать  после  каждого  урока.  И  была  картинка,
сделанная по просьбе Казика и даже с его  поправками,  потому  что  он
хоть и не умел рисовать,  о  воздушном  шаре  знал  куда  больше,  чем
Старый.  На  этой  картинке  воздушный  шар  опускался  в  африканскую
саванну, а за ним бежали слоны и жирафы.
   Эту картинку Казик и принес Олегу, когда тот решил делать воздушный
шар.
   - На, - сказал он, глядя на Олега снизу вверх. - Тут все есть.
   Олег взял картинку и долго смотрел  на  нее.  Он  заметил,  что  из
корзины свисает канат с якорем на конце  и  подумал,  что  обязательно
надо сделать такой якорь.
   Если бы не Казик, судьба шара была бы под  большим  вопросом.  Ведь
шла весна, и мустанги, не подозревавшие, как нужны Олегу их  воздушные
пузыри, еще не очнулись от спячки. Найти их гнездовья было нелегко,  и
Казик с верной Фумико раз двадцать ходили  в  лес,  пока  не  отыскали
зимнюю лежку мустангов. Оказывается, мустанги  на  зиму  забирались  в
большие норы в сосновом лесу. Мягкие подвижные корни прикрывали их  от
снега и морозов.
   Потом возникла проблема с сеткой, которая должна вместить воздушный
шар и держать корзину. Водоросли для нее собирали Марьяна с рыжей Рут.
Руки у них распухли от холода, в конце концов  Линда  запретила  дочке
лазить по болоту, и Олегу пришлось забросить  все  дела  и  заниматься
сбором водорослей. Правда, помогали ребятишки, близнецы, которые  жили
у Старого, и дети Вайткуса, но это занятие им быстро надоедало, и  они
куда-то улетучивались.
   С утра,  как  рассветет,  Марьяна  с  Олегом  шли  за  кладбище  по
проторенной тропинке к болоту. С каждым  днем  приходилось  забираться
все дальше, они брели по топкому берегу, по  колено  в  ледяной  воде,
которая обжигала даже  сквозь  непромокаемые  штаны  из  рыбьей  кожи.
Водоросли сидели  крепко,  приходилось  их  срезать.  Упругие  белесые
водяные волосы вырывались из рук, а подрезать их надо было под корень,
чтобы волокна получились как можно длиннее.  Ноги  скользили;  жадные,
но, к счастью, вялые еще пиявки елозили по штанам коготками; в  панике
бросались  в  сторону,  если  наступишь  невзначай,  глазастые  крабы;
подплывал, любопытствуя, утюг, и тогда приходилось отступать на  берег
и ждать, пока он снова уйдет в тину.
   Олег старался делать больше, чем Марьяна, но все равно отставал  от
нее, и ему казалось, что никогда  уж  не  набрать  водорослей  на  эту
чертову сетку. А ведь их надо было еще отнести к сараю, там  разложить
на полу, чтобы сушились, а сушились они плохо - было  пока  холодно  и
воздух сырой.
   Больше всех противилась мать.  Перспектива  воздушного  путешествия
Олега ее пугала до смерти.
   - Это самоубийство, - повторяла она Сергееву. - И вы это допускаете
так равнодушно. Если бы это были ваши дети, вы  бы  никогда  этого  не
допустили.
   Слова матери только раздражали Олега.
   - Мне скоро двадцать лет, - отвечал он устало.
   Он выматывался как никогда раньше, потому что Сергеев  не  уменьшил
занятий электроникой, да и работы в мастерской было достаточно.
   А когда Олега принялся отговаривать Вайткус, он вдруг взорвался:
   - Я что, меньше делаю? Я не строю мельницу? Не делаю плуг? Я никого
не заставляю. И если мне придется делать этот шар одному, я все  равно
буду его делать. Наверное, братьям Монголфье тоже  все  говорили,  что
они тратят время даром. А не было бы их, не прилетели бы  мы  сюда  на
космическом корабле. Все начинается с чего-нибудь.
   Вайткус засмеялся. Смех выбулькивал  откуда-то  из  огромной  рыжей
бороды.
   - Лучше бы не было братьев Монголфье, - сказал он наконец. -  И  мы
сейчас мирно сидели бы дома.
   - А я не шучу, - сказал Олег.
   - Жаль. Надо уметь относиться с юмором к самому себе.
   - Какой уж тут юмор. Мать кричит. Луиза говорит, что игра не  стоит
свеч, Старый твердит, что риск слишком  велик,  а  остальным  кажется,
будто я играю в какую-то игру. Почему все не понимают?
   - В общем, ты играешь, - сказал Вайткус, - в хорошую  игру,  но  уж
очень непривычную для нас, простых смертных.
   - Но разве вы все не хотите улететь отсюда?
   - Очень хотим. Мы, старшие, даже больше, чем ты. Мы знаем,  что  мы
потеряли, а ты только догадываешься. Но даже в таком странном социуме,
как наш поселок, вырабатываются стереотипы отношения к новому.  И  они
мало отличаются от того, что происходит в очень большом городе. Идти к
кораблю - это понятно, это все делали. Убивать зверя  -  понятно.  Без
этого не проживешь. Но лететь в горы на воздушном шаре - это  безумие.
Детский тип риска. Это мечта Казика, а не дело человека,  на  которого
поселок надеется совсем в другом.
   - Но пешком тоже опасно.
   - Пешком  вдесятеро  больше  шансов  дойти.  Дорога  уже  известна.
Экипированы вы будете куда лучше, чем год  назад.  Опыта  у  вас  тоже
больше. Нет, я за традиционные пути, даже если традициям всего год  от
роду. Слишком много поставлено на карту.
   Возражения Олега не  останавливали.  Но  за  исключением  Сергеева,
который в первые же дни подсчитал об®ем  шара  и  мощность  горелки  и
пришел к выводу, что шар может  полететь,  остальные  надеялись,  даже
были убеждены, что из затеи с шаром ничего не получится.
   Дик,  как  и  раньше,  не  завидовал  Олегу.  Ему  было  достаточно
собственного превосходства в тех областях  жизни,  в  которых  он  был
непобедим. Он бы сам полетел на шаре, но не  к  кораблю,  а  в  другую
сторону, к таинственным лесам и рекам, которые скрывались за  холмами.
Там были его победы и испытания. Дик хотел  увидеть  мир  сверху,  как
птицы, но об этом не считал нужным говорить.  Поэтому  Олег  удивился,
когда Дик тоже разыскал лежку мустангов и принес  оттуда  целый  мешок
пузырей.
   Совсем уж неожиданно воспротивилась полету Лиз.
   Олег избегал ее, как можно избегать человека в маленьком поселке. И
если Лиз приходила к ним, он искал  предлога  уйти  в  мастерскую  или
перейти за перегородку к Старому, чтобы там  позаниматься,  не  слушая
женских разговоров. Его удивляла мать - с Лиз она  начинала  говорить,
причем с искренним увлечением, о вещах неважных,  пустяковых,  которые
явно не стоили того, чтобы их обсуждать. Ну ладно, пока они  обсуждали
рецепты всяких скудных блюд,  соревнуясь  в  умении  сочетать  сладкие
клубни с кашей или сушеными орешками, это их дело.  Но  они  взяли  за
правило судить о других людях. Не желая слушать эти разговоры, но не в
состоянии не слушать - голоса доносились даже через перегородку, -  он
узнал, например, что Линда плохо воспитывает  рыжую  Рут,  потому  что
больше  думает  о  том,  как  заполучить   Сергеева,   большая   Луиза
недокармливает Казика, он такой бледный,  а  Марьяшка  все  дурнеет  -
что-то у нее неладно с метаболизмом (это были слова матери, Лиз их  не
поняла,  но  сразу  согласилась).  Какой-то  недоразвитый  ребенок   -
восемнадцать лет, а больше похожа на  мальчишку-подростка.  Олег  даже
закашлялся, чтобы они поняли, что  он  все  слышит,  и  почему-то  Лиз
засмеялась высоким голосом. И он сразу представил себе Лиз, только  по
голосу, хотя совсем не хотел о ней думать. Лиз была самой  толстой  из
молодого поколения. То есть она не была толстой, а у нее были  толстые
части тела, другого слова Олег  придумать  не  мог.  Толстая  грудь  и
толстые бедра. Лиз часто смеялась, когда с ней разговаривали Олег  или
Дик, и однажды Олег перехватил взгляд Дика, который глядел на Лиз, как
на добычу на охоте. Как-то, когда Лиз  ушла,  а  Олег,  вернувшись  от
Старого, стал укладываться спать, мать спросила, не пора ли подумать о
семье. Олег даже не понял - в каком смысле.
   - Жениться, - сказала мать.
   Олег засмеялся. Он спросил:
   - Уж не на Лиз ли?
   - Жизнь  продолжается,  -  сказала  мать.  -  Даже  в  такой  дикой
обстановке. Смотри, упустишь девушку. Уйдет она к Дику.
   - Считай, ему повезло, - ответил Олег.
   - У тебя нет выбора.
   - Я улечу на Землю и там решу все свои проблемы.
   - Дурак, - сказала мать в сердцах. - Ты кончишь тем, что  влюбишься
в заморыша.
   - Марьяна хоть не дура, - Олег отвернулся к стене.

        x x x

   Весна наступила ранняя и теплая. Сергеев, который ведал  не  только
календарем, но и погодой, сказал, что и лето, по его расчетам,  должно
быть теплым.
   Сначала дожди смыли остатки снега, только в  глубине  леса  он  еще
держался некоторое  время,  потом  дожди  стали  реже  и  днем  воздух
прогревался сквозь облака настолько, что ребятишки скинули кухлянки  и
выбегали по пояс голые. Солнце поднималось уже  так  высоко,  что  его
можно было различить неясным, но ярким пятном сквозь вечные тучи. Коза
пережила очередной медовый  месяц  и  теперь  присмирела,  паслась  за
изгородью, ожидала прибавления семейства.
   С юга вернулись  шакалы,  которые  откочевывали  туда  за  зверьем,
первые птицы  опустились  на  изгороди,  громко  хлопая  перепончатыми
крыльями, появился гнус, и, когда  ребятишки  и  женщины  во  главе  с
Вайткусом работали в  огороде,  приходилось  зажигать  дымные  костры.
Одного из близнецов Старого укусила снежная блоха, и он прикусил  себе
до крови язык.
   Лето еще только начиналось, но Олег  все  более  ощущал  внутреннюю
тревогу, нетерпение и даже страх, что времени осталось  слишком  мало.
Он ничего не успеет. Главное, не успеет выучить все, что нужно,  чтобы
прийти на корабль и починить связь. Теперь его  часто  освобождали  от
общих дел - он совсем  перестал  ходить  на  охоту,  и  его  не  звали
работать в огород. Даже в мастерской Сергеев говорил ему, чтобы он  не
путался под ногами, а вечерами строго допрашивал его, что  он  выучил,
узнал, понял,  причем  Олег  видел  и  раздражение  Сергеева,  которое
возникало от того, что сам Сергеев далеко не все понимал.
   А вместе с тем шар, незаметно преодолевая оппозицию, превращался  в
об®ективную реальность. Когда  прошли  дожди,  а  Чистоплюй,  которого
Казик с Фумико до отвала кормили червями, стал плеваться  так  злобно,
что вокруг его клетки образовалось стеклянное озеро, под навесом между
мастерской и яблонями Олег с Марьяной начали  кроить  и  склеивать  из
пузырей шар. Сначала они с  Сергеевым  нарисовали  на  земле  выкройку
шара, похожую на цветок с острыми лепестками, и она была  так  велика,
что Фумико с трудом докидывала камешек от края до края.  Сто  двадцать
шагов. Затем  Марьяна  с  Олегом  начали  склеивать  сегменты  шара  -
лепестки. Пузырей, которых  казалось  так  много,  сразу  не  хватило.
Казику с Диком пришлось снова охотиться на мустангов.
   Отношение в поселке к шару постепенно изменилось - видно, привыкли.
Даже мать перестала кричать. Лиз  приходила  несколько  раз  резать  и
клеить пузыри. А потом вместе с Кристиной,  которая  вдруг  обнаружила
талант к плетению сетей, она вила веревки. Вайткусы делали  корзину  -
ее сплетали из тонких веток.
   Но все же так серьезно, как Олег, к шару никто не  относился.  Даже
Марьяна. Оставался, правда, Казик, но он  был  еще  мальчишкой,  диким
человечком, который в глубине души верил, что  на  шаре  они  в  конце
концов прилетят в Индию. Не раз бывало, что, когда все еще  в  поселке
спали и черное  холодное  небо  чуть  начинало  сереть,  Олег  вылезал
тихонько  на  холод,  движимый  все  растущим  нетерпением,  и  шел  к
разложенным  на  земле  блестящим  лепесткам.  Казик  возникал   рядом
неслышной тенью, лесным Маугли. Он бежал  к  клетке,  чтобы  разбудить
Чистоплюя, и молча помогал Олегу.
   Потом надо было склеивать лепестки по краям, чтобы  получился  шар,
то есть груша