тановилась  возле  бурой
проплешины, стала разрывать  смерзшуюся  землю  роговой  нашлепкой  на
носу, вздыхая, ахая и блея, - видно, почуяла что-то с®едобное.
   - Здесь нет дичи, - сказал Дик с осуждением. Он обращался к Томасу,
будто тот был в этом виноват.
   - Дня через три, если все будет нормально, дойдем, - сказал  Томас.
- Или через четыре.
   - А говорят, что вы шли две недели.
   - Мы шли тринадцать дней. Была зима, было много больных и  раненых,
а сейчас мы налегке. Удивительно, как будто вчера было -  мы  стоим  с
Борисом и смотрим вниз...
   До темноты удалось достичь гор.

        x x x

   Ночью похолодало, был мороз. Дик с Олегом положили Марьяну и Томаса
посередине. Томас так вымотался за день, что даже не  спорил.  Он  был
горячим, но никак не мог согреться, и, когда он начинал  заходиться  в
сухом кашле, Олег обнимал его, а Марьяна давала напиться  микстуры  от
кашля, которую она приготовила. Марьяна не спала, и,  чтобы  скоротать
ночь,  они  шептались  с  Олегом,  а  Дик,  которому  хотелось  спать,
ворочался. Потом сказал:
   - Завтра дневки не будет, ясно?
   - Ну и что? - спросил Олег.
   - Заставлю идти, как бы вам ни хотелось дрыхнуть.
   - Не бойся, - сказал Олег, - из-за нас задержки не будет.
   - Из-за кого бы то ни было.
   Олег не стал спорить. Он понимал, что Дик имеет в виду  Томаса.  Он
думал, что Томас спит, не слышит. Но Томас услышал и сказал:
   -  По-моему,  у  меня  пневмония,  простите,   что   так   неудачно
получилось, друзья.
   Они разбили палатку  в  большой  нише,  тут  было  теплее,  чем  на
открытом месте, и коза топталась рядом, вздыхая, потом начала шуршать,
ковырять в земле.
   - Чего она ищет? - прошептала Марьяна.
   - Улиток, - сказал Олег. - Я видел, как она нашла улитку.
   - Я думала, им тут холодно.
   - Мы же живем, значит, и другие могут.
   - Ничего здесь нет, - сказал Дик, - спите.
   Закашлялся Томас. Марьяна опять дала ему напиться. Слышно было, как
его зубы стучат о край кружки.
   - Надо было тебе вернуться, - сказал Дик.
   - Поздно, - сказал Томас, - до поселка мне не дойти.
   - Дурак ты, Дик, - сказала Марьяна, - законы забыл.
   - Я ничего не забыл, - громко заговорил  Дик.  -  Я  знаю,  что  мы
должны заботиться о больных. Я знаю, что  такое  долг,  не  хуже  тебя
знаю. Но мне все твердили одно и то же: если мы сейчас  не  дойдем  до
перевала, если мы не принесем  железо  и  инструменты,  поселок  может
погибнуть. Это не я придумал. Я не  верю,  что  поселок  погибнет.  Мы
отлично живем без всяких штук.  Я  из  своего  арбалета  могу  свалить
медведя за сто шагов.
   - Еще бы, - сказал Олег,  -  у  тебя  же  железные  наконечники  на
стрелах. Если бы Сергеев их не ковал, как бы ты свалил медведя?
   - Я могу сделать наконечник из камня. Тут дело не в материале, а  в
умении. Теперь нас погнали сюда, в горы...
   - Тебя никто не гнал, ты сам пошел, - сказал Олег.
   - Сам. Но вы знаете  -  вот-вот  зарядит  снег.  И  если  мы  будем
тянуться еле-еле, мы можем не вернуться обратно.
   - А что ты предлагаешь? - спросил Олег.
   Ни Томас, ни Марьяна в  их  спор  не  вмешивались,  но  внимательно
слушали его. Олегу казалось, что даже коза затихла, слушая.
   - Я предлагаю оставить здесь Марьяну с Томасом. Дать  им  одеяла  и
пищу. А мы с тобой налегке добежим до перевала.
   Олег не ответил. Он понимал, что  Томаса  оставить  нельзя.  Нельзя
лишать Томаса цели. Это его убьет.  Но  вдруг  Дик  подумает,  что  он
боится идти дальше вдвоем?
   - Ты испугался? - спросил Дик.
   - Я не о себе, - сказал наконец Олег. - Если Томас будет болен,  он
не сможет защитить Марьяну. А Марьяна его. А если  звери?  Если  здесь
хищники? Как она справится?
   - Марьяшка, справишься? - Дик не спросил, а будто  приказал,  будто
имел право приказывать.
   - Я дойду, - сказал Томас. - Я дойду, не бойтесь, друзья. Мне  надо
дойти... я иду туда уже шестнадцать лет.
   И голос Томаса был горяч, быстр, словно полон слез.
   - Тогда спи, - сказал Дик, переждав долгую паузу, в  которой  никто
не согласился с ним, но никто и не убедил Дика.
   А утром спор прекратился сам собой. По очень простой причине. Когда
Олег, встав  первым  -  голова  болела,  ноги  как  деревянные,  спина
промерзла до печенки, - выбрался из ниши, он увидел  на  белой  долине
плоскогорья цепочку углублений, в которых даже не сразу угадал  следы,
будто кто-то вдавливал в снег большие бочки.
   Олег разбудил Дика, и вместе они осторожно прошли дальше по  следам
в ту сторону, куда указывали  углубления  когтей.  Следы  кончались  у
крутого откоса - этот зверь мог подниматься и по скалам.
   - Какой он? - спросил Олег шепотом.
   - Ляжет на дом - раздавит, - сказал Дик. - Вот бы подстрелить.
   - Надежды мало, - сказал Олег, - даже с  твоим  арбалетом.  Ты  ему
шкуру не пробьешь.
   - Постараюсь, - сказал Дик.
   - Вы где были? - спросила Марьяна, которая разжигала  костер.  -  У
Томаса температура упала. Хорошо, правда?
   - Хорошо, - сказал Олег.
   Они рассказали про следы,  потому  что  Марьяна  их  все  равно  бы
увидела. Но она не испугалась. Мало ли  какие  звери  водятся  вокруг!
Далеко не все злые и опасные. Звери заняты своими делами.
   - Садитесь, - сказала Марьяна, - позавтракаем.
   Томас вылез из-под палатки. Он был бледен и  слаб.  В  руке  держал
флягу. Садясь рядом с Олегом, отвинтил и отхлебнул.
   - Надо согреться, - сказал он хрипло. - Когда-то врачи  прописывали
слабым и больным кагор.
   Марьяна достала свой мешок.
   Из него выкатился гриб.
   Мешок был разорван, изжеван. И пуст.
   - А где грибы? - спросила Марьяна у Томаса. Как будто он должен был
знать, где грибы.
   Дик вскочил.
   - Где лежал мешок?
   - Я так устала, - сказала Марьяна. - Я  думала,  что  положила  под
палатку, а он остался снаружи.
   - Где эта скотина? - сказал Дик тихо.
   - Ты с ума сошел? - закричала Марьяна. - Может, это не коза?
   - А кто? Ты? Томас? Я? Мы что теперь жрать будем?
   - У нас есть еще мясо, - сказала Марьяна.
   - Покажи. Может, и его нет?
   - Зачем коза будет есть мясо? - сказала Марьяна.
   Дик был прав. От мяса осталось десятка два ломтиков.
   - Я  не  шучу.  -  Дик  подобрал  со  снега  арбалет.  Коза,  будто
сообразила, что ей грозит, резко отскочила за скалу.
   - Ты не уйдешь, - сказал Дик.
   - Погоди, - сказал Олег. -  Погоди,  если  нужно,  успеешь.  Всегда
успеешь. Ведь Марьяна хочет разводить их, понимаешь, как это важно для
поселка. Значит, у нас всегда будет мясо.
   - Для поселка важно, чтобы мы не подохли, - сказал Дик. -  Без  нас
коза в поселок не придет. Ей тоже жрать нечего. Она убежит.
   - Нет, Дик, пожалуйста, - сказала Марьяна.  -  Ведь  у  козы  будут
маленькие, понимаешь?
   - Тогда пошли назад, - сказал Дик. - Кончился наш поход.
   - Подожди, - сказал Томас. - Пока еще решаю я. Если  ты  хочешь,  я
разрешаю тебе вернуться назад. Ты доберешься, я не сомневаюсь. Я пойду
дальше. И те, кто захочет.
   - Я пойду дальше, - сказал Олег. - Мы не можем ждать еще три  года,
до следующего лета.
   - Я тоже пойду дальше, - сказала Марьяна. - И  Дик  пойдет.  Он  не
злой, не думайте. Он хочет, чтобы всем лучше.
   - Не надо об®яснять, - сказал Дик. - Я все равно ее убью.
   - На сегодня пища есть, - сказала Марьяна.
   - Было бы неплохо вернуться  вместе  с  козой.  Мы  можем  даже  ее
навьючить, - сказал Томас.
   Томас отхлебнул еще коньяка и поболтал флягой. По звуку было  ясно,
что огненной воды осталось совсем мало.
   - Еще один день, - сказал Дик, - и возвращаться уже будет поздно. А
тебя, Томас, это касается больше, чем остальных.
   Марьяна засуетилась возле костра, спеша вскипятить воду. У нее  еще
остались сладкие корешки, горсти две.



        Глава третья

   Часа через два ходьбы Олег подумал, что прав все-таки был Дик.  Они
шли без тропинки, по  снежной  целине,  путь  вел  вверх,  к  тому  же
приходилось обходить  скалы,  пробираться  по  расщелинам,  пересекать
ледники, воздух был резким, острым, и дыхание сбивалось. Олег привык к
тому,  что  никогда  не  наешься  досыта,  но  все-таки  голодать   не
приходилось - в поселке всегда были кое-какие  запасы.  А  тут  голод,
бродивший по соседству, сразу обрушился на  Олега,  как  только  стало
ясно, что впереди дни без еды. Олег поймал себя на том, что смотрит на
козу с вожделением, надеется, что она упадет в расщелину, разобьется и
тогда не надо будет отказываться от своих слов -  ну,  найдем  другую,
твердил он беззвучно, найдем другую.
   И, как бы подслушав его мысли, Томас сказал:
   - Наше счастье, что мясо идет само. Нам бы его не дотащить.
   - Стойте.
   Это был голос Дика. Дик  подошел  к  козе,  неся  в  руке  крепкую,
плетенную из водорослей веревку, накинул ее козе на шею. Коза  покорно
и тупо ждала, пока ее привяжут. Потом  Дик  протянул  свободный  конец
веревки Марьяне и сказал:
   - Веди. Я не хочу рисковать.
   Днем они сделали привал. Долгий, потому что все выбились из сил,  а
Томас шел и покачивался, так что его  хотелось  поддержать.  Лицо  его
побагровело, глаза были полузакрыты, но он упрямо шел и шел вперед,  к
своему перевалу.
   Часа через два после привала Томас забеспокоился.
   - Погодите, - сказал он. - Как бы не  сбиться.  Здесь  должен  быть
лагерь. Я помню эту скалу.
   Томас сел на камень, развернул  трясущимися  руками  карту  и  стал
водить по ней пальцем. Дику это ничего не говорило, он  пошел  вперед,
надеясь подстрелить добычу.
   Карта была нарисована чернилами еще в то время, когда были  чернила
- густая паста, которой заполнялись ручки. Ручки  Олег  видел.  Только
они не писали.
   - Мы здесь, - сказал Томас. - Уже больше половины дороги.  Я  и  не
рассчитывал, что можно так быстро идти.
   - Погода хорошая, - сказал Олег.
   - Судя по всему, мы здесь ночевали, - сказал Томас. -  Должны  быть
следы, а их нету.
   - Сколько лет прошло, - сказал Олег.
   - Вот так... - бормотал Томас, - группа  скал...  три  скалы,  нет,
четыре. Ах да, чуть не забыл... - Он обернулся к Олегу: - Возьми  это.
Без этого в корабль ни ногой. Помнишь?
   - Это... счетчик радиации, да?
   - Счетчик радиации, ты же знаешь, почему мы  не  могли  оставаться,
там была такая радиация. А мороз - это впридачу.
   - Может, поспите? - спросил Олег. - А потом пойдем...
   - Нет, оставаться нельзя. Это смерть. Я за вас  отвечаю...  Где  же
лагерь, надо глубже выкопать... Мы  их  похоронили,  но  сил  не  было
глубоко копать, понимаешь, обязательно надо глубже...
   Олег подхватил Томаса, который начал валиться с камня.
   Вернулся Дик, глядел, как Олег кутает Томаса в одеяла,  а  Марьяшка
хлопочет, раздувая костер, чтобы  согреть  микстуру.  Дик  молчал,  но
казалось, что он повторяет: "Я же предупреждал".
   Олег сам отвинтил крышку фляги, понюхал коньяк - запах был  острым,
скорее приятным, но пить не хотелось, это было не  для  питья.  Поднес
осторожно  к   спекшимся   губам   Томаса,   который   шептал   что-то
неразборчиво, тот глотнул и сказал почему-то "скооль".
   Дальше пойти смогли только к сумеркам. Томас  пришел  в  себя,  его
мешок нес Олег, арбалет взял Дик. Из-за этой  остановки  шли,  вернее,
карабкались по откосу, усыпанному  громадными  неустойчивыми  камнями,
часа два, не больше,  потом  стало  плохо  видно,  и  пришлось  искать
ночлег.
   Похолодало, небо здесь было совсем другого цвета - не только серым,
как в лесу, а приобрело к вечеру краски тревожные - красноватые, и это
пугало, потому что в небе не было надежности.
   Очень хотелось есть. Олег готов был  жевать  камни.  И  еще  наглая
коза, как только сняли и сложили  на  снег  мешки,  подбежала  к  ним,
попыталась разбросать их клювом, будто люди только тем  и  занимались,
что прятали от нее еду.
   - Иди отсюда! - прикрикнул на нее Олег. Кинул в нее камнем.
   Коза отскочила с блеянием.
   - Не надо, - сказала Марьяшка. На ней лица не было, даже  почернела
за день, стала меньше, тоньше. - Она же не понимает. Она  думает,  что
ей дадут есть. Ей больше надо, чем людям.
   В тот вечер Дик ударил Марьяну.
   Они жевали последние  кусочки  мяса,  сухие  ломтики.  Запивали  их
кипятком, это был обман, а не еда, потому  что  человеку  надо  с®есть
хотя бы  горсть  ломтиков,  чтобы  почувствовать  сытость.  А  Марьяна
потихоньку отдала свои ломтик этой несчастной козе, думала, что  никто
не заметит, но заметили все, кроме Томаса, который был в  полузабытьи.
Олег промолчал, он решил  потом  сказать  Марьяне,  что  это  глупо  -
кормить козу, когда сами скоро помрут от голода.
   Но Дик молчать не стал. Он протянул  над  костром  руку  и  коротко
наотмашь ударил Марьяну по щеке. Марьяшка вскрикнула:
   - За что?
   Олег кинулся на Дика. Дик легко отшвырнул его.
   - Идиоты, - сказал он зло, - скопище идиотов. Вы сами  себя  решили
голодом уморить? Вы никогда не дойдете до перевала!
   - Это мой кусок мяса, - сказала Марьяшка, глаза ее  были  сухими  и
злыми, - я не хочу есть.
   - Ты хочешь, - сказал Дик, - а мяса осталось только по два  ломтика
на завтра. А идти в гору. Зачем только я пошел с вами!
   Вдруг он схватил нож и, не оборачиваясь, сильно метнул его в  козу.
Вырвав клок зеленоватой шерсти, нож ударился  о  скалу,  звякнул.  Дик
вскочил,  коза  рванулась,  натянула  веревку.   Дик   подобрал   нож.
Наконечник был обломан.
   - Идиоты! - закричал Дик. - Почему вы  не  понимаете,  что  мы  уже
никогда не вернемся!
   Он не глядел на заплакавшую  Марьяшку,  на  Олега,  который  ничего
лучше не придумал, как начать совать Марьяне  свои  последний  ломтик,
будто она была маленькой девочкой. Та отталкивала руку, а Дик,  быстро
развернув свое одеяло, во весь рост растянулся на нем и закрыл  глаза.
Заснул или делал вид, что спит.
   Томас кашлял вяло, словно у него не осталось сил кашлять.
   Олег поднялся и закутал его в палатку. Потом они с Марьяшкой  легли
с двух сторон Томаса, чтобы согреть  его.  Пошел  снег.  Снег  был  не
холодный, он покрыл их толстым слоем. Коза пришла уже в темноте и тоже
легла рядом с ними: понимала, что всем вместо теплее.
   Олег и эту ночь почти не спал,  или  ему  казалось,  что  но  спит.
Кто-то громадный прошел неподалеку, застилая голубой свет утра.  Потом
сразу стало холоднее - поднялась коза и пошла искать себе  пропитание.
А потом Олега укусила блоха. Откуда  она  взялась,  непонятно.  Может,
пряталась в одежде или в козлиной шерсти.
   У снежной блохи особенный укус - ни с чем не  спутаешь.  Этот  укус
безнадежен, как смерть. Можно плакать, кричать,  звать  на  помощь,  и
никто не поможет. Все  происходит  по  часам.  Сначала  укус  -  укол,
холодный, словно под кожу  загнали  льдинку,  и  это  ледяное  жжение,
острое, такое, что человек сразу просыпается  и  замирает  в  ужасе  и
бессилии. И потом ничего - целый час ничего. И  вдруг  человек  теряет
разум - это происходит одинаково со всеми: с умным, глупым, маленьким,
стариком. На полчаса, на час человек оказывается во  власти  кошмаров.
Старый говорил, что, будь  у  него  микроскоп,  он  бы  легко  с  этой
болезнью расправился - понял бы, как возбудитель действует па  нервную
систему... Человек  начинает  буйствовать,  он  становится  диким,  он
никого не узнает, он может убить самого близкого  и  потом  ничего  не
будет помнить. Когда в поселке был первый случай этой  болезни,  никто
не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не
поняли, что с блошиной лихорадкой не  надо  бороться  -  надо  связать
больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство пройдет и
он вернется в  сознание.  Вот  и  все.  Когда-нибудь,  когда  научатся
лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход  один...  И  если  в
поселке случается, что кого-то укусит снежная блоха, он сам  спешит  к
людям и просит - свяжите меня! И в этом есть что-то  ужасное.  Человек
еще здоров, он рассуждает и понимает, как обреченный  на  смерть,  что
пройдет еще несколько минут и он исчезнет,  а  вместо  него  возникнет
злое, бессмысленное существо. И каждый  видел,  как  это  случается  с
другими. И каждому стыдно думать, что  это  случится  с  ним.  Потому,
когда Олег почувствовал холодный укус  блохи,  он  проснулся  и  сразу
поднял остальных.
   - Дик, - сказал он виновато, - прости, у тебя веревка далеко?
   - Что? - Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только
начинался. Томас прохрипел во сне, но но проснулся.
   - Ой, горе какое! - запричитала Марьяна. - Тебя блоха укусила?
   - Только что.
   Дик зевнул.
   - Мог бы не спешить. У тебя час времени, как минимум час.
   - Бывает и раньше, - сказал Олег. - Так неудачно получилось.
   - Да, еще этого не хватало, - согласился Дик.
   - Я тебя накрою одеялом, - сказала Марьяна. - И посижу рядом.
   - Эх, - сказал Дик, разыскивая веревку, - опять вовремя не выйдем.
   - Ну это же пройдет, - сказал Олег.
   - После припадка часа два лежать, но меньше, по себе знаю, - сказал
Дик.
   Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные  неудачи
этого похода.
   Ощущение холода в бедре, куда укусила эта блоха, не пропадало, Олег
все время  ощущал  укус  и  представлял,  как  отравленная   крошечной
капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и
лишить Олега разума.
   Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.
   Рассвет был синим, другим, чем в долине, где день всегда сер.
   - Ну что ж, - сказал Дик, - подставляйся.
   - Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, - сказала  Марьяна.  -
Бедный Олежка!
   - Не в первый раз мотаю, - сказал Дик. - Жуткое дело эти блохи.  Ты
расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.
   Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги.
Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке
человек становится сильным как медведь. Если пожалеешь  сейчас,  потом
всем будет хуже.
   Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая  голова  высунулась  из-под
палатки, он жмурился, не в силах  сообразить,  где  он.  Глаза  Томаса
налились кровью, лицо было красным, распаренным. Наконец он  разглядел
Дика, который связывал  Олега.  Олег  смущенно  улыбался  -  неприятно
доставлять людям такие беспокойства. Старый как-то рассказывал, что  в
средние  века  эпилептичек  и  других  ненормальных  женщин   называли
ведьмами и даже сжигали на кострах.
   - Блоха, - сказал Томас, - всюду блохи... всюду твари...
   - Вы еще поспите, - сказал Олег. - Я не скоро в себя приду,  вы  же
знаете. Отдыхайте!
   - Холодно, - сказал Томас, - нельзя спать, мне  скоро  выходить  на
вахту, опять барахлит компьютер, в него залезла блоха.
   - И зачем только мы пошли,  -  сказал  Дик.  -  Нельзя  было  такую
компанию в горы пускать.
   - Больше некому идти, - сказала Марьяна. - Ты же понимаешь.
   Холод постепенно распространялся по  всему  телу,  но  это  был  не
обычный  холод,  а  свербящий,  тянущий  жилы,  как  будто   множество
маленьких льдинок суетилось, толкалось  в  груди,  в  ногах...  Голова
Томаса начала увеличиваться...
   - Ну вот, - сказал Дик, - вроде замотал я тебя сносно. - Не тянет?
   -  Тянет.  -  Олег  постарался  улыбнуться,  но  скулы  уже   свело
судорогой.
   - Слушай... - Дик обернулся, - а где коза?
   - Коза? Ночью я ее слышала.
   - Где коза, я спрашиваю? - Голос Дика поднялся, стал  мальчишеским,
высоким от злости. - Ты ее привязала?
   - Я  ее  привязывала,  -  сказала  Марьяна,  -  но  она,  наверное,
развязалась.
   - Где коза, я спрашиваю?
   Видно, раздражение, копившееся в Дико, должно было  найти  выход  -
коза стала символом всех неудач.
   - Но сердись, Дикушка, - сказала  Марьяна.  Она  старалась  укутать
Олега одеялами. - Коза, наверное, ищет, чего поесть.
   - Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?
   Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.
   - Ты куда? - спросила Марьяна, хотя отлично знала к