надо беречь. У него слабые легкие, и он плохо переносит  мороз,
ребятам проще, они здоровые и привыкшие.
   - Томас, - тихо позвал Олег, - я согрелся. Давайте меняться.
   - Нет, не надо, - прошептал Томас, но губы плохо слушались.
   Олег перелез через него. Рыбья кожа палатки пропускала мороз, в эту
ночь под одеялами спали все, даже Дик, который утверждает,  что  может
спать и на снегу.
   - Спасибо, - сказал Томас. Его била дрожь.
   Проснулась Марьяна. Она сразу все поняла.
   - Я согрею воды, - сказала она и начала шуршать, развязывая мешки.
   Козел, сообразив, что люди проснулись, вскочил,  затопотал  вокруг,
призывно заблеял, видно соскучился за ночь.  Дик  бросил  свое  одеяло
Томасу и быстро вылез наружу.
   - Главное, -  крикнул  он  снаружи,  -  двигаться!  Поглядите,  как
здорово!
   Олег заставил себя вылезти вслед за Диком.
   Долина, до края которой они дошли  вечером,  была  покрыта  снегом.
Снег выпал за ночь. Он был бел и чист, куда светлее  облаков,  которые
по контрасту казались совсем фиолетовыми.  Козел  стоял  неподалеку  и
выгрызал из шерсти льдинки. Белое полотно долины  упиралось  в  крутой
откос плоскогорья. Кусты, росшие на склоне, медленно шевелили ветвями,
поднимая вокруг себя облачка снега.
   Дик  был  недоволен  тем,   что   дрова   тратятся   быстрее,   чем
рассчитывали, но сказал об этом только Олегу и тихо, когда они  отошли
подальше от грязного холмика палатки.
   - Не надо было Томаса брать, - сказал он. - Будет болеть.
   - Без него нам трудно пройти перевал, - сказал Олег.
   - С ним еще труднее, - сказал Дик, пуская стрелу арбалета в  темную
нишу в скале. Олег ничего там не увидел, но в  нише  заклубился  снег,
оттуда вылетел кролик и большими прыжками, закинув хоботок  на  спину,
помчался прочь. В следах его темнели капли крови.
   - Я пойду подберу его, - сказал Дик. Он остался при своем мнении.
   С Диком трудно спорить, потому  что,  когда  он  уверен,  спора  не
продолжает, а просто уходит. А самые нужные слова появляются потом,  и
получается, что Дик берет верх, даже если не прав.
   "Как же мы дойдем без Томаса? - мысленно продолжал разговор с Диком
Олег. - Ведь главное даже не дорога, главное, как себя  вести  дальше.
Ведь мы же дикари, которые никогда не видели велосипеда, и поэтому  мы
не знаем, велосипед это или паровоз. Дику кажется, что он  знает  все,
что может понадобиться человеку в поселке или в лесу. Может, он боится
оказаться в ином мире, где он не сильнее всех, не быстрее всех?"
   Марьяна разожгла костер. Козел уже привык к огню и решил, что огонь
ему ничем не угрожает, поэтому  тут  же  полез  в  костер,  и  Марьяна
крикнула Олегу, чтобы он  оттащил  это  проклятое  животное.  Оттащить
взрослого козла -  дело  почти  невыполнимое,  но  Олег  старался.  Он
исколотил козла рукоятью ножа, хотя тот, видно, решил, что его гладят,
и восторженно взвизгивал.
   Томас быстро ходил по снегу, чтобы согреться, он кутался в одеяло и
горбился, и Олегу показался старым человеком, хотя он знал, что Томасу
сорок лет. Эгли как-то  говорила,  что  процессы  старения  в  поселке
почему-то проходят активнее, а тетя Луиза сказала тогда, что на  такой
диете  всем  давно  пора  загнуться.  У  всех  бесконечные   гастриты,
аллергия, у старшего поколения почки никуда не годятся.  Правда,  дети
были сравнительно здоровы. И поселку повезло, что большинство  местных
микробов  к  человеческому  метаболизму  не  приспособилось.  Еще   не
приспособилось, сказала тогда тетя Луиза.
   - Жалко, здесь нет болота, - сказала Марьяшка. - Я бы  вам  нарвала
травы, я знаю какой.
   - А почему не нарвала заранее? - спросил Олег.
   Марьяна лучше всех в деревне разбиралась в травах.
   - Странный ты, - удивилась Марьяна. - Эту траву  надо  сразу  есть,
пока свежая, как ее сохранишь?
   Ей всегда казалось странным, что другие не знают  того,  что  знает
она.
   - Олежка, - позвал Томас, - пойди ко мне.
   Томас опустился на палатку и поморщился.
   - Опять спина болит, - сказал он, - прострел.
   - Я вам потом потру, - сказала Марьяна.
   - Спасибо, не помогает, - улыбнулся Томас. Он был похож на  ворону,
как рисовал  на  уроках  биологии  Старый.  Темная  птица  с   крупным
заостренным носом. - Слушай, ты помнишь, где я карту  прячу?  Мало  ли
что может со мной случиться.
   - Ничего не случится, - сказал Олег. - Мы же вместе идем.
   - И все-таки рисковать мы не будем. Ты разберешься в карте?
   Карта была нарисована на кусочке бумаги - самой большой ценности  в
поселке. Олег всегда испытывал к  бумаге  особенное  чувство.  Бумага,
даже чистый листок, была колдовским образом связана со знанием. Она  и
была создана, чтобы выразить знание. Бумага была  как  бы  проявлением
божества.
   Томас, заходясь временами в кашле,  заставил  Олега  показывать  по
карте путь к перевалу. Маршрут был знаком, они уже мысленно  проходили
его с Вайткусом и Старым, только, правда, в поселке ощутить суть пути,
расстояние, холод было невозможно - в доме было  тепло,  уютно  горели
светильники, за стеной шелестел дождик...
   Дик принес зайца. Козел  почему-то  испугался  безжизненной  тушки,
умчался к откосу и стоял там, сокрушенно тряся головой.
   - Чует, что его ждет, - сказал Дик. Он бросил  зайца  на  камни.  -
Давайте сейчас его с®едим,  веселее  идти  будет.  И  Томасу  полезно.
Правда, еще полезней горячей крови напиться, я  всегда  на  охоте  так
делаю. Но ты ведь, Томас, не будешь?
   Томас отрицательно покачал головой.
   - Что делаете? Карту смотрите? - спросил Дик.
   - Томас просил повторить на случай, если с ним что-то произойдет.
   - Чепуха,  -  сказал  Дик,  садясь  на  корточки  и  начиная  ловко
разделывать тушку  зайца,  -  ты  еще  можешь  идти.  А  плохо  будет,
вернемся.
   Олег понимал, что Дик не хочет обидеть Томаса. Дик с самого  начала
считал, что Томас может не дойти.
   - Ничего, -  сказал  Томас,  который  ничем  не  показал,  что  ему
неприятен равнодушный тон Дика, - лучше подстраховаться.
   Когда они пили чай - кипяток с корешками, козел подошел  ближе,  но
не с той стороны, где Дик кинул шкурку  зайца,  а  с  другой,  как  бы
отгородившись от шкурки костром  и  палаткой.  Он  тяжело  вздыхал,  и
Марьяна кинула ему несколько сушеных грибов.
   - Вот это лишнее, - сказал Дик. - Грибы нужны нам самим. Может  так
случиться, что мы ничего не найдем. Как обратно идти?
   - Там, за перевалом, есть пища, - сказал Томас.
   - Мы не знаем, есть или уже нет, - сказал Дик. - Глупо погибать  от
голода. А в морозы лучше много есть.
   - В крайнем случае с®едим козла, - сказал Олег.
   - Почему в крайнем? - спросил Дик. - Мы его обязательно  с®едим.  И
скоро. А то еще сбежит.
   - И не думай, - сказала Марьяна, - не надо.
   - Почему? - удивился Дик.
   - Потому что козел хороший. Он вернется с нами в поселок.  И  будет
жить. Нам пора иметь своих животных.
   - Я тебе таких козлов тысячу притащу, - сказал Дик.
   - Неправда, ты только хвастаешься. Не приведешь. Их не так много  в
лесу. И если он не захочет, ты его никак не притащишь.
   - Возьму тебя с собой, ты умеешь со зверями разговаривать, - сказал
Дик и стал резать зайца на равные доли, всем поровну.
   - Я не дам убивать, - сказала Марьяна. - У нее будут маленькие.
   - У кого? - спросил Олег.
   - У козла, - сказала Марьяна, - у козлихи.
   - Так это коза? - спросил Томас.
   - Да, козлиха, коза. Я знаю.
   - Марьяна права, пускай коза  живет,  -  сказал  Томас.  -  Полезно
думать о том, что будет завтра.
   - И еще надо думать, чтобы не умереть сегодня, - сказал Дик.
   - Козу будем подкармливать, - сказала Марьяна.
   - И не вздумай, - сказал Дик.
   - Я свое буду отдавать. - Марьяна упрямо глядела  на  Дика,  острый
подбородок  вперед.  Дик  склонил  голову,  разглядывая  девушку,  как
незнакомую зверюшку.
   Томас поднялся первым и пошел складывать палатку. Его трясло.
   - Может, вернешься? - спросил его Дик.
   - Поздно, - сказал Томас, - я пойду.
   - Подумай, - сказала Марьяна, рассерженная на Дика, - как ты можешь
говорить! Томасу одному до поселка не дойти.
   - Олег с ним может вернуться.
   Это Дик сказал так, чтобы оставить за собой последнее слово.
   - Пора идти, - сказал Томас. -  Если  сегодня  будем  идти  хорошо,
может, выйдем на плоскогорье. В прошлый раз мы увязли в  этом  ущелье.
Снег был по пояс. И метель.
   Томас пошел впереди по широкому ложу  ручья,  который  при  больших
дождях, наверное, превращался в поток, а сейчас лишь чуть-чуть  журчал
по камням, отламывая наросшие за ночь у берегов льдинки.
   Коза сначала бросилась вперед, словно показывала  дорогу,  а  потом
раздумала,  остановилась.  Дик  погрозил  ей  пальцем,  но  тут   коза
вздохнула и побрела за людьми, хотя порой  останавливалась  и  занудно
вопила, уговаривая вернуться.
   Чуть потеплело, снег под ногами начал таять, было скользко, за день
пришлось раз десять перейти ручей, который вился по  долинке,  кидаясь
от откоса к откосу, и ноги у всех закоченели.

        x x x

   Весь следующий день долинка, по которой  стекал  ручей,  постепенно
сужалась, каменные темные стены  становились  круче  и  сходились  все
ближе, пряча ручей в вечную тень. Шум его стал мрачным,  он  отражался
от стен, как в бочке. Было неуютно и страшно -  никто  из  них,  кроме
Томаса, не был раньше в горах, даже Дик потерял всегдашнюю уверенность
в себе, не убегал вперед, все время поглядывал вверх,  словно  боялся,
что на голову упадет камень, и часто спрашивал Томаса:
   - Ну, скоро? Скоро выйдем?
   - К вечеру выйдем, - отвечал Томас.
   Томас, как и все, согрелся, даже вспотел, почти  не  кашлял  и  шел
быстрее, чем вчера. Только иногда хватался за бок.
   - Вы узнаете места? - спросила Марьяна.
   Она  шла  сзади,  подгоняя  козу,  которой  все   это   путешествие
окончательно надоело и которая  часто  останавливалась,  оглядывалась,
будто умоляя Марьяну отпустить ее обратно в лес, на простор.
   - Как тебе сказать, - ответил Томас. - В прошлый раз мы сюда уже не
добрались. А когда шли с перевала  пятнадцать  лет  назад,  здесь  был
снег, дни были короткие, и мы почти не смотрели по сторонам. Мы  тогда
обрели надежду, впервые обрели надежду, но очень устали.  Путь  отсюда
до поселка занял больше недели.
   Дик, шедший впереди, вдруг замер, поднял руку.
   Все остановились. Даже коза остановилась, будто поняла приказ.
   Дик с арбалетом наготове медленно пошел вперед. Нагнулся.
   - Глядите! - крикнул он. - Они в самом деле здесь шли.
   За большим камнем, поблескивая тускло и отражаясь в бочажке  ручья,
лежала чудесная вещь. Она была сделана из белого металла и  похожа  на
сплюснутый шар с белым наростом сверху. К  этой  вещи  был  прикреплен
ремень, так что ее можно было носить через плечо.
   Дик поднял вещь и сказал:
   - На нее, наверное, упал камень.
   - Нет, не камень. Так надо,  -  сказал  Томас,  подходя  к  Дику  и
забирая у него вещь. - Здесь был  привал.  И  кто-то...  Вайткус!  Это
фляга Вайткуса. Вот он обрадуется, когда мы ему ее принесем!
   - Это называется "фляга"? - спросила Марьяна.
   Томас поболтал вещью в воздухе, и все услышали, что внутри плещется
вода.
   - Удобная вещь, - сказал Дик.
   -  Ее  специально  делали  плоской,  -  сказал   Томас,   осторожно
отвинчивая крышку, - чтобы удобнее носить на боку.
   - Красивая, - сказала Марьяна.
   - Я буду ходить с ней на охоту, - сказал Дик.  -  Вайткусу  она  не
нужна. Он все равно болеет.
   Томас поднес флягу к носу и понюхал.
   - Черт возьми! - сказал он. - С ума можно сойти!
   - Что случилось? - спросил Олег. Ему хотелось подержать флягу.
   - Ребята, да это же коньяк! Вы понимаете, это коньяк!
   Коза отошла в сторону и удивленно заблеяла, подзывая к себе.
   Олег подошел, к ней.  В  углублении  за  каменной  россыпью  лежали
грудой металлические банки и маленькие кастрюльки -  такого  сокровища
видеть ему не приходилось.
   - Томас! - позвал он. - Посмотри, что вы еще забыли!
   - Не забыли, - сказал Томас. - Понимаешь, мы  тогда  поверили,  что
выйдем к  лесу,  и  в  последний  раз  поели.  Это  консервные  банки,
понимаешь? Это ненужные консервные банки.
   - Ненужные?
   - Тогда они казались нам ненужными. - Томас  снова  поднес  к  носу
флягу и принюхался. - Я сойду с ума. Это мне снится.
   - Значит, правда, - сказал Дик, - что вы здесь шли. Я иногда думал,
что вы не шли, что поселок был всегда.
   - Знаешь, я сам так иногда думаю, - улыбнулся Томас.
   Он отпил немного из фляги, один глоток, и зажмурился.
   - Буду жить, - сказал он. Закашлялся, но не перестал улыбаться.
   Марьяна собирала консервные банки и складывала  их  в  мешок.  Коза
часто вздыхала, охала, ей банки не нравились. Они были чужими.
   - Да не надо их тащить, - засмеялся Томас. - Не надо! Это же пустые
банки. Если нужно, ты возьмешь их тысячу. Понимаешь?
   - Не знаю, - трезво сказала Марьяна. - А если не найдем ничего, они
нам тоже пригодятся. Не с пустыми руками вернемся. Из этих банок  отец
много всего сделает.
   - Тогда заберешь на обратном пути,  -  сказал  Олег.  Ему  хотелось
попробовать коньяк, который так обрадовал Томаса.
   - А если их возьмут? - спросила Марьяна.
   - Кто возьмет? - спросил Томас. - За шестнадцать лет никто не взял.
Козлам банки не нужны.
   Но Марьяна собрала все банки, даже дырявые.
   Дик сказал:
   - Дай попробовать, Томас. Из фляги.
   - Тебе не понравится, - сказал Томас.  -  Детям  и  дикарям  коньяк
противопоказан.
   Но он протянул флягу Дику.
   "Всегда надо просить, - подумал Олег. - Я  всегда  только  думаю  о
чем-нибудь, а Дик уже это берет".
   - Только осторожно, - сказал Томас, - один маленький глоток.
   - Не бойся, - сказал Дик. - Если  тебе  можно,  мне  тем  более.  Я
сильнее тебя.
   Томас ничего не ответил. Олегу показалось, что он улыбается.
   Дик запрокинул флягу и сделал большой глоток.  Видно,  этот  коньяк
был очень горьким, потому что он выронил  флягу  и  жутко  закашлялся,
схватившись за горло. Томас еле успел подхватить флягу.
   - Я же говорил, - сказал он укоризненно, но без сочувствия.
   Марьяна бросилась к покрасневшему, несчастному Дику.
   - Все горит... - смог наконец выговорить Дик.
   - Вы зачем? - сердилась Марьяна на Томаса.
   Она стала копаться в своем мешке. Олег знал -  искала  снадобье  от
ожога.
   - Сейчас пройдет, - сказал Томас. - Ты же дикарь,  Дик.  Ты  должен
был незнакомую жидкость принимать, как яд, сначала языком...
   Дик отмахнулся.
   - Я поверил, - сказал он. - Понимаешь, поверил! Ты же пил!
   Дик был унижен. Унижений он не выносил.
   - Вот, - сказала Марьяна, - пожуй траву. Это помогает.
   - Не надо, - сказал Дик.
   - Все прошло, - сказал Томас. - Ему теперь уже теплее.
   - Нет, - сказал Дик. Но солгал.
   - Есть еще желание обжечься? - спросил Томас.  -  Как,  мои  смелые
единоплеменники? Кстати, индейцы называли это огненной водой.
   - А потом спивались и отдавали за бесценок землю белым  колонистам,
- вспомнил Олег урок истории.
   - Вот именно. Только те напитки были пониже качеством.
   Томас повесил флягу через плечо. Дик поглядел на нее с  тоской.  Он
бы с удовольствием вылил оттуда проклятый коньяк и налил воды.
   Они расселись по камням передохнуть. Марьяна раздала всем по горсти
сушеных грибов и по ломтику вяленого мяса. Козе тоже дала грибов.  Дик
поглядел неодобрительно, но ничего не сказал. Коза  деликатно  хрупала
грибами, поглядывала на Марьяну, дадут ли еще. Козе в этих местах было
трудно добывать пищу, она была голодна.
   - И вся ваша еда была в этих банках? - спросил Олег.
   - Не только, -  сказал  Томас.  -  Еда  была  в  ящиках,  коробках,
контейнерах, бутылках, тюбиках, пузырьках, мешках и много в  чем  еще.
Еды было, скажу вам, друзья, много. И еще там были  сигареты,  которые
мне часто снятся.
   И вдруг Олег понял, что находка  фляги,  консервных  банок,  следов
подействовала не только на него или Дика. Больше всех изменился Томас.
Словно до этого момента он и сам не очень верил в то, что когда-то был
за перевалом, где едят из блестящих банок и во флягах бывает коньяк. И
этот чужой, но желанный для Олега, чужой и, в общем, ненужный для Дика
мир отдалил Томаса.
   - Пошли, - сказал Томас, поднимаясь. - Теперь я почти поверил,  что
мы дойдем, хоть самая трудная часть пути впереди.
   Они пошли дальше. Марьяна держалась ближе к Дику, она беспокоилась,
не плохо ли ему. У Марьяны есть это качество  -  всех  жалеть.  Иногда
Олега оно трогало, а сейчас злило. Ведь  видно  же,  что  Дик  здоров,
только глаза блестят и говорит громче, чем обычно.
   - Это дверь, - сказал Томас, который шел рядом с Олегом.  -  Дверь,
за которой начинаются мои воспоминания. Ты понимаешь?
   - Понимаю, - сказал Олег.
   - До этого я мог только представлять, -  продолжал  Томас.  -  И  я
совсем забыл об этом привале. Твоя  мать  несла  тебя  на  руках.  Она
совсем выбилась из сил, но никому тебя не отдавала. И ты  молчал.  Дик
орал, понимаешь, как положено голодному и несчастному младенцу.  А  ты
молчал. Эгли все крутилась возле твоей матери, они же были еще  совсем
девчонками, лет по двадцать пять, не больше, и  раньше  дружили.  Эгли
все хотела проверить, живой ли ты, а мать не давала. У нее  ничего  не
оставалось в жизни, только ты.
   Томас вдруг закашлялся, его согнуло пополам. Он  уперся  ладонью  о
каменную стену, и Олег заметил, какие желтые и тонкие у Томаса пальцы.
Дик с Марьяной ушли вперед и скрылись за поворотом.
   - Давайте я понесу мешок, - сказал Олег.
   -  Нет,  сейчас  пройдет.  Сейчас  пройдет...  -   Томас   виновато
улыбнулся. - Казалось бы, я должен руководить  вами,  подавать  пример
подросткам. А тащусь еле-еле... Знаешь, мне показалось,  что,  если  я
глотну коньяку, все пройдет. Это наивно...
   - А вы выпейте еще, - сказал Олег.
   - Не надо. У меня температура. Добраться бы до перевала. Мне  бы  в
больницу - покой и процедуры, а не восхождение и подвиги.
   Часа через два ущелье кончилось. Ручей маленьким водопадом слетал с
невысокого, метра в два,  обрыва.  Но  взобраться  на  него  оказалось
непростым делом. Томас так ослаб, что его пришлось втаскивать  наверх.
Козу поднимали на веревке, и перепуганное  животное  чудом  никого  не
покалечило, отбиваясь тонкими бронированными ногами.
   Было странное ощущение: два дня они  поднимались  узким  полутемным
ущельем, слыша только журчание  воды,  и  вдруг  оказались  во  власти
простора, какого Олегу не приходилось видеть.
   Покрытое  снегом,  с  редкими  каменными  проплешинами  плоскогорье
простиралось на несколько километров, упираясь в стену гор.  С  другой
стороны,  скатываясь  бесконечным  крутым  откосом,  оно  вливалось  в
широкую долину, сначала голую,  каменистую,  затем  на  ней  возникали
точки кустов  и  деревьев,  а  далеко-далеко  к  горизонту  эти  точки
сливались, густея, в бесконечный лес. Там, в четырех  днях  пути,  был
поселок. Правда, его отсюда не разглядишь.
   - Вот тут, - сказал, все еще стараясь отдышаться, Томас, -  тут  мы
поняли, что спасены. Мы шли от гор, какой там  шли  -  ползли,  волоча
больных, замерзая, ни во что уже не веря,  и  внезапно  вышли  к  краю
этого плоскогорья. Оно, как видите, чуть поднимается к краю и  потому,
пока мы не добрались сюда, мы не знали, что есть  надежда.  Шел  снег,
метель... кто же был первым? Кажется, Борис. Ну  да,  Борис.  Он  ушел
вперед и вдруг остановился. Я помню, как он  вдруг  замер,  но  я  так
устал, что не понял, почему он стоит.  Когда  я  подошел  к  нему,  он
плакал, и лицо его обледенело. Видимость в тот день  была  плохая,  но
иногда снежная пелена рассеивалась, и мы поняли,  что  там,  внизу,  в
долине, есть деревья. Значит, есть жизнь...
   Дул ветер, к счастью, несильный, коза  начала  скакать,  резвиться,
радуясь  простору,  подбрасывая  мохнатый   зад,   оставляя   глубокие
треугольные  следы  на  снежной  простыне.  Ос